(Начало в "Предисловие к любви - 1") - http://proza.ru/2022/03/24/1408)
3. Хорошо бы жить без «анализов»
Иногда мне кажется, что за мной кто-то подглядывает. Ну, наблюдает: что я делаю, как я делаю. По телевизору стали часто показывать разные «живые» сценки — и не только из театра: человек с трибуны выступает или за станком работает — и его в этот момент всем показывают. Вот иногда в мою башку и залетает мысль: вдруг у кого-то есть такой маленький телевизор, по которому можно все увидеть и услышать. И этот «кто-то» — не милиция, не чекисты или другие «органы». Ну… ну да, вдруг за мной наблюдает Мотя-Матильда. Да, да! Мотя-Матильда! Просто один смех!
И не всегда смех, а просто беда. Писать или нет? Ну, когда в туалет хожу — и вдруг как шарахнет: вдруг она это видит… Ужас!
Может, я заболел? Или уже давно больной?
«— Ты хороший... Я хОчу тебя... ХОчу…»
***
Не терпится все рассказать! У меня столько мыслей…
Ровно к сроку я подходил к консерватории. Навстречу шла Вика с каким-то юношей. Я прошел мимо (мелькнула мысль: вдруг это ее «другой» мальчик! Чтоб не навредить!)
Потом я остановился, и вскоре мы с Викой пошли навстречу друг другу. Она сказала, что это артист ТЮЗа, был деловой разговор. Мы прошлись по скверу, сели на «нашу» скамейку. Я читал недавно выученное из моего любимого Есенинского сборника:
Не гляди на меня с упреком,
Я презренья к тебе не таю,
Но люблю я твой взор с поволокой
И лукавую кротость твою…
Вика сидела, поджав под себя ноги и прислонившись к моему плечу. И вдруг сказала, что хочет серьезно поговорить. И сразу: «Наверное, ты считаешь меня легкомысленной? Да, я смелая девушка, но не правильно вела себя с тобой». — «С чего ты взяла?» — «Ты ведешь себя с другими девушками так же?» — «Как это»?» — «Недостаточно серьезно. Я чувствую, ты меня не уважаешь».
На вопрос, как я веду себя с другими девушками, я ответил, что почему «с другими» или даже «с другой»? Может, я не гулял с девушками. Она, конечно, не поверила. А я не знал, что еще сказать. Ведь я сразу был в душе согласен, что веду себя недостаточно серьезно. Что говорить, я был немного нахален. Но... а она? Не только я виноват! Еще на вечере у Верки она тянулась ко мне с яблоком и конфетой во рту, намекая как бы на брудершафт! Это она призналась, что у нее есть мальчик. Да она сама это прекрасно понимает. Что тогда задавать вопросы и требовать от меня ответы? Вот я и не знал, что говорить. Мы оба «неуважаемые».
А она опять с обидой: «Ты сегодня шел ко мне на свидание и прошел мимо».
Но не мог же я признаться, что спасал ее! Откуда я знал, что у них был деловой разговор?! Или она уже не стесняется своего «другого» мальчика и готова в открытую строить планы со мной? И я задал вопрос: «А что ты ждала и ждешь от наших встреч?» — «Ничего особенного. Во всяком случае, не ПРЕДЛОЖЕНИЯ (это слово я тогда сразу и сейчас выделил!). Мне просто приятно с тобой». — «Тогда зачем говорить о несерьезности и неуважении? Мы именно просто встречались и встречаемся. Но, конечно, надо было затрагивать и серьезные темы в разговоре».
Она почему-то заулыбалась (и что тут лыбиться?!). Так что я ничего определенного не выяснил и не понял. И сейчас не понимаю. В том числе и ее намеки. Был еще один. Когда она нечаянно зацепилась волосами (или платком) за мою пуговицу на «москвичке» и я, смеясь, сказал, что она может не отцепиться, она спросила: «Навсегда?»
Я, конечно, понял, что Вика желает чего-то большего. Сказала, что ей не только нравятся стихи, но и то, как я их читаю, и что именно я их читаю. По-моему, она уже говорила об этом. Вот и сегодня: «Видишь сколько комплиментов!» Я сказал, что, если ей и мне приятно быть вместе, то мы можем и дальше встречаться, если... (я извинился за это «условие») если ЧЕГО-ТО ЕЩЕ она не будет ждать от наших встреч. То есть дал понять, что о более серьезных отношениях не может быть и речи, только «просто». Да, именно «просто так», по-взрослому! Поэтому, прощаясь, сказал с улыбкой, что в наших отношениях много детства. «Есть, конечно», — ответила она, тоже улыбаясь. (По-моему, я уже говорил ей, что мы ведем себя, как ребятишки. Вот! Значит, и я уже давно хотел поговорить о серьезном!)
