Владимир Шатский
Эпизоды жизни доктора Кушакова
Глава 1
Из газетного сообщения от 12 мая 1912 г. «Министерством внутренних дел выражено согласие на оставление должности, занимаемой местным ветеринарным врачом г. Кушаковым за ним же и в том случае, если он примет участие в экспедиции капитана Седова, отправляющегося к Северному полюсу». Что имел в виду автор, называя Седова «капитаном», трудно сказать, ведь капитаном судна, на котором отправилась экспедиция он не был. Он был начальником экспедиции, а его воинское звание было старший лейтенант. Во вступительной статье к книге Кушакова «Два года во льдах» известный зоолог и гидрограф, исследователь Арктики Л.Л. Брейтфус пишет: «…Сочуствие Г.Я. Седову со стороны Морского министерства усматривается также и из того, что 14 марта 1912 года Седов из капитанов по адмиралтейству был переведён во флот с чином старшего лейтенанта». Может быть, в этом и есть ответ на вопрос о путанице в званиях.
Но вернёмся к П.Г. Кушакову. Член Российского союза писателей Тамара Костомарова, близко занимающаяся историей семьи Кушаковых и конкретно деятельностью Павла Григорьевича, в своей работе «П.Г. Кушаков – участник экспедиции Седова к Северному полюсу» пишет: «Потомственный дворянин Павел Григорьевич Кушаков родился в 1881 году в городе Умани на Украине…
...Его родители Синтлитикия (правильно Синклитикия - Т.К.) и Григорий Кушаковы владели родовым поместьем и садом, имели также дом в городе и держали мельницу. У четы за время брака родилось тринадцать детей, выжило семь. Кушаковы состояли в дружбе с потомками семьи графа Потоцкого, имение которых находилось на территории Софиевского парка».
Сейчас нам трудно понять, что побудило солидного человека (Кушакову в 1912 году был уже 31 год - по тем временам довольно зрелый возраст), который родился в солнечном и благодатном плодородном крае, с отличием закончил Харьковскую сельскохозяйственную академию, а после её окончания стажировался в крупных бактериологических лабораториях в Германии, включая лабораторию Вассермана, работал ветеринарным врачом в с. Казгулак нашей южной губернии, затем, по указанию правительства принял деятельное участие в борьбе с эпидемией холеры в Ставропольской губернии в 1910 году, за что был награждён орденом Святого Станислава III степени, специалиста, который год назад получил разрешение на открытие в Ставрополе первой на Северном Кавказе химико-бактериологической лаборатории с серодиагностическим кабинетом, наконец, человека, только что въехавшего в новый дом в центре тёплого и уютного южного Ставрополя (кстати, этот дом и сейчас является одним из красивейших в городе), что вдруг заставило его рискнуть и подать прошение о зачислении в далеко не простую и опасную, связанную с большим риском экспедицию, отправляющуюся к Северному полюсу.
Как бы там ни было, а 10 июля 1912 года местная ставропольская газета сообщала: «Ветеринарный врач Кушаков уже выехал для участия в экспедиции на Северный полюс капитана Седова, отправляющейся в путь 11 августа. Кушаков принимает участие в экспедиции как зоолог и натуралист».
А 28 июля 1912 года Павел Григорьевич Кушаков прибыл в город Архангельск в распоряжение научной экспедиции Седова. Вот как он описывает свои первые часы и дни «в старом, славном городе мореходов», в вышедшей в 1920 году первой части книги «Два года во льдах».
…«Я рвался поскорее ознакомиться с нашим «Св. Фокой»: ведь это не только первое судно полярного типа, какое, наконец, я увижу, но и корабль, на котором мне предстоит совершить далёкий, долгий путь – к славе или гибели, один Бог знает…
…Всю дорогу я расспрашивал матроса, скоро ли мы прибудем, где стоит судно, грузится ли оно и что делает команда…
…ещё два матроса нашей команды взяли наши вещи, и все мы двинулись к двухэтажному серенькому домику, саженях в 200-х от пристани. Почти против дома стоял и наш «Святой мученик Фока».
…Как только мы устроились, я сейчас же пошёл осматривать судно, собак и вообще все предметы нашего снаряжения. Осмотрев судно, я выбрал для себя одну из свободных кают…
…Весь этот день я был в каком-то приподнятом настроении, много передумал, всему прожитому подвёл итог, над некоторыми моментами жизни поставил кресты и с чистой обновлённой душой изготовился в путь-дороженьку.
Погрузка судна производилась ежедневно. К моему приезду почти уже завершили погрузку амбара, дома и бани на палубе и теперь только заканчивали грузить продовольственную часть в нижний трюм.
Мне надо было ещё достать драгу для добывания морских животных, а также заказать батометр для извлечения воды с больших глубин для целей бактериологического её исследования. Седова вижу очень редко - он всё бегает, да хлопочет, просто жаль на него смотреть, изводят его основательно».
Кроме того, вместе с Павлом Григорьевичем прибыла принадлежащая ему химико-бактериологическая лаборатория, которую он предоставил в безвозмездное пользование экспедиции. Её надо было распаковать, разместить, закрепить для удобной работы.
