Глава 8
— Авдотья, ты дома!? — Захлопнув за собой дверь громко сказал человек вошедший только что с улицы. Немного постояв у порога и не дождавшись ответа, он повторил снова: — Авдотья!
— Ну, кто там ещё? — проворчала старая женщина, она выглянула из-за печки, держа в руках большую половую тряпку.
— Ааа, это ты Федот?
— Да я бабка Авдотья я, кто же ещё.
— Да мало ли кто, чёрт его знает, вон стреляют каждый день. Ну, ты проходи в горницу, проходи.
— Хорошо бабка Авдотья, хорошо. — Федот прошёл в небольшую комнату и присел на табурет.
Старушка вышла из чулана, вытерла руки о свой фартук и окинув суровым взглядом революционера спросила:
— Как там Василий Степанович, есть улучшения?
Поймав колючий взгляд Авдотьи, Федот Колесников почувствовал себя немного не в своей тарелке. Он все же понимал, что часть вины произошедшего с председателем лежит и на нём, но всё же старался не подавать виду своего волнения.
— Да с ним все хорошо, врачи говорят, ещё недельку вторую полежит в больнице, и выпишут. А что, он парень-то здоровый, прям всё как на собаке заживает. Нам бабка Авдотья некогда по больницам да госпиталям валяться, мы все же коммунисты и должны далее бороться со всякой контрреволюционной нечистью. Ну да, а как же иначе, иначе нельзя, — добавил Федот.
— Эх, Федот, Федот, сколько же в страхе жить народу, когда же всё это кончится?
— Ничего бабка, наше дело правое и мы эту возможность не упустим, чтобы скинуть этих дармоедов да всяких паразитов с плеч народа. Ведь сколько они нашей кровушки попили, сколько хороших людей сгубили. Хватит! Теперь крестьянин сам себе хозяин, а с колхозом дело пойдёт ещё лучше, вместе оно легче жить будет.
— Да, наверное ты прав, может наступит и лучшее время для крестьянина, не всё будут забирать у него, не последнее зерно, что на посев отложено, да и детей будет чем накормить.
— Что значит забирать, — с удивлением возмутился Федот, — Ты это бабка брось такие слова употреблять. Советская власть пришла не для того чтобы забирать, она жизнь нам новую даёт. Ну да конечно налоги государству платить надо, а как же, без этого нельзя. Ты зачем просила зайти к тебе бабка Авдотья?
— Ой, действительно заговорилась. — Авдотья поставила поближе табуретку и присела напротив Федота.
— Федот, я хотела спросить тебя про Пелагею, что же теперь её не отпустят?
— Пелагею? — Опять удивился Федот. А почему её должны отпустить, она враг советской власти, а врагов должны судить.
— Да что ты Федот, какой же она враг?
— Как это какой, как это какой, она приютила у себя дома бандита! — Федот встал, двинул ногой табурет, прошёлся по комнате в одну сторону, потом в другую скрестив за спиной руки как арестант.
— Как это какой, из-за неё чуть человек не погиб, между прочим коммунист, наш товарищ, который беспощадно боролся вот с такими подонками как её любовник!
— Да какой любовник, что ты говоришь, ведь когда-то давно дружили их семьи, только семьи, понимаешь?
— Понимаю, я всё понимаю, вот следователь и разберется, а затем будет суд и он определит справедливое наказание за такую дружбу, а может и не только дружбу, а что-то посерьёзнее, к примеру, бандитский заговор против советской власти!
— Эх, Федот, Федот, какой заговор, она же девчонка совсем, — Авдотья встала и подошла к окну. Несколько минут стояла тишина. Старушка смотрела на деревенскую пустынную улицу, а Федот сел на стоящий табурет, с которого только что встал, достал папиросу и закурил. В доме запахло табачным дымом, который стелился по всей горнице.
— Что же, действительно ничего нельзя сделать? — Повернувшись к Федоту спросила старушка.
— Сделав очередную затяжку, Федот поднял голову и посмотрел на Авдотью.
— Нет, ею занимаются следователи. Всё зависит от них и от решения народного суда.
В правлении колхоза была полная тишина, за исключением шума печатающей машинки, которая её изредка нарушала. Изредка потому что, толком с таким устройством работать никто не мог. Но все же, если приходилось написать бумагу в виде машинописного текста, то за это дело брался местный счетовод Анисимов Петр Данилович. Нажимая только одним пальцем на клавиши клавиатуры, он долго думал и рассматривал символы, чтобы нажать на следующий. Навыков в машинописи у него никаких не было, поэтому чтобы напечатать один лист, уходило много времени.
— День добрый, Петр Данилович!
— А-а-а, ты чего Митяй опаздываешь, я ещё когда за тобой посылал? — Анисимов встал из-за стола и подошёл к парню.
