начало http://proza.ru/2023/05/13/1610
"Какая-то часть тебя уходит с тем, кого ты потерял, ведь дружба, это как любовь. Лучше ни к кому не привязываться, слишком это рискованно"
Омар Хайям.
Кауле с Аксиньей и Ильясом, выбравшись из Сарая, сперва отправились вдоль Ахтубы, туда, где Ахтуба ближе всего к переправе через Итиль. Это было небольшое поселение, которое местные называли Цаган Булг. В этом месте всегда бойко шла торговля, особенно солью, которой изобилуют местные озёра. Перевозчики переправляли на тот берег караваны с Востока, которые далее шли через Азак к Сугдейскому морю. Кауле решил остановиться у одного торговца, булгарина, который жил осёдло на пристани в небольшой усадьбе из глиняного кирпича. Торговля приносила булгарину немалый доход, кроме всего прочего, торговца этого Кауле использовал для передачи донесений в Москву, когда тот уходил вверх по Итилю до русских городов с каким-либо товаром и, соответственно, такие предприятия также оплачивались золотом. Вот и на прошлой неделе, жмудин передал своему посланцу письмо Дэвиса, адресованное Протасию. Кауле рассчитывал передохнуть и заночевать в доме торговца, а наутро взять свежих лошадей и переправиться через Итиль, чтобы дальше пробираться на север по "скотскому пути". Он не хотел торопиться, так как надеялся, что Дэвис передумает и нагонит его. Однако, на переправе его ждала недобрая весть. Торговец был убит в день своего отъезда, прямо на пристани, неизвестными людьми. Разбойники забрали деньги и московские письма, но товара не тронули. Кауле стало не по себе. Конечно, разбой на дорогах дело обычное, да и булгарин этот – мутный тип, может кому другому дорогу перешёл. Но, чтобы вот так, средь бела дня, в людном месте. А если за ним следили и теперь московские письма в руках неприятелей?
Поэтому, Кауле не стал останавливаться в этом доме, а двинулся дальше, где стояли юрты табунщиков и попросился в одной из них на ночлег. Их пустили, накормили холодной кониной и напоили горячим хурдынгом.
Кауле долго и задумчиво ел, не произнося ни слова. Молчала и Аксинья.
- Мне надо обратно в Сарай, Давид в опасности, - наконец, коротко заявил Кауле, догрызая хрящ. Аксинья вскинулась что-то возразить, но он остановил её, приблизившись губами к самому её уху и негромко сказал - Если на четвёртый день не появлюсь, бери сына, переправляйтесь на ту сторону и уходите. Деньги оставляю тебе, убери и никому не показывай.
Аксинья вцепилась в его руку, - Не бросай нас! - прошептала она, - Ты не сможешь ему помочь, только сам пропадёшь. Давай уйдём, вернёмся на Русь, заживём, дом поставим, детей нарожаем. Не уходи.
Душа жмудина рвалась на части. Вот она, мечта его сбывалась, женщина, которую он добивался столько времени, готова была остаться с ним. Но он понимал с другой стороны, что не любовь сейчас движет Аксиньей, а страх. Страх остаться одной с сыном в чужой, опасной стороне. И бросить её сейчас было равносильно тому, что произошло с ним тогда, в родной деревне, когда тевтоны угнали его жену и ребёнка. Вот теперь Бог или боги дают ему возможность всё начать заново, но почему он не может, почему он такой дурак? Кауле достал из скляницу, подержал на ладони – заключённый в ней Свет сиял, словно упавшая наземь звезда. «Эх, Давид, зачем ты отдал мне свою ношу? - подумал он, - Теперь уже я не смогу с этим жить.»
- Если я брошу его, - сказал он Аксинье, пряча скляницу в мешочек, – не будет нам пути-дороги. Он всё знает, карты читает, потому что грамотный. Я вернусь, не бойся, всё хорошо будет. Четыре дня, поняла?
Аксинья ничего не ответила, но лицо её словно закаменело. Рыдать, голосить – что пользы в этом? Теперь её удел снова ожидание – томительная, тревожная мука. Женщина с мальчиком, одна – лёгкая добыча в этих местах. Четыре дня она под защитой этого гостеприимного дома, а дальше судьба её опять полна неизвестности. Она почему-то была уверена, что Кауле не вернётся, а если он не вернётся, и у неё не найдётся сил следовать дальше.
