Предыдущая глава: http://proza.ru/2022/09/23/1075
Я уже смирилась с одиночеством, и даже научилась им наслаждаться. Зачем люди, если от них одно зло? Пренебрежения и насмешек мне хватало с ранних лет. Почему? А почему белую ворону не принимают в стаю? Загадка…
Время шло, и вот мне уже шестнадцать. Я превратилась в девушку, но увы не похорошела. Как была тощей костлявой дылдой, так и осталась. Кларисса уже даже отцу выговаривала,
- Посмотри, Арно, что за чудо выросло! Издалека, как цапля на болоте. Ноги длиннющие, колени масластые, ни попы, ни груди, ростом почти с мужика, и с лица не красотка. Что и есть, так одни глазищи. Да и те, не как у нормальных людей, не карие, не зелёные, а какие-то рыбьи, то ли серые, то ли голубые. А отстоят друг от дружки так далеко, словно и впрямь, рыба.
- Помолчи, Клара, - осекал обычно он, - не тебе судить о женской красоте. Индри в мать пошла, а ведь я когда-то в неё влюбился, - потом добавлял себе под нос, - и до сих пор люблю…
Ещё два года красоты не прибавили, и в восемнадцать я по-прежнему напоминала угловатого мальчика-подростка с почему-то длинными волосами. Одна и гордость - волосы: густые, волнистые, цвета спелой пшеницы. Но этот аргумент невелик в споре с ровесницами, да и со сводной сестрицей. Если честно, я завидовала.
Её тело налилось, не успев даже толком вырасти.
- Есть за что подержаться, - нахваливала Кларисса дочурку, - что сзади, что спереди! - а Ола от этой похвалы, ещё больше прогибаясь в пояснице, выпячивала соблазнительно зад и выкатывала грудь колесом. Она, как и все в посёлке, смугла и чернява, яркая, красногубая от природы, невысокая, с чисто женской фигурой в форме гитары, хоть сейчас в её семнадцать, бери и играй, и откликнется, и запоёт.
Я, по сравнению с ней, не то что гитара, а только лишь смычок для скрипки, которую видела однажды, когда отец взял меня в недальнее плавание. Какое же прекрасное было время!..
***
Отцовская шхуна прибыла в небольшой портовый городок, в паре недель пути от родных берегов. Там оказалось намного веселей, чем в нашем захолустье, где кроме рыбаков да их жён с детьми, никто не проживает. А здесь, жизнь кипела, ярмарочная площадь звенела голосами торговцев, пестрела яркими красками товаров, удивляла чужеземными лицами, пахла не только сырой рыбой, как наш посёлок, но пряностями, сладкой ванилью, корицей и кофе, тем, который варили тут же на раскалённом песке и угощали вместе со сладким щербетом, в благодарность за покупки.
В ту поездку отец баловал меня: накупил разных нарядов, украшений: бус, серёжек, браслетов и даже отвёл в женскую лавку, где позволил выбрать мазилки, какие только захочу. Я была счастлива. Хоть пользоваться всеми этими штучками и не умела, но что тут сложного? Садись да выводи угольным карандашом дугой чёрные брови, как у Олы или самой Клариссы, или крась алой помадой губы, отчего они будут не менее соблазнительны, чем у сестрицы.
Но главное, что меня поразило – большой книжный магазин! Чтение всегда, как только научилась складывать буквы в слова, было моей слабостью, и отец это поощрял. Он, со словами,
- Выбирай, что захочешь, - оставил меня в этом царстве на целых три часа, а сам отправился уладить дела с грузом. И я выбрала! На шхуну папа тащил по увесистой связке книг в каждой руке! Я ликовала! Чего там только не было! И книги по географии, и о животных, и пяток модных любовных романов и самая главная моя тайна: «Дамский трактат»!
Мне его посоветовала продавщица,
- Хочешь, милочка, владеть мужскими сердцами?
- Конечно, хочу! Кто ж откажется? – хотела воскликнуть, но лишь зарделась, так что ушам стало горячо, и молча кивнула. И она упаковала мне главную инструкцию по мужикам в середину стопки, чтобы папе не попалась на глаза.