Интересно, что будет дальше? Ну а с «артистом» надо было что-то придумать. Например, поздороваться, но как бы с ними обоими! «Другой» мальчик мог «не вспомнить» меня (мало ли с кем когда встречался), а Вика сама бы решила — проходить ей мимо или остановиться. Убил бы двух зайцев — и с Викой поздоровался, и ее бы спас в случае чего. Она права, неуважительно с ней получилось.
…Я сидел на кровати, полуприкрытый занавеской, и боялся
пошевелиться. Ты гладила мои пальцы и иногда прижималась губами к
моей ладони. Да, да, не целовала, а прижималась…
Иногда ты куда-то перемещала мою руку, и я чувствовал какое-то
вздрагивание внутри твоего тела. В этот момент ты так нежно
гладила мои пальцы, словно хотела моей ладонью успокоить свое
сердце. Да, да, тогда мне казалось, что так бьется твое сердце, и
ты хочешь успокоить его. (Ну, когда болит живот, его же
поглаживают.)
Сейчас смешно: дураком был, надо было откинуть одеяло!.. Хотя
вру, не смешно и дураком себя не считаю. Хорошо, что я на большее
не осмелился. Хотя, конечно, думаю и мечтаю о тебе…
Но даже то, что происходило, для меня было подвигом. И как я
умудрился? Откуда во мне такое взялось? Еще ни разу ни с кем не
целовался, ни до кого не дотрагивался и вдруг сразу такое. Как-то
перебарывая стеснительность и страх (был как в полусне), я
продолжал сидеть на кровати, рука моя лежала на тебе... и я, по-
моему, еще о чем-то разговаривал с ребятами, видимо, делая вид,
что просто сижу и ничего не происходит. Все как-то непроизвольно.
В начале непроизвольно…
***
С самого утра думал о вчерашней «дискуссии» с Викой. (По радио передают интересную беседу, видимо, «Пионерская зорька»... Вот, кажется, заканчивается...
Это было «Знамя дружины» — для более взрослых ребятишек. Теперь можно сосредоточиться). Так вот, сегодня у меня появлялось «жизнерадостное» (да, в кавычках!) настроение. То есть я улыбался, но не радовался. Вчерашний разговор мне казался смешным... и интересным. Вернее, каким-то загадочным, неясным. Все эти слова «предложение», «запутывание навсегда», свидания без «чего-то еще», «по-взрослому»... Я злился на себя, жалел, что был не совсем откровенен. Вернее, был совсем не откровенен, прибегая к намекам и неопределенностям. Наверное, именно запутал ее. Поняла ли она о «просто так»? Конфликт может повториться. Да, рано или поздно повторится. Надо было сказать прямо и определенно: о «предложении» не может быть и мысли и потому только одно — будь моей любовницей, и на этом все!
А это как? Опять встречаться только в темноте и целоваться? И вместе — ни на вечер, ни в театр. Что это за гулево?
Но если мне все же иногда приятно и она согласна по-взрослому, то есть «просто так», то и плевать на все со второго этажа! В том числе на «других» и на «своих».
Но если серьезно, — вот именно, если честно! — подойти ко всему этому, то могу сойти за настоящего... ну… подлеца.
Написал и испугался: не слишком ли? Хотя если это все именно без «своих» — своих «приливов», «волнененья и страсти», то…
Ну да… Ведь блуждает во мне еще и особый «прилив» — желание не просто нежных поцелуев, а чего-то необычного… Да, честного, искреннего, но все же запретного, тайного. Запретного не в смысле нехорошего, наоборот! Запретного — как бы многими осуждающего, тайного — только для двоих…
Нет, не в смысле тайно от кого-то, например, от мальчика, о котором говорит Вика. У меня вообще в отношении ее нет ЭТИХ мыслей! Я о какой-то другой девушке… вернее, женщине. Ребята часто рассказывают…
И зачем я себя мучаю?! Вдруг у Вики, в самом деле, могут появиться насчет меня серьезные мысли. Не нравится — познакомься с другой девочкой… женщиной! И нечего мотать мозги и нервы и что-то там анализировать. Вон ребята живут и радуются.
…Я не помню, о чем я думал в те минуты, когда сидел на твоей
кровати и гладил тебя. Почему я не стеснялся, не боялся, что может
войти Василий? Вернее, стеснялся и боялся, но сидел, как
завороженный. Желание пересиливало и стеснительность, и страх. Но
потом я вставал, когда, видимо, становилось неудобно перед
ребятами: сижу долго. Да и перед тобой, Мотя-Матильда, становилось
почему-то неудобно.
Думаю, что ты тоже стеснялась. Мы чувствовали и понимали друг
друга: в какой-то момент ты как бы отводила мою руку... и я как
раз поднимался с кровати.
А днем все оставалось по-прежнему: ты варила нам обеды и ужины,
а по утрам кормила хлебом и парным молоком. Я как впервые видел
уже явно выпирающий животик, и мне становилось неудобно за свои
вечерние «подвиги». А ты смотрела на меня, и глаза у тебя были,
как бывало часто, опять грустными. Но я прекрасно понимал, что нам
нельзя уединяться, что может кто-то увидеть из твоей семьи, не
говоря уж о Василии, что с моей стороны это будет вообще не
честно, что может быть скандал, если не хуже, что я могу испортить
тебе жизнь — ведь ты здесь остаешься.
