(Начало в "Предисловие к любви - 1") - http://proza.ru/2022/03/24/1408)
4. Не только английские «тысячи»
Вика сказала, что не знает, где будет встречать Новый год, и почему-то вопросительно смотрела на меня. Ну, я сказал, что, наверное, буду встречать Новый год с классом.
Вика еще сказала, что у ее подружки Эммы скоро день рождения, что она пригласила Веру с Вадимом и хочет пригласить меня. Сказала, что теперь мы можем встретиться на дне рождения. И еще сказала, что сама придет попозже, ей надо будет зайти в консерваторию.
А у меня совершенно нет желания идти на день рождения. Иногда думал (и думаю!) о девчонке, которая недавно пришла в нашу группу. Симпатичная. И мелькали фантазии: вот познакомился я с девушкой и пошел с ней в театр, а навстречу — Вика…
…А вечерами я не мог удержаться и вновь садился к тебе на
кровать, чуть раздвинув занавеску. И ребята опять ничего не
замечали и, видимо, ни о чем не догадывались. А я, затаив дыхание,
ласкал тебя, осторожно прикасаясь пальцами к твоим нежным губам,
гладил щеки, подбородок, шею. И рука опять ощущала теплоту твоего
тела, мягкость и упругость груди. Да, несколько раз я нежно
проводил ладонью по твоей груди… но стеснялся остановить,
задержать руку на непостижимо таинственных, желанных и запретных
плодах.
Да, запретных. Ведь я должен был уехать, мы должны были
расстаться. Я боялся обидеть тебя случайным словом, случайным
движением. Ведь такая ласка — это, по-моему, что-то очень дорогое
и близкое, искреннее, чистое, душевное. Это признание в любви,
обещание долгой любви. Я боялся и не хотел обманывать тебя.
Нет, тогда, в те минуты я, конечно, не думал об этом и так не
рассуждал, я ласкал тебя, как умел, как позволяла мне моя душа и
совесть…
И ты ласкала мои пальцы, мою ладонь, иногда перемещая мою руку
по своему вздрагивающему телу, к своему бьющемуся толчками и
рывками взволновавшемуся сердцу. И у меня самого сердце начинало
сильно колотиться, тут же откликаясь на теплоту и нежность
любовной «морзянкой»…
Мне показалось, что ты, Мотя, стала раньше обычного забираться
за свою занавеску...
***
Звонила Эмма, пригласила на день рождения, назвала адрес — в квартире однокурсницы. А у Верки на Новый год опять собирается компания, и, как я понял, Вика будет с ними.
Ну и пусть! Это ее дело! А я сегодня опять думал пригласить новую девочку из нашей группы Свету Коралову в пед на вечер, даже пообещал достать билет. Мама осудила меня, когда я сказал, что пойду на вечер с новой девушкой. Считает, что Вика, если узнает, будет сильно переживать. Вряд ли. Может, только потому, что проиграла. Но я, вроде, особо не играл с ней. И она, как однажды сказала, не «кокетничала» со мной. И даже лучше, если близок конец. Завтра на день рождения не пойду.
Света К. (вот именно «К» — Коралова, а не «В» — Варова. Ха!) сказала, что нас считают родственниками. Ну и смех! Может, потому, что она тоже «черненькая»?
Кстати, я посветлей. Может, она крашенная? Ну, девчонки должны краситься-мазаться, чтоб быть красивей! Мы, мужчины… ну, парни, хитрые: нам надо, чтоб девчонки чем-то выделялись, были яркими. Мы, как быки, — на красный цвет! А что? Наверное, так. Вот чудеса природные.
Вон и тетя Оля мажется. И еще от нее вкусно пахнет — то ли сиренью, то ли еще вкусней. Мне, признаться, нравится. А мама иногда сердится, что даже на кухне духами пахнет. И она нервничает. А ей нервничать нельзя. Однажды слышал, как мама говорила папе, что дышать трудно. А папе, конечно, неудобно просить тетю Олю, чтоб она не сильно мазалась. А то, наверное, духами брызгается, как мы с папой одеколоном из пульверизатора, когда бреемся! Может, и маме нравится тети Олин запах, а вот — влияет на сердце. И как помочь?
