Страшная тайна Симонова Жди меня, и я вернусь 3

Александр Фильцер
     ПРОДОЛЖЕНИЕ. Начало:
1) http://proza.ru/2021/04/30/1463  и
2)  http://proza.ru/2021/05/19/1585

  © Copyright: Александр Фильцер, 2021
  Свидетельство о публикации №221071301399
  Любой вид копирования текста запрещен.
  Можно указывать адрес ссылки: http://proza.ru/2021/07/13/1399
 
            Страшная тайна поэта Константина Симонова:
             «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди».               
         Повесть-воспоминание и повесть-исследование.

     *
     Послевоенный 1946. Год голодный и холодный, в разрушенной и нищей стране. Вот как описывает Ольга Ивинская, любовница Пастернака, главного редактора «Нового мира», с которым она тогда работала. «Новый редактор вошел к нам, опираясь на толстую трость, в пижонской лохматой кепке. Модное симоновское пальто американского покроя... На пальцах нового редактора красовались массивные перстни. Вероятно, под его вкус заработал и роскошный темно-красный вестибюль с аляповатыми золочеными карнизами. Симонов – мечта всех московских женщин, себе адресующих его знаменитое «С тобой и без тебя», – красиво грассировал, обладал пышной шевелюрой с бобровой сединой, ходил в мешковатом и модном американском костюме и принимал с удовольствием и союзников, и недавних своих фронтовых друзей. Для него для первого был отделан великолепный кабинет, мы же – завы – пока отдельных не имели… сидели одно время рядышком в глубине вестибюля…»
     *
     Сам Сосо Джугашвили был абсолютно безродным человеком, и ему льстило, что русские дворяне заискивают перед ним, ищут покровительства и безудержно восхваляют. Родители Сосо родились в семьях крепостных крестьян. Его отец, Бесо, сапожник и алкоголик, бросил семью и погиб в пьяной драке, напоровшись на чей-то нож. Мать, Кеке Геладзе, была прачкой и поломойкой. «Я работала поденно и воспитывала сына. Трудно было. В маленьком темном домике через крышу протекал дождь и было сыро. Питались плохо».
     Когда маленького Сосо крестили, то поп заметил у него на ноге сросшиеся пальцы. «Это плохой знак, - сказал он Кеке. - Назови сына именем большого праведника». И предложил имя Иосиф.
     Йосэф, сын Яакова, был оторван от семьи, жил с чужим народом в чужой стране, стал вторым лицом после фараона и обладал в Египте большой властью. То ли осетин, то ли грузин Джугашвили, названый в честь библейского Иосифа, в чем-то, и правда, повторил его судьбу. Он тоже оставил родную Грузию, жил в холодной России в среде чуждого ему народа и обладал неограниченной властью. Только Йосэф старался делать добро, спасал Египет от голода, а помеченный нечистым Сосо всю жизнь творил и множил зло, убивал без счета и морил голодом целые народы.
     *
     1991 год, последний год существования Советского Союза, государства, которое просуществовало всего 74 года. Генпрокуратура и МВД предоставили Верховному Совету РСФСР данные о числе пострадавших от безумной власти за годы правления Джугашвили. Тех, кто были арестованы, приговорены к лагерям принудительного труда, расстреляны, раскулачены, сосланы или выселены, умерли с голоду и т. д. Всего таких граждан СССР насчитали около 50.000.000. Прибавьте к этому преследования, которым подвергались члены их семей. Цифры эти были несколько завышенными, так как некоторые попадали под репрессии по нескольку раз. Например, поэта Мандельштама посчитали два раза: ссылка в Чердынь, а затем в Воронеж, 1934-1937, и пять лет лагерного срока с 1938. Художник Гершов в 1931 году был сослан, потом воевал, а после войны отбывал новый срок с 1948 по 1956.
     С 1941 по 1945-й СМЕРШ, госбезопасность и суды арестовали и осудили 994.300 красноармейцев. 428.000 отправили в штрафбаты, 403.000 в лагеря, 153.000 расстреляли, то есть сами расстреляли солдат и офицеров из которых можно было составить десять дивизий Красной армии. В том числе были арестованы 101 генерал и адмирал. 12 из них умерли под пытками, 81 расстреляли или отправили в лагеря, 8 оправдали. 80 лет прошло с начала войны, но значительная часть архивов все еще остаются засекреченными для историков и для народа.
     Власть имущие панически боятся своей собственной истории.
     *
     Интересная для психоаналитика деталь. Историкам известны 32 псевдонима Сосо. Он под ними скрывался или подписывал свои статьи, письма и записки. И. Бесошвили, Нижерадзе, Чижиков, Иванович, Василий, Гилашвили, Сосели, Давид, Меликянц, Чопур, а также К. Като, К. Стефин, Коба Иванович, Коба, К. Солин, К. Сталин, К., К.С., Ко., К. Ко., Товарищ К., С-н. К, Ст. К. и другие. Половина псевдонимов с заглавной буквой «К» - первой буквой имени матери, которая его жестоко избивала. Или эти «К» от его любимого псевдонима Коба?
     *
     Симонов, конечно, не был всю жизнь убежденным сталинистом. Он был конформистом, как и многие другие прогибался под бесчеловечной властью и получал от этого значительные дивиденды. Позже он писал о «Деле врачей»: «Членов и кандидатов в члены ЦК (а он был кандидатом в члены ЦК КПСС с 1952 по 1956), знакомили с документами, свидетельствующими о непосредственном участии Сталина во всей истории с «врачами-убийцами», а также с показаниями арестованного начальника следственной части Министерства государственной безопасности о его разговорах со Сталиным, о требованиях Сталина ужесточить допросы… Были там показания и других лиц, всякий раз связанные непосредственно с ролью Сталина в этом деле. Были записи разговоров со Сталиным на эту же тему… Чтение было тяжкое, записи были похожи на правду и свидетельствовали о болезненном психическом состоянии Сталина, о его подозрительности и жестокости, граничащих с психозом». 
     Но написать после того, что произошло «записи были похожи на правду»?
 