Но вот вся изнурительная подготовка к отплытию закончена, и 27 августа «Святой мученик Фока» покинул порт Архангельска…
Из книги П.Г. Кушакова: «…Раздались снова гудки, за ними другие ответные, судно отходит всё дальше и дальше. Вдали видны знакомые, милые, родные лица, в руках белые платки; они машут ими и посылают нам свой последний привет… А гудки раздаются один за другим, хрипят, задыхаются и надрывают душу…
…Я подошёл к нему (Седову) – глаза его полны слёз.
- Ну что же, доктор, займёмся работой. Теперь всё кончено - мы в море, судьба наша в наших руках. Море не страшно для тех, кто его любит и знает, кто стоек и добросовестно до последней минуты исполняет свои обязанности. В море все должны быть заодно, все должны работать друг для друга. Зря не сидите, ко всему присматривайтесь, ведь в минуту опасности каждый из вас будет необходимым человеком… Знаний своих за плечами не носить.
Я поблагодарил Седова и просил помочь мне разобраться в тех явлениях, которые для меня будут совершенно новыми.
С этого часа я весь ушёл в дело, всем живо интересовался и старался работать наравне с матросами.
В море я никогда раньше не бывал и не знал, как отразится на мне качка и привыкну ли я к ней… Я не воображал даже, что вообще может сделать море с человеком...
…Я первый раз в жизни переживал ощущение качки в море - она мне нравилась и не внушала серьёзного опасения. Одно меня глубоко поражало, что такое большое и тяжёлое судно как наше, волны бросали, как щепку, и водой заливало не только палубу, но иногда и мостик».
Как проходила и чем закончилась эта экспедиция известно. Но вот только неудачу экспедиции и гибель Седова некоторые «доброжелатели», в отличие от правительства того времени, почему-то решили списать на Кушакова.
Как пишет Тамара Костомарова: «При изучении публикаций об экспедиции я обратила внимание на то, что отрицательные оценки личности Павла Григорьевича Кушакова в большей степени звучат в книгах Николая Пинегина, Семёна Нагорного и Б.А. Лыкошина (советского биографа Седова). В их интерпретации Кушаков предстаёт перед нами властным, самоуверенным, не терпящим ничьих возражений человеком, вносящим разлад в «дружное» общество членов экспедиции. Мне показалось, что эти оценки относительно П.Г. Кушакова сильно преувеличены…».
Давайте посмотрим, в каких же «смертных грехах» обвиняют Павла Григорьевича Кушакова, какие претензии ему предъявляют.
Начнём с того, что все «факты» о Кушакове, приводимые вышеупомянутыми авторами (и не только ими), были взяты из вышедшей в первый раз в Берлине в 1922; году книги «В ледяных просторах», которую написал участник седовской экспедиции, полярный исследователь, выполнявший в экспедиции Седова обязанности фотографа, художника, а также занимавшийся киносъёмкой, Николая Васильевича Пинегина (Фотограф), а в последствии из его же книги «Георгий Седов», которую заканчивал и издавал ещё один страстный «поклонник» Кушакова, тоже участник седовской экспедиции В.Ю. Визе. Кстати, вполне вероятно, что некоторые «факты», обличающие Кушакова, были внесены непосредственно при подготовке книги к печати. Дело в том, что в первой своей, более ранней книге Пинегин вполне спокойно рассказывает о ходе экспедиции и о роли доктора Кушакова, зато во второй «вдруг» появились новые, ранее почему-то не освещённые и «совершенно случайно» всплывшие в памяти события.
А ещё авторы некоторых статей об этом походе к полюсу и о роли Кушакова ссылаются на воспоминания, которые нигде не зафиксированы, а исходят из того, что якобы где-то кто-то когда-то кому-то рассказал.
Ну, а что с фактами и свидетельствами злодеяний Кушакова, где подтверждения всех обличающих выкладок и утверждений? А их просто нет! Всё сводится к простому, кочующему из публикации в публикацию, шаблону одного из «исследований» о полярной экспедиции Седова и о Кушакове: «В экспедиции Павел Григорьевич проявил себя наихудшим образом. Оказался бесполезным как специалист, неуживчивым,; глупым, пытающимся подменять начальника. Он делал всё, чтобы тяжело больной Седов всё-таки отправился в санный поход к полюсу, буквально толкал его на этот безрассудный шаг. Делал он это в расчёте на гибель Седова, что позволяло Кушакову стать; начальником экспедиции».; И всё! Только слова, ничем не подтверждённые слова.
И вот, отталкиваясь от таких измышлений, на долгие годы было определено мнение о Павле Григорьевиче. По всей видимости, авторы подобных изысканий перенесли характер и действия одного из отрицательных литературных героев на Павла Григорьевича.
Но давайте по порядку.
«…оказался бесполезным как специалист…»
Непонятно, как и кто из непрофессионалов мог судить о профессионализме зоолога и натуралиста, в качестве которого Кушаков и был приглашён в экспедицию. Правда он исполнял ещё и обязанности врача, но тут тоже среди членов экспедиции не наблюдалось специалистов, способных дать оценку деятельности доктора.
