Научи меня прощать. Глава 116

Наталья Говорушко
Начало повести: http://proza.ru/2020/02/28/1946
Предыдущая глава:   http://proza.ru/2021/10/16/607


Баба Нюра полулежала на кровати в своей «лубяной избушке», как прозвали они маленький летний домик, выстроенный Павлом Ефимовичем на их большом земельном участке.

Входная дверь была открыта, в неё было видно, как по участку проходит то Полина, хлопочущая по хозяйству, то старший сын, опять без перерыва стучащий топором или молотком.

Вздыхая, она ворочалась с боку на бок, всё пытаясь удобнее пристроить на кровати больные ноги, но это не получалось. Как только удавалось утихомирить боль в одной ноге  – начинала ныть другая.

Августовские дни радовали стойким, почти летним, теплом, хотя ночами уже чувствовалось приближение сентябрьской прохлады. Подкрадывалась осень. Незаметно, исподволь, то и дело оставляя в природе пока ещё едва уловимые отметки о своём присутствии.

Они были незаметны городским жителям, но ей, всю свою жизнь прожившей «на земле», эти отметки были хорошо знакомы.

Появились опята в перелеске – лето закончилось… Да и вправду говорят: в августе до обеда лето, после обеда – осень.

В этом году снова не дождались они городских гостей. Очень хотелось увидеть младшего сына, Виктора, невестку, внучек…

Вера уже студентка, Надюшке исполнилось пять.

Иногда она получала от Веры письма. Это были особые, радостные дни.

Получив письмо, она разворачивала лист и, подслеповато щурясь, принималась медленно читать написанное. Очки она категорически не признавала, хотя вынуждена была осознавать, что с годами зрение её стало хуже. В конце концов, дети чуть ли ни силком отправили её  к окулисту, и очки были куплены.

Но упрямая старушка их всячески игнорировала, пользуясь «окулярами», как она их презрительно именовала, исключительно в полном одиночестве, когда её никто не видел.

Сегодня как раз был «день письма».

Водрузив очки на нос, баба Нюра подозрительно покосилась в сторону открытой двери  и, убедившись в своём одиночестве, с нетерпением надорвала конверт.

Текст был написал крупными, ровными буквами. Вера, зная, что старушке тяжело разбирать мелкий почерк, нарочно писала так, что буквы выходили размером чуть не со всю строку.

«Дорогая бабушка Нюра!» - начиналось письмо, - «Как ты поживаешь? Какие у вас новости в селе, как у тебя со здоровьем? Папа просил узнать, не нужно ли чего-нибудь из лекарств. Если нужно, сразу позвоните, мы всё достанем».
Прочтя первые строки, баба Нюра была настолько растрогана, что невольно начала тихонько шмыгать носом.

Украдкой вытирая слёзы, чтобы их не увидел кто-нибудь из домашних, продолжала читать: «У нас всё хорошо. Я учусь, Надя ходит в детский сад. Мама и папа работают. В последнем письме ты спрашивала, бабушка, как у меня «дела на личном фронте». Могу тебе ответить пока, что никак. Я решила, что главное для меня сейчас – это учёба. Последние события в моей жизни показали мне, что для женщины очень важна самостоятельность. Можешь меня ругать за это, но сначала я стану независимой, а потом уже буду думать о личной жизни».

Во как… Баба Нюра задумалась.

Эх, внучечка, внучечка… Что же такое там у тебя произошло, чтобы у заневестившейся девушки такие мысли появились? Видать, кто-то обидел из «мужеского полу».

Баба Нюра покачала головой.

«Во все времена женщинам приходилось несладко. Я будущий историк и много читаю об этом. По сути, ситуация круто поменялась не так уж и давно. Всего каких-то сто лет. Раньше женщинами распоряжались как вещью, они не имели права ни на что в мире мужчин. Так называемое «приданое» поступало в полную собственность мужа, он мог просто растранжирить эти средства по своему усмотрению. Разве не так?».

Вот это рассуждения у внучки! Баба Нюра поправила очки и принялась читать дальше.

«Знаешь, бабуля, мне кажется,  что мужская логика не слишком изменилась за эти сто лет. Осталось полным-полно людей, которые убеждены в том, что женщинам ни к чему независимость, потому что за них всё решают они, мужчины. Как им жить и что делать. А я не хочу, чтобы за меня решали, что я должна, а что я не должна. Я хочу нормальную семью.  Когда решения принимают вдвоём, а не просто стучат кулаком по столу: «Потому что я так сказал». Я хочу семью такую, как у папы с мамой».

