(Начало в "Предисловие к любви - 1") - http://proza.ru/2022/03/24/1408)
4. Вся жизнь — игра?
Мама сказала, что опять кто-то звонил, но повесил трубку, когда она подошла. Думаю, что Оксанка. Но мама сказала, что Оксана не повесила бы трубку. Что мама имела в виду? Хорошо воспитана? Смелая? Или что-то другое? Ну, не «любовь» же. Не стал переспрашивать — неудобно.
Я, кажется, начинаю свыкаться с мыслью, что скоро мы расстанемся, и даже начинаю строить «планы» на будущее. Конечно, жалею, что приходится осторожничать, что тогда пришлось сказать «нет». Я чего боюсь? Конечно, не просто «тещиной ловушки» (лучше в тюрьму!), а «самоловушки»: вдруг будет ребеночек. Оксанка сказала, что вот сдам экзамены и будем ходить загорать. Я ответил, что мы постараемся ничего не натворить. И мне показалось, что она о чем-то задумалась.
Каждый день прохожу недалеко от консерватории, и иногда хочется встретить невзначай Вику, сказать что-то хорошее. Все же она была нежной, ласковой… Но, пройдя немного, забываю о ней.
Да, странно все. Правильно подметил поэт: жизнь — это игра. Но часто жизнь управляет тобой, вынуждая играть не свои роли. Но почему не свои? Если играешь, значит, эта роль уже твоя.
***
Ребята собираются сдавать досрочно, а я еще не решился. Везде какой-то не решительный и не рисковый. Но как можно сдавать экзамен наобум? Надо, чтоб не было стыдно. Да и разве я имею право рисковать стипендией? Не дай ты бог завалить.
В воскресенье хотел сходить к Оксане, но она сама позвонила. Когда мы гуляли, она перемахнулась — в смысле махнули друг другу — с одним парнем, он был за рулем, на «Победе». Сказала, что это знакомый инженер. Еще рассказала, что познакомилась с очень интересными ребятами, один из них намекал, как она выразилась, «на постель», но она отказалась. Ха! Все может быть — отказалась!
Еще говорила, что любит напористых и остроязычных ребят, приводила примеры из своей жизни. Думаю, что я не отношусь к этим «напористым острякам». Обещала найти мне «хорошенькую девочку», и я, смеясь, несколько раз напоминал ей об этом. И, признаться, так и не знаю, есть ли у нее относительно меня «план». Но вот звонит, гуляем, «рифмуем»…
Нет! Конечно, она мне изменяет. Факт! Ну, а я? Разве при случае я не готов это сделать? Пожалуй, еще как готов! Так что во мне говорит не ревность, а просто самолюбие. Ха, по-моему, такие же «страсти» (вот именно в кавычках!) я испытывал и с Викой.
Как интересно и грустно устроена жизнь: вот встречался, целовался, обнимался — и остались одни воспоминания, которые тоже постепенно тают, растворяются в жизни, как льдинки в воде...
Вчера звонила Галя Ясова, мы с ней мило поговорили. Молодец, не забывает однокашников.
И я многое помню. И, по-моему, уже не могу жить без этих воспоминаний, без твоих слов…
«Прощай, Миша… Ты хороший... Я хОчу тебя... ХОчу…»
***
Химию сдал на «трояк». Просто стыдно, в течение года, вроде, все понимал, а тут остолоп остолопом, и преподавательница удивляется. Плохим я оказался «химиком».
Приходила тетя Аня с маминой работы, приносила какие-то чертежи для копирования. Потом мы пили чай, и мама все расспрашивала про ее дочку. Тетя Аня охотно рассказывала: хорошая, скромная, учится в техникуме и прочее. А когда гостья ушла, мама опять намекала, чтоб я подружился с этой Мариной: может дать номер домашнего телефона.
