(Начало в "Предисловие к любви - 1") - http://proza.ru/2022/03/24/1408)
5. Головоломка
Да! Сегодня была «жаркая» встреча (можно и без кавычек). Вначале сожалел, что позвонила Вика: не до разговоров и проветриваний — по черчению сделал мало (сейчас буду делать), а она сказала, что посидим на «нашей» скамеечке, намекая на продолжение «романа», и мне совсем расхотелось идти. Но было как-то неудобно отказываться, Вика сама предложила.
Она вышла из консерватории опять без шубы, и почему-то опять сильно выделялся бюст, обтянутый шерстяной кофтой. Позвала меня. Я зашел в коридор, она раза два подставила губы. Ну, я даже малость растерялся, так как не собирался «вдохновляться» и был спокоен.
Сели на скамеечку… Такой страсти с ее стороны я еще не видел. Она теребила меня за шею, поправляла шарфик, спрашивая можно ли поиграть со мной и, смеясь, обращалась с таким вопросом даже к луне. Ха, и я «вдохновился»: первый раз за все наши встречи ласкал ее. Ласкал ее грудь... Правда, поверх кофточки. Как-то неудобно было по-другому. Вдруг как дала бы по мордасе.
Вика не противилась, а наоборот… Я понял, что девушки любят такие ласки (не знаю, все ли девушки любят). И все это происходило в тишине, в молчании и даже в каком-то напряженном ожидании… ну, слов. Да, да, я чувствовал, что в этой ситуации нужны какие-то слова. Ласковые слова… Но я был нем. Язык как прилип. «Люблю» я не имел права произнести. А у нее такой нежный взгляд…
И вдруг услышал тихое: «Ты хороший». Я аж вздрогнул, словно голос Моти… Пробормотал: «Не знаю. Вряд ли». Понятно, какой хороший, когда фактически лгу — ласкаю, а сам ничего такого, серьезного, не питаю к ней. Даже собираюсь расстаться. Сказал, что это она хорошая девушка. Вика замотала головой: «О, нет, нет». Сказала, что ей со мной было очень хорошо, что она мне благодарна (за что только?!), что она многое поняла и многое пытается изменить в себе, что не хочется расставаться. Я не ожидал такого. Сказала, что я очень милый, какой-то особенный. Я вставил: «Человек должен быть оригинальным» (хотя не понял и не понимаю о какой «особенности» и «оригинальности» шла речь). А она продолжала: я человек хороший, добрый, поэтичный и еще что-то в этом духе. Смех и только. Ну, люблю стихи. Как и многие. Причем здесь особенность? А тем паче оригинальность.
Сказала, что скоро уезжает домой, в Омск, на каникулы. Я сказал, что вот уедет и мама выдаст ее замуж. Она, смеясь, сказала, что все может быть, но она хочет еще погулять. И все время называла меня ласково — «милый, любимый, родной». А я не мог баловаться такими словами, не говоря уж о более серьезных словах.
На прощанье она подставила губы... Я спросил: «Мы останемся друзьями?» — «Конечно. А разве мы не друзья? Позвони, ты же обещал». Даже несколько раз просила позвонить.
Как же так получается? Хочу расстаться — и опять… Но не мог сдержаться. По-моему, и не пытался. Мне было приятно. И ей, по-моему, тоже. Значит... значит, я поступил не совсем плохо. Хотя… Лучше бы вместо «позвони» она сказала «прощай». И сейчас даже стыдно за свое поведение. Какой-то безвольный я. А вот Вика, в самом деле, смелая: такие нежные слова говорит.
Сейчас буду чертить. И здесь не просто. Но «тыщи» я все же осилил: сегодня сдал их. Вот и черчение надо осилить. Ха, и любовь тоже!
Вспомнил! Сегодня Света К. на перемене вдруг заходит в класс и говорит мне: «Смотри, что я тебе покажу». И показывает… пряжку от подтяжек: оторвалась! Сказала, что как-то на вечере у нее вообще чулки упали. Ну, словом, смех и грех!
«Ты хороший… но не гонись за легким успехом…»
***
Только что сейчас Верка пришла с симфонического и сразу забежала к нам. Сказала, что встретила Оксану с молодым человеком (это ее брат, Оксана сказала). Она спросила про меня, Вера ответила, что я ждал звонок. Оксана сказала, что неважно себя чувствовала. Верка просила обязательно позвонить. Оксана сказала, что позвонит, когда у меня закончатся экзамены — где-то после двадцатого февраля, так как она примерно знает, когда в институтах заканчивается сессия.