Видимо, и ты это понимала. А может, мы боялись не столько
«других», сколько самих себя? Для тебя это все было, наверняка,
тоже в первый раз. Мы боялись нашей тайны… и тянулись к ней. Не
хотели и не могли пересиливать себя…
***
Витя Крылов говорит, что с «баром» никаких проблем: недалеко от нашего института общежитие сельхоза, а там девчонок куча — и деревенские, и городские. И все хотят после окончания в городе остаться. Ну, и на это «дело» сами напрашиваются. Врет, наверное. Хотя...
А Борька Мулин говорит, что ведет счет. Хочет, чтоб до женитьбы была тысяча.
До женитьбы! О чем думает. И меня спросил, мол, а ты? А я вдруг ни с того, ни с сего чуть ли не стихами: «Как влюблюсь, так женюсь» — и даже стыдно стало. И ребята засмеялись. А я затараторил, мол, да, да, у меня «на счету» тоже кое-кто есть — и со школы (это, наверно, я девчонок вспомнил, с которыми переписывался по «почте» на школьных вечерах. Юморист!), и сейчас из консерватории. Ребята тут же: «О! Мы чувих — под хрюканье, а Мишка — под музыку!» — и все мы смеялись до упада.
Да-а, тысяча девчонок… Это когда Борька женится? Так, если в год… ну, двенадцать месяцев… допустим, сто двадцать раз — значит, где-то через восемь–девять лет.
Нормально. Как раз будет работать, семье легче.
Да, сто двадцать в год. А в месяц? Десять раз! С ума сойти! Это что же — одна девчонка за три дня?! Быстро надо все суметь — и познакомиться, и поухаживать, и это... Виктор говорит, что вначале надо «мозги запудрить». Ну да! Как еще говорят ребята, охмурить. То есть действовать не силой (не дай ты бог!), а надо хитрить, я так понимаю, как бы обманывать. Может, врет?
А вот Борька явно фантазирует: за три дня — одна. Или женится позже. Хотя вокруг девчонок много. Если задаться целью… Можно набрать тысячу! Неплохо. Хотя…
Да ладно! Надоело!
Надо многое сделать по английскому. Ха! Конечно, надо успевать заниматься не только английскими «тысячами»! Другие же успевают!
Признаться, не могу успокоиться. Виктор говорил о сельхозе… Вот училась бы ты в нем, Мотя-Матильда, так дала бы ему и всем по башке! Видите ли, «все хотят и напрашиваются»! Почему все? Что он всех на один аршин мерит?
Да, училась бы ты в сельхозе... Но ты хотела в педагогический. Неужели твоя мечта не сбудется? Неужели жизнь так жестоко обманула тебя?
Может, и мне надо было идти в сельхоз?
Я с удовольствием помогал тебе по хозяйству (ребята тоже иногда помогали): колол дрова, растапливал печку на улице (ты на улице кашеварила), помогал ухаживать за скотиной и птицей. Признаться, я делал это с охоткой, мне всегда нравились животные. Ведь когда-то я хотел стать ветеринарным врачом.
***
Как обещал, позвонил сегодня Вике. Встретились…
В подъезде она проявляла инициативу в «поэзии поцелуев» (ну и я иногда). И вдруг я начал:
— «Любимая! — Вика вздрогнула и взгляд стал какой-то… ну, растерянный. А я, не успев как-то среагировать на «испуг», продолжил: — Сказать приятно мне — Я избежал паденья с кручи...»
Мы засмеялись. Я, по-моему, произнес: «Оригинально!» или что-то подобное (видимо, и сам чего-то «испугался»). А она сказала, что никому бы так сразу не поверила. Я согласился: «Правильно!» Она еще сказала, что мужчины плохой народ. Я поддержал: «Мужчины всегда остаются мужчинами».
Да, получилось здорово с этим стихом. Она чувствует мою сухость. Несколько раз говорила, что я, наверное, не соскучился. Ну, я мямлил: «Да что ты… Ну вот еще…»
На прощанье сказала: «Вот моя щечка», — ну, и подставила не только ее.
Губы теплые, нежные... Мне, конечно, приятно. Но неужели она думает все же о чем-то серьезном в наших отношениях... хотя считает себя «легкомысленной девушкой»? Черт ее... его знает.
И что я все путаюсь в этом выражении? Видно, у меня настрой притянуть «черта» к самому человеку. Ха! Может, я и прав.
И никак не могу покончить с этими «анализами». Одни переживания. И как будто не только о себе и Вике пишу.
Вот и ты, по-моему, не только обо мне…
«…То, что легко досталось, потерять еще легче…»
(Продолжение следует) - http://proza.ru/2022/03/27/213