Вот еще! Да не понравилась она мне! Однажды была у нас с тетей Аней, глаз не поднимала, вся пунцовая — вот-вот лопнет от перегрева! Конечно! Неужели специально приводили за ручку, чтоб мы познакомились? Хорошо, что тогда мне надо было срочно в институт на консультацию по экзамену и не пришлось что-то там говорить и провожать. Если надо, с кем захочу, сам познакомлюсь! И «схимичу» не на «трояк»!
Оксанка говорит, что они с матерью, видимо, все же уедут в Сталинск, к отцу, приглашала погостить. Было порядком «рифм», ласк и разговоров о «том». Я все намекал… Оксанка, конечно, догадывалась о чем намеки, и, как мне кажется, возражений не будет. Только она начинает задаваться: то говорит, что со мной не «страшно», то что-то подобное, мол, а сумею ли я, да и могу что-нибудь перепутать. Такое впечатление, что она сомневается в моей зрелости. Стыдно писать.
Но если честно, то я уже давно волнуюсь… ну, нервничаю. Стал «прислушиваться» к себе и замечаю, что зачастую я «спокоен» не только душой и головой, когда казалось бы… Но что странно — это когда я с Оксаной. А так-то — как увижу иногда красивую девочку… Ха!
Словом, не знаю — добиваться ее или нет. И расставаться не хочется. Со мной молодая женщина, а я играю мальчика. Хоть грубо, но факт!
***
Оксанка сказала, что сходим в кино (кинотеатр около ее дома). Я пришел к ней. Она была одна...
О! (Это будет единственное междометие.) Было много всего… Но «этого» я не мог сделать, не мог решиться. И как я владел собой? Оксанка опять говорит, что это потому, что я мальчик. А я напрямую задал вопрос: что будет, если вдруг подведет ее срок? (Она как-то говорила про какие-то опасные и безопасные «сроки» для женщин.) Она молчала. Говорил я. Сказал, что не хочу, чтоб потом ей было трудно, тяжело, пришлось бы ложиться в больницу, и еще что-то говорил. Она, по-моему, слушала внимательно и иногда повторяла, что срок ее не подводил и сейчас не подведет. А я убеждал, что рисковать нельзя.
И себя, по-моему, тоже убеждал. Вернее, успокаивал. Да, да! Волнение было, но какое-то не такое. Тревожное…
Вспомнил, как однажды Оксанка хотела пощекотать меня. Ну, в прямом смысле. Сказала, что вот сейчас расстегнет мне брюки... Я сказал: «А вдруг не разрешу». — «А мы свяжем тебя и залезем!»
Вот это «мы» и не дает покоя. По-моему, ее мамочку я боюсь больше всего. Просто заболел этим переживанием. И не только этим. Вдруг опозорюсь, что-то не так сделаю, перепутаю... И каких волнений больше — не знаю. Да и какая разница?
Оксанка говорит, что, может быть, весь июль будет здесь, что ей не хочется уезжать. Конечно! После таких ласк! И она улыбчиво смотрела на меня и говорила всякие слова: мол, со мной хорошо, спокойно, на душе тепло, тихо. Что-то еще в этом духе.
И у меня — тишина. Вроде как уже насытился… или устал от этих «тихих» игр. Странно или нет?
***
Наконец-то взял дневник. Было некогда. Сегодня стал второкурсником, но испортил настроение последним экзаменом: получил «три». Неужели не дадут стипендию? Ради нее я боялся рисковать — сдавать досрочно. И вот на тебе.
Но что для некоторых стипендия?! Они вообще на грани вылета. Вряд ли сумеют пересдать осенью. Да, не все осилили первый курс.
Не знаю, как буду отдыхать. Родители что-то там думают: им тоже не хочется летом сидеть в духоте. Эти дни довольно часто виделся с Оксанкой, ходили в кино, в театр (на симфонический концерт, Оксанка пригласила. Но об этом надо писать отдельно), сидели на скамеечке. Было много довольно нежных «рифм». Но вот несколько дней тому назад кое-что произошло.