Еще и от Верки стало пахнуть одеколоном или духами, не знаю. Я раньше не замечал. Надо маме посоветовать не принюхиваться. Только бы не обидеть. Еще подумает, что мы ее не понимаем. Да мы с папой еще как понимаем! Ради мамы готовы все сделать, чтоб ей хорошо было! И тетя Оля с Веркой не назло. Пусть мама не беспокоится. Да она, конечно, об этом знает. Более того, папа уже несколько раз дарил маме духи. Да, да! Я раньше тоже не замечал, вернее, не задумывался, а сейчас запомнил. Конечно, мама удивилась и — ха!— даже возмутилась: мол, недавно дарил (это на 8 марта) и опять духи (это на 1 мая), а у нее еще старые не израсходованы. Что деньги зря тратить? А папа ей сказал, что тогда были одни духи, а сейчас другие. Конечно, мама не понимает, что папа хочет приучить ее сердце к разным вкусным запахам. И мама, когда они с папой идут в гости, мажется. Молодец! Можно и почаще. Надо закалять свой организм!
А на день рождения я идти не хочу. Эмма позвала меня из уважения к Вике. А я кто Эмме? Не обидится, если не приду. А вот с Викой неудобно получается. Ведь я ее не хОчу… Боже! Что я написал?! Автоматически поставил ударение. Это слово принадлежит только тебе, Мотя-Матильда, только тебе. Это слово я могу сказать только тебе:
— Я хОчу тебя...
…Ты так нежно разговаривала со своей Буренкой, с курами,
утками… И Буренка не брыкалась, куры и утки не разбегались. Я
всегда с удовольствием наблюдал за твоей проворностью и нежностью,
слушая твои «притягательные» слова. И терпкие запахи от живности,
навоза, сена и какого-то другого корма не мешали, а, пожалуй,
наоборот, наполняли душу живой и понятной, даже приятной
необычностью и деревенской естественностью.
Однажды я хотел что-то помочь тебе по хозяйству, а ты как раз
«разговаривала» со своей хрюкающей и гогочущей живностью — и так
по-доброму, так по-человечески: «Хорошие мои… Толстушечки мои…
Гулены мои…» Заметив меня, смутилась, зарделась. Я не мог оторвать
от тебя глаз. И не нужны были все эти пудры, помады и прочие
мазючки! Ты и без них была нежной, красивой. Правда, это я только
здесь, в городе, стал понимать.
***
Новостей куча! Решил, что если Верка с Вадимом зайдут за мной (Верка обещала), то придется пойти на день рождения к Эмме, если нет, то не пойду. Я даже хотел, чтоб они не зашли, и старался не появляться в коридоре, чтоб не наткнуться на них. Но Верка явилась. Мы зашли в магазин, купили яркий шарфик и «Красную Москву».
В квартире, где Эмма собрала друзей, уже было несколько человек, в том числе «тетя младшей хозяйки», как она представилась, — девушка Оксана.
Потом, видимо, позвонила Вика: Эмма говорила по телефону, и я неожиданно поймал ее взгляд и услышал: «Да, пришел». Вот еще — проверочка! Зачем это? И вскоре Вика явилась-не запылилась.
Во время танцев она все толклась в коридоре — то у зеркала, то у телефона, два раза звонила кому-то. Я несколько раз танцевал с ней, но в основном с «тетей».
Ну, «тетю» сравнить с Викой нельзя. Эта девушка почти с меня ростом, на лицо миленькая, привлекательная, хоть и не красавица, а вот фигурка — просто чудо: как выточенная! «Тетя» работает в музыкальной школе, преподает (везет мне на музыкантш!).