Тоскливо выли во дворе собаки, в углу тихо шушукались женщины. Кауле передремал с дороги, потом попросил у хозяина дома свежую лошадь. И переговорил с ним насчёт Аксиньи, чтобы тот в случае чего позаботился о её безопасности. Татарин взял золотые монеты и уверил его, что всё будет хорошо.
Наутро Кауле уже был у Золотых ворот Сарая. Он не сразу направился в город, а задержался возле шатров, чтобы порасспросить знакомых торговцев и попрошаек о том, что творится в городе. Все уже знали о гибели ханши и княжича на празднике кок-бора. Ходили слухи и о бегстве Тохты. Эти сведения утвердили Кауле в своих тревожных подозрениях относительно Дэвиса. Жмудин уже было направился в город, как вдруг, в толпе заметил знакомую фигуру аббата де Ре. Тот был одет по-татарски и вёл под уздцы ослицу, нагруженную тюками. На ослице восседала его младшая хатунь. Кауле знал, что она беременна от аббата, уже был заметен её округлившийся живот. Две остальные наложницы семенили позади с тюками на голове.
- Ты куда собрался, приятель? – окликнул жмудин де Ре. Аббат шарахнулся в испуге, собираясь уже дать дёру, но, узнав Кауле, вздохнул с облегчением. Так Кауле узнал, что произошло в ту ночь, когда они расстались с Дэвисом. Де Ре, выпрыгнув в окно из нунциария, бродил до утра по улицам Сарая, промёрз и решил вернуться обратно. Тут его застали люди, посланные Алгуем. Пришлось притвориться мертвецки пьяным. После их ухода, де Ре велел наложницам спешно собираться и, пока не поздно, решил покинуть Сарай от греха подальше.
- Теперь вот направляемся в Дастархан, потом по морю - в Персию, а там, как Бог даст – сказал он. - Назад, во Францию мне дороги нет. Да и этих – он кивнул в сторону женщин, - не бросишь. А так куплю домишко, займусь торговлей. Нурана мне ребёнка родит.
Кауле, однако, больше интересовала судьба Дэвиса. Аббат поведал, что приходил за ним князь Фёдор Чёрный и передал жмудину талисман Исхак-тархана.
- Вот, успел снять с него. Думал, что это тот самый, Свет в склянице. Но Его я так и не нашёл. Наверное, Свет забрали те, кто приходил за Питером или как его там по-настоящему звали...
- Давидом звали. А Свет у меня. - Кауле достал из-за пазухи скляницу. – Вот Он.
Лицо аббата просияло сперва, потом омрачилось, - Я готов был расстаться с жизнью ради этой святыни. А теперь… Не знаю. Пусть будет у тебя, а я недостоин даже глядеть на него.
Пожелав друг другу удачи, они расстались.
Сидя в подвале, Дэвис потерял счёт времени. Сначала он боялся, что за ним придут. Потом тело, которое замёрзло и оголодало заставило ожидать тюремщиков уже как избавления. Дэвис вскоре догадался, что в силу каких-либо обстоятельств про него позабыли, но не знал, радоваться этому или ужасаться. Свет в окне сменился мраком, потом снова забрезжило. Глиняная миска с водой, которую ему оставили давно опустела, потому что епископское зелье в качестве последствий имело неутолимую жажду. Узник устал ждать, спать в холоде было невыносимо. Все мысли вытеснило обычное скотское чувство голода, не оставив места никаким другим чувствам. Наконец, на исходе второго короткого зимнего дня дверь темницы отворилась и на пороге Дэвис узрел Карай-хана. С довольной харей и с остро отточенным кривым кинжалом.
«Ну вот и всё – пронеслось в голове у Дэвиса, - и что теперь? Молиться? Каяться?» Мысли были на редкость дурацкие.
- Ты убил моего брата и сейчас я вырежу тебе сердце и на серебряном блюде поднесу его своей матери, – торжественно произнёс Карай-хан, хмуря брови и пробуя пальцем остриё клинка. Ему очень хотелось сперва произвести впечатление свою жертву.