— Колхоз тебе такую честь оказывает, а ты к этому относишься не уважительно, опаздываешь.
— Извини дядь Петь, вину признаю свою, исправлюсь,— с улыбкой ответил парень.
Анисимов аккуратно вытащил лист бумаги, на котором только что печатал и опять подошёл к Митяю.
— Вот, это твоя командировка в райцентр на курсы трактористов. Поедете вдвоём с Фёдором, с сыном Герасима, понял?
— А чего ж не понять-то, понял. А когда едем?
— Так завтра и поедете, прямо с астраханским с Ломовиса.
— А вот и наш герой! — Раздался звонкий голос.
Митяй повернулся и на пороге увидел Готмана. А рядом с ним стоял Колесников Федот.
— Ну вот, скоро в нашем колхозе появятся специалисты механизаторы. В ближайшее время получим два новеньких трактора, и заживёт наш колхоз, а товарищи! — С улыбкой сказал Готман.
— Да, уж прям и не верится, — ответил Анисимов.
— Ничего, ничего Петр Данилович, все только начинается, — добавил Готман.
— А ты не подведи нас, осваивай технику как следует, учись, вникай, да смотри там с местной шпагой не свяжись, а то я знаю вас молодёжь! — С улыбкой обратился Готман к Митяю.
— Что вы Севостьян Емельянович, это не для меня со шпаной общаться, а вот техника мне по душе.
— Ладно, ладно знаю, это я так для профилактики.
— Ну что Федот, — обратился Готман к Колесникову, — Давай-ка проедемся к коровникам, посмотрим как там дела.
Рано утром Митяй и его друг, односельчанин Фёдор отправились на станцию Ломовис к проходящему поезду.
Станция находилась не очень далеко от села, всего четыре с половиной километра. Дорога проходила вдоль насыпного вала, в котором была закопана труба снабжающая водой паровозы на станции. Вал тянулся от водокачки и до самой станции Ломовис.
Лошадь лениво тянула сани, снег под полозьями поскрипывал, Герасим, слегка подергивая вожжи, покрикивал на животное.
— А ну, пошла! Спишь на ходу, окаянная. А ну вперёд!
Они выехали из деревни на выгон, затем спустились в яругу и поднимались вверх по крутому подъему до самого вала. Лошади совсем стало тяжело и она, фыркая ноздрями, стала оступаться. Тогда ребята слезли с саней и стали помогать преодолеть животному крутой подъём.
— Надо было в объезд поехать, в объезд, все равно ещё времени остаётся много, — не совсем внятно тараторил Герасим, как всегда пытаясь найти виновного в своих просчётах.
— Эх, в твою тарабань, а ну пошла! — Опять он закричал на лошадь, как будто она во всём была виновата.
Оставалось всего несколько метров до ровного поля и совсем близко до дороги, идущей до станции.
— А ну окаянная давай, давай ещё немного осталось, — разговаривая с лошадью, Герасим прихлёстывал её вожжами по заднему месту. Тем временем ребята изо всех сил толкали сани, вперёд оступаясь и падая в снег, затем вставали и толкали снова.
Ну вот, ещё чуть-чуть, ещё немного и через мгновение сани стояли на ровной поверхности. Лошадь тяжело дышала, а ребята повалились на мягкую солому, расстеленную в санях.
— Молодец, молодец, — Герасим холодной ладонью поглаживал лошадь по морде. — Не подвела. — Он поправил уздечку, подтянул чересседельник и только собрался сесть в сани, как тут же опять забранился:
— Эх, в твою тарабань! Ну и день сегодня начинается, ну и день! Чёрт тебя побери.
Сидящие парни в санях с удивлением смотрели на Герасима и ничего не могли понять.
— Что случилось, дядя Герасим? — Спросил Митяй.
— Да уж случилось чёрт тебя побери, вон оглобля надломилась. Когда же она проклятая могла сломаться, ума не приложу.
Он ещё раз осмотрел надломанную слегу и опять выругался:
— Вот не везёт, так не везёт в твою тарабань! Но ведь не назад же ехать.
Герасим задумался, он перебирал одну мысль за другой, ведь здесь на морозе долго не простоишь, надо что-то делать. Но всё же выход нашёлся, он достал из саней верёвку, которую забыл оставить в конюшне и возил с собой несколько дней, приложил черенок от лопаты к оглобле и стянул верёвкой. Конструкция получилась удачной, оглобля держалась и с этой времянкой вполне можно было ехать дальше. Только вот из-за этой поломки они потеряли очень много времени и могли опоздать на поезд. Но если прибавить ходу, то к проходящему поезду они вполне успевают, да и дорога вдоль вала вроде бы ничего, ехать можно и они отправились дальше.
Проехав чуть больше двух километров, они остановились. Вдалеке, прямо на их пути стояли два всадника.