Вскоре Вика сказала мне, что должна пойти и надеется, что мне скучно не будет. Я хотел ее проводить, но она сказала, что не надо (а я уже надел боты «прощай молодость»), и кто-то из старших — то ли мама однокурсницы Эммы, «младшей хозяйки», то ли ее бабушка, в суете не понял, — шепнул мне: мол, ничего, сядет на автобус и доедет, ее ждет мальчик. Я тут же снял «прощай молодость» и пошел танцевать с «тетей». Я и не хотел уходить, кажется, даже желал, чтоб Вика поскорей ушла.
Я пошел провожать «тетю», она живет в частном доме, довольно далеко. Мы мило разговаривали. Погода спокойная, безветренная, нежная. А утром и днем был такой морозище! Я прочитал пару стихотворений (что я мог еще сделать?), она рассказала о себе. Отец у нее актер, живет не здесь (в каком-то небольшом городе, не запомнил), сказала (или, вернее, намекнула), что ей нравятся «черные» мальчики и что вообще ей нравились ребята, но пришлось разочароваться («был сильный удар»). Что за «удар» я, конечно, не понял, но, естественно, не стал расспрашивать.
На дне рождения Верка пригласила Вику к себе в пед на вечер, а я на прощанье попросил «тетю» позвонить: «Постараюсь достать билет в пед». Когда я спросил (как-то само собой подошли к этой теме), мол, как она думает, сколько мне лет, она ответила: «Двадцать». Я засмеялся, она сказала: «Двадцать один». Я хихикнул, она: «Восемнадцать». Я сказал, что она отгадала, прибавив себе совсем немного — чуть больше месяца. А она вдруг чему-то обрадовалась. И, кажется, назвала меня «малышкой». Или «мальчишкой»? Нет, нет, «малышкой», не зря радовалась своей шутке.
В разговоре она намекнула, что ей скучно одной, что здесь она всего пять месяцев... Словом, в воскресенье должна позвонить.
Все время, пока я шел домой, смеялся и сейчас смеюсь: что будет, если придут на вечер в пед Вика и «тетя»! Да еще бы позвать свою «родственницу» — Свету Коралову! Аж три «зайца»! Рассказал дома про день рождения и другие дела (ну, про пед). Мама возмутилась: «Донжуан!» Говорит, что Вика не пойдет на вечер. Ну, а я рад! Только как с ней порвать окончательно? Как-то неудобно, а то я совсем сделаюсь нахалом. А папа одобряет мое поведение: «Теперь что же — прилипнуть к одной и все?» Но он же не знает про нашу «поэзию» с Викой. Все-таки как-то неудобно.
А «тетя» — девушка что надо! Фигурка — просто дух захватывает. Выйти «в люди» с такой «тетей» не стыдно. Я даже представил, как бы я пригласил ее к нам на вечер в институт: все ребята померли бы от зависти. Словом, дела! Что делать, не знаю. С «тетей», по-моему, я могу подружиться. Но как быть с Викой? Пусть она симпатичная, и фигура в общем-то ничего, и вообще неплохая, умная девушка, но как мне быть, если у меня получается «просто так»? Да и у нее есть мальчик! Даже незнакомые люди знают и об этом говорят. Что я переживаю? Чудак! Погулял и хватит! Так и папа говорит.
Ну и дела! Ты, Мишка, в самом деле, будешь... будешь... черт знает кем. Каким-нибудь пройдохой! О, это уж слишком. Жизнь есть жизнь! И все же… С Викой надо поговорить, как-то объясниться. А то может выйти очень не красиво. Я этого не хочу и не могу допустить.
***
Только сейчас разговаривал с Викой. Дела, признаться, грустные.
С утра иногда вспоминал вчерашний вечер и вспоминал, ей-богу, с удовольствием. Папа говорит, что если я не хочу встречаться с Викой, то больше звонить не надо и не надо что-то там объяснять и оправдываться. Я так бы и сделал, но все же чувствую какое-то неудобство. Признаться, даже переживаю. Может, потому, что все это впервые в моей «практике». Вот и папа говорит, что в таких случаях стесняться нечего. Но нет, неудобно. И я метался: позвонить или нет?