                И. Г.
     Опять готов служить Сатану,
     резать овец и стричь баранов,
     готов уродовать Россию,
     Коба Адольфович Ульянов.
         
     *
     Бывало, что тетя Нина и тетя Ашхен сорились. Например, Нина говорила: «У Евтушенко есть гражданская позиция, а у твоего гитариста нет!» «Неправда, - возражала Ашхен. - У него тоже есть!» «И какая у него позиция? Троллейбус, ресторан, женщины?» «Что ты от него хочешь? Он ведь в конце концов грузинский мужчина!» Когда аргументы иссякали, то тетя Ашхен говорила: «Что ты от него хочешь? Он ведь в партию вступил». Но Нина была непреклонна.
     На этом они окончательно разругались. Нина ее обидела, и некому стало научить меня играть на гитаре.
     Правда гитары у меня тогда тоже не было.
     *
Что-то я не припомню таких холодов!
Это, щеки надувши, Борей
гонит воздух холодный от полярных кругов,
но тепло нам в квартире твоей.

Освещает торшер потолок и ковер,
в твоей спальне стоит тишина,
а мерещится дальний ледовый простор –
город стужею сводит с ума.

Мы живем на просторах великой страны.
Ненадежный московский уют
охраняют покуда четыре стены,
где нас холод и снег не убьют.

Если мы не замерзнем, не выдаст Господь,
если мы доживем до весны –
я, как сказку, рассказывать стану тебе
наши долгие зимние сны.
      (Стихотворение впервые было опубликовано в книге А. Фильцера «Предновогодний романс», изд. «Прогресс-Традиция», Москва, 1998).
     *
     Кирилл Симонов узнал о бесчинствах власти еще учась в школе. В 1920-х то одного, то другого человека из их окружения арестовывали. Арестовывали ни за что. В 1930-х сделалось еще страшней.      
     В 1927 году двенадцатилетний Кирилл видел, как проводили обыск у двоюродной сестры отчима и ее мужа, парализованного генерал-лейтенанта царской армии Евгения Лебедева. Кириллу в это время приказали сидеть на стуле «все, вместе взятое, осталось в памяти как что-то долгое и тягостное», напишет он впоследствии.
     В 1931 добрались и до их семьи, которая тогда жила в Саратове: «в десять часов к нам в дверь постучали. Мать была нездорова, болела, лежала с небольшой температурой. Отчим открыл дверь… Мне никогда не приходило в голову, что это может быть у нас, но это было у нас дома происходил обыск. Я зажег свет, вскочил босиком с постели и увидел троих незнакомых мне людей…» Обыск продолжался до утра, отчима, бывшего полковника Русской императорской армии Александра Иванишева, увели, а семью выселили. «Командир и комиссар школы (в которой отчим преподавал курсантам военные науки) распорядились немедленно выселить семью арестованного комбата А. Г. Иванишева из занимаемого ею казенного помещения». 16-летний Кирилл и его мать, княжна Александра Оболенская, оказались практически на улице.   
     «Тюрьма, в которой сидел отчим, была на одной из улиц где-то недалеко от центра города, свиданий с ним не давали, потому что он находился под следствием, но передачи принимали - два раза в неделю. Через четыре месяца отчим вернулся». Оставаться в Саратове стало опасно, и семья уехала в Москву.
     В 1935 трех теток Кирилла, родных сестер его матери, княжон Людмилу, Дарью и Софью Оболенских, арестовали и выслали в Оренбург. В 1937 их вторично арестовали уже в ссылке. Тетю Софью, которую он очень любил, расстреляли 25.10.1937 за то, что она была дворянкой. Парализованная тетя Дарья умерла в тюрьме в 1938. Людмила в возрасте 80 лет вернулась в Москву в 1955 и в этом же году умерла.
     Родной брат матери, бывший губернатор Курской, Харьковской и Ярославской губерний, убежденный монархист, князь Николай Оболенский, сумел убежать от большевиков и жил в Париже.
     *
Каждый из нас имеет право
только на рабский труд,
а на ночь зэков, словно скотину,
в холодный барак запрут.