Страсть Карай-хана к дешёвым балаганным эффектам, его пафосная речь внезапно рассмешили Дэвиса.
- Очень жаль, - притворно вздохнул он, стараясь не расхохотаться - но сердца у меня нет. Если только какой другой орган пригодится твоей матушке.
- Как нет?! – вскинулся Карай-хан, - А вот мы сейчас и проверим!
- Да проверяй. Но у меня его нет. Я – бессердечный. Видишь, даже не бьётся. – Дэвис рванул на груди рубаху. – Иди, послушай.
Карай-хан замешкался, уставившись на грудь Дэвиса. Жертва вела себя не так, как положено вести жертве. Мысль Карай-хана, и без того не отличавшаяся резвостью, завязла и застопорилась. Кто их знает, этих европейцев, вдруг они и впрямь по-другому устроены, не как люди. Обычай требовал именно сердца, и никакая другая часть тела тут явно не годилась. Однако, припасть на перси своего визави хан тоже не торопился, видимо прозревая в дальнейшем свою же свёрнутую шею. Наверное, Карай вознамерился бы всё-таки проверить наличие у Дэвиса сердца другим, более радикальным способом, но тут его позвали из-за двери.
- Приказ начальника охраны привести его во дворец?! Что за … - Карай-хан выругался. – Какого ещё начальника? Кавгадый приказал? Князь отдал его мне!
Но голос за дверью был настойчив и Карай-хан, ещё немного попрепирался, постоял в задумчивости, потом снова потрогал пальцем остриё кинжала и сплюнул на пол. – Хорошо. Но я всё равно тебя зарежу. Часом раньше, часом позже, неважно.
Дэвиса связали ремнями по локтям за спиной, а на шею водрузили рогатину, концы которой торчали во все стороны и мешали вертеть головой. Всё это скрепили с руками, так что двигаться в таком виде было весьма затруднительно, а о побеге нечего и думать. Сопровождал его сам Карай хан и ещё несколько нукеров. Дэвиса пошатывало и мутило от голода, идти он быстро не мог, ноги дрожали от слабости, поэтому его постоянно толкали в спину. Дэвис ещё надеялся, что это Алгуй, наконец, нашёл его и ему можно будет всё объяснить. Но если Алгуй уехал в ставку Ногая, а видеть его хочет Кавгадый, то дела плохи. На улицах уже синели холодные сумерки, было пусто и гулял леденящий ветер. Путь до ханского дворца был недолгим. Вот уже возвышается впереди башня зиккурата.
Земля дрогнула и ушла у Дэвиса из-под ног. Зиккурат взметнулся в столбе пламени и дыма. Сверху накрыл оглушительный грохот. Сопровождающие арестанта охранники попадали на землю, закрыв головы руками. Откуда ни возьмись появились ещё какие-то люди, Дэвиса схватили с обеих сторон и поволокли прочь в извилистый узкий переулок между домами. Рогатина мешала Дэвису повернуть голову, чтобы увидеть тех, кто его тащит, поэтому приходилось смотреть вниз и перебирать ногами, чтобы не спотыкаться о пороги и ступени. Его волокли молча и очень быстро две пары сильных и мускулистых рук. Через какие-то дворы, проулки, его просовывали в двери, отпирали и запирали какие-то засовы. Сзади сначала слышались крики и звуки погони, потом всё затихло. Похитители запихнули Дэвиса в очередную дверь, стащили вниз по лестнице, потом по коридору, освещённому масляными лампами и поставили посередине просторной залы, постаравшись придать ему вертикальное положение. Зала была богато устлана коврами, на стене – оружие, в углу лежанка, очаг с дымоходом. На огне тушится в котелке мясо. На полу разложены тюки с барахлом. У очага, в жёлтом шёлковом халате с драконами, уперев руки в боки – стоял хан Туда-Менгу, собственной персоной.
- Этот? – наконец услышал Дэвис голос одного из своих похитителей.
- Этот. Молодцы. Можете быть свободны, – в голосе хана звучало удовлетворение, - Ну здравствуй, странник.