У Оксанки почему-то было плохое настроение. Я хотел притянуть ее к себе, но она попросила этого не делать. Потом спросила, почему у нее все так нескладно в жизни? Доставляет людям неприятности. И «сейчас тоже». Я этого не понял. Она сказала, что ей понравился один человек. Ну, судя по ее отношению ко мне и по тому, что она часто (ну, не совсем уж!) стала говорить, что я хороший и ей нравлюсь, я так и думал, что этот человек — я. Но, оказывается, она знает одного мужчину, ему 35 лет, инженер, женат, но он не любит жену, а жена не любит его. И у них есть ребенок. Она сказала, что не хочет рассказывать подробней, но я все же понял, что этот инженер и Оксана пока только «перемигиваются». И вот она не знает, как ей быть: добиваться его, вернее, согласиться быть с ним или нет? Я, конечно, удивился... и даже снял руку с ее плеча. По-моему, она не врет. Все возможно. Я посоветовал хорошо подумать и больше себя ценить, если в сердце ничего к нему нет.
Она еще сказала, что хотели с матерью купить половину домика, но решили ждать вестей из Сталинска. А когда потом я шел домой, то злился: развратная женщина! То один ей нравится, то другой, то третий. Если сейчас не выйдет замуж, то потом будет сложней, а то и совсем в жизни будет плохо. Хоть где — здесь или в Сталинске.
Да, что-то кислое у меня настроение. Но ничего. Лишь бы дали стипешку.
***
Недавно к нам в дом заходила цыганка с ребеночком. Видимо, побывала у многих. У нас попросила какой-нибудь еды и предложила погадать на картах. Я притащил хлеб, Верка еще что-то, и цыганка нам ворожила. О Верке все совпало: она мне не «кровная дама» (соседка), имеет неприятность (не сдала экзамен). Еще что-то говорила, но я запомнил главное: у Верки все будет хорошо. А про меня: гордый, люблю сам пробивать дорогу в жизни и сам ее пробью, буду жить до 84 лет. Сказала, что мне кто-то — не могу вспомнить… ну, кто-то из этих, «божественных» — какая-то хранительница или покровительница (не совсем понял, но это, по-моему, одно и тоже) — словом, кто-то мне все же помогает. Я не против любых хранителей-покровителей и помощников! И главное: сейчас дружу с дамой, но о женитьбе не думаю, что то, о чем мечтаю по отношению к этой даме, не сбудется.
Кажется, насчет «дамы» все правда. Да и мечтательное «то» меня не очень вдохновляет.
Эх, совпадали бы душевные и физические роли… Правда, Мотя?
«…Желаю тебе надолго, на всю жизнь сохранить лучшие надежды и
порывы юности… Я хОчу тебя... ХОчу…»
***
Да! О походе в театр! Ходили с Оксанкой вдвоем. Я выфрантился, Оксанка тоже хорошо выглядела, хотя одета была почти как всегда. Конечно, она часто ходит по таким концертам, привыкла. А я, как вспомню, так в душе опять что-то такое, необычное. Даже не ожидал. Ну, не просто слушал и радовался, а другое — переживал, вспоминал. Да, да, наверное, всю свою жизнь. И не только свою. Эта музыка, эти звуки… ну, как живые. Честное слово! Даже не верилось, что все это извлекается из «железа» — всех этих многочисленных скрипок, труб и прочих инструментов (не все их знаю). Мне казалось, что они говорили, кричали, смеялись, рыдали. И всё вместе — одна большущая жизнь. Весь мир! Я был как в отключке. Ну, как бы в отключке от музыки, словно я не слышал, а ВИДЕЛ музыку. Нет, не что-то необычное, а наоборот, — лица смеющиеся, плачущие, задумчивые. Многие люди виделись — и мама с папой, и тетя Галя, и дядя Коля с тетей Олей и Веркой, и Виталька Ланов с Тонькой, и Витя Крылов, и Борька Мулин, и Вика, и Оксанка со своей матерью и отцом, и кто-то еще из школы, института, соседей. И, ха!, виделись даже какие-то начальники. То ли наши деканатские, то ли московские «дирижеры».