Позже Седов назначил Доктора ответственным за хозяйственную часть экспедиции. У Пинегина в книге находим, что П.Г. Кушаков стал заведовать хозяйством при первой зимовке, следовательно, проконтролировать снаряжение команды, запасы продуктов, топлива и керосина при подготовке судна к экспедиции он не мог. Но некоторые авторы публикаций ухитрились обвинить Кушакова в том, что он, якобы, плохо подошёл к вопросу заготовки продовольствия, т.е. ставят ему в вину то, чем он на стадии подготовки экспедиции не занимался.
В то же время исследованиям и наблюдениям Кушакова была дана высокая оценка. Положительную характеристику работе в экспедиции Павла Григорьевича дают такие известные полярники и учёные как профессор медицины А.А. Бунге, доктор медицины Э.Е. Арнгольд, врач и арктический исследователь Л.М. Старокадомский, известный полярник, учёный-математик, астроном, геофизик и академик АН СССР, главный редактор Большой советской энциклопедии Отто Юльевич Шмидт и другие. Также очень положительно отзывается о работе и исследованиях Кушакова в экспедиции Л.Л. Брейтфус в своём предисловии к книге Доктора.
Помимо своих прямых обязанностей Павлу Григорьевичу приходилось заниматься и другой работой. Из предисловия Л.Л. Брейтфуса: «…Трагизм положения усугублялся ещё тем обстоятельством, что после смерти единственного механика И.А. Зандера на судне не было другого механика, а единственный кочегар был с осени болен цингой, причём машина была с осени вся разобрана и её чертежей на судне не имелось. Из этого положения экспедицию вывел доктор Кушаков, который на переходе от Новой Земли к Земле Франца Иосифа стоял на вахте в машине, и потому ему было легче, чем кому другому из состава экспедиции удалось собрать машину и пустить её на ход. Это значительно подняло дух экспедиции и воскресило надежды на возможность возвращения на родину на судне».
«…неуживчивым…».
Очень может быть. Мы этого уже никогда не узнаем. У каждого человека есть свой характер, свои особенности. И о какой уживчивости может идти речь, если он жёстко и властно требовал соблюдения правил на судне, требовал экономии жизненно важного продукта в условиях зимовки - керосина, не позволял жечь лампы после отбоя, когда команда вместо отдыха начинала игру в карты, требовал гасить фитили, когда все выходят из помещений на работу, что также важно и в целях пожаробезопасности, боролся с ворами, которые периодически похищали продукты со склада.
И ещё Кушаков рассказывал, что «студенты М.А. Павлов и Н.В. Пинегин» засиживались за карточной игрой до трёх часов ночи, тратили драгоценный керосин и восстанавливали против него команду, не выполняя требований о соблюдении дисциплины.
Или, может быть, за неуживчивость был принят тот случай, о котором Кушаков рассказывал врачу ледокольного парохода; «Вайгач» Э.Е. Арнгольду, который писал: «А ещё на корабле были студент-естественник Петербургского; университета (скорее всего, имеется в виду М.А. Павлов) и студент Академии художеств (несомненно Н.В. Пинегин). Эти люди,; по словам Кушакова, восстанавливали против него команду и при этом сами не желали работать как следует. Дошло до того, что; ему пришлось пригласить их к себе в каюту и, вынувши револьвер, заявить, что если они тотчас же не встанут на работу и не; перестанут будировать среди команды, то ему придётся прострелить им черепа. Угроза возымела своё действие, и наши молодые; интеллигенты стали как шёлковые».
О «неуживчивости» Кушакова говорят и письменные воспоминания людей, которые с ним встречались позже, рассказывая о его гостеприимстве и хлебосольстве.
Некоторые авторы публикаций приводят «факты» того, что и Седов в своём дневнике назвал Павла Григорьевича «Уж очень несносным человеком». Но почему? Читаем:
«16 ноября. Суббота.
… В карты уже больше не играем: партнер П.Г.К. уж очень несносный человек». Т.е. проблема, если это можно назвать проблемой, ни в коем случае не касалась рабочих и служебных моментов. А среди партнёров по игре в карты довольно часто случаются обиды друг на друга и даже ссоры, которые, кстати, очень быстро забываются и переходят в нормальные отношения.
Ну, а каким Доктор был «…глупым…» мы рассмотрим несколько позже.
«…пытающимся подменять начальника…»
Опять-таки непонятно, в чём выражались эти попытки. И зачем это ему было делать, если он и так был заместителем Седова и отвечал за весьма ответственный участок – хозяйственную часть, а значит и был начальником.
