Так уже повелось: почти все наши писательские собрания либо начинаются, либо заканчиваются выступлениями Сергеева, все зависит от настроения Владимира Андреевича. И все его выступления, как говорится, не по шерсти, а против шерсти. Встает Сергеев и неспешным хрипловато-тихим голосом начинает шерстить всех бывших и нынешних литначальников -- от Юдалевича до Квина. Однако сегодня он был настроен благодушно и говорил о характере писателя, который так или иначе отражается на творческом процессе и придает ему, творческому процессу некое своеобразие.
"Вот представьте, -- говорит Владимир Андреевич тихим проникновенным голосом, -- театр начинается с вешалки, а писатель -- со своего письменного стола... Достаточно взглянуть на письменный стол того или иного писателя -- и характер последнего, как на ладони. Вот, например, на столе Николая Григорьевича Дворцова всегда лежит словарь Ожегова или Ушакова, а стол Льва Квина завален альбомами или журналами по филателии, у Егорова на самом видном месте хранится измятая бронебойная пуля, с войны..."
Панов, не выдержав, поинтересовался: "А что у тебя на столе, Владимир Андреевич?" Сергеев улыбнулся снисходительно и, чуть помедлив, сказал: "А у меня на столе стоит портрет Льва Толстого".
Сидевший молча до этого Дворцов мрачно посмотрел на него и бурчливо спросил: "А новая рукопись не лежит у тебя на столе? -- и, отвернувшись, добавил: -- Вот с этого начинается писатель".
Бойкий на язык Сергеев на этот раз аж рот разинул и так и не нашел что сказать.
Еще бы. Дворцов написал в свое время "Море бьется о скалы", где сильно по фактам, но не по слову описал немецкий концлагерь в Норвегии, где он прокуковал почти 3 года. А с тех пор впал в творческий ступор. Ибо, похоже, в этой повести он высказался весь. И с тех пор каждое новое произведение для него труд неимоверный. Словами он ворочает как глыбами (вот еще одно стандартное сравнение, которому не нужно подыскивать замены из практики), а уж сложить их вместе во что-то более или менее приличное ему никак не дается. Ясно, что новая рукопись на столе -- это вечная его проблема.
У Сергеева же с рукописью не заржавеет. Он пишет всегда и везде, пишет легко, как бы между делом. Завести новую рукопись для него два пальца обмочить. Поэтому он даже и не понимает, как это у писателя может быть проблемой отсутствие рукописи.