И, конечно, думал о тебе, Мотя-Матильда… И о себе думал…
Да, да, все виделось, вроде, знакомым, обычным и в то же время неожиданно сложным, как бы запутано-перепутанным. И было удивительно, почти фантастично видеть и чувствовать, как большущий оркестр, эти многочисленные «разноголосые» музыканты под взмахами «руководящей палочки» свободно — да, да, именно свободно! С удовольствием! Вдохновенно! — наполняли зал и всю вселенную «живой музыкой» — простой и сложной, загадочной и прекрасной. Словом, переживал и чему-то радовался.
Я сидел, как завороженный, боясь пошевелиться, посмотреть по сторонам. Да, да, замер, чтоб не нарушить, не потерять что-то в своей душе — мучительное, но желанное.
В самом деле, я никогда не испытывал такого. Мне казалось, что я становлюсь взрослей, умней. Ерунда, конечно. Но что-то было. Многое было. Да, да, беспокойства… и жажды чего-то нежного, красивого, искреннего, смелого. Ну, хотелось что-то осиливать, преодолевать…
В тот «симфонический» вечер мы с Оксанкой почти не гуляли, дошли до ее дома и все. Конечно, я ей сказал, что мне все понравилось, но не стал долго разглагольствовать. Что-то не хотелось болтать. Да и Оксанка спешила: сказала, что «жрать» хочет. Позвала домой вместе поужинать, но я не пошел.
Помню, в тот вечер я даже не пытался открыть дневник. Почему-то совершенно не хотелось что-то там писать, говорить. Даже ел молча (маме ничего не рассказывал). Но, возможно, был нем не из-за «душевной» симфонии, а тоже «жрать» хотел! Вот именно! А тогда это слово мне показалось не «музыкальным», даже с ехидцей подумал об Оксанке: как грубо говорит. Тоже «выфрантился». Ну, как бы хотел слышать и видеть все красивым не только внешне, но и внутренне. Вроде как уже начал это мечтательное осиливание и преодоление. Ха!
А в голове и душе долгое время метались звуки и мелодии этой неразгаданной живой симфонии…
«Прощай, Миша… Верю: из тебя получится хороший человек… Я хОчу
тебя... ХОчу…»
***
Было лень заниматься «душевным романом», да и большого желания не испытывал что-то там в себе копать-перекапывать. И сейчас пишу так, по привычке. Или от безделья.
Вскоре после экзаменов родители сняли дачу. Приезжала несколько раз Оксана. Мы были одни. Я ласкал ее… Она в это время могла спокойно читать (вслух или про себя), а я... я смотрел на нее, и мне было смешно… и противно.
На «это» я пойти не смог: не было силы воли (какой-то страх и все). И не было большого желания... Это, пожалуй, главное. Я уже начинаю по-настоящему побаиваться за себя.
И мама неодобрительно смотрит на меня. Да и на Оксанку как-то не так, ну, без улыбок, поглядывает. Понимаю: боится, как бы меня не опутали. А я Оксанке как-то сказал, чтоб она скорей выходила замуж за своего «инженера» или «журналиста», что так ей будет лучше. Еще сказал, что буду ее «первым любовником». Ха!
Но Оксанка меня не пинает. Как-то все странно. И мне не по душе все это.
«Прощай, Миша. Желаю тебе надолго, на всю жизнь сохранить
лучшие надежды и порывы юности…»
Мотя, Мотя, запутался я что-то — и в других, и в себе.
***
Да, давно не открывал дневник. А есть что записать!
Недавно пришел с вечеринки: праздновали день революции. Поистине, 7 ноября – красный день календаря. Было дело! Витька с Борькой всё организовали. Оказывается, для них не впервой собираться в доме у тетки Мулина. И не только по праздникам!
Ребята очень довольны, что у меня появился магнитофон, мы брали его с собой. Они говорят, что теперь можем чаще собираться! Да! Вечеринка была так вечеринка!
