5.
Голова трещала, Лукич лежал, не открывая глаз. Приснится же такое. Это надо было так нажраться. Он встал. Медали звякнули. Подошел к зеркалу – в форме, при всех регалиях, фуражка на подушке.
- Допился, - констатировал Лукич, растирая виски.
Вышел в комнату, двое храпели на диване. Лукич отчаянно потер глаза, двое по-прежнему храпели. Третий разложил мундир на столе и удивленно теребил погоны, услышав шаги, повернулся и спросил:
- Лукич, это правда? – ткнул пальцем в погон. – Не приснилось?
- Не знаю, - Лукич поморщился. – Ты для меня сам как сон или белая горячка… Не знаю.
Лукич заварил чай. Чайник опустел, полегчало. Двое с дивана проснулись и уселись за стол.
- Лечиться будете, алкаши инопланетные?
- Угу, а то помрем. Неси, Лукич, свой первочек. – Бутыль кончилась в пять минут, гости повеселели.
- А ты что, Лукич, не похмеляешься?
- Нет, плохо организованное похмелье перерастает в хорошо организованный запой. Лучше переболеть.
- Ну у нас то выбора все равно нет, так и так пить. Так для чего устраивать себе лишние страдания?
Пропустив вопрос Клена мимо ушей Лукич включил музыку. Он всегда включал музыку в тяжелые минуты жизни. Данное время легким точно не являлось. Музыка была его самым большим увлечением, самой большой любовью, после любви к лесу. Его коллекция насчитывала уже несколько тысяч экземпляров, но далеко не все в ней нравилось Лукичу, уж больно много в современной музыке однотипного, а раз нет индивидуальности, нет души. Так его коллекция разбилась на два лагеря: один для души, второй – так, для коллекции.
Сейчас его душа требовала что-то такое, ну как… Нет, не расскажешь музыку словами. Заиграл «Реквием» Моцарта, слушая классику, Лукич любил смотреть вдаль или в себя, что в принципе одно и то же. Он стоял у окна, и вековые сосны, казалось, расступались перед его мысленным взором. Он видел то, что никогда не видел и, наверное, уже никогда не увидит. С последним аккордом он обернулся и обомлел, такого он точно никогда не видел. Чтобы музыка так глубоко проникала в душу, так сильно брала за живое и вызывала такую бурю эмоций.
Слен сидел прямой, как палка, как натянутая струна. Казалось на него напал какой-то столбняк. Окаменевшее тело, не видно было даже дыхания, но глаза, необычайно живые и трепетные глаза, взор невыразимо ясный и печальный, устремленный в дальнюю даль, а слезинки застывшие в уголках глаз, переливаясь на солнце, наполняли этот взгляд какой-то священной чистотой.
Суровый капитан Клен затаил дыхание, а две тонкие струйки сбегали по щекам, беря начало где-то в глубине прикрытых веками глаз.
Новый помощник адмирала сгреб в охапку, лежавший на столе, китель, и уткнулся в него лицом, а вздрагивающие плечи были красноречивей любых слез.
Эту кассету Лукич записывал сам, тщательно подбирая каждую тему. В его коллекции она называлась «антикризисной» и, в отличие от «антикризисных программ» правительства, она действовала. Музыка постепенно менялась от беспредельно печальной до восторженно радостной. Когда кассета кончилась, а «Сказки венского леса» растворились в тишине, лица гостей сияли от счастья, а слезы были слезами радости. Первым в себя пришел Клен.
- Что это было?
- Музыка.
- Только ради этого стоило к вам лететь. Я должен немедленно связаться с адмиралом! Лукич, ты сможешь включить это еще раз на корабле?
- Могу, я тут как раз магнитолу импортную купил, весь расчет вбухал и зарплату за год. Правда батареек нет, ну ничего, удлинитель протянем.
6.
- В чем дело Клен? Время связи еще не наступило! Надеюсь вы не просто так вытащили меня из зала Совета?
- Адмирал, вы должны это послушать! – вырвалась наружу вся восторженность Клена. – Немедленно, адмирал, включай, Лукич!
Полилась музыка. Стальная маска непроницаемости слетела с лица адмирала, он рыдал от неподдельной скорби и ликовал от безумного счастья.
- Что это?
- Музыка.
- Я должен немедленно доложить Совету! Установите связь с залом Совета.