Правда, в книге Пинегин пишет: «П. Кушаков никогда не был «помощником начальника экспедиции», о чём в предисловии к отрывку из дневника Кушакова повествует Л.Л. Брейтфус. Седов, выросший на море, не мог пригласить ветеринарного врача, не бывавшего на Севере и моря не видавшего, на место помощника начальника морской экспедиции; было бы бессмыслицей даже на минуту вручить судьбу корабля и людей такому лицу. Несмотря на горячее желание Кушакова встать во главе экспедиции хоть ненадолго, Седов, отправляясь в кратковременные экскурсии и в большое путешествие к мысу Желания, передавал управление экспедицией не Кушакову, а моряку - капитану Захарову. И позже, перед походом к полюсу, Седов, уступая настойчивым просьбам Кушакова, оставил его своим заместителем лишь с оговорками. Всё руководство научными работами было поручено В.Ю. Визе, а командование кораблём - Н.М. Сахарову».
Но почему тогда, приводя список членов экспедиции, Брейтфус указывает: «6. Помощник начальника, врач-бактериолог Павел Григорьевич Кушаков, родился в 1881 году». И ведь недаром же, несмотря ни на что, отправляясь с матросами Г. Линником и А. Пустошным во время второй зимовки к Северному полюсу, Седов возложил обязанности начальника экспедиции на Кушакова, о чём есть соответствующий приказ и запись в журнале. Визе действительно, согласно приказу, был назначен руководителем научной работой, а вот о Сахарове нет упоминаний ни в приказах, ни в журнале, ни в записях и дневниках Седова. И нет никаких оговорок в дневниках Седова о том, что «…уступая настойчивым просьбам Кушакова, оставил его своим заместителем лишь с оговорками…», а он был человеком прямым и скрупулёзным и не скрыл бы такого факта в своих дневниках.
И надо сказать, что и в последующих после экспедиции официальных документах при упоминании Кушакова его называют помощником Седова.
«…он делал всё, чтобы тяжело больной Седов всё-таки отправился в санный поход к полюсу, буквально толкал его на этот безрассудный шаг…»
Это утверждение рассмотрим несколько подробнее.
Я так и не нашёл фактов, подтверждающих его. Что «всё» делал Кушаков и каким образом «толкал на безрассудный шаг»?
Читаем у Пинегина: «…При уходе Седов предполагает возложить на Визе руководство научной работой, оставив Кушакова по-прежнему заведывать хозяйством и передать ему же власть начальника экспедиции: «Он старше всех по возрасту и имеет способность командовать». Когда я попросил Седова не торопиться с путешествием: «Поправившись и окрепнув, вам будет легче делать большие переходы». Г.Я. ответил: «Болезнь моя - пустяки. Кушаков определил лёгкий бронхит и острый ревматизм.
Разве такое недомогание оправдало бы задержку?» Когда я намекнул, что «ошибки в распознаваниях болезней свойственны даже лучшим профессорам», Седов перебил меня: «Цинга? Тем более, - она страшна при неподвижности зимовки, при упадке духа. Нет, нет, мне нужно не поддаваться болезни, а бороться с ней!...».
И далее: «…Возвратившись с разведки, Седов прошёл в каюту - пред тем я передал ему своё письмо. Г.Я. пробыл в каюте около полчаса, вышел с написанным приказом, в котором он передавал руководство научными работами Визе, а власть начальника — Кушакову. Визе прочитал приказ вслух…
Далее выступил Седов.
…- Я получил сегодня дружеское письмо. Один из товарищей предупреждает меня относительно моего здоровья. Это правда: я выступаю в путь не таким крепким, как нужно и каким хотелось бы быть в этот важнейший момент. Пришло время: сейчас мы начнём первую попытку русских достичь Северного полюса. Трудами русских в историю исследований Севера записаны важнейшие страницы - Россия может гордиться ими. Теперь на нас лежит ответственность оказаться достойными преемниками русских исследователей Севера. Но я прошу, не беспокойтесь о нашей участи. Если я слаб, спутники мои крепки, если я не вполне здоров, то посмотрите на товарищей, уходящих со мной - они так и пышут здоровьем. Даром полярной природе мы не сдадимся…
Полюсная партия вернётся благополучно, и мы тесной семьёй, счастливые сознанием исполненного долга, вернёмся на родину! Мне хочется сказать вам не «прощайте», а «до «свидания».
Известны записи в судовом журнале из которых ясно, что на; удовлетворительное состояние начальника экспедиции указывал не только Кушаков, но также Пинегин, Визе и другие члены команды.
«23 д е к а б р я. «Начальник экспедиции чувствует себя удовлетворительно. (Вахтенный начальник Пинегин)».
10 я н в а р я. «Начальник экспедиции совершенно оправился и завтра начнёт выходить из своей каюты». (Кушаков).
13 я н в а р я. «После вчерашней прогулки начальник экспедиции почувствовал боль в ногах, вследствие чего пролежал день в постели». (Павлов).
18 я н в а р я. «Начальник экспедиции чувствует себя совсем здоровым и весь день провёл на ногах». (Визе)».