Верка какая-то непонятливая: неужели не видела, что я очень хотел встретиться с Оксаной?! Ей надо было конкретнее договориться. Что значит «после двадцатого»? Это когда? В самом деле, непонятливая: неужели не могла узнать точней?! Ну, почему не договорилась, чтоб Оксана позвонила пораньше. Тоже мне! Не додумалась! Девчонка есть девчонка.
А на душе почему-то спокойно, ничего внутри не замирает. Неужели все прошло? Все может быть.
Сегодня на химии говорил Свете К. какие-то комплименты, называл ее Светочкой, даже говорил, что она мне нравится и еще что-то подобное. Она довольно серьезно, но с некоторым кокетством отвечала, что я шучу. Молодец, понимает. Напоследок дала прочитать стихотворение, которое посвятил ей «один поэт», попросила дать рецензию. Я прочитал и сразу понял, что это не стихотворение, а просто зарифмованная (притом плохо) любовная записка. И зачем она дала ее прочитать? «А тебе нравится?» — спросил я. Сказала, что стих нравится, а «поэт» противный, не в ее вкусе. Я сказал, что дома прочту повнимательней (неудобно было сразу возвращать).
И вот думаю: а вдруг этот «поэт» по-настоящему любит ее? И стих был предназначен для нее — только для одного человека, для его души, сердца. А этот человек: «Дай рецензию!»
Ха! Может, Света хочет, чтоб я что-нибудь подправил, стал как бы соавтором любовной записки? Это я запросто! Может получиться вполне правдоподобно. У меня в душе много ласковых слов…
«Я хОчу тебя... ХОчу...»
***
Вот и восемнадцать лет! Вчера приходили из агитпункта и записали меня тоже: буду голосовать за нашу «родную партию».
Мама с папой поздравили меня еще утром. А тетя Галя, тетя Оля, дядя Коля и Верка ушли только сейчас. Поздравили, выпили, поели. А я пить не стал. Вернее, выпил с женщинами несколько рюмок вина, а водку что-то не захотел. Хотя, конечно, можно было. Не маленький!
А потом весь стол уставили: целая гора «сердечек» и «цветочков» (мои любимые печенюшки), хрустящие вафли, «Наполеон», бисквит, варенье трех сортов, конфеты «Мишка», «Белочка» и еще какие-то в красивой коробке. И сахар был не нужен. Это мама все напекла и сварила. А конфеты тетя Оля принесла. Ха, наверно, думала, что мало всего будет. А у нас — обжираловка! Живот аж лопается. Как я буду учить химию?!
Мама и папа говорят, что сейчас у меня начинаются самые хорошие годы. Папа сказал, что они с мамой хотели купить мне часы, но так как я их не хочу, то дадут мне триста рублей. Но деньги дадут чуть позже, так как сейчас они нужны для покупки линолеума.
Я все понимаю. И на мой день рождения еще потратились. Маме можно было и не стряпать так много. А с часами подожду, похожу со старыми, мамиными. Правда, они такие маленькие. И стекло немного поцарапано. Признаться, я их не афиширую: все же женские. Да плевать с верхнего этажа! Главное, идут хорошо, время знаю точно, никуда не опаздываю. Что еще надо?
Тетя Галя подарила рубашку и Верка с родителями — рубашку. Теперь я богатый! (Лучше бы подарили немного денежек. Но откуда им знать, что я коплю на магнитофон?)
Сегодня весь день было плохое настроение. Причину знаю: не поставили «автомат» по истории. Некоторым поставили зачет, а мне нет — мало выступал. Я сам виноват: пропустил один семинар, да и, в самом деле, часто молчал. Хотя, конечно, я не готовился по-настоящему. Но отвечать мог. Да, мог! Наговорил бы три короба: эти — белые, эти — красные, эти — коммунисты, эти — фашисты, и все ясно про «героев» и «врагов».
Вот прочитал книжку бывшего заключенного, о которой говорил дядя Коля (и, оказывается, не книжка, а в журналах напечатано, дядя Коля принес и давал на два дня). Смело написано.