Прочтя это, старушка улыбнулась. Вот недаром она всегда говорила, что детям всё равно, что ты говоришь. Главное, что ты делаешь… Если слова с делом разнятся – да разве это дело…

Видимо, и вправду у внучки что-то произошло. Светлана вроде говорила, что встречается Вера с кем-то, первая любовь у неё. Ну что же… Первая любовь бывает и такая. С разочарованием.

Баба Нюра невольно задумалась. Перед глазами мелькали картинки её жизни.

Ей повезло когда-то, её первая любовь оказалось первой и последней, на всю жизнь.

Они познакомились с Ефимом перед самой войной. Она жила тогда в селе, только-только стала налаживаться жизнь. Отгремела революция, но этого времени она не помнила, а в 1939-ом ей исполнилось девятнадцать лет.

Она была тогда статной, чернобровой, коса в руку толщиной. Довольно мелкие черты лица, тонкие губы, острый подбородок. Не писаная красавица, но несла она себя так, словно краше её на свете никого не было.

Ефим только приехал с матерью в село, работал трактористом. На первой же «вечёрке»* заприметил гордую девушку, отказывающей в «кадрили» всем подряд.

«Ишь ты, гордячка какая!» - усмехнулся тогда он про себя, но всё же тоже подошёл.

А «гордячка» вдруг не отказала. Взяла его руку, и, также высоко неся голову, пошла танцевать.

Свадьбу сыграли быстро, в 1941-ом родился старший сын – Павел. Потом началась война…

Она не любила вспоминать это время. Холод, голод, вечное ожидание письма с фронта. Паника, когда Ефим написал, что серьёзно ранен, находится в госпитале, и, возможно, не выживет.

Но муж вернулся домой. Потекла вновь спокойная, хотя и очень тяжёлая жизнь. У них родилось ещё трое детей, но они не выжили, умерли во младенчестве. Лишь одна девочка дожила до трёхлетнего возраста, но тоже погибла, заболев менингитом. В 1950-ом она снова родила -  сына Виктора.

Теперь сыновья – её гордость и опора.

Тяжёлая работа и лишения не оставили и следа от былой стати и красоты. С годами лицо покрылось морщинами, спина сгорбилась. И только коса осталась прежней,  теперь уже почти совсем седой.

Но она не жалела о прожитой жизни.

Ефим ушёл из жизни рано, как многие выжившие на войне. Сказалось тяжёлое ранение. А вот она живёт. Радуется солнышку, помогает сыновьям, возится с правнуком.

Жаль только, что Виктор с семьей уехал из их городка, сразу, как только закончил институт.  Потом она со старшим сыном и Полиной переехали в Сосновку. Теперь дочки Виктора бывают в гостях не часто, как и сам Виктор с женой.

Но такова жизнь. Разбросала, раскидала…

Вернувшись из омута воспоминаний, старушка посмотрела на листок в руке. Вот ведь, старость не радость. Ещё до конца не прочла, а уже мыслями куда-то улетела.

Она принялась читать дальше, невольно шевеля губами, словно шепча молитву.

«Бабуля, ты только не подумай, я не мужененавистница какая-нибудь. Просто решила, что сначала получу образование, чтобы не было так, как у других девчонок у нас на курсе. Одну, Марину, муж на сессии не отпускает, она уезжает из дома со скандалами. Ревнует жену, хотя сам сначала был совсем не против её учёбы. У второй, Женьки, недавно ребёнок родился, тоже насмотрелась я, как она между лекциями его кормить бегает. Ещё хорошо, что не приезжая, городская. Я так не хочу. Я точно для себя решила, что всему должно быть своё время. Как думаешь, я права?»

Баба Нюра снова растрогалась. Вот ведь какая у неё внучка! Совета бабушкиного спрашивает! Не то, что мальчишки. Сыновья её совета не спрашивали, когда невесток в дом приводили. Хотя, чего это она? Ей грех жаловаться. Что Полина, что Светлана – всем хороши оказались невестки. И к ней, Анне Степановне, относились всегда с уважением, а потом и с любовью.

Как раз в это момент и заглянула в домик Полина.

Баба Нюра вздрогнула и тут же стащила с носа очки. Полина, пряча улыбку, сделала вид, что не заметила поспешного жеста старушки.

- Мама! Ты как? Ужинать пора. Я тебя зову-зову, а ты и не слышишь.

Баба Нюра с трудом поднялась с кровати, опираясь на руку невестки.

- Пошли-пошли! Да письмо вот от Веруньки получила и зачиталась.

- Что Вера пишет? – тут же заинтересовалась Полина.

Баба Нюра важно приосанилась.

- Пишет, что хорошо всё у них, приветы вам с Павлом передаёт, и совета у меня спрашивает.

- Ого! Это хорошо. К старшим надо прислушиваться.

Баба Нюра приосанилась ещё больше.