Реакция адмирала заинтересовала Лукича гораздо меньше, чем реакция Мозга корабля, уж чего-чего, а этого он ну никак не ожидал. Глаз Мозга переливался всеми цветами радуги: от унылого однообразия, до такой хитросплетенной цветовой гаммы, что аж в глазах рябило.
- А ведь он не машина. Я думал простой компьютер, а он живой, у него есть душа.
- Да, я не машина, я обладаю живым мозгом, правда мозг – это почти все мое тело. Мы, Р’кандры, телепаты и уже давно установили связь с тилеанами, тем более, что живем с ними на одной планете, но пока они не развились до высокого уровня единственное, что мы смогли добиться, это то, что бы они нами перестали играть в футбол, уж очень больно. Потом они стали воспринимать нас как кладезь мудрости, ну, а когда они догнали нас в умственном развитии, мы стали у них кем-то вроде операторов компьютеров. Благодаря им мы обрели способность передвигаться, теперь у нас есть руки - манипуляторы, голос, слух.. Правда мы утратили часть телепатических способностей и общаться телепатически можем только с сородичами, именно благодаря нам возможна связь на таком расстоянии. Знаешь что, Лукич, а ведь ты мне вчера совершенно не понравился.
- Можно подумать, я к тебе воспылал пламенной любовью. Ну, а за шланг прости, пьяный был.
- Да ладно, сегодня ты мне почему-то симпатичен, наверное это из-за музыки.
- Наверное, по крайней мере я за последние сутки красивей точно не стал.
- Ну ты даешь, Лукич, я не про внешность, я про душу. Вот ты увлекаешься музыкой, я поэзией. На Тилене даже вышли две моих книги.
- Когда это все кончится, - Лукич кивнул в сторону экрана. – Я принесу тебе книги наших поэтов и кассеты с песнями.
- Что такое песни?
- Ну, это стихи под музыку.
- Слияние! Разве это возможно? У вас богатейшая культура!
- Должно же у нас хоть что-то быть богатейшее.
- Извини, Лукич, меня вызывают, - глаз втянулся и засиял ровным синим светом.
- Совет продолжался долго, очень долго. Сначала слушали музыку, потом опять слушали музыку, затем стали обсуждать и снова слушать. Лукич не стал ждать, чем все это закончится и, включив магнитофон в очередной раз, ушел заниматься хозяйством.
Когда оголодавшие за последние сутки свиньи были накормлены, а стайка практически почищена, в еще гудевшую голову Лукича ворвался рев корабля.
- Хранитель Леса Лукич, великий Совет планеты Тилен просит Вас принять участие в обсуждении вопроса о музыке.
- Сейчас буду, - он не был уверен, что его услышат, но на всякий случай ответил, так, из вежливости. – Только переоденусь.
Через несколько минут Лукич вошел в рубку. Здесь не известно откуда взялось еще одно кресло, которое он занял. Все то время пока он садился, Клен и Слен стояли по стойке смирно, а вновь испеченный глава рода Длен, член Великого Совета, третий помощник командующего, капитан-командор Ди Длен, сидя, сплетал руки в какие-то витиеватые знаки.
«Это приветствие равного» – возник в голове голос.
«Так я и думал» – так же мысленно ответил Лукич, забыв даже удивиться: «Надеюсь он не думает, что я смогу все это повторить?» – и, ограничившись кивком, уселся в кресло.
«Не переживай, он сейчас вообще ничего не думает. Да, Лукич, ты бы разрешил им сесть, а то они трезвыми Устав нарушать не могут, особенно его пункт о субординации. Будут тут стоять, как два болванчика» – на этот раз Лукич удивленно посмотрел вокруг, но все-таки разрешил садиться кивком головы.
На экране появился человек, первый тилеанин, не одетый в военную форму. На нем было что-то широкое и белое: ряса ни ряса, балахон ни балахон, но смотрелось красиво, а на груди светилась огромная десятиконечная звезда из неизвестного металла, который действительно светился, а не блестел.
- Хранитель Леса Лукич, я глава рода Дтен, глава Великого Совета Ди Дтен, я счастлив приветствовать тебя, - и мужик в белом коснулся ладонью правой руки кончиков пальцев левой.
«Это приветственный жест старшего. Странно, землянин, с тобой я могу поддерживать телепатическую связь».
«Вот счастье-то привалило, и что мне теперь делать?».
«Тебе все хихоньки, а это между прочим сенсация. Ты только представь себе…»
«Не буду» – перебил Лукич: «У меня и так голова на грани взрыва. Ты мне лучше скажи, что с вашим шефом делать?»