От запаха еды у Дэвиса спазмом перехватило нутро, очертания фигуры в жёлтом халате расплылись и сместились в левый верхний угол.
- Да снимите наконец с него это ярмо! – сквозь нарастающий шум в ушах услышал Дэвис возглас Туда-Менгу, прежде чем распластался на ковре у его ног.
Очнулся он уже лёжа на суфе, руки его и шея были свободны. Туда-Менгу сидел рядом с глиняной чашкой в руках. От чашки шёл пар.
- Ты чего падаешь? Ты не ранен? - обеспокоенно спросил он.
Дэвис отрицательно качнул головой.
- У него башка как решето, вот он и падает, – услышал он откуда-то позади невозмутимо-насмешливый голос Кауле.
- Ты то как здесь оказался? – Дэвис приподнялся на лежанке, не слишком доверяя слуху, чтобы увидеть жмудина собственными глазами. В зале, кроме их троих больше никого не было. Видимо те люди, что отбили Дэвиса у Карай-хана сделали своё дело и ушли.
- Да как обычно. Мимо шёл. – отозвался Кауле.
- Выпей сперва это, - Туда-Менгу поднёс к его губам чашку с тёмным, маслянистым отваром, - это придаст сил и снимет боль. Сейчас ещё и мяса положу.
Зелье было терпким и сладким, и действительно возвращало силы. Голова перестала кружиться, окружающая действительность приобрела чёткие очертания, мысли обрели ясность. Происходящее казалось Дэвису чудом.
- Вы вообще, как вот это всё… нашли друг друга.
- Непросто. Ты достал ключ от зиккурата и дал мне знать. Я этим немедленно воспользовался и ушёл из дворца. - Туда- Менгу достал амулет Исхак-тархана, покачал на цепочке перед лицом Дэвиса. – А это твой друг принёс в синагогу и его передали мне, потому что Исхак-тархан мой родственник. На самом деле я монгол по отцу, а по матери – я хазарин. И в нашей огромной семье существует традиция вечно спасать этого разгильдяя, где бы он ни был. Я, честно говоря, думал сперва, что речь о его шкуре, а не о твоей, поэтому не шибко торопился. Мне проблем хватало и без этого придурка.
- Между прочим, Карай-хан чуть не испортил мою шкуру, пока ты не торопился, - шутя упрекнул его Дэвис.
- Я спешил, как мог! Ты, давай, ешь мясо, а я тебе такое расскажу, что ты поймёшь, как хорошо ты сидел в подвале!
Дэвис ел и слушал о гибели Гулюсар, княжича, Тула-Буги, Алгуя и всех их братьев. Сытость притупляла чувства жалости и утраты. Ему было стыдно, что он такое плотское животное, но ничего с этим нельзя было поделать. Ему было хорошо и не было сил горевать. Он не видел воочию эти смерти и разум отказывался их признавать.
- Получается, из-за меня и Гулюсар погибла и Алгуя я не успел предупредить.
Туда-Менгу пожал плечами – Обстоятельства бывают сильнее нас. Если бы Алгуй не шёл на поводу у Тула-Буги и не сажал меня под арест, всё было бы иначе.
- Ты взорвал пороховой склад и уничтожил всё, что вы с Алгуем делали…
- После того, как получил известие о его гибели. Не хочу, чтобы наши наработки достались Ногаю или Тохте. Это не те люди, которым можно доверить подобные секреты. – Туда-Менгу порылся в одном из тюков и достал кипу кожаных свитков. – На вот, кое-что оставил для тебя, может пригодится. – он протянул свитки Дэвису.
- Почему ты отдаёшь их именно мне? - удивился Дэвис. Он взял свитки и передал их Кауле, а тот засунул их в свою котомку.
-Ты человек неглупый, сумеешь распорядиться знаниями для себя и другим не во вред. Хотя, вот это твоё христианское милосердие... Оставь его, в жизни от него только головная боль и ненужные терзания, да вот такие дурацкие истории, в которые ты всё время попадаешь.
- Боюсь, меня уже поздно переделывать.
