Батюшка привёз к нам мать Татьяну вскоре после ин.Екатерины и мон.Алевтины осенью.
Она жила более полугода в Сухуми у матушки Ольги. Предшествовала этому её профессиональная игра то в мученицу, то в психбольную. Ещё Великим постом в Деденево она стала демонстрировать полный упадок духовных сил. Я тоже поучаствовала невольно в её отъезде. Когда она пела на Литургии Преждеосвященных Даров «Да исправится молитва моя» ужасным надрывным голосом, почти шёпотом и всхлипом, я позвонила батюшке, пользуясь его тогдашним ко мне благорасположением. Я сказала ему, что мать Татьяна на пределе возможностей и еле поет. Я не ожидала, что он её заберет, но он сразу её забрал, не помешало даже, что она благочинная и должностное лицо в монастыре.
В те дни, когда он меня обвинил в «блудных помыслах» по отношению к нему, мать Татьяна ещё была в Юсупове и готовилась к отъезду в Абхазию, перешивая батюшке на машинке подрясники. Планировалось, что она будет жить там и петь для отца В домашние службы.
Теперь её неожиданно вернули. Отец В говорил, что её там вымуштровали в духовном плане. Она теперь знает почём фунт лиха. Ей там не благословили заниматься уставом и пением. Только чёрной работой. Смирять свою гордыню. Ещё её спросили, как вообще она благословение на постриг получила при таком несносном характере. Кто мог благословить её постриг? Странно, что матушка Ольга не догадалась, это ведь было только по инициативе отца В.
Потом у неё случилось какое-то искушение с молодым человеком, за что её и вернули теперь в Россию. Эта тема у нас считалась запрещённой, и её практически не обсуждали. Мать Татьяна была под личной защитой отца В.
Мать Татьяна стояла на наших службах как столп в клобуке и рыдала. Все ей сочувствовали в душе, но она не принимала от нас жалости и поддержки, так как была очень горда.
В следующий свой приезд (месяца через два) отец В благословил ей снова регентовать хором с Аннушкой, ин.Екатериной и ин.Еленой. То есть по факту мой хор был разделён на два. Я не понимала причины этого. Думала, что старшие по чину сёстры жаловались на меня. У них были проблемы с подчинением послушнице, так неожиданно выбившейся в регенты. Это всё было неслыханной дерзостью с их точки зрения и «предательством духа». Как жаль, что им не довелось побывать с нами в Малоярославце. Наше пение можно было сравнивать с театром с таким же успехом, как батюшку с патриархом.
Ещё я думала, что батюшка чувствовал вечную вину перед ин.Татьяной, которая отлично манипулировала им, а также перед её родителями, которые очень много финансово помогали общине в тот тяжкий период.. Странным было то, что батюшка нарушал благословение матушки Ольги, которую как бы очень уважал. Сказано же было ин.Татьяне больше не петь.
Ко всем прочему я ещё поняла, что он продолжал мстить мне за «грязного плотского мужика» и старался сделать мою жизнь невыносимой.
Несмотря на разделение, наш хор, более молодой и внедряющий в жизнь новые идеи греческого распева, был более востребованным, чем хор ин.Татьяны. В моём хоре осталось четыре сестры: ин.Варвара(бывшая Юля Маленькая), две Наташи и Юля (п.Иулиания). Их музыкальные и вокальные данные были намного лучше, чем у певчих ин.Татьяны. Эти сёстры меня слушались, пели с большим желанием, всегда меня поддерживали. Нас брали на выездные службы, а старший одноголосый хор молился в Левоче, и пели они как полуживые комары.
Аннушка начала роптать, что уж очень заунывное пение у них в хоре матери Татьяны. Затем инокини Екатерина и Елена тоже сдали позиции, т.к. кому хочется постоянно петь с ин.Татьяной, у которой ни слуха, ни голоса, ни чувства ритма. Мать Татьяна всегда пела одна сама по себе, и пристроиться к ней было почти невозможно, потому что это было вне музыкальных законов. Остальные певчие просто стояли, давясь своим звуком ежесекундно. Всех, кто подавал при пении признаки жизни и гОлоса, она затыкала, называя "гвоздем программы", "театром" и т.д.. Но отец В говорил: «Семь фальшивых нот, зато дух есть!» Может быть, сестёр задевало и постоянное служение без священника. Ведь отцу Михаилу не нравилось пение ин.Татьяны. И он был категорически против с нею служить.
Мать Татьяна чувствовала неприязненное отношение сестёр, но её устраивала любая власть. Я вообще не понимала, зачем батюшка создает никому не нужный хор, а вместе с ним гору проблем. Между сёстрами возникла холодная война. Наш хор был назван бездуховным и внешним, а их хор назывался духовным. Я была в отчаянии. Вся работа, все страдания, пережитые в Малоярославце, были перечёркнуты старшими сёстрами и батюшкой. Кто из них знал, с каким трудом достались мне эти ноты и напевы?
Я, можно сказать, пошла на воровство ради этого распева, благословлённого батюшкой. И если бы мне сказали: «Надя, не надо, остановись!» Я бы не стала ни петь, ни регентовать. Но они хотели, чтобы мы существовали для отца Михаила, и хор ин.Татьяны нужен был, чтобы доказать батюшкину вечную правоту. Хотя батюшке давно уже старцы и матушка Ольга благословили к сёстрам не лезть, оставить их в покое. Сидеть на месте в Сухуми и молиться за всех. Он ведь монашества хотел.
http://proza.ru/2022/11/25/1195
. Фото из личного архива, К.Брагин.