Клонит ко сну, и в голове все еще немного трещит. О! Это был вечер с «баром», то бишь с «постелью». Революция так революция! Я решил испытать все «прелести жизни»: это был разврат! Да, да! Нас было трое на трое. Две «девочки» учатся в торговом институте, одна в швейном техникуме, что ли. А, мне все равно! Они — настоящие «бл», ей-ей, только, может, в разных степенях.
Вначале я крутил со швеей Валей. Это высший класс «бл»: она более-менее симпатичная, но пьет, как лошадь. А вот под блузку позволяла только с задней стороны. Пересосался (форма соответствует содержанию!) со всеми тремя: крутили бутылочку и выбегали в коридор! Целовались до упада.
Вот именно! Без всяких «бутылочек» и коридоров! О! На одной кровати — две девчонки, а на них почти лежат два парня: я и Витька Крылов «обсасывают» их! О! Это ли не разврат.
Потом я прилип к одной «черненькой» по имени Эрна. Мы с ней и переночевали.
Я просил, чтоб она разделась. Даже хотел помочь ей. Но она говорила, что она — девочка (на год старше меня). И еще что-то говорила. Я почему-то плохо помню. По-моему, говорила, что портить ей жизнь не надо... Или мне показалось? Но у меня в голове это крутилось, точно помню. И все не мог понять: то ли она боялась, так как девочка, то ли вообще боялась. Не мог сосредоточиться.
Конечно! Да! Напротив, чуть в стороне, на другой кровати, Борька «вкалывал» Танечку: я только видел его взлетающий и сверкающий зад. И он, конечно, не силой, все добровольно.
А моя Эрна — только целоваться и обниматься. Хотя у меня в кармане была «резинка», но я особо не уговаривал и совершенно не настаивал. Она, как и Борькина Танечка, не кричала, не убегала, не звала на помощь. Да и что звать-то? Еще этого не хватало! В комнате было довольно светло — луна освещала, как подглядывала. И я многое видел на соседней кровати…
Потом Танька вышла из комнаты. Так и не вернулась. А Борька захрапел. И я понял, что все разговоры ребят (я ту, я другую) — чистая правда. Конечно, может быть, только с приукрашиванием. И вообще, это все куда проще, чем я думал.
Сейчас я совершенно спокоен. А когда видел подпрыгивающий и сверкающий зад Борьки, меня пробирал озноб, я впервые видел «это», было и томительно, и тревожно… и почему-то противно.
И еще. В эти минуты я (то есть «он») был спокоен. Точно помню. Может, я опасался: вдруг не сумею и что-нибудь перепутаю? Не знаю. Опять эти волнения… Да еще голый зад… Борька говорит, что «делал» Таньку без резины. Как бы чего не вышло. Но он, кажется, нисколько не волнуется.
Ха! А Витя сказал, что был сразу с двумя –– с Валей и Танькой. Я вначале не понял, с Танькой был Борька. А Виктор подсказал: Танька под утро пришла навестить свою подругу, ну и...
Борька смеялся. И я смеялся. Только вот, как это сразу с двумя? Наверное, по отдельности. Ну, Виктор выдал! И Борька ничего, не переживает.
О! А если прочтут эти «революционные воспоминания»? Да, будет номер. Я столько наврал, чтоб не прийти ночевать, и то утром папа сказал: чтоб в первый и последний раз.
«…Желаю тебе надолго, на всю жизнь сохранить лучшие надежды и
порывы юности…»
Господи, это я о чем?..
***
В воскресенье решил сходить к Оксанке, было страшно лень, но я пошел. Как мне показалось, она встретила меня не очень дружелюбно, я у нее не был две недели. Сказала, что ей объявили по комсомолу выговор: давно не платила членские взносы. Я сказал, что вот и от меня будет выговор. А она дерзко, прямо в глаза: «А ты кто такой?» — «Я? Я... я сосед... по городу». Она улыбнулась.
Я спросил, почему она не позвонила в прошедшее воскресенье. Потом вдруг что-то расписался: соскучился, хочу поцеловать, обнять. По-моему, она повеселела. Или мне показалось.