Николай Пинегин в книге «Георгий Седов» приводит свои дневниковые записи: «Сегодня во время прогулки я несколько раз начинал разговор о предстоящем походе и о возможности отложить его на две, на три недели. Седов каждый раз менял направление разговора, как будто бы он ему неприятен. Под конец прогулки мы подошли к теме вплотную. Седов слушал мои доводы, не перебивая. Потом долго думал и произнес: «Всё это так, но я верю в свою звезду».;
Несколько ранее, Фотограф пишет: «Седов - оптимист. Он в мечтах уже на полюсе». И далее приводит слова полярника:
«Моя жизнь. Она - единственное, чем я могу гарантировать серьёзность своей попытки. Не достигнув полюса, я не возвращусь. Моё имя не станет позорным для родины.
…В чём суть дела? Всё в том же – в воле. Если человек что-нибудь пожелал по-настоящему, он добьётся или умрёт. Умрёт, но не отступится. Возможны всякие ошибки. Но ошибки следует исправлять. Отступления не может быть».
И далее Пинегин продолжает: «…В решение Седова никто не может вмешаться. Существует нечто, организовавшее наше предприятие. Это - воля Седова».;;
И мы задаёмся вопросом: что или кто мог удержать такого человека, нацеленного на осуществление задуманного дела?
Вот записи из дневника Седова за месяц до выхода к полюсу, которые касаются только его здоровья:
«Среда, 1 января 1914 г.
…Здоровье моё немного поправляется, к обеду не выходил. Все праздновали новый, 1914 г. с большим подъёмом, видно он нам счастье принесёт. Команде дали граммофон и она себе веселится.
Четверг, 2 января.
…Тихо, ясно. Мороз 36 С, это самый большой мороз до сих пор. Продолжаю болеть и поглощать больничную порцию. Всё же немного лучше. Усиленно готовим полюсную партию. Думаю выехать непременно 1 февраля.
Пятница, 3 января.
…Здоровье моё улучшается, слава Богу. Готовимся к полюсу, я всё же не выхожу. Занимаюсь слегка в каюте. Страсть надоело лежать.
Суббота, 4 января.
…Здоровье моё заметно поправляется. Готовим полюсную партию. Я неизменно в каюте подготовляю кое-какие вычисления для полюсного путешествия.
Понедельник, 6 января (Крещение).
…Здоровье моё улучшается, я обедал уже за общим столом.
Вторник, 7 января.
…Я не выхожу, но отдаю все распоряжения из каюты. Сегодня готовим полюсную палатку.
Среда, 8 января.
…Люди делают одно и то же. Собирают полюсную партию, музицируют и сражаются в карты и шахматы. Я неизменно лежу в постели с противным бронхитом, хотя с каждым днём лучше.
Четверг, 9 января.
…Бронхит мой и ноги проходят, скоро вылечу на улицу любоваться светлыми сумерками. Начали уже для полюсной партии укупоривать провизию. Думаю, что мы дойдём до полюса, если не случится какого-нибудь, не дай Бог, несчастья, т.к. провизия, одежда и всё прочее у нас великолепно, кроме собак, которых у нас всего 24, да и то большую часть не важных?! Во всяком случае, надежда на Бога.
Пятница, 10 января.
…Я же только и думаю о полюсе. Снаряжение идёт успешно. Собак на волю не выпускаем пока вовсе. Скорей бы Бог дал покончить с полюсом.
Суббота, 11 января.
…Сегодня первый раз вышел на улицу после болезни. Гулял ; часа. Обедал за общим столом. Играл вдоволь с собаками, за которыми сильно соскучился. Почти совсем здоров, осталась только послеболезненная слабость.
Воскресенье, 12 января.
…Иду на улицу гулять.
Понедельник, 13 января.
…Полюсную провизию снаряжать закончили, кончаем палатку. Здоров совсем, но всё же пока не выхожу. Телом как будто даже лучше прежнего выгляжу.
Вторник, 14 января.
…Сегодня не выходил. Мечтаю, мечтаю и мечтаю о полюсе, боюсь чтобы чего-нибудь не забыть и вообще выпустить из виду. Всё вспоминаю и всё записываю. Офицеры и команда все помогают снаряжению, все суетятся. В каютах холодно, для отопления начали уже ломать внутренние некапитальные постройки судна, а дальше пойдёт внутренняя обшивка самого судна.
Четверг, 16 января.
…В полдень выходил гулять. Разбивали на льду полюсную палатку, вышла великолепной. Заканчиваем мешок. Я уже совсем поправился.
Пятница, 17 января.
…Гулял на улице много. Ходил к мысу. Усиленно готовим полюсную партию. Всё идет хорошо. Начал столоваться уже за общим офицерским столом, ибо здоров вполне. Получаю лишь добавочное усиленное блюдо для скопления необходимых для путешествия сил.
Воскресенье, 19 января.
…На улицу не выходил, ибо после вчерашнего гулянья начали ныть снова ноги. Лежу, мечтаю и думаю, думаю.
Понедельник, 20 января.
…Сегодня не выходил: берегу ноги. Лишь встал с постели под вечер. Приготовления полюсной партии заканчиваем. Снаряжение выходит, мне кажется, в общем хорошее, кроме, конечно, собак.
Вторник, 21 января.
…Выходил немного гулять. Готовим полюсную партию.
Среда, 22 января.