И нам надо быть смелей! В том числе и мне. Вот. Особенно смелей говорить о современной истории. Неужели «голоса» не врут, что у нас есть… как их... диссиденты? То есть эти… политзаключенные. Даже писать страшно. Фамилии называют.
Да, иногда «настраиваюсь». Такая музыка бывает! «Рекорд» аж сотрясается. Ну, в основном от глушилок. Я делаю звук тише, и ухо — к динамику. Когда музыка, шум — поменьше. Видать, включают «легкие» помехи. А вот когда говорят… Настроиться на волну почти невозможно. Злость берет! Все же интересно и это послушать. Как бы сравнить. Хрущев многое про прошлое рассказал. И планы хорошие. Чему и кому верить?.. Но я больше музыку слушаю, честное слово. И то редко: когда наши в гостях задерживаются. Шумно очень. Но ритм прослушивается хорошо!
А злость иногда все же появляется. Вернее, даже не злость, а что-то другое. Как бы боишься, что могут еще что-то запретить-заглушить. Ну, не только «ихнию» музыку, но и какую-нибудь нашу. И не только музыку! Вот и надо спешить! Да, да, иногда хочется кутить, веселиться, брать от жизни все, что можешь, и плевать на все со второго этажа! Успевай! Ведь я свою «тысячу» еще даже не начинал. А то вдруг… ну, мало ли что. Но потом остываешь.
Опять приглашали в радиогазету. Сказал: времени нет. Для меня хватит и стенгазеты. Иногда участвую. Но лениво. Скучно подстраиваться. Говорят, одного парня (из другого факультета) отчислили из института: не только на семинарах по истории зело спорил, но и какие-то книжки распространял. Был бы поближе к комитету комсомола и деканату, может, простили бы. Хотя вряд ли.
Недавно слышал в институте несколько анекдотов. Многие ребята даже специальные книжечки завели, и в них самое интересное записывают. Конечно, многое забывается. Может, и мне записывать? Потом можно в компании козырнуть. Или на занятиях по истории! Ха!
Ну, вот, например. Американцы спросили: «Если вы идете к коммунизму, то почему у вас кушать нечего?» Армянское радио бодро ответило: «На ходу не едят».
Или про «любовь». Хрущев несет раскладушку на Красную площадь. Его спрашивают: «Зачем?» — «Чтоб люди не говорили, что я сплю с Фурцевой».
Можно еще вспомнить. Анекдотов стало много. Есть не просто смелые, но и толковые. Ха, «на ходу не едят!» Но ничего, зачет сдам. Хотя немного обидно, что «автомата» не получилось.
Шутим все время и дома, и в институте, что теперь я имею право зарегистрироваться, то есть жениться. И еще я буду голосовать. А! Наперед ясно, кто в голосовании победит. А вот в регистрации «побеждать» пока не собираюсь. Главное, чтоб тебя не «победили».
Ну и настроение у тебя, Мишка. Хотя на сердце, в общем-то, спокойно, особых переживаний и огорчений не чувствую. Да и что огорчаться? Все будет хорошо! Основное, чтоб не скучно шла твоя жизнь. Это не значит, что кутить — и всё! Главное, не паниковать. И не огорчаться. Живешь один раз да еще растрачивай нервы?! Хотя, конечно, приходится и нервничать, и переживать, и волноваться. Надо обязательно окончить институт, получить специальность. После седьмого класса я даже хотел пойти в техникум или училище, чтоб поскорее начать помогать родителям. Об этом «помогать» я папе и маме не говорил, но они были только за высшее образование. Сами не учились в институтах (не было условий и возможности), а вот мне дают такую возможность.
Может, все же надо было учиться на ветеринарного врача? Мне нравились животные. Вокруг нашего жэковского дома было много частных домов (многие сохранились), и в городе разрешали держать скотину. У нас в сараюшке в клетках жили кролики, а у ребят, с которыми я дружил, были и коровы, и свиньи, и птица, а у некоторых еще и голуби. Частенько помогал ухаживать (пищевые отходы и прочие «съедобности» из дома всегда приносил) и вместе с ребятами гонял голубей.