Забегали Верка и Вадим. Верка что-то тараторила про Вику и Эмму. Признаться, я ничего не мог понять: оказывается, Вика, «видимо, не зря не хотела», чтоб Эмма приглашала меня на день рождения, а Эмма не послушалась и пригласила. Ну и молодец! Я благодарен ей: познакомился с «тетей» — Оксаной! Но Верка выпалила, что Оксана не будет со мной дружить, так как она, конечно, поняла, что со мной дружит Вика. Папа сказал, что все может быть наоборот. А Вадим сказал, что я могу потерять обеих. Папа почему-то засмеялся и уверенно сказал: «Не потеряет!» Здесь я хотел кое-что сказать да постеснялся Вадима (что при нем-то признаваться!). А когда они с Веркой ушли, я сказал, что лучше упустить двух зайцев, чем поймать одного — нелюбимого. Мама похвалила меня. И добавила: «Надо бы, чтоб Вера это услышала». Я понял маму: о Верке беспокоится. Она, наверное, просто привыкла к Вадиму. А так-то к нему не очень… Все правильно: Вадим какой-то не такой, разные они с Веркой. По душе разные. Кроме высокого роста в нем нет ничего «высокого»: ни разу не видел, чтоб он хоть один цветочек Верке подарил. Неужели жмется? А они же не «просто так» дружат. Я и про свадьбу что-то слышал: мол, пусть вначале институты окончат.
Но меня возмущают слова Верки, что, мол, Оксана поняла, что Вика дружит со мной. Я что, в вечные друзья записался? Вот пусть она со своим Вадимчиком хоть как дружит, а в мои дела нечего вмешиваться! С кем захочу, с той и пойду на вечер!
Ха! И все же дала два билета. Конечно, я хочу пойти с Оксаной. И вот сейчас, ей-богу, волнуюсь: а если она не позвонит? Дома у нее телефона нет, рабочий телефон не знаю. Да и, может быть, она пообещала позвонить так, с «пьяных глаз» или просто с хорошего настроения.
И вот звонит Вика. Сразу попросила, чтоб я позвал Веру, и сказала ей, что не знает, сможет ли пойти на вечер, сообщит утром в воскресенье. (Оказывается, Вика обещала что-то сыграть со сцены).
Верка передала мне трубку. Вика сказала, что вчера сразу легла спать и что рада, что хоть раз в жизни сделала человеку что-то хорошее: ушла, доставив мне удовольствие. И я почему-то сказал: «Спасибо». Как-то вырвалось. Я сказал, что хотел проводить ее… Она прервала: «Это что — пример воспитания?» — «Долг вежливости». — «Хорошо я поступила, что ушла?» — «Было довольно эффектно». И тут я забормотал про какие-то уроки, про какой-то опыт — то ли души, то ли просто жизни, то есть получилось как-то туманно, сам себя не понял. А она: «Ты умеешь говорить только такими словами, так как не знаешь...» — И я в душе продолжил: «...так как не знаешь других (то есть грамотных, умных!) слов». О, я весь сжался от смущения и даже испугался этих мыслей, хотя был с ними согласен. А она сказала: «...так как не знаешь, пойму ли я другие слова или нет». А я опять: «К чему такие страшные строчки?» Вот умник! Распрощались без всяких разговоров о свидании.
Да! Я не хочу с ней встречаться, даже если у нас с Оксаной ничего не будет. Неужели она не позвонит? Но мне хочется, честное слово. Я, пожалуй, могу полюбить. Да, полюбить! И пусть Вика идет на вечер, пусть! Но если пойдет и Оксана, то я тоже пойду! Что будет, то будет!