Когда она вышла меня провожать, мы немного постояли, поболтали. Почти насухую, пару раз чмокнулись и все. Я сказал, что начинаю разочаровываться: кому нужна такая сосулька, мол, могу испортиться. Она ответила, что не надо портиться, что когда я полюблю, то буду хорошим мужчиной, так как я уравновешенный, заботливый, ответственный и тому подобное. Сказала, что теперь будет звонить и заходить.
Когда мы расстались, я шел и растерянно улыбался: зачем я так — и скучал, и вспоминал и прочее? Зачем врал? Не знаю. Видно, оправдывался, что «революцию» отмечал без нее. Так перед 7-м ноября Оксанка ничего не говорила. Ну а я, конечно, промолчал, что буду отмечать с ребятами.
Вот и о 5-м декабря Оксана ничего не говорит, возможно, даже не думает об этом, так что праздновать «конституцию» буду не с ней. С теми, Борькиными «бл», тоже ничего не выйдет: он сказал, что Таню уже напинал. Виктор, видать, — свою тоже. Ну и я об Эрне не мечтал. Словом, предложений по компании у ребят не было, и я сказал, что могу предложить свой класс.
А перед этим звонила Галка Ясова, сказала, что, к сожалению, Тонька Еловская болеет и праздник под вопросом. Но сказала, что может сама всех обзвонить и все организовать. Я, конечно, поддержал ее, и она радовалась, что с классом встретимся. А я волнуюсь, чтоб скучно не было. Мои ребята, как я понял, не привыкли «скромно» отдыхать. И мне, признаться, праздновать, как прежде, уже не хочется.
Да, мне кажется, что в жизни, в самом деле, все проще и доступней, чем я раньше представлял. Ребята были правы. И врать никому ничего не надо, а просто брать от жизни то, что можешь, и все! Если, конечно, хочешь это брать. Именно, если хочешь. И тут, я думаю, не надо слишком стесняться или бояться! Душа и голова должны подсказать. И это уже не теория. Ха! Это не только голый зад Борьки! Я и сам не только видел, но и делал! Не все, правда. Но ничего! Все еще впереди!
***
Скоро два часа ночи, а я сел за «роман». Да, в голове и душе столько всего…
Праздновать день конституции мы собрались у одной девочки. Целых четырнадцать человек!
Выпили, подзакусили, стали танцевать. Потом играли в «скромную» бутылочку (в губы никто не целовался, в другую комнату или коридор не выходили). Мне всё нравилось: Тони Еловской не было, не было строгих «конституционных» статей и параграфов — сколько пить и кому с кем танцевать.
И у Галки Ясовой было хорошее настроение: мы сидели на кухне, болтали и вдруг без всяких ломаний «пригубились»...
Я вообще-то хотел «подружиться» по старой памяти со Светкой Варовой, но там был какой-то парень, он все время на нее глазел (по-моему, она пришла с ним). Думаю: ну, что отбивать? Может, у них что-то серьезное. Или будет серьезное. Но потом парень почему-то ушел, и я... я добился и Светку. Правда, ей было немного неудобно, она сама это сказала, мол, не ожидала от меня такого. Но она сильно изменилась: стала краситься, держится уверенно. То есть стала современной девицей и долго не ломалась. А потом вообще было все в порядке. И у нее, между прочим, есть маленький (даже средненький) бюстик. Я, правда, не пытался «измерить», но видно.
И вот, хотя я был, как никогда, трезв, выбегал «перекурить» на лестничную площадку то со Светкой, то с Галкой. Вспоминаю и, признаться, дрожь меня не охватывает, хотя и думаю: надо же было сотворить такое!
Светка целуется не плохо, даже хорошо, с чувством. Галка — тоже, но она скромничала и краснела. Я Галке намекал, а потом почти напрямую шутил, что все это так, как игра, и даже решил пойти провожать Светку. И вот стали расходиться, Светка взяла под руку одну из девчонок, и они были готовы отчалить. Остальные собрались идти в другую сторону. Светка сказала, что у нее не очень теплые рукавицы, гулять будет холодно и что идет домой. Я предложил «иносторонним» проводить их, но все что-то отказались, и я, показав Светке кулак (смеясь), пошел с Галкой. (Сейчас подумал, что со Светкой могло быть так же хорошо, как было с Галкой, если не лучше.)