Туда-Менгу задумчиво почесал пальцем бровь, - Знаешь, я бы с удовольствием оставил тебя у себя здесь – отдохнуть, набраться сил. Мне всегда было интересно с тобой разговаривать, и нам есть что обсудить. Когда мы встретились впервые, я сразу всё про тебя понял. Про то, что ты не тот, за кого себя выдаёшь, что ты скорее движим некой идеей или страстью, чем желанием разбогатеть.
- Понял и никому не сказал? – перебил его Дэвис.
- А зачем? Мне было с тобой интересно, а это – главное. Но вопрос вот в чём – надо отсюда уходить. Я так понимаю, вам - на север. А я двину в Персию, потом, наверное, в Индию. Завтра сюда вернётся Ногай с Тохтой и я уверен, что число обитателей дворца, да и Сарая в целом изрядно поредеет. Да и нам лучше оказаться от этой кровавой потехи как можно дальше. Так что возьмите тёплые вещи и выбирайтесь из города, пока после взрыва тут неразбериха.
Насчёт неразберихи Туда-Менгу как раз ошибался. Когда первая волна паники после взрыва улеглась, Кавгадый распорядился перекрыть выходы из Сарая. Натолкнувшись на один из таких кордонов на окраине города, Дэвис предложил Кауле обойти его через дворы, по крышам. Черепичные крыши строений располагались так близко, что можно было легко перескочить с одной на другую. Возле домов жители часто высаживали плодовые деревья, чтобы проводить время в их тени, сидя у ворот. Забравшись по такому дереву сперва на глинобитную стену ограды, друзья перебрались на крышу одного из строений, рассчитывая перейти на другой конец квартала, в обход кордона и выйти из города. Это оказалось не такой уж простой задачей, как для однорукого Дэвиса, так и для толстого Кауле. Крыши ходили ходуном, черепица сыпалась, заслышав шум, лаяли дворовые собаки. Осторожно, поддерживая друг друга они перебирались с одного строения на другое, пока старенькие стропилы одной из крыш какой-то хозяйственной постройки не обрушились под тяжестью Кауле и тот полетел внутрь. Дэвис в ужасе застыл на краю пролома, тщетно пытаясь разглядеть что-либо в кромешной темноте сарая. Грохот, вперемежку с ругательствами и стонами, которые послышались вскоре после катастрофы говорили о том, что внизу ничего хорошего не происходит. Окликая Кауле, чтобы понять, куда можно приземлиться, Дэвис осторожно пролез в дыру на крыше и спрыгнул вниз. Было не сильно высоко, на полу валялась солома. Это, видимо был амбар, где хранили зерно.
- Кауле! Ты где? Ни черта не видно! Ты цел?
- Нет. Меня балкой придавило, ног не чую.
- Достань скляницу со Светом. Ты можешь её достать?
Кауле завозился, отыскивая скляницу и через некоторое время слабый синеватый свет немного отодвинул темноту. Дэвис отбросил деревянную круглую балку, которая придавила ноги его друга. – Встать сможешь?
- Говорю ж, ног не чую. Спиной треснулся со всего маху.
- Господи! Только не это… - пробормотал Дэвис. – Держись за меня, я попробую тебя поднять.
Он попытался приподнять тело Кауле, но тот взвыл от боли.
- Бесполезно. Не трать время, уходи. Не бросай Аксинью, я тебе сказал, где их оставил. Прошу тебя. Да за что ж мне всё это! – голос Кауле дрогнул.
- Куда уходи? Дверь снаружи заперта. – Дэвис опустился рядом с Кауле на пол, не сводя глаз с синеватого пламени в склянице.
Снаружи послышались тревожные голоса. Обитатели усадьбы, разбуженные шумом, видимо вышли из дома во двор.
- Погоди! Дай Его мне. Монах сказал мне – «мёртвого не воскресит, а живому поможет».
- Я некрещёный.
- Ну так будешь крещёный. Здесь три капли. Тебе хватит и одной.
Дэвис быстро открыл священный сосуд, капнул светящейся жидкостью на лоб жмудину и быстро произнёс: «Крещается раб божий Николай во имя Отца, и Сына и Святаго Духа. Аминь».
- И всё? – тихо спросил Кауле.
