ГЛАВА 4.4
Ещё в первый день общения мы коснулись фильма «Угрюм Река». Фильм был снят на Свердловской киностудии, наверно, в 1968 или 1969 году. Я смотрел его, будучи ещё мальчишкой. Смотрел вместе с любимой тёткой. Она комментировала непонятные для меня моменты. Я был без ума и от сюжета, от игры артистов.
Когда Таня поставила мне первый раз горчичники, присела рядом и смотрела на меня. И вдруг Таня озарилась:
— А ты не читал «Угрюм реку»? Хочешь, я тебе вслух почитаю? У меня есть эта книга.
Не дожидаясь ответа, она упорхнула к себе в комнату и уже через пару минут вернулась обратно, держа в руках четыре тома.
— Будем читать по очереди! Один устал, другой читает. Здорово я придумала! Но больше я буду. Ты болеешь, кашляешь и нельзя тебе глаза напрягать, — Таня быстро распределила обязанности.
— А для начала, давай-ка чайку с малиновым вареньем, — распорядилась Таня и ушла на кухню.
Вернулась. Уходила-то всего на пару минут, а для меня будто вечность прошла. Сняла с меня горчичники.
— Анна Фёдоровна, садитесь с нами чай пить, я уже налила вам, позвала Таня бабушку из соседней комнаты.
Таня сказала, что она уже прочитала несколько глав, но с удовольствием перечитает их снова.
После чая Таня велела мне укутаться покрывалом. Поправила его на груди.
— Виталь, держи тепло, прогревайся.
Таня начала чтение. Как оказалось, чтец она была превосходный. И так задорно читала про Ибрагима! Мы вместе смеялись до слёз. Перелистывалась страница за страницей.
Бабушка пристрастилась слушать, как Таня читает. Видимо, бабусе понравилось произведение. Даже реплики вставляла.
— Виталь, а я не ожидала, что ты так хорошо читаешь. Ты часто читаешь вслух? — спросила Таня.
— Когда я учился в третьем и четвёртом классе, ходил в продлёнку. Во время прогулки в парке, когда было тепло, мы читали вслух книжки, которые нам приносила наша учительница. Я был одним из лучших чтецов. Девочки-отличницы очень хорошо читали. Когда-то был в лагере, и был я лучим сказочником в нашем отряде. В школу когда пошёл, то только длинные слова по слогам читал. Мама говорила, что я бегло уже читал. А теперь вслух читать приходится, только если на литературе заставят.
Я, конечно, непоправимый дурак. Опять я ляпнул, то о чём можно было промолчать. Таня с милой улыбкой смотрела на меня, как на ребёнка. И в тоже время мне казалось, что она готова чмокнуть меня в щёку. Общение с Таней чем-то напоминало общение с моей тёткой в те времена, когда я ещё учился в начальных классах.
Уже был отложен прочитанный первый том. Казалось уже, что мы сами окунулись в события, будто бы находились в самой гуще. И, разумеется, нашли своих героев.
Конечно, Таня — в образе Анфисы. Мне ничего не оставалось, как войти в образ Прохора. Но по ролям мы не читали.
Каждому пришлось прочитать монологи наших главных героев, где они говорили и размышляли друг о друге. Приходилось читать о любви.
Казалось, что всё это происходит между нами, будто устами героев романа говорим, да только не свои слова. А когда же общаемся друг с другом, почему-то, не в состоянии найти своих слов любви. Правда, это меня касалось.
В романе тоже есть героиня по имени Таня. Тане выпало читать сцены, когда Прохор купался в реке, а героиня Таня в шутку спрятала его одежду, и тот оказался совершенно голым. Таня читала самые щекотливые моменты этой сцены, и щёчки её порозовели. Зато я накраснелся на полжизни вперёд. Конечно, Таня всё это видела и прекрасно понимала моё состояние и моё отношение к ней.
Я тогда ещё не знал женщин, но чувство созревающего мужества стало беспокоить меня всё чаще и чаще, после того, как в душе моей поселилась Таня. Тогда я впервые представил Таню обнажённой. Перед глазами встала картинка, когда она открыла утром шторы и стояла в лучах солнца. В лучах яркого солнца платьице её стало прозрачным, и я полностью увидел её стройные ножки.
Она читала, а я смотрел на неё и мысленно раздел глазами. Таня перехватила мой взор и покраснела ещё сильнее. Смутилась. У меня тоже заполыхали уши.
Пиковым было чтение страниц, когда Прохор и Анфиса ночевали в охотничьем домике и пили наливочку.