- Отказала она, видать, кавалеру-то своему, про которого давеча Светлана по телефону говорила.

- Думаешь?

- А что тут думать-то, это по письму видно. Только правильно отказала. Знать, что не её это человек.

- То-то мне показалось, что Светлана чего-то недоговаривает.

- Правильно, не может же она о чужих секретах рассказывать.

Женщины поднялись на крыльцо дома и скрылись за дверью веранды.

***

Любовь сидела в комнате, и разглядывала зеленоватый цветок на обоях. Накрытый красивой скатертью стол постепенно заполнялся тарелками.

Алексей и его бывший однокашник Роман оживлённо разговаривали, а Наталья, жена Романа, суетилась, накрывая на стол и бегая на кухню и обратно.

Иногда она бросала многозначительные взгляды на гостью, как бы приглашая присоединиться к её суете, но Любовь на приглашения не реагировала.

В честь чего она должна бегать? Она в гостях.

Их пригласили в гости. Приглашение означает, что гости приходят к уже накрытому столу, а не вооружаются фартуком и прихваткой, чтобы помочь хозяевам готовить и накрывать.

И потом, Люба надела своё любимое сиреневое платье. А вдруг она поставит на него жирное пятно? Конечно, может посадить пятно и за столом, к примеру, но тогда это будет не так обидно. Сама будет виновата.

Алексей, разговаривая с Романом, тоже несколько раз посмотрел в её сторону.
Она ответила лёгкой, ничего не значащей улыбкой.

Конечно, он видел, что жена откровенно скучала.

Когда они собирались в гости, Алексей предложил ей остаться дома. Но Люба категорически отказалась.

Если честно, она стала серьёзно подумывать о том, что их брак действительно трещит по швам.

Ей надоело рассматривать обои, и она переключилась на скатерть.

Скатерть была добротная, льняная, вышитая по краю крестиком. Любе стало интересно, она украдкой посмотрела изнанку вышивки. Изнанка была той самой, которую принято называть «идеальной».

От нечего делать она принялась считать крестики.

Хлопнула входная дверь, в коридоре раздались детские голоса. Наталья, которая поставила на стол очередную тарелку, вышла к детям.

- Лиля, помоги брату, проследи, чтобы он вымыл руки! – раздался её голос из прихожей.

Любовь вздрогнула.

Её лицо слегка нахмурилось и побледнело…

***

- Я ведь говорила, следи за братом! Опять он за стол сел с грязными руками!

Мать придирчиво осмотрела руки малыша и теперь смотрела на дочь так, словно та была преступницей.

Девочка за столом вздрогнула от неожиданно прилетевшего от отца подзатыльника.

Она съёжилась, сползла со стула, взяла за руку упиравшегося братишку и потащила его за собой в ванну.

Молча открыла кран с водой, попыталась сунуть руки малыша под струю.

Мальчишка заверещал так, что у неё заложило уши.

- Не ори, так надо.

Девочка произнесла это бесцветным голосом.

Мальчик удивленно на неё посмотрел, но подчинился. Она вытерла ему руки серым, застиранным полотенцем, повела обратно за стол.

За столом сидели отец, мать и ещё двое её братьев. Девочка была старшей, ей исполнилось четырнадцать.

Братьям Антону и Андрею было восемь и семь лет, они были уже школьниками.
Младшему, Николеньке, исполнилось пять. Именно из-за него сейчас доставались Любе многочисленные тычки и шишки.

Например, сегодня она не попала из-за него на занятия биологического кружка. Ей снова пришлось забирать Кольку из детского сада.

Родители очень гордились сыновьями, отец часто повторял, что мол, дочь – это его «ошибка молодости», а «сыновья отцовское сердце радуют».

Как только родился Антошка, Люба сразу же получила статус «старшей», хотя ей было всего шесть лет. Но мать с отцом заявили ей, что она «уже большая» и должна выполнять определенные обязанности.

Что именно подразумевалось под «обязанностями» - не уточнялось. Вскоре шестилетняя Любаша уже катала коляску с орущим малышом во дворе. Подружки звали её гулять, но она не могла оставить коляску. За провинности ей крепко прилетало от родителей. Поэтому через какое-то время к ней крепко приклеилось прозвище «Любка-нянька».

Когда она пошла в школу, родится второй брат, через два года – Николенька, «свет в окошке». А она так и утвердилась в роли вечной няньки для всех троих.

Когда братья подросли, пришлось особенно тяжело. Они быстро сообразили, что можно помыкать сестрой без какого-либо для себя ущерба. Виноватой всё равно посчитают Любашу. Поэтому без конца придумывали разные каверзы, за которые сестре доставались бесконечные подзатыльники.