***
Сегодня первый раз не пошел в институт. Конечно, можно было пойти, но решил переводить «тысячи». И... «перевел» — ни одной строчки. Встал часов в девять и буквально все время думал об Оксане. Думал, когда топил печь, когда писал стихи, когда лег спать днем, когда проснулся, когда лежал вечером на кровати в темной комнате и опять пытался сочинять, когда (совсем недавно) папа, дядя Коля, Верка, Вадим и я разговаривали о «жизни» (в основном рассказывал папа о своей молодости). Думаю об Оксане и сейчас. Я буквально забил себе голову нашей встречей: вот как бы я с ней пошел на вечер к себе в институт, как бы я с ней гулял вечерами... Да! Если и дальше так пойдет, то «тысячи» придется ждать долго. Нет, так нельзя — ни одной строчки! Завтра надо будет сделать.
О Вике тоже иногда вспоминал. Думал, как деликатней расстаться.
Неужели завтра Оксана не позвонит? Наверное, подумает: «Буду я унижаться — напрашиваться на свидание». Да и, пожалуй, у нее есть мальчик. А может, и нет, она же намекала, что ей скучно.
Завтра буду опять ждать звонок, и где же будут мои «тыщи»? Если не позвонит, то что мне делать? Вряд ли я осмелюсь пойти к ней. Да, смелости не хватит. Неужели на этом все закончится?
О «жизни» лень писать, голова другим забита. Ну, кратко. Папа рассказывал, как они жили во время гражданской войны в деревне: то «белые» заберут коня, то «красные» заберут хлеб и так далее. И про «любовь» рассказывал: они песни пели, в разные игры играли и «своих» девчонок (то есть из своей деревни) берегли. Папа, рассказывая, посмеивался, видать, что-то вспоминал. И еще говорил, что раньше во взаимоотношениях больше строгости было. Особенно до свадьбы и, главное, для девчонок.
Дядя Коля в основном молчал и только кивал. Он вообще малоразговорчивый. Еще бы! Отсидел десять лет! Наверное, до сих пор боится вслух говорить. Да и не только он. Ха! Может, я завел «душевную тетрадь», так как тоже чего-то боюсь? А что? Не все вслух говоришь. Да, и о личной жизни не все вслух скажешь. Эх, если бы могли услышать те, для кого слова будут предназначены.
Оксана! Позвони, пожалуйста!
***
Закончил топить печи — в комнате и на кухне. Мороз страшный. Делать английский не хочется, перевел всего три предложения. Оксана не звонит. Вздрагивал при каждом телефонном «взрыве» — но нет, не она. Звонила Еловская, возмущалась, что я не хочу встречать с ними Новый год, говорила, что я не хорошо поступаю, так как обещал. Я ответил, что сегодня все выяснится.
Дела… Нет! Оксана не позвонит. Она сказала, что гуляла с одним мальчиком с «серьезными намерениями», с «конкретными», ну а я... я младше ее — какие могут быть «конкретности»?
Но если не позвонит, сам позвоню! Завтра. Даже нашел номер телефона музыкальной школы в районе, где живет Оксана. Но не знаю — эта школа или нет.
Верка сказала, что ей жаль Вику, если я брошу ее. А мне не жаль. Ни капельки! Причем здесь я?! Вот именно, «как случайно встретился с тобою, улыбнусь, спокойно разойдясь». И пусть она радуется со своим «другим» мальчиком. И я буду радоваться. Лишь бы позвонила Оксана.
***
Оксана не позвонила. Я на вечер не пойду. И завтра звонить Оксане не буду: что навязываться и просить, как маленький. Вот именно «малышка». Был бы старше ее.
А может, она не позвонила, так как ищет квартиру для себя и родителей? Говорила об этом. Скажу Верке: если увидит ее, пусть передаст привет, как бы напомнит обо мне.
А все-таки я здорово ждал звонок. Словно, в самом деле, влюбился. Такого состояния со мной еще никогда не было: и волновался, и радовался, и мечтал, и страдал. А может, было просто интересно: позвонит или нет? Так что — любовь это игра? Любопытство? Узнал-разгадал –– и любовь прошла?