Ох, как я любил голубей! Особенно мне нравилось, как голубь ухаживает за голубкой: воркует, ходит около нее кругами, хвост веером растопырит, к земле прижмет и грудкой наскакивает на избранницу. Упорствует до тех пор, пока избранница не поддастся «уговорам»: клювиками сцепятся, видимо, поцелуются, а потом голубочка присядет, а голубь на нее... И живут парами, верными друг другу: вместе голубят высиживают — поочередно греют яички в гнезде и потом вместе птенцов кормят. А иногда голубь может и другую голубку «заворковать». Ха!
Но скотину в городе перестали держать, мечта развеялась. К тому же ветеринарное училище было в другом городе, я знал, что родители не отпустили бы меня, побоялись бы одного там оставить. Да и училище –– не институт. Кстати, я, наверное, и сам бы не поехал. Конечно, вот если бы я четко определился в своей мечте… Пошел в технари. Родители посоветовали: «Будешь дипломированным инженером!» Плыву по течению. Хотя к «железкам» и прочим наукам особого отвращения нет, только к черчению. А иногда даже азарт появляется: неужели не осилю?
А любовь осилю? Нет, я не о Вике. И, тем паче, не об Оксане (если опять не позвонит, то и бог с ней). Я как бы в общем, о всех девушках, которых знал, с которыми был знаком в школе, в институте, у родственников, у соседей. Конечно, хочется познакомиться с девушкой, с которой было бы нежно… и можно было поделиться мыслями, развеять все грусти. Чтоб было тепло и душой, и телом…
«Прощай, Миша… Останься навсегда таким же искренним, отзывчивым
и простым… Ты умеешь работать...»
Одна нервотрепка. Почему-то все выходит как-то не так.
***
Да! Дела! Вот это фокус! Не верится! Кошмар! Ха! Какое «ха»? Виталька Ланов изнасиловал (или хотел изнасиловать?) Тоньку Еловскую!
Она пожаловалась в институт! Вернее, не она, а ее мамочка! И сегодня в час дня «Котовский» собирал свой «актив» («радисты» своего декана «Котовским» зовут: здоровый и лысый). Я, конечно, про жалобу ничего не знал. Да и вообще ничего не знал! И вдруг меня разыскали и пригласили! Я еще удивился, что меня в деканат другого факультета приглашают. Только потом понял: видимо, пригласили как школьного Виталькиного друга, который должен ВСЕ знать.
Нет! Да! Ужас! Нет, не верится! Да, да! До сих пор отойти не могу. Только об этом и думаю, ничего в голову не идет. Да, да! Был Виталька и мамочка Тоньки прибыла (сама Тонька не пришла). Их допрашивали: что и как? Кошмар! Слава богу, что не все активничали.
Витальке грозит исключение из комсомола и даже из института! Мамочка Тоньки говорит, что Виталий изнасиловал Тоню, но хочет бросить ее, так как бегает по «девкам»! (Так и сказала «девкам», а не «девочкам»). Виталька говорит, что он никого не насиловал (как я понял, это случилось где-то в начале Нового года), но признался, что не все помнит, так как был выпивши. Или, по-моему, сказал, что не все помнит, так как чего-то испугался. То есть, наверное, — и выпивши, и испугался. Он говорил так тихо, что я не понял. Зато мамочку понял хорошо: она утверждала, что знает, что говорит, так как зашла в комнату и все видела! Еще говорила, что, мол, «можете у дочери спросить!»
И на меня давила: «Спросите у Голева, он подтвердит, они давно дружат... Наверное, Голев тоже знает, что Виталий начал по девкам бегать… Наверное, Виталий хвалился, что победил Тоню...» Так и сказала: «победил». Это все же лучше, чем «изнасиловал». И все хвалилась, что, мол, хорошо знает «вашу мужскую психологию». Дудки! Я только один раз кивнул, когда должен был подтвердить, что Виталий и Тоня дружат еще со школы. Но разве я его выдал? Это всем ребятам и без меня известно.
Мамочка говорила, что Виталий должен жениться, так как у Тони есть «признак», что она забеременела. Видимо, живот начал расти. Боже! У Витальки будет ребенок! Ха! Виталька — папаша!
Он, конечно, испугался. Голову опустил, весь сжался — чуть не хныкал. Было так его жалко. Но чем я мог помочь? А «Котовский» разорялся: «Позор! Какой ты комсомолец? Выгоню из института!»