…Из моей каюты вынесли три ведра льду. Опробовали полюсный примус, который сжёг 1 ф. керосину за 2 часа полным горением.
Четверг, 23 января.
…Ходил по бухте с собаками гулять.
Пятница, 24 января.
…Сегодня тепло, мороз спустился до 16 С, изредка порывает с восточных гор ветер, да моросит мелкий снежок. При такой погоде уже идти жарко, хотя дорога утрамбована хорошо.
Суббота, 25 января.
…Мороз около 25, сильный ветер, выходил гулять, но не гуляется, ибо за лицо очень хватает, да к тому же метёт снег и свету мало. Заготовлял бумаги Кушакову, которого я оставляю за начальника, пишу приказы и письма домой. Всё это может быть посмертное? Впрочем, на всё воля Божья.
Понедельник, 27 января.
…На трёх нартах, имея по 2 человека на нарты, ездили за 8 вёрст для проминки собак и протирки нарт. Собаки очень отяжелели за зиму.
Вторник, 28 января.
…Гулял с собаками, наслаждался чудной, божественной картиной неба, Боже! Далее вычислял подготовительные материалы для полюса.
Среда, 29 января.
…Сегодня такой же хороший день, как и вчера, только больше заря - уже красноватая, свету больше и морозу -36 С. В 5 ч. дня делал в иглу магнитные наблюдения. Ужасно трудно в такой мороз голыми руками обходиться с инструментами, руки буквально обжигаются об металл.
Четверг, 30 января.
…Чувствую себя немного простуженным, испытываю какое-то болезненное состояние, а через два дня уже нужно выезжать к полюсу!?
Пятница, 31 января.
…Вечером стригся и мылся в дорогу этак месяца на 4. Опять ноги простудил, опять голени болят, придётся идти с больными ногами. Вот паршивая квартира!».
Из дневника Седова, который он ежедневно вёл при походе к полюсу:
«Вторник, 4 февраля.
…Сегодня было здорово холодно. Я шёл в рубашке, сильно продрог. Спасаемся примусом, жжём керосину около 2 ф. в день. Это вдвое больше положенного…».
«Среда, 5 февраля.
…К вечеру потянул ветер из пролива, было адски холодно, а я умудрился и сегодня шагать в рубашке, ибо в полушубке тяжело. Продрог снова, в особенности замёрзла холка, спина и плечи. Кашляю, тяжело очень при большом морозе дышать на ходу, приходится глубоко втягивать в грудь холодный воздух, боюсь, чтобы не простудить лёгкие. Ноги мои заметно поправляются, опухоль сходит…».
«Четверг, 6 февраля.
…У меня опять заболели ноги и усилился бронхит. Идти очень трудно, дышать ещё труднее… Я совсем болен, но духом не падаю».
«Суббота, 8 февраля.
…Мешок местами уже обледенел, спать было холодно. Простыня внутри мешка здорово холодит, потеет, замерзает и т.д. …Я окончательно простудил себе грудь. Бронхит меня давит, не могу отдышаться, под вечер страшно лихорадит, едва отогрелся на примусе.;
«Четверг, 13 февраля.
…13 число неудачное, как вообще. …Вечером пришёл медведь к палатке, огромный, собаки его погнали. Я, несмотря на болезнь, пошёл с Линником на собачий лай. Пройдя кое-как около 2 вёрст, мы нашли медведя сидящим в лунке, окружённого собаками. …Когда пошли мы, разочарованные, назад, то я уже двигаться из-за болезни не мог. Пришлось остаться с собаками сторожить медведя, а Линник пошёл за нартой. Вскоре медведь выскочил из лунки и побежал на SW, собаки за ним. Через два часа меня нашла нарта и привезла, как труп, в палатку. Здоровье своё ухудшил, а тут ещё нужно залезть в замёрзший обледенелый мешок».
«Пятница, 14 февраля.
…Сегодня в 9 часов потащились дальше. …Здоровье моё очень скверно, вчерашний медведь ухудшил его».
«Суббота, 15 февраля.
… Я ужасно разбит болезнью. Сильнейший бронхит, болит горло и опухли ноги. Лежу всё время в мешке, настоящий мученик».
20 февраля Седова не стало.
Трудно представить, чтобы кто-то или что-то могло заставить изменить своё решение такого целеустремлённого и упорного человека чести, каким был Седов. И невозможно представить, чтобы такой человек был остановлен письмом или диагнозом, или советами врача.
И сам же Пинегин пишет: «…Но в решение Седова начать борьбу никто не может вмешаться. Существует нечто, организовавшее наше предприятие. Это нечто - воля Седова. Противопоставить ей можно только восстание. Но кто примет на себя ответственность утверждать, что силы Седова не соответствуют его предприятию? ...».
Но вернёмся к Кушакову.
«…Делал он это в расчёте на гибель Седова, что позволяло Кушакову стать; начальником экспедиции…».