У Галки в подъезде мы разговаривали о разном — и о стихах, и об учебе, и просто о жизни. Она умеет слушать. Кажется, она ко мне неплохо относится. Призналась, что иногда звонила ко мне и не отвечала: хотела просто услышать мой голос. Вот еще! Я что — певец? Смешно! Хотя, конечно, не очень смешно. Она еще сказала, что когда учились в школе, как-то во время одних гуляний даже хотела поцеловать меня: «А, была не была, что будет!» Но постеснялась, все-таки надо было учиться вместе. А я, честное слово, этого совсем не замечал.
В подъезде я несколько раз поцеловал ее, она отвечала по-девичьи, скромно и почему-то немного дрожала. Может, от холода. Да нет, у батареи тепло было. Видать, нервничала. Ну и зря!
И вот я что-то такое сказал, вернее, намекнул... или даже прямо сказал — почему-то не помню точно, — что я и со Светкой «лобызался». Она вначале не поверила, так опешила, глаза так расширились, что я был ничему не рад. И кто потянул меня за язык? Спросила, почему же тогда я не пошел провожать Свету? Конечно, шуточками — мол, это же так, просто по старой дружбе, по винцу-хитрецу, по шутливой, как бы дополнительной, тайной игре в бутылочку и прочему хорошему настроению, — я сгладил свою «вину», и мы расстались очень хорошо. Но все-таки неудобно. И, думаю, хорошо еще, что пошел провожать ее, а не Свету, а то, что бы она обо мне подумала, если бы не пошел ее провожать? А Светка стала современной, все поймет правильно, по-взрослому: просто смеялись, шутили, как бы играли в «любовь!» Словом, побаловались — и в сторону!
Но я не мог не сказать Галке правду! Вот встретит Светку и разговорятся. Мы, парни, делимся, рассказываем о своих делах, в том числе личных, а девчонки, наверняка, еще больше! У них душа, наверное, мягче, чем у нас, нежнее. Да и если бы Галка ко мне не звонила… Да, да! К нам частенько кто-то звонил и не подавал голоса. Неужели это была она?
Да, вот выдал! Даже как-то не по себе. Это же не проспектные девки. Хотя Светка призналась, что тоже видела виды. (Я ей говорил, что кое-что уже прошел. Эх, если бы я еще рассказал про мелькавший Борькин зад!) Да! Девчонки меня не узнали — и по танцам, и по застолью. Хотя я всегда был веселым. А вот пил вместе со всеми запросто и порядком — и без всяких «подпольных». Закалился!
Борька с Виктором были тоже веселыми. Но из наших девчонок ни с кем не подружились.
Конечно, Светка не ожидала от меня такого. Ну, что мы будем целоваться. А вдруг она еще на вечеринке что-то заподозрила. Или даже поняла! Не зря побоялась «холода», не захотела со мной «согреться», сразу отчалила. Поди, сейчас ревнует, вернее, критикует меня.
А спит ли Галка? Кажется, она была обо мне хорошего мнения, я всегда был с ней искренен и откровенен, разговаривали о серьезном — о жизни, о том, что везде много вранья и пошлости, и о прочих высоких материях.
Да, о высоких материях! Галка говорит, что тоже часто думает об этом, что умнеет. Ха, и еще более поумнела: нарвалась на шутника. Я почти как Виктор: сразу с двумя. Перевыполнил план в честь Сталинской конституции! А он бы за это меня — к стенке!.. Что-то не смешно.
Э-э! Не боись! К взрослым шуткам надо всем привыкать. Я же не силой. И не спьяна.
…И вот простились… Мы поехали. Сидели в кузове, и Витя Крылов
блевал через борт (перепил самогонки)…
Что вдруг вспомнил?..
(Продолжение следует) - http://proza.ru/2022/03/28/1068