Я влюблялся в Таню всё больше и больше. Уже и болезнь прошла. На полку поставлен последний прочитанный том «Угрюм реки». Правда, читали мы не совсем добросовестно. Часть романа мы всё же пропустили. Пропускали главы о растущей политической сознательности, недавно зародившегося пролетариата. Пропускали про маёвки и забастовки. Потому четырёхтомник прочли, что называется — галопом.
А осадок от финала романа у меня остался очень тяжёлый.
Телевизор мы починили. Таня в очередной раз зашла ко мне.
— Виталь, включай свой телевизор, — сказала Таня.
Я включил. Всё было нормально, но через три минуты на экране была только белая горизонтальная полоса посередине экрана.
— Кадровая развёртка не работает, — сказала Таня.
Я не буду описывать тот восторг, который я испытал в тот момент. Я впервые видел девушку, которая разбиралась в устройстве телевизора. Через два дня нужную лампу Таня принесла с работы. Кто-то из сотрудников ей дал. Всё заработало.
Так проходил день за днём. Оставалось мне только признаться! Я не сомневался, что Таня всё прекрасно давно поняла. Наверно, кот Яцек уже понял. Но я боялся и оттягивал время. Я боялся получить отказ. Даже представил, как это будет:
— Виталик, синеглазенький. Ты ещё очень молод. Ты встретишь ещё свою девушку.
Да ещё про Олю напомнит.
Ну, как-то так! Отказ, безо всякой надежды! Даже ждать не будет, когда я подрасту. Это тебе не песенка про студентку-практикантку педагогического института, которая согласилась подождать, пока мальчишка-десятиклассник, который признался ей в любви, дорастёт до совершеннолетия. Кстати, студентка-практикантка в песенке тоже по имени Таня. Читатель должен помнить этот «вечный дворовый шлягер». Сам пел. Его и сейчас нет-нет, да и услышишь где-нибудь во дворе.
А мы опять рассказывали каждый о себе. Спорили…. Соглашались…. Я поделился своей мечтой стать военным лётчиком. Потому, ради этого, учусь хорошо и форму спортивную держу. Таня, я заметил, проигнорировала мои мечты о небе. Но зато с укором сказала:
— А выпивать с Толяном по сараям и подъездам — это тоже поддержание спортивной формы? А тройки твои! С тройками ты не поступишь.
Мне стало очень неудобно. Я покраснел. Оправдываться я не стал, хотя с того момента, когда вместо объяснения в любви, я пообещал больше не пить с Толяном и правда, не пил больше. Но если честно, то случая не было, и с Олей я тогда время проводил.
— Таня, а откуда вы знаете, что его Толяном зовут?
— Бабушка твоя рассказывала. Удивляюсь, говорит: «Странная, у них дружба. Тот-то старше. Года два тому назад дрались всю зиму. Соседи их за сараями видели. Виталька с распухшей мордой ходил. Подерутся, а потом друзьями в обнимку опять во двор возвращаются. Спрашиваю у Витальки, что не поделили, так молчит».
Таня вопросительно смотрела мне в глаза.
— Но я видела летом, что вы друзья. Похоже, твой Толян тебя очень уважает. Тогда как понять то, о чём бабушка рассказала мне?
Пришлось рассказать Тане об условия первоначальной жизни в элитном посёлке. И о просьбе помощи у Толяна.
— Да, Виталя, не завидное положение у тебя. А сейчас как? — Таня сочувственно смотрела мне в глаза.
И опять мне показалось, что было у неё желание обнять меня и приласкать, пожалеть. Но отогнал эту мысль.
— Теперь всё хорошо. Сам кому угодно… — я чуть не выматерился, вовремя оборвал себя.
Стало не удобно за намерение сматериться и будто бахвалюсь.
— Таня, это — правда, теперь всё нормально. Я не вру и не хвастаюсь.
Рассказал Тане, что и раньше я умел драться, да только не люблю я это дело, что тактика у меня страдала. И что дрались в Заречном по диким правилам.
Таня сочувственно смотрела на меня.
— Я сразу заметила, что добрый ты мальчик. Ещё во дворе тогда. Я гожусь тобой, что ты справедливый и смелый.
Да уж! Нашла смельчака, сказать ей о любви боюсь. И странно: перед кем же она гордится мной? Ну, точно, за ребёнка меня считает. А потому, молчать мне надо и ничего не говорить ей про свою любовь.
Засыпая в тот вечер, крутилась в голове фраза о добром мальчике. И стало грустно. Значит, так она меня и воспринимает. Дитё я для неё. Играет от скуки. Не стоит и признаваться. И не ставить Таню в неудобное положение. Ведь ей придётся отказать. А вдруг у ещё и слёзы потекут. Она добрая, тактичная — трудно ей будет меня выслушивать. Я уткнулся лицом в подушку и уснул.
продолжение:
http://proza.ru/2021/08/18/524