Вот, например, сегодня ей предстоит перештопать кучу носков. В некоторых дырки были сделаны нарочно. Просто чтобы прибавить сестре работы.

Учительница биологии и химии Анастасия Сергеевна не на шутку забеспокоилась, когда Любаша почти перестала посещать биологический кружок.

Она поймала её на переменке.

- Люба, подожди, мне нужно с тобой поговорить.

Девочка стояла, опустив глаза и мяла в руках тетрадку.

- Почему тебя почти не видно на занятиях? Тебе стало неинтересно?

- Нет, Анастасия Сергеевна, что Вы. У Вас всегда очень интересно! Но…

Любаша немного помялась, не зная, как продолжить.

- Понимаете, у меня очень много дел дома, я ничего не успеваю. Занятия кружка вечером, а мне нужно забирать брата из детского сада. Потом ещё ужин готовить…

- Погоди, а как же родители? – учительница нахмурилась. – Почему кто-то из них не забирает брата?

Любаша покраснела.

Как объяснить, что это ещё далеко не все её обязанности? После школы она должна накормить братьев обедом, перемыть посуду, проследить, выучили ли Антон с Андреем уроки, убрать комнаты и проследить за порядком, забрать из сада младшего брата и приготовить ужин. Только потом у неё есть время на уроки. Иногда она засиживалась над книгами за полночь.

Анастасия Сергеевна нахмурилась ещё больше. Конечно, она знала семью своей ученицы, поскольку жила с ними в одном доме.

- Любаша, скажи, а в выходные у тебя есть свободное время?

Девочка подняла на неё глаза.

- Есть. В воскресенье.

Анастасия Сергеевна положила руку её на плечо.

- Тогда давай договоримся. Ты будешь приходить ко мне в воскресенье, скажем… в два часа дня. И я буду с тобой заниматься. Хорошо?

- Правда? – девочка с надеждой посмотрела на учительницу.

- Правда. Я поговорю с твоими родителями.

- Не надо! – Любаша испуганно подняла на неё глаза.

- Не бойся. Я поговорю так, как надо.

Учительница не обманула и действительно о чем-то переговорила с её отцом, остановив того во дворе, когда он возвращался с работы.

В этот день отец за ужином объявил:

- По воскресеньям будешь ходить на занятия к Анастасии Сергеевне. Она сказала – бесплатно. Поможет тебе в медицинское училище поступить. Станешь медсестрой, будешь уколы ходить делать, копейку в семью зарабатывать. Не всё время тебе на моей шее сидеть.

Любаша не верила своим ушам.

- Хорошо, - только и смогла она тихо выговорить, а в душе ликовала. Она уже думала об этом, сразу в институт ей не попасть, а вот после окончания медучилища сделать будет проще.

Главное – дождаться восемнадцатилетия. Тогда она уедет! Навсегда уедет.

Никогда больше не вспомнит, что у неё где-то есть отец и мать, есть братья.

Наконец-то она перестанет быть «Любкой-нянькой» и станет просто Любой.

Она будет весёлой, будет жить только своей жизнью, не оглядываясь ни на кого.

Часы, проведённые у Анастасии Сергеевны, казались Любе посещением рая. Она ждала этих воскресений, с нетерпением хватала сумку с книгами и неслась в соседний подъезд.

Закончив медучилище, Люба собрала свои небольшие пожитки, уместившиеся в два чемодана, и уехала из дома, не оставив записки. Она просто исчезла навсегда из жизни людей, которые были её семьёй.

С тех пор она всем говорила, что родителей у неё нет. Обычно, из вежливости,  больше никаких вопросов никто не задавал.

Она осталась одна, но она была свободна…

Алексей тоже не знал о её прежней жизни. Она сказала, что родителей у неё нет, для неё это больной вопрос, и лучше на эту тему разговоров не вести. Деликатный Алексей так и сделал.

И вот теперь эти дети…

Снова стать «Любкой-нянькой»?! Ни за что!

Не для того она сбежала из дома, разорвала все связи с семьёй, чтобы в результате прийти  тому же самому, от чего она убежала четырнадцать лет назад.

Только как теперь объяснить это Алексею?

Как рассказать, что на самом деле её родители живы, что у неё есть ещё трое братьев, которых она не видела почти пятнадцать лет?

На эти вопросы Любовь ответа не знала…
_______________

*«Вечёрка» - (устар.,разг.) то же, что вечеринка; вечернее собрание сельских жителей для совместной работы и развлечения. Отличительная черта вечерки: «стоит кому-либо затронуть ту или иную тему, как ее сразу же подхватывают другие участники гулянья». Николай Бурмистров, «Гулевская вечерка», 2003 г.

Продолжение здесь: http://proza.ru/2021/10/29/1712