Я огорошен. И не знал и не знаю, что говорить. Да я и не говорил и не говорю. Что я могу сказать? Хотя еще на ноябрьские праздники заметил, что Виталька один пришел на институтский вечер. Ну а перед Новым годом да и потом — часто ходил (сам рассказывал!). Конечно, ему стало скучно с Тонькой: все с одной и с одной. Но я удивлялся: как это он отрывается от нее? По-моему, Еловская его крепко держит. Еще со школы. Но вот — изнасиловал. Именно ужас! Зачем силой? Даже не верится. Честное слово, не верится. «Победил»... Не знаю. Спрошу потом. Хотя спрашивать, наверное, неудобно. Все же тема очень деликатная, личная. Тем более, что теперь они, видимо, поженятся.
Да, Виталька в конце заседания сказал, что он и так хотел на Тоне жениться, но только позже. А мамочка одно: мол, хотел, а по девкам начал бегать, они с Тоней все знают. И никаких «позже»!
А «Котовский» еще пуще: «За такие дела не под венец, а в тюрьму идут! Это статья!» Просто ужас! По-моему, не только Виталька, весь «актив» съежился. Мне было точно не по себе, честное слово, страх обуял: из комсомола выгонят, из института выгонят. Всю жизнь себе Виталька поломал. А каково его родителям? А если еще какая-то статья? В тюрьму, что ли? В голове не укладывается.
По-моему, «Котовский» насчет тюрьмы загнул: Виталька же не какой-то там посторонний — с ножом к горлу. Тонька могла бы и прикрикнуть на него, и сопротивляться или даже закричать, коль ее мамочка была дома. Что-то здесь не так. Видимо, все же главное — ребеночек будет.
Виталька дал слово жениться. «Котовский» обещал «придержать бумаги». Сказал, чтоб мы о Виталии Ланове не говорили, но пропагандировали достойное отношение к девушкам. Мы все закивали.
Вот такие дела. Даже не знаю, о чем еще писать…
Как ты там, Мотя-Матильда? Этого гада так и не нашли? Вот кого бы в тюрьму!
«…Останься навсегда таким же искренним, отзывчивым и простым… Я
хОчу тебя… ХОчу…»
***
С Виталькой встречаемся в институте очень редко. Он молчит, и я ни о чем не спрашиваю. По его настроению вижу, что все в порядке. И слава богу!
Вспоминал свидания с Викой. Благо, между нами не было никакого «криминала»: по-моему, я ее ничем не обижал. И все, как во сне. Даже опять кажется, что с «первого» поцелуя упаду в обморок.
Зато сейчас есть и «обиды», и «обморок»: выводишь линии и буквы по черчению — и хочется чиркнуть тушью через весь лист! Сколько нервов трачу! И что я за человек? Другие завалят — и веселые, бутылки в общаге давят! А я все переживаю. Даже из-за тройки. Видать, характер такой, весь в маму, она тоже из-за каждого пустяка нервничает и за всех людей переживает: надо позвонить, надо в гости пригласить, надо помочь. Наследственная «болезнь». Чем и как ее лечить? Или сама пройдет? Но надо ли лечить? Может, наоборот?.. Да, ладно! Трачу время на всякую ерунду.
Света К. что-то не вдохновляет. Когда я спросил у Виктора, почему они хихикали на лекции, он ответил, что видели, как Света сама ко мне придвинулась, и что я осел, что теряюсь. Конечно, походить с ней можно. Только плохо, что мы в одной группе. Если после «походов» придется расстаться? А здесь, на занятиях, надо встречаться, видеться. Будет неудобно. Нет, если что-то и будет у меня со Светой, то только не сейчас — некогда. Но и этот план, наверное, останется просто мечтой, он стоит на слабых позициях и убеждениях… О! Какие строгости и сухости! Словно зачет по истории сдаю.
Кстати, зачет я сдал. Пришлось почитать: столько всяких дат! В основном победных.
Тетя Оля недавно рассказывала маме про свою столовую: мол, обслуживающий персонал по мелочевке тащит, директорша — по крупному, а не столовскому начальству втихушку домой привозят. Еще говорила, что для «этих московских строителей красивых кодексов» вообще спецснабжение, уже давно живут при коммунизме. А мы, мол, тянемся от получки до зарплаты, и берем с них пример, чтоб хоть немного пожить в удовольствие. Потому, мол, и наших мужиков кормить мясом надо, у них вся любовь через желудок прибавляется. Вот выдала!