Не знаю. Вряд ли. А если не разгадал? Что тогда? Любовь продолжается? Я, признаться, еще не могу успокоиться…
Вот и твое «хОчу»… Я не знаю, что ты хотела сказать…
***
Звонила Вика, попросила позвать Верку, но ее дома не было. Просила передать, что она извиняется, что не смогла пойти на вечер и выступить в концерте. Оказывается, она знает, что и я не пошел на вечер. Я был скуп на слова и даже не спросил, кто доложил обо мне. А она стала рассказывать, как они в консерватории готовятся к Новогодним концертам, о каких-то еще своих делах, была веселой, оживленной: здесь был и «Мишенька милый», и «ты хоть иногда звони».
Ха, когда я сказал, что встречаю Новый год с классом и что согласилась бы она... «Конечно», — вдруг сказала Вика. А я без всякой паузы, еще не осознав ее реплику, продолжил: …встречать Новый год со своим классом? Ну, она и я засмеялись, так как поняли ошибку. Конечно, я не собирался приглашать ее с собой. Она ответила, что да, согласилась бы встречать праздники с классом, но только не Новый год. А я и сам знаю, что для меня встреча этого Нового года будет скучной. Сказал, что на «московский» приду домой. «Буду ждать», — сказала она. Мне все равно. А лучше бы не ждала. Что же она бросила своего «другого» мальчика? Странно все.
Кстати, на прощанье Вика сказала «целую». Это первый раз такое «телефонное» прощание. С чего вдруг? Казалось бы, она должна по-другому вести себя со мной. Или подлизывается? Так не она же «провинилась» — что подлизываться?
Только один раз я тебя поцеловал. Это было утром, когда нас
ждала грузовая машина, чтоб отвезти к поезду. Ребята уже сидели в
кузове, а я все не мог найти тебя, чтоб попрощаться. Я туда, сюда
– нигде нет. Забегаю в комнату, где мы жили, смотрю — занавеска
распахнута и на кровати лежишь ты. Нет, не спишь, глаза открыты.
Видать, тебе уже было тяжело ходить, коль не вышла нас провожать.
А может, просто устала. Или почему-то стало плохо. Я к тебе:
«Мотя! Ну где ты?! Мы уезжаем». Подбегаю и прикасаюсь губами к
твоим губам. Губы у тебя почему-то сухие, холодные… Я тихо сказал:
«До свиданья, Мотя. Спасибо тебе». Ты показалась мне ужасно
бледной и глаза… ну, не просто грустные… как могла заплакать. Ты
протянула открытку. Я схватил ее, не понимая еще, что это, и уже,
было, повернулся, чтоб побежать к ребятам (меня уже во всю звали),
а ты вдруг взяла мою руку, прижала к губам и прошептала:
— Ты хороший… Я хОчу тебя… ХОчу...
***
Вот и 1 января. Надо готовиться к лабораторной по химии, да еще в субботу контрольная по английскому. Завтра в институте вечер. Столько дел, голова кругом.
Как и ожидал, Новый год встретил плохо. Было всего три девочки и восемь ребят, скука полнейшая. Да я еще (как и многие) страшно хотел спать и после двенадцати дремал в кресле с перерывами на какой-нибудь фокс — и то редко. Хотел к «московскому» прийти домой, но совсем раскис, было лень выходить на мороз. Да еще потом встречаться с Викой, поздравлять, танцевать…
В седьмом часу утра все стали расходиться (я не пошел никого провожать). Дома, у Верки, — во всю музыка. Некоторые «заперлись» парочками (в основном по углам, но, по-моему, даже в туалете кто-то был не в одиночестве) и «встречали» Новый год. Я прошел к себе, родителей еще не было (они у родственников). Тут и Верка объявилась. Сказала, что Вика ушла часа в два ночи, что ее мало приглашали танцевать, что ей было скучно. Я обрадовался, что ее не было, и очень ждал, когда Веркина компания утихомирится. Очень хотелось спать. И не слышал, когда пришли родители.