- Пока всё. – Дэвис зажал скляницу в кулаке, наступила тьма.
- Эй, Фазийя, иди быстрей, посмотри, кто там в амбаре. – послышался резкий женский голос.
- Почему я? Пусть Фатима идёт, это к ней полюбовники лазят.
- Поговори у меня ещё! Негодная девчонка! Возьми Барса и бегом давай.
Видимо, на счастье, мужчин в доме на тот момент не оказалось.
- Постой! Ноги… Я кажется могу ими двигать. - заговорил вдруг Кауле. – Помоги мне.
Обхватив Дэвиса за плечи, он, стеная и охая, поднял своё грузное тело и встал на ноги.
За дверью амбара послышались лёгкие шаги, стукнул засов, она отворилась и на пороге, освещённая бледным пятном от масляной лампы, появилась худенькая фигурка девочки-подростка. В одной руке она держала светильник, другой пыталась придерживать большую собаку. Собака, увидев незваных гостей, злобно зарычала и рванулась к ним.
- Тихо! – Дэвис простёр руку, которой держал скляницу к девочке, - Мы не грабители! Открой калитку, и мы просто уйдём. Прошу тебя, не поднимай шума. Прошу...
Прошло несколько мгновений, которые показались вечностью.
Девочка прикрикнула на собаку и внимательно посмотрела на Дэвиса, который подпирал плечом могучую тушу Кауле, на странный светящийся предмет, который он держал в руке, потом повернулась и пошла прочь из амбара.
Кауле и Дэвис застыли в ожидании.
- Ну кто там, Фазийя!
- Никого, - ответила девочка, - Кошка забралась через дыру в крыше, хумы побила.
- Говорила я этому бездельнику, чтобы крышу починил. Куда там! Шайтан его забери вместе с кошкой! – ругалась женщина на крыльце.
Девочка ушла вглубь двора, чтобы привязать собаку и растворилась в темноте. Только бледное пятно от лампы указывало на её присутствие. Она тихонько открыла заднюю калитку и ушла в дом. Дэвис, всё также подпирая Кауле, осторожно вывел его через калитку на улицу.
- Ещё один кордон и нам каюк, - простонал Кауле. Он сильно хромал, опираясь на плечо Дэвиса, но всё-таки шёл. – Я не дойду.
- Ничего, дойдёшь, мы уже на краю города, река недалеко.
Им посчастливилось благополучно добраться до пристани, где они отвязали лодку и отчалили вверх по течению.
- Грести придётся тебе, - сказал Дэвис жмудину - Мне особо нечем.
Они какое-то время плыли молча, поначалу не замечая леденящего ветра, который звенел в камышах. Чёрная масса воды сливалась с такой же чёрной массой берега. Небо отличалось только россыпью звёзд. Им казалось, что в этом мире они остались одни. Но красные искорки костров и дымки над ними указывали на то, как обманчива тишина и безлюдье. Степь дышала, жила, степь была осязаема.
- Значит теперь я христианин? – усмехнулся Кауле, прервав молчание.
- Угу, - кивнул Девис.
- И чего мне теперь нельзя делать?
- Лучше спроси, чего тебе можно.
- Можно тебе оплеуху дать? Пока возвращался в Сарай – мечтал, вот найду тебя и врежу хорошенько.
- Нет, нет, вот этого как раз нельзя.
И они оба рассмеялись тем нервным смехом, которым смеются люди, избежавшие смертельной опасности. Потом, отсмеявшись, Кауле снова принял серьёзный вид.
- Во-первых, убили моего посыльного. Булгарина с соляной пристани. Про него, кроме меня, только ты и Протасий знал. Во-вторых, аббат поведал, что епископ знал про тебя всё, а, главное, твою тевтонскую подноготную. И Карай-хан тут не случайно появился. Он тебя искал. Вот пока я гребу, сиди и делай выводы.
- У меня в душе будто пустыня. Ничего не осталось - никаких чувств, никаких мыслей, никаких желаний, - отвечал Дэвис, - кроме одного - подальше отсюда.
Конец 4 части. Продолжение: http://proza.ru/2023/08/30/1403.
июль 2023