Ветер на струнах колючей проволоки
отыграет отбой.
Прожектор будет обшаривать зону,
словно ушлый блатной.
                А.Ф.
     *      
     Понятно, как в семье Иванишевых-Оболенских могли относиться к «советской» власти, раскидавшей по миру и уничтожившей большую семью дедушки и бабушки поэта Симонова - князя Леонида Оболенского и его жены Дарьи Шмидт.
     Все это я пишу для того, чтобы был понятен тот исторический пейзаж, на фоне которого Кирилл написал, ставшее знаменитым, «Жди меня».    
     *
Может быть, ты еще помнишь страну,
канувшую как иголка в стогу,
к северу. Приметы: вышки, лагерь, балет.
Рост. Размер обуви.
Отпечатки пальцев на карте мира.
Но в которую ты уже никогда
не возьмешь билет, 
потому что прошлое, как и будущее,
невозвратимо.
          А.Ф.
     *
     Поэт Симонов был высокопоставленным советским чиновником и по своей должности обязан был участвовать в тех подлостях и мерзостях, которые тогда совершались.
     В марте 1953 года в Москве на улице Воровского в бывшем особняке князя Святополк-Четвертинского, который был передан под размещение Центрального дома литераторов, состоялось заседание Союза писателей по делу сотрудника «Литературной газеты», инвалида войны Рудольфа Бершадского. Его обвиняли в том, что, будучи заведующим отдела фельетонов, он скрыл и не передал для публикации в газете грубые антиеврейские тексты.
     О том, как проходили это заседание, рассказал писатель Григорий Свирский в своей книге «На лобном месте».
     Рудольф Бершадский «был во время войны командиром артиллерийской батареи. Прошел со своими пушками от Сталинграда до Берлина. Глуховат от контузии. Изранен. В теле осталось несколько десятков осколков. Вся грудь в боевых орденах».
     Ведущий заседание Константин Симонов: «Да, Бершадский действительно храбро воевал. Сам подбил несколько танков... Военные газеты писали о его доблести. Знаю! Храбро воевал, да! Но... за какие идеалы?! Идеалы у Бершадского были, конечно, «космополитические».    
     После выступления Симонова героя-фронтовика арестовали прямо в зале. Это происходило первого марта, а пятого числа объявили, что «кремлевский горец» умер. Бершадского освободили через полгода "за отсутствием состава преступления".
     Через какое-то время Рудольф Бершадский посетил лекцию о литературе, которую читал Симонов. Он сел в первом ряду. Симонов, увидев его, сильно занервничал. «Симонов побледнел, отпил воды, стараясь, чтоб зубы не стучали о стакан…»
     Из песни, как говориться, слова не выкинешь. Такие подлые были тогда времена. Впрочем, не только тогда…
     *
     «В Санкт-Петербурге нет аристократов, а есть только холопы».               
                Михаил Бакунин, 1845
     «Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу - все рабы».
                Николай Чернышевский, 1861
     *
     Литератор Доба Каминская, живущая сейчас в США, несколько иначе цитирует эту часть выступления Симонова: «Воевал, конечно же, за идеалы сионизма. Космополитизма. Он воевал за Ротшильдов, Рокфеллеров, за реакционное еврейство. Бершадский - враг русского народа. И должен понести наказание по всем статьям».
     А про то, что случилось после освобождения Бершадского на лекции о литературе, которую читал Симонов, она добавляет такие подробности: он подошел к Симонову и изо всей силы ударил его костылем в лицо. Тот упал. А когда поднялся, то сказал: «Не надо милиции, мы с товарищем Бершадским друг друга поняли».
     «Я тебе не товарищ. Ты ничем не отличаешься от наших врагов, с которыми мы воевали. Я фашистам товарищем не был. И никогда не буду», - будто бы ответил ему Бершадский.
     Но источник, откуда Каминская взяла эти добавления, она мне после долгой переписки так и не назвала.
     *
     Первой женой Симонова была еврейка из Одессы, писательница Наташа Гинзбург.
     Второй, еврейка из Орши, филолог и литературный редактор Женя Ласкина.
     Третьей, украинка, актриса Валя Серова (Половык), которая, как поговаривали, наставляла мужу рога с маршалом Рокоссовским.
     И, наконец, четвертой, искусствовед Лариса Жадова, дочь генерала армии А. Жадова (Жидова).
     *
Утро красит нежным цветом
командирский унитаз –
мусора встают с рассветом,
охраняет вохра нас.

Паровой грохочет молот,
заглушая стон людей, –
это бьется на промзоне
сердце родины моей!
    А.Ф. 2010-11

     ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