Сомнительный какой-то расчёт. Экспедиция провела две зимовки вместо одной по плану, керосин и продукты были на исходе, уголь для топки давно был сожжён, начали ломать палубные постройки для котлов, оставшаяся команда была вымотана болезнями и угнетающей обстановкой полярных ночей. И в такой обстановке стремиться стать начальником? Но Кушаков стал им, и не по своей воле, а по приказу Седова. Более того, с честью справился с этой трудной задачей и привёл израненный, полуразрушенный корабль в Архангельск.
«…вносящим разлад в «дружное» общество членов экспедиции…»
Начнём со слов Г.Я. Седова, занесённых им в книгу приказов в день отплытия «Святого мученика Фоки» из Архангельска.
«Для прохождения службы в экспедиции и взаимоотношений её начальника, участников и команды полагаю необходимость для пользы дела и для общего благополучия применить по всей строгости Морской устав.
Приурочиваю нашу экспедицию к военному судну, находящемуся в отдельном плавании, памятуя, что только при соблюдении вполне определённых правил и строгой дисциплины служба в таком исключительном плавании может кончиться для всех благополучно… Где порядок, там победа!»
Седов старался создать действительно дружную команду с взаимовыручкой. Всячески сглаживал острые углы и возникающие проблемы. Несмотря на то, что корабль жил по военному уставу, Седов позволял постоянно устраивать различные праздники и коллективные развлекательные мероприятия.
Но иногда и он не мог сдержать себя перед некоторыми поступками членов команды. Вот строки из его дневника: «Сегодня опять обнаружилось воровство. Замечены негодяи в команде, которые из кладовой крадут, отмыкая замок отмычкой, спирт, молоко, какао и проч. После молитвы говорил по этому поводу с командой и предупредил, что пойманного вора убью на месте для блага всех остальных… Ужасно, до боли расстроился».;
А это из книги Павла Григорьевича: «Команда работает вяло и выходит на работу когда кому вздумается. Так продолжаться дальше не может, и надо установить какой-нибудь порядок и распределить рабочий день. После ужина я подошёл к Седову и имел с ним очень длинный разговор. Я просил: не сравнять ли матросов, идущих к полюсу, с остальными матросами, так как те привилегии, которыми они пользуются, вызывают среди команды недовольство и ропот. На работы они выходят тогда, когда хотят, делают то, что хотят и уничтожают папиросы, выданные им Седовым для хранения до того времени, когда пойдут к полюсу. Когда Седов узнал об этом, призвал их к себе…
…Седов их выгнал и обещал с ними расправиться. После нашего разговора Седов написал два приказа: один о том, чтобы в кубрике каждый вечер производилась молитва и чтобы на ней каждый раз присутствовал дежурный член кают-компании, а другой приказ о распределении рабочего времени, чтобы всё на судне шло по уже заведённому порядку. Общее руководство работами было возложено на меня, вследствии чего мне придётся с вечера писать наряды и передавать их штурману и боцману».
И несколько ранее в той же книге: «В Крестовой губе я приступил к осмотру всей команды, в особенности судовой, набранной чуть не в один вечер, перед самым отходом судна. В первый же день нашего плавания судовой боцман Точилов, как я уже говорил, слёг и не выходил из кубрика; из расспросов оказалось, что он морфинист и, уходя в плавание, забыл захватить с собой морфий для подкожных впрыскиваний; у матроса Кункова появились три сифилистических язвы и сильное уплотнение и опухоль левой паховой железы, у матроса Куракина подозрительная по всему телу сыпь. Матрос Иванов и повар Самутин после штормов совсем ослабели и едва двигались; остальная команда оказалась совсем здоровой. О результатах осмотра я сообщил Седову, прося списать с судна больных, так как дальнейшее пребывание их в составе команды могло разрушительно отразиться на их здоровье, а главное угрожало здоровью окружающих…
…Седов распорядился всех указанных мною матросов высадить в Крестовой губе оставив им провизии на 20 суток, причём они имели возможность возвратиться в Архангельск на судне, которое ожидалось в Крестовую губу…».
И это не удивительно. Ведь, как известно, обстоятельства подготовки экспедиции складывались так, что Седову пришлось нанимать судовую команду практически за день до отхода судна. А как говорят знающие люди, за такой срок в порту едва ли можно найти опытных, знающих своё дело матросов. С большей вероятностью можно встретить там постоянно обитающих людей, по той или иной причине списанных с других кораблей. Кто-то из них был списан по состоянию здоровья, кто-то из-за профессиональной непригодности, а кто и просто за нарушение дисциплины и разгильдяйство. И как следствие, в книге Кушакова появились следующие строки: «Вообще судовая команда, как оказалось, подобрана была очень неудачно, ибо из всех оказался только один матрос, малознающий своё дело, а остальные если и плавали где-нибудь, то не дальше устья реки Двины, и по всей вероятности, моря никогда не видели…
…Судовой команде всегда помогала наша – экспедиционная, но это мало двигало дело: матросы работали лишь для отвода глаз, стараясь выезжать друг на друге, и то, что возможно было сделать двум-трём, делалось целым десятком людей, бестолково, непродуктивно (всё время приходилось работать самому и за всем следить, так как Седову подчас одному было не справиться). Ругань слышалась со всех концов. Ругали друг друга, не стесняясь даже присутствием нашим, близость командира не могла образумить, отсутствие дисциплины было такое, что мне стоило больших усилий не уговорами, а угрозами физического воздействия сдерживать команду в известных границах их возмутительное поведение. Я никогда не слыхал таких диких ругательств, какими был пересыпан лексикон судовой команды. (Почти все мальчишки, сорванцы и разбойники, это та характеристика, которую дал бы каждый, кто проплавал бы с ними хоть одни сутки)».