Они стояли в том месте, где протекал небольшой ручей, который назывался Хопёр. Большие кустарники росли вдоль ручья, а около дороги, где вода стекала в глубокую яругу, была небольшая рощица.
Они стояли довольно далеко, но всё же при яркой луне было отчётливо видно, что всадники кого-то ждали, то выезжая на дорогу из рощицы, то обратно в ней скрываясь.
— Это кто ж такие? — почти шёпотом спросил Фёдор.
— Не знаю, — коротко ответил Герасим.
Но тут оба всадника остановились, как будто издалека рассматривая гостей. Постоянно показывая в их сторону руками, они явно что-то обсуждали.
— Здесь что-то не то, а ну-ка Фёдор достань из саней ружьё, там и патронташ с патронами лежит, тоже доставай, — скомандовал Герасим и стал разворачивать лошадь назад, — я чувствую, что здесь явно что-то нехорошее затевается.
Когда Герасим выезжал из деревни в поле, он всегда брал с собой охотничье ружьё. Старая одностволка не один раз его выручала. Кабаны встречались очень часто, особенно там, где имелись посадки деревьев вокруг поля. Подъезжал он к стогу соломы, а там их целое семейство, сначала один выбежит, посмотрит на тебя, клыки свои покажет, а затем ещё несколько выбегают. Конечно, жутковато одному было, да ещё лошадь шарахалась из стороны в сторону с испугу. Вот здесь ружьишко и пригодилось, достаточно сделать один выстрел вверх и побежало семейство кабанов прочь, да только снег из-под копыт летел. А бывало ещё пострашней, когда на тебя выбегали не кабаны, а волки. Вот от них можно ожидать что угодно, голодный волк или ещё хуже стая волков могла наброситься в любой момент на лошадь, да и на хозяина тоже, были и такие случаи.
Как только Герасим развернул лошадь в обратную сторону, он услышал позади раскатистый выстрел, а когда обернулся, то увидел тех двоих всадников, которые быстро к ним приближались.
— Федор! Федор! Стреляй! — Что было сил, закричал Герасим.
— А ну милая давай, выручай! — Герасим хлестнул вожжами лошадь. Она дернула сани и галопом понеслась по заснеженной дороге. Следом он вновь услышал выстрел, а когда оглянулся, то преследователи были уже ближе. Но тут Фёдор выстрелил в ответ, от громкого хлопка лошадь испугалась и помчалась ещё быстрее.
— Кажется, я понимаю, кто за нами гонится и скорее всего им нужен я, а ну-ка Федор дай мне ружьишко, — попросил Митяй. Он взял ружьё, быстро вставил патрон в ствол, взвёл курок и выстрелил.
— А-а-а, не понравилось! Не ожидали такого ответа, тогда получайте ещё, — как только Митяй вытащил стреляную гильзу из ствола, Федор уже держал патрон наготове, секунды и опять выстрел.
— Ну-у, давайте подъезжайте поближе, подъезжайте. — Кричали друзья. Быстро перезаряжая ружьё, они палили по преследователям.
— Давай родимая, давай, ещё немного осталось, вон уже деревня видна, выручай! — Кричал Герасим.
Но старая лошадь не могла бежать быстрее, она часто и глубоко дышала, постоянно фыркая.
Всадники тоже стреляли, но все же расстояние было большим, чтобы попасть, да и на полном скаку это очень тяжело сделать. Они немного отстали и попытались нагнать со стороны, но старенькое охотничье ружьё не умолкало, ребята палили из него как из пулемёта и близко недругов не подпускали.
— Фёдор, сколько патронов осталось? — Крикнул Митяй.
— Да где-то с десяток, остальное всё расстреляли! Я думаю должно хватить, вон деревня уже рядом, туда они не сунуться.
Действительно бандиты стали отставать, и в скорости совсем исчезли. Лошадь тоже остановилась, у неё появились сильные хрипы. Герасим гладил её, успокаивал, но она стала слабеть, передние ноги подкосились, затем подкосились и задние, животное свалилось на бок. Ещё несколько минут она тяжело дышала, затем дыхание прекратилось, и настала смерть.
Герасим от неё не отходил ни на шаг, он её гладил и разговаривал, уткнувшись головой в её морду. Затем он встал и ещё долго стоял, склонив голову, и вытирал слезу, как перед другом и героем.
Митяй и Фёдор стояли, молча склонив головы. Им было тоже тяжело и очень жаль это животное, которое в последние минуты спасло им жизнь.
Но Фёдор все же не выдержал и спросил:
— Слушай Митяй, ты сказал, что понял кто эти люди, эти бандиты, так все-таки кто они?
— Да я сразу понял, как только увидел этих всадников, а когда они стали нас обгонять со стороны поля, то мои подозрения подтвердились, один из них был мой брат Илья.
http://proza.ru/2021/06/22/214