Но он и не интересовался, просто оплатил счёт, когда вернулся, и посмеявшись,
- Ну, дочка, станешь в посёлке самой умной, когда прочтёшь! – подхватил ношу. Мне было немного неловко, когда продавщица на эту его шутку прыснула в кулак и заговорщически подмигнула, но он ничего не заметил, и мы пошли на корабль…
На обратном пути я попросила отца брать меня и впредь в путешествия, но он отказал,
- Не женское дело, Индри. Надо замуж выходить.
- Да кому ж я нужна-то, папа? Ведь, цапля же! – как ни крути, правде в глаза глядеть научилась.
- Найдётся и на тебя любитель, а что красоты твоей не замечают, так дураки потому что, дальше нашей дыры носа не казали, вот и не знают, что люди могут быть другими. Я твою маму нашёл далеко отсюда, на чужом берегу, в дальних краях, где воздух прозрачен, как горный хрусталь, а дыхание клубиться туманом, оттого, что он холоден и свеж. Женщины там белокожи и синеглазы, и напоминают высокий ковыль, а мужчины большие, широкоплечие и могучие, так что эти женщины рядом с ними, как тонкие тростинки.
- Мужчины так же высоки, как наш Санди? - уточнила я, потому что мой сводный братец тоже, как белая ворона среди своих друзей, но от этого почему-то только выигрывает, в отличие от меня.
- Да, Санди к ним ближе, но всё же, парень не такой светлый, как те люди. У него волос каштановый, хотя и не курчавый, глаза в зелень, и тонок в чертах. Роста, пожалуй, почти, как они, но не столь могуч.
- Значит, он похож на отца? Ведь, Кларисса и Ола низкорослы и приземисты, и черноволосы, к тому же.
- Клара овдовела за год до нашей женитьбы, её покойного мужа Карло я хорошо знал, он был моряком. Внешне, такой же, как все мы: черноволосый, коренастый, смуглый. Неола точно его дочь, а откуда у Клары взялся такой необычный сын - не моё дело спрашивать, если Карло принял его.
- А, что с ним случилось? Забрало море? - это не удивительно, в наших краях для мужчин самой распространённой безвременной кончиной является море. Оно кормит, оно же и забирает. Справедливая жертва.
- Да, море, но он помог себе сам, - вздохнул отец.
- Как это? - мне интересно всё, что бы он ни рассказывал, лишь бы подольше побыть вместе, потому что ещё совсем немного, и мы увидим родной берег и посёлок, куда я вовсе не спешу.
- Вон там, - отец махнул рукой куда-то за горизонт, - есть риф, а за рифом остров. Он недоступен ни для судов, ни для лодок, а простому пловцу не доплыть, потому что далеко. Но всегда находятся чудаки, которые мечтают преодолеть острые пики рифа и побывать там. Столько уже народу пропало в этих водах, но море лишь иногда возвращает их тела или обломки судов, а чаще, ничего. Ни одного счастливчика живым ещё не вернуло. Поэтому он и называется островом "Проклятых".
- Так уж ни одного? А, может, они, достигнув его, просто остаются жить да поживать? Может там рай земной?
- Даже не вздумай, дочка! - отец прочёл моё любопытство на раз, - я знаю, что ты прекрасная пловчиха, и уж, если и назвать тебя рыбой, то никак не за глаза цвета моря, а за ту ловкость и свободу, с которой чувствуешь стихию, принимаешь её и не боишься. Я знаю, что море тоже тебя любит, но не пытайся испытывать судьбу.
- Нет, пап, что ты! Я просто подумала, вдруг...
- Никаких вдруг! - я честно покивала головой, а потом, когда отец уснул, пошла в рубку и спросила у штурмана Брауни морскую карту здешних вод. Он, не отрываясь от штурвального колеса, мотнул головой на широкий стол, и не вынимая изо рта дымящей трубки, пробасил,
- Смотри, Индри, если разберёшься, мы как раз по ней держим курс.
Я разобралась: нашла порт, куда ходили с грузом, по пунктиру, проложенному на карте, добралась до места приписки судна. То бишь, нашего посёлка, а потом чуть поодаль от него, где-то в четверти пути от родных берегов, в непригодных для судоходства водах, заштрихованных чёрными крестами, выделенный красным цветом, острозубый риф, а за ним причудливое, непонятно-расплывчатой формы образование, напоминающее баранку, на котором так и было написано "Остров Проклятых".
Следующая глава: http://proza.ru/2022/09/26/594