37. Кровь и плоть http://proza.ru/2021/10/10/717
На пороге полуземлянки девушек встретили Узум и притихшая, на глазах повзрослевшая Ильнез. Дамира бросилась к матери.
- Ну, как он?
- Ногу отняли по самое бедро. Бредит. Меня не узнал. Что же теперь будет?
- Все уладится, матушка, - дрогнувшим голосом произнесла девушка. - Мы его выходим.
Они вошли в свой закуток. Здесь было жарко и душно. Шартой, разметавшись, лежал на кровати. Он не стонал, но что-то невнятно бормотал про себя.
- Дайте ему напиться, - сказала Дамира.
Вдвоем с Камосой они приподняли старика, а Ильнез поднесла к спекшимся губам отца ковшик теплой, мутноватой воды. Шартой сделал несколько жадных глотков и забылся тяжелым сном.
Поздно вечером пришел Алтун. Голова его была перевязана. На рукаве фуфайке темнело пятно крови. Он обнял мать и подсел на краешек кровати к отцу. Некоторое время смотрел на его потемневшее, заросшее седой щетиной осунувшееся лицо и покачал головой.
- Как там дела на стенах? – спросила Дамира. – Продержимся?
- Мы постараемся. А там, как боги решат. Кунов видимо-невидимо. И откуда эту нечисть к нам принесло? – он покосился на Камосу. Она молча сидела на сундуке и перетирала в ступке лекарство для мази, которую лекарь приказал прикладывать к ране, чтобы вытягивать гной и не допустить заражения. – Со всей степи к нам собрались. Ах, если бы знать, что хакан со свежими силами на подходе… Да только, где теперь хакан? Ему не до нас. Судя по числу пленных, новое войско он соберет не скоро.
Все замолчали, а потом стали укладываться спать. Узум с младшей дочерью легли на полу, чтобы не тревожить мужа. Девушки устроились в своем уголке за занавеской. Дамира вскоре заснула, а Камоса несмотря на усталость никак не могла отрешиться от впечатлений прошедшего дня. Стоило ей закрыть глаза, перед ней являлись измученные, бледные лица раненых, кровавые культи отрубленных конечностей, страшные резаные и колотые раны…Она выглянула из-за занавески. Алтун, положив голову на руку, по-прежнему сидел за столом, погруженный в свои думы. Бледный лунный свет падал на его лицо. Камоса бесшумно поднялась и села напротив. Алтун спросил:
- Как сестра?
- Заснула.
- Я ей так и не сказал про Бутмана.
Бутман был молодой человек, который, как было известно Камосе, очень нравился Дамире. Она часто видела их вместе на вечерних молодежных посиделках.
- А что с ним? – спросила Камоса, уже заранее догадываясь об ответе.
- Его убили сегодня утром. Стрела попала прямо в лицо. Он упал со стены в ров и тело его лежит там до сих пор. Я решил ничего ей не говорить.
- Когда-нибудь она все равно узнает.
- Ты думаешь? – грустно усмехнулся Алтун.
Смысл его горьких слов не сразу дошел до Камосы.
- Полагаешь, - спросила она, - город не устоит?
Алтун покачал головой.
- Если только не произойдет чуда, - сказал он. Но было видно, что в чудеса Алтун не верит. – Всех, кто заключен в этих стенах, ждет либо скорая смерть, либо рабство. За исключением тебя одной.
Слова его больно кольнули Камосу.
- В том, что произошло и происходит, нет моей вины, - сказала она.
- Сотан рассказал нам твою историю, - кивнул молодой дружинник. – Не берусь судить, может быть, все так и было, да только нам от этого не легче. Старого хакана уже не вернешь. А с его смертью все пошло вкривь и вкось. И лучше бы тебе никогда не становиться его женой.
- Считаешь, я этого хотела?
Алтун ничего не ответил. Он молча забрался на полати. Камоса тоже прилегла рядом с Дамирой. Слезы текли из ее глаз. Действительно, кто она в этом городе? Жертва, спасающаяся от несправедливого приговора, или виновница всех бед, которые обрушились на головы этих несчастных людей, давших ей кров и пристанище?
Разбудили Камосу звон набата и громкие крики снаружи.
- Куны на штурм пошли! – воскликнул Алтун, спрыгивая с полатей. Быстро обулся, набросил кольчугу прямо поверх рубахи, надел на голову шлем, схватил щит, меч и быстро выбежал за дверь. На улице слышался громкий топот ног и звон оружия. Камоса выглянула в оконце. Над южной стеной полыхало яркое зарево. Горели две башни и стена между ними. Пламя разгоралось со стороны рва, поднимаясь от нижних венцов стен, но отдельные языки его уже рвались к небу, взметаясь над их зубцами. В ярком свете видны были маленькие фигурки сражавшихся на стене воинов.
- Куны подожгли стену! – воскликнула Дамира. – Как же теперь быть?
Люди, разбуженные набатом, выскакивали из своих домов. Те из мужчин, кого отпустили ночевать домой, хватали оружие и спешили на свои посты. Вскоре послышались крики и звон оружия со стороны противоположной северной стены. Теперь уже не оставалось сомнения, что, воспользовавшись ночной темнотой, куны сумели близко подобраться к городским укреплениям и предприняли штурм сразу в нескольких местах. Защитники встретили врага во всеоружии, но все же натиск оказался слишком мощным. Если днем кунам лишь ненадолго удавалось взбираться на городские укрепления, то теперь, в результате стремительного натиска их воины завладели несколькими участками стены. Стоявшие на земле лучники вонгларов, засыпали кунов стрелами, однако враги упорно лезли через зубцы. С каждой минутой их становилось все больше.