А где-то к вечеру вдруг звонит Вика. Сказала, чтоб я передал родителям привет («Видишь, я воспитанная девушка»). Обменялись впечатлениями о встрече Нового года. Она сказала, что было довольно скучно, думала, что я приду. На прощанье сказала: «Ты хоть иногда звони, а то у меня скоро экзамены». Я ответил: «Обязательно». И как вырвалось? Даже Вика, как мне кажется, удивленно переспросила: «Обязательно?» — «Конечно, я позвоню».
В самом деле, неудобно. Она ко мне хорошо относится, а я — раз... и все. Между нами все кончено «на высшем уровне», но остаться друзьями мы можем. Вот и позвоню как-нибудь. Поболтаем. Или даже приглашу в кино. Но без всякой «обязательности»!
Ну, а мечта об Оксане, наверное, начинает уходить. Хотя не могу еще понять. Все-таки здорово я мечтал, впервые, пожалуй. Нет, вру, мечтаю я частенько.
Да, еще! Встретились вчера со Светкой Варовой, как ни в чем не бывало. Это я один, наверное, думал о «дружбе». Иногда мы встречались взглядами — и все. А Тонька все талдычила: «Пригласи Свету, пригласи Свету». Я со всеми танцевал, в том числе и со Светой. И что Тонька приставала? Какой была начальницей, такой и осталась. А вот я, как мне кажется, изменился: погрубел на лицо, возмужал и вообще — «вырос» внутренне. Я это чувствую. Стал на некоторые вещи смотреть проще: и винцо пил запросто, и Веркины «парочки» по углам не удивляли.
Звонили девчонки, которые не встречали с нами Новый год, в том числе Галка Ясова (по-моему, некоторых родители не отпустили на ночь). Как сказали девчонки, Галка почему-то не хотела со мной говорить, потом взяла трубку. Поздравили друг друга с Новым годом, потом она сказала, что «любовь не картошка, не выбросишь за окошко». С чего бы эти намеки? Нет, как всегда, из мухи делаю слона.
На душе пусто... и грустно. Вчера Тонька сказала по секрету, что у Светки Варовой очень плохое настроение, что ей даже жить надоело. С чего такие дурацкие мысли? Хотя иногда бывает. Да, бывает! Иногда так грустно на душе, а услышишь веселую музыку — и все нормально! И Светке надо перестать дурить. Я так и сказал Тоньке. А у нее одно на языке: «Пригласи Свету, пригласи Свету». Я и без ее указаний хотел пригласить. И пригласил. Правда, музыка была не очень веселая, по-моему, какое-то танго. Но Светка ничего, улыбалась. Конечно, у нее все будет нормально!
Нет, жить все-таки интересно, хотя, конечно, иногда все надоедает. Именно надоедает! Особенно эти занятия. Жизни не рад. Но надо, Мишка!
А у тебя как дела, Мотя-Матильда? С Новым годом. Очень хочу,
чтоб у тебя было все хорошо.
***
На математике сидел рядом со Светой К. Так и думал, что сядем вместе. Я пришел раньше, потом она примостилась. Симпатичная девушка. Но иногда она мне казалась утомленной, уставшей, даже черно-синие круги под глазами образовывались. Может, болеет? Вот и спросил, как она себя чувствует, мол, наверное, устала от занятий. Она заулыбалась и даже поблагодарила за внимание. А потом пригляделся — смех один! — просто хитро мажется. Вот и вся «усталость». Хорошо, что я не про глаза спросил, а так, в общем. Вот бы опозорился. Ха!
Рассказала анекдот: один мальчик похвастался, что у него есть поезд, а другой — что у него есть самолет; тогда первый сказал, что у него есть ракета, а другой — у него есть межзвездный корабль. Первый мальчик не знал, что сказать, и промолвил: «А вот я на тебя сейчас накакаю». Произнесла четко, с чувством, с ударением. Гениально! Но лучше бы я услышал этот анекдот от ребят.