И вы хотите, чтобы начальника, который принимает меры к тому, чтобы команда дисциплинированно и в полную силу работала, а также исполняла распорядок дня, команда, которая привыкла к разгильдяйству и отлыниванию от работы боготворила начальника и говорила о нём приятные вещи и пела дифирамбы?
И как должен был вести себя в такой ситуации П.Г. Кушаков, который был назначен Седовым отвечать за хозяйственную часть экспедиции, а значит и за продовольственные запасы и вообще за запасы, наличие или отсутствие которых в условиях зимовки решали вопрос жизни и смерти? Естественно, требовательный и любящий порядок и дисциплину Кушаков вызывал раздражение «дружного» коллектива». Очень редко можно встретить подчинённых, которые с любовью отзываются о строгом и требовательном начальнике.
И ещё из книги Кушакова: «У нас страшно много выходит керосина, и это может отразиться на недостатке освещения в будущем году...
Я просил Седова, чтобы он распорядился о том, чтобы каждый, уходя из своей каюты на прогулку, тушил свою лампу. Когда распоряжение было сделано, то Пинегин заявил мне: «Какое Вам дело? Не станет керосина, будем сидеть впотьмах, Вы всё выжимаете и во всём всех стесняете».
Из дневника Седова:
«Среда, 15 января.
…Сегодня матрос Григорий Линник дерзко нагрубил вахтенному начальнику врачу Кушакову, видимо не стесняется он в таком поведении потому, что чувствует в себе силу, сознавая, что его некем будет заменить в полюсной партии, а потому «всё можно себе позволить». Давно я за ним этот буч замечаю и думаю, что скоро кончится моё терпение. Дальше делается не выносимым. Хотя грустно сознаю, что мои решительные меры послужат частью в ущерб делу. Ну что же делать?!.. Без дисциплины и порядка тоже далеко не уедешь.
Четверг, 16 января.
…П.Г. Кушаков подал рапорт о предании матроса Линника суду за нанесённое ему, Куш.оскорбление. Приказал члену экспед. Пинегину произвести дознание, а самый суд откладываю до Петербурга…».
И это при том, что на судне действовал военный Морской устав.
Но почему-то об этом эпизоде Пинегин в своей книге умалчивает.
Не вспоминает он также и о том, что после возвращения экспедиции в отношении матросов Линника и Пустошного, ушедших с Седовым к полюсу и принесших весть о его смерти, свидетелями которой были только они, осуществлялось разбирательство и обвинение в убийстве и каннибализме. Удивляет такая «забывчивость» Фотографа.
Казалось бы, что на этом можно закончить рассказ о периоде седовской экспедиции в жизни П.Г. Кушакова. Но нет. Есть ещё одна история, связанная с Доктором и Фотографом.
Если вы посмотрите материалы экспедиции Седова, то наверняка обратите внимание на два снимка, которые очень похожи друг на друга, и которые в сущности и есть одна фотография. Сделана она была Пинегиным перед отправлением экспедиции из Архангельска. Но на одной рядом с Седовым сидит Кушаков (с какой бы стати рядом с руководителем сидел просто ветеринар?Может быть потому, что он был его помощником?), а на другой Павел Григорьевич и матрос, стоящий за ним во втором ряду, «загадочно» исчезают. В наше время широкого знакомства с компьютером и владения даже начальной техникой некоторых программ, проделать такой трюк не составит труда. Тогда же для осуществления такой операции нужно было иметь фотоаппарат, обладать специальными инструментами, способностью художника, умением ретушёра, усидчивостью, терпением и временем, а главное - должна быть причина, по которой нужно было сотворить такой подлог. Нужно было иметь негатив снимка, который мог быть только у Пинегина. А вот о причинах такой деятельности мы, наверное, никогда не узнаем. Конечно, существуют различные предположения и версии такого поступка, здесь их приводить нет смысла, но в любом случае они не оправдывают этого низкого, мягко говоря, некрасивого поступка.
И в довершение упоминаний о Пинегине. Почему-то этот поборник и заступник «дружной и сплочённой команды» при первой возможности, достигнув цивилизации в Рынде, куда пришёл изломанный и покалеченный «Святой мученик Фока», покинул судно и так чтимый им коллектив, и, прихватив архив (хотя этому действию есть более жёсткое и нелицеприятное определение), сошёл на берег, завершив путь в Архангельск в почёте и уважении на комфортабельном корабле (о чём он сам пишет в своей книге).
Продолжение:
http://proza.ru/2022/01/12/568