- Ох, не устоять нам! – с отчаянием произнесла Узум, которая тоже выбежала из дома.
И тут словно в подтверждение ее слов, сильный шум донесся со стороны восточной, самой близкой к ним стены, где прежде царила тишина. Закричали женщины. Народ сорвался с места и стал разбегаться.
- Что случилось?
- Куны, куны прорвались через ворота, - прокричал кто-то. – Восточные ворота открыты!
По-видимому, это было правдой. Каким-то образом нападавшие смогли незаметно пробраться в город. Они напали врасплох на защитников ворот, перебили их, а затем запустили внутрь своих соплеменников. Один за другим кунские отряды врывались в обреченный город и растекались по его улицам, неся повсюду смерть и насилие.
- Что нам делать? – Камоса испугано смотрела на Дамиру.
- Пошли со мной! – Дамира схватила подругу за руку и затащила ее обратно в дом. Одна из досок в дальней стене их комнаты не была прибита гвоздями к столбам и легко снималась. За ней находилось небольшое углубление, где прежде лежало бревно. Бревно убрали, как видно хотели заменить во время ремонта. Но так и не заменили. В результате за доской в земле оказалось небольшое углубление, где мог спрятаться ребенок или худая девушка. Сюда и подвела Дамира Камосу.
- Лезь, - приказала она.
- Ты что… Зачем? – Камоса не понимала, чего та от нее хочет.
- Лезь, говорю! Пересидишь ночь, а потом сообразишь, как поступить…
- Но почему я?
- Ты ханская дочь! Скажешь, кто твой отец. Тебя не тронут. Сегодня слушать не станут, хоть ты криком кричи, а завтра, бог даст услышат. Хоть ты спасешься.
- А как же вы?
- А мы что? Нам все едино. Что сегодня, что завтра – конец один. Забирайся, пока не поздно.
Камоса торопливо опустилась на колени, потом на живот, заползла в щель.
- Лежи тихо, - продолжала быстро говорить Дамира. – Что бы не услышала, не поддавайся. Нам ты все равно не поможешь, а себя сбережешь. Я доску приложу и гвоздями закреплю, но ты, если посильнее плечом нажмешь, выберешься. Только не торопись. Дождись, пока все успокоится…
Камоса схватила руку Дамиры и быстро прижала к губам.
- Спасибо, тебе, - прошептала она, - за все спасибо.
Дамира поставила доску на место, и Камоса осталась одна, в полной темноте. Крепко сжав кулаки, она лежала и чутко прислушивалось к тому, что происходило снаружи.
А на улице творилось что-то невообразимое. Набат продолжал еще некоторое время гудеть, но вскоре замолчал, видно победители добрались до самого дома воеводы. Однако шум битвы, яростные возгласы воинов и отчаянные женские крики о пощаде сделались только громче. Одно время звон мечей доносился особенно отчетливо. Как видно, бой кипел в переулке у самого их дома. Камосе даже показалось, что она различает среди многих голосов голос Алтуна. Потом шум битвы стал понемногу стихать, удаляясь все дальше и дальше. Зато нестерпимо громкими стали женские и детские крики. Отчаянно, не своим голосом закричала молодая красивая вонгларка, жившая на противоположной стороне улицы. Потом внезапно послышался неудержимый, переходящий в визг крик ее маленькой пятилетней дочери. В этом крике было столько ужаса и нестерпимой боли, что Камоса зажала уши руками. Но крик дойдя до самой высокой, неудержимой ноты, вдруг оборвался так же внезапно, как возник.
Однако главный ужас ждал впереди. Неожиданно послышался топот сапог, и в комнату ввалилось полдесятка солдат, волочивших за собой кого-то, кто упирался и вырывался. Это была женщина и по голосу Камоса узнала Дамиру. Где-то на улице за дверью ей вторили отчаянные крики и мольбы Узум, слабый голос Шартоя. Затем все смешалось: шум борьбы, страдальческие стоны Дамиры, грубые выкрики озверевших от крови и яростной битвы мужчин, звон разбитой посуды, треск ломаемых сундуков. Обхватив голову руками, крепко зажмурив глаза, Камоса таилась в своем убежище, опасаясь обнаружить себя всхлипыванием или невольным движением . Ей казалось, что этот ад и шум длятся уже бесконечное количество времени и никогда не закончатся, так же как и яростная военная буря, обрушившаяся на несчастный Серенск…
Но конец все-таки наступил. Послышались торопливые шаги, протопали по лестнице тяжелые сапоги, и все смолкло. С улицы заносило в землянку крики и ругань, гром и откуда-то даже звон оружия. Перекликались между собой победители-куны. Иногда врывались в общий гул резкие команды сотников, призывавшие солдат оставить на время грабеж и бежать в ту или другую часть города, где еще теплился очаг сопротивления. Но из самой комнаты до Камосы не доносилось уже никакого звучания жизни: ни плача, ни стонов, ни даже хрипов умирающего. И эта тишина пугала девушку даже больше, чем прежняя борьба. Она лежала ни жива, ни мертва, глотала слезы и ждала, сама не зная чего.
Однако напряжение это не могло длиться бесконечно. Незаметно подкравшийся сон сморил ее.
39. Хан Кумбал http://proza.ru/2021/10/08/192
«Заповедные рубежи» http://www.proza.ru/2013/07/08/294