«А, ну не знаю. Поприветствуй его как-нибудь».
Лукич встал, прижал правую руку к сердцу, кивнул и щелкнул каблуками одновременно.
- Глава Великого Совета Ди Дтен, я тоже счастлив приветствовать вас, Великий Совет и всех тилеан от лица жителей планеты Земля!
Чрезмерный обмен любезностями не входил в планы главы Совета, что несказанно обрадовало Лукича.
- Нас очень заинтересовала ваша музыка, мы решили, что ее необходимо изучить. Сможешь ли ты, Хранитель Леса Лукич, помочь нашим людям в этом занятии?
- Я хранитель леса, а не музыки, но я обещаю вам сделать все, что в моих силах.
- Великий Совет благодарит тебя, Хранитель Леса Лукич, а теперь от имени Великого Совета я довожу его волю до экипажа корабля «Тилен»: В связи с невозможностью покинуть планету Земля, в следствии…» – и глава заговорил, он перечислял все следствия и последствия, делал выводы, короче полностью отдался своему любимому занятию.
Не заметно для себя Лукич задремал, а когда он снова открыл глаза, все было без изменений.
«Когда же ты устанешь?» – мысль только промелькнула в сознании, но тут же возник ответ Мозга корабля:
«Он устанет? Никогда! Он уже давно не помнит, что сказал. Если в течение месяца он не даст согласие на очередное омоложение, то по закону Тилена он будет просить покоя и отдыха».
«Пойдет на пенсию, что ли?»
«Что-то вроде того»
«Стоп, ты сказал «омоложение», это как?»
«Даже не знаю, как тебе сказать. Сколько живут на Земле?»
«Кто как. Если дотянут до своей смерти, то лет семьдесят, кто больше, кто меньше»
«Тилеане где-то так же. Всю жизнь чего-то ищут, мечутся, пока не умрут. Вы интересно устроены: ваш мозг набирает необходимую для жизни информации как раз к выносу тела. Вот тело и омолаживают. С каждым днем человек молодеет, и так пока его состояние не дойдет до тридцати лет, а потом опять стареет. Туда – обратно лет шестьдесят прожил»
«А как на счет перенаселения?»
«Мы тоже этого боялись, но детей больше рождаться не стало. После омоложения детей обычно не рожают, какие могут быть дети, когда у тебя внуки выглядят старше тебя? Всю первую часть жизни, то есть до первого омоложения, люди обычно мечутся: дом, семья, работа. Перепробуют штук двадцать профессий, а после омоложения занимаются тем, чем действительно хотят заниматься, ну, а годам к двумстам человек обычно устает жить и отказывается от омоложения. Так что рождаемость и смертность теперь примерно одинаковые»
«Ну нам перенаселение тоже не грозит. Стоит только рождаемости подняться, тут же какой-нибудь кризис организуют, и опять смертность в два раза выше. А кто и как я, жизнь прожил, а с детьми как-то не получилось. Всю жизнь мечтал, как сына в тайгу поведу, лес этот любить научу, а под старость внуков буду нянчить. Не судьба, видать»
«А почему ты решил, что у тебя будет сын? От вас это вроде не зависит»
«Ну дочь, какая разница? А вот остался один, как…»
«Можешь не продолжать, как что, картинка была четкой»
«Какая картинка?»
«Когда вы, люди, говорите, в вашем подсознании возникает образ того, о чем вы говорите. В данном случае, вот этой самой дырки»
«Слышишь, Мозг, а может мне рискнуть? Батя мой девяносто годков прожил, я вроде тоже здоровьем не обижен, может успею еще ребенка на ноги поставить? Как ты думаешь?»
«Не знаю, попробуй»
Поглощенный своими мыслями, Лукич замолчал, воображение рисовало радужные картины, прикрыв глаза он улыбался своим мыслям, для себя Лукич все решил.
«Не поверишь, он все-таки устал. Совет приказал экипажу заняться музыкой, кстати, ты мне обещал стихи и песни»
От неожиданности Лукич вздрогнул, а, вернувшись из мира грез, поглядел на часы.
«Мать честная, ночь уже, это ж сколько он солировал? Наверное, уже все спать хотят?»
«Когда вы спите, отдыхает только ваше тело, а мозг продолжает работать, только совершенно в другом направлении. У меня тела нет, так что спать я не буду. Поэтому, если тебе не трудно, принеси стихи и песни»
продолжение http://proza.ru/2023/05/17/376