Да что я опять время трачу? Надо приниматься за начерталку. Завтра постараюсь разделаться с ней. А там... Да, а там еще страшней. Но, но, не паниковать! Главное, чтоб были стремление и воля.
Стремление к чему? И воля для свершения чего? Разве я смогу что-нибудь изменить? Главное в жизни — это весна: нежность, теплота, любовь… Ха, но и кушать хочется.
Нет! К черту все эти дурацкие «но» со всеми начальниками! Пожалуй, стоит мне хорошо выспаться и вся моя «пропаганда» превратится в дым, от которого останется один «запах».
«И дым отечества нам сладок и приятен»… Это я о чем? Ну, наверное, тоже про любовь: чтоб люди жили «сладко и приятно». В удовольствие, как сказала тетя Оля.
Ну, хватит себя мучить! Сейчас — заниматься. Надо хоть на время «полюбить» начерталку.
«…Верю: из тебя получится хороший человек. Ты умеешь
работать... Ты способный…»
***
Позвонила Вика. Приехала из Омска. На свидание я не напрашивался, но и не хотел резко, то есть с обидой для нее, рвать с ней. И вообще… ну, соскучился о «поэзии». Да, да, соскучился о ласке… Вот, недавно пришел со свидания.
Вика выглядела довольно мило: румянец, большие глаза, пухленькие губы. И я что-то в этом духе сказал ей. Словом, получился комплимент. Мы сидели на «нашей» скамеечке на почтительном расстоянии друг от друга. И вдруг я (улыбаюсь сейчас, почти смеюсь!), как дикий зверь, рванулся к ней! Она даже вздрогнула. А я фактически набросился на нее, пытаясь притянуть ее к себе. Она стала сопротивляться, ломаться, смеялась, что она «неприкосновенна», но это продолжалось не долго.
Она сказала, что я изменился. Я, кажется, делал какие-то не очень тактичные намеки, что-то болтал о «разных» девочках, с которыми легко и хорошо (в этот момент — точно помню! — я вспоминал Вальку-соседку и почему-то Свету К.) И сказал, что, видимо, она думает, что я хороший донжуан. Она сказала: «А что, нет?» Ха! Нет! Но перед ней я многозначительно промолчал.
Во время «переменки» разговорились об одном кинофильме, я сказал, что в нем, как мне кажется, поверхностно показаны венгерские события, что все было наверняка сложней и противоречивей. А не просто любовь… Она пальнула: «Ты глуп!». О! Это было довольно эффектно. Я даже с некоторым презрением посмотрел на нее. Она добавила: «В этом вопросе». Ну, я понял — в политике. Было лень спорить. Да и вскоре моя «обида» испарилась, и я снова стал проявлять порывы страсти. Но ласкать ее, как было несколько раз до ее поездки, я не хотел или, может, просто стеснялся. Отвык уже.
Спросил про ее жениха. Она сказала, что он «ничего». «Ну, и ты рискнешь?» — «Что же мне делать?! Не ждать же тебя». Последнее было сказано, по-моему, как-то мягче, нежней, чем сейчас у меня вышло. На прощанье она просила позвонить после экзамена.
Я шел домой и опять злился на себя. Ведь я и без ее «другого» мальчика хотел расстаться с ней. Мне все равно, что там между ними! А я вот опять… В «этом вопросе» явно глуплю. А в «венгерском» понял в чем дело: она в фильме только «про любовь» запомнила, а я и о другом говорил, о политике. Для девчонок… женщин «любовь» ближе. Для мужчин одной «любви» мало. И в венгерских событиях лучше ее разбираюсь! Ну не мог же я ей рассказать об отце Моти-Матильды…
А с разрывом надо быть более решительным! Сколько можно мучить себя? Да и Вику, пожалуй.
Она сказала, что у них будут выездные концерты, наверное, поедут выступать в колхоз. Нет, не в тот, не к Матильде. Я сразу спросил, в какой район они едут.
«Прощай, Миша…»
Мотя, Мотя… Как-то не так у меня все. А у тебя?
(Продолжение следует) - http://proza.ru/2022/03/27/1320