Хотя что в этом плохого? Теперь что же надо еще и слова подкрашивать? А может, наоборот? Вместо «накакаю» можно и покрепче слово найти. А что?! В мужской компании можно!
И еще «анекдот». Вдруг Свете стало холодно, и она попросила мой пиджак. Я ответил, смеясь, что надо закаляться, и не дал. Отказывать было немного неудобно… но еще не хватало, чтоб я при всех снимал и отдавал пиджак! Подумают еще, что она «занята», ей же будет хуже.
А на лабораторной по химии на меня что-то нашло: грел одно химвещество в стаканчике, вода закипела, и я ни с того ни с сего поднес этот стаканчик к шее Светы (она стояла рядом). Как это получилось, не знаю. Ну, она вскрикнула: «Ой! Дурак! Ты больной, что ли?!» Я готов был провалиться. Конечно, извинился и все время (именно, как дурак!) улыбался. Что на меня нашло?! Забыл, что не только химвещество нагрелось, но и стаканчик тоже. А у нее такой вырез на платье… И сзади тоже…
Когда, видимо, боль прошла, Света заулыбалась и сказала, что отомстит мне, и показала язык. Ха! Это может послужить поводом к нашей связи. Мысль подружиться в моей башке все время вертится. Завтра посмотрю на свое и Светкино настроение.
Об Оксане вспоминал редко. Очевидно, все прошло. Если бы я не ждал звонок, ничего бы не было. Просто я себялюбец: обещала — позвони, а то я ждал и мучился.
***
Вчера Светка отомстила: ущипнула за шею. Она и с другими заигрывает и строит глазки. И все называет своими именами: «Пошла покурить в сортир, а там так воняет…»
Эх, Света, Света. «Я помню чудное мгновенье...»
А сегодня на первой лекции я хотел сесть рядом с ней, но не получилось: вперед пролез Витька Крылов. А на перемене мы с ним стоим, курим, и вдруг подходит Коралова. «Научите меня курить взатяг», — и засмеялась. Я ответил, тоже шутя, что когда-нибудь вечерком научу. А она: «Только курить?» — и опять засмеялась. Мы с Виктором тоже заржали. Хорошая девчонка, веселая.
И опять не знаю, как быть. Хотя недавно фантазировал, как бы я проводил с ней время. Или лень, холодно и живет далеко? Нет, пожалуй, не отказался бы… Но времени нет. Да и если бы весна… А то все эти шубы, «москвички». Ха! Но со Светой вряд ли что-то получится, чувствую. Хотя черт ее… его знает! И все равно, весна, с чертями или без чертей, приходи скорей! Так хочется встретить девушку, за которой пошел бы хоть на край света. В любой мороз…
«…Желаю тебе надолго, на всю жизнь сохранить лучшие надежды и
порывы юности…»
Я часто вспоминаю тебя, Мотя-Матильда. Твои добрые и грустные глаза. Очень грустные. Особенно, когда мы прощались. В них была такая тоска. По-моему, ты чуть не заплакала. До сих пор душа болит: не обидел ли я тебя? Не дай ты бог!
Можно было бы написать тебе. Хоть открыточку. Иногда мелькает мысль. Но я гоню ее: вдруг Василий… жених... муж… ревнивый? Еще натворит с тобой что-нибудь. Не надо рисковать. Да и для тебя так лучше: как говорят, с глаз долой — из сердца вон.
Вот если бы ты первая написала, дала знать, что свободна, что не забыла. Да, да, а мне не надо рисковать. Не собой рискую. Если бы собой, я что-нибудь придумал бы. Обязательно бы придумал. И готов бесконечно слышать и повторять:
— Я хОчу тебя… ХОчу…
(Продолжение следует) - http://proza.ru/2022/03/27/1015