Уже в семь часов вечера Крапивин рассадил всех задержанных в кабинете, и, оставив их под присмотром Ефима и конвойного, пошёл к следователю.
Пименов оказался на месте, и капитан прямо с порога ошарашил его своей новостью. Потом отдал ему пистолет, объяснив его происхождение.
– Так почему ты мне не позвонил? Надо было сделать всё как положено: вызвать группу, а не заниматься самодеятельностью.
– Извини. Меня просто захлестнул азарт. Да и отвлекать тебя от дел не хотелось. Тем более, я был не один, а с Ефимом. Это брат Алёны, дело которой мы вели год назад. Помнишь? Её тогда мужики нашли на свалке и думали, что девушка мертва, а она оказалось живой.
– Конечно, как можно такое забыть. Но ты, надеюсь, составил протокол об изъятии пистолета?
– Нет, прости, но не составил. Честно говоря, расстроился из-за Вероники, которую подстрелил Сорокин. Она сейчас в больнице. Её врач - мой приятель. Он предоставит нам справку о состоянии Вероники, да и пулю для экспертизы.
– Плохо, что с женщиной такое несчастье, но нарушать установленные правила не следует. Ну а сейчас посмотрим на твоих красавцев.
На удивление Пименова, Сорокин признал свой пистолет, и сознался в том, что недавно стрелял из него в воздух, но не в жену.
Следователь составил протокол, после чего отнёс пистолет эксперту…
В ходе допроса задержанных, следователь с капитаном узнали много интересного о деятельности Сорокина. Его бывшие компаньоны активно отвечали на все поставленные вопросы, и с потрохами сдали Сорокина. Очевидно, именно этого Руслан и боялся, поэтому и задумал убить своих приятелей вместе с их жёнами. Ведь мёртвые не говорят, а живые могут подпортить репутацию, да и наболтать лишнего. Слушая откровенные ответы бывших приятелей, у Руслана глаза налились кровью, лицо исказилось от злости, а на скулах заиграли желваки.
«Да, не думал, что эти чмошники попадутся в руки ментам. Да и совсем не предполагал, что буду задержан и окажусь сейчас в такой ситуации. Да, видать, что самоуверенность подвела меня. Что теперь говорить следаку, даже не представляю», – так думал Сорокин, стараясь справиться со своим гневом.
Ну а Пётр с усердием рассказывал о том, какой Сорокин аферист и страшный человек.
– Да это Руслан всё замутил, – возмущённо говорил Пётр. – Это он предложил нам отправить жён к скульптору, а потом от них избавиться, чтобы не мешались нам под ногами. Он убедил нас, что в Германии мы развернём наш бизнес ещё круче, а за наши шалости в России держать ответ там не придётся. Да и здесь всё со временем забудется…
– Выходит, что Сорокин предложил вам избавиться от жён, а вы, такие бедные и несчастные, согласились, - перебил его следователь, а потом перевёл взгляд на Сорокина и обратился к нему:
– Интересно, Руслан Всеволодович, неужели вы не знали, что подстрекательство на убийство - это статья. Но, очевидно, вы надеялись, что вам всё сойдёт с рук. Да и прожить вы, как я смотрю, решили два века, что так далеко размахнулись в своих планах. Только убийства людей – это далеко не шалости. За убийство реальные сроки дают.
Сорокин решил отмолчаться, так как его голова сейчас была забита мыслями о скульпторе, который действительно мог сдать его со всеми потрохами, и был для него по-настоящему опасен.
«Эти тявкалки мне не страшны. Их слова против моих слов – ничего не значат, – думал Сорокин. – А вот скульптор – другое дело. Интересно, что он уже успел сказать обо мне? Ведь это единственный человек, который может меня спалить, как свечку… Жаль, конечно, что не нашёл в мастерской скульптора блокирующий пакет акций Берлинской автомобильной компании, но это и к лучшему, а то сейчас замордовали бы вопросами, а оно мне надо?»
На лице Сорокина появилась грустная усмешка, и он слегка покачал головой. В душе он уже перестал паниковать и здраво оценивал обстановку. Видя, как следователь укоризненно смотрит на него, Сорокин спокойно обратился к нему:
– Не надо, товарищ следователь, так на меня смотреть. Я не понимаю, что вы можете мне предъявить? То, что сейчас вам наговорил Пётр? Так это им просто руководит страх перед вами, и, боясь быть наказанным за поступок с той девушкой, которую мы привезли в особняк скульптора, он старается очернить меня. А на самом деле, ничего противозаконного мы не сделали. Год назад уехали из России, но ведь это не преступление. Никаких обвинений с вашей стороны нам предъявлено не было, а у нас действительно были неотлагательные дела в Германии. Наша вина состоит лишь в том, что мы, испугавшись смерти девушки, не сообщили об этом в милицию. Но мы её не убивали. Это просто был несчастный случай.
– Ты так сейчас подло врёшь, что уши в трубочку скручиваются, – крикнул Ефим, не выдержав такой наглости Сорокина. – Это выходит, Алёна сама приехала в особняк, стукнулась головой о скамейку, а вы все не виноваты? Сестра нам всё рассказала! Да, как бы ты сейчас хотел, чтобы моя сестра была мёртвой, но, извини, она жива…
«Жива? Но как? Ведь Лёва говорил мне по телефону, что она умерла в больнице, – мысленно удивился Сорокин. – Тогда это многое меняет».
– Ефим, тебе слово не давали, – остановил мужчину следователь. – Мне придётся тебя попросить выйти.
Следователь строго посмотрел на Ефима и тот удалился из кабинета.
Женщины же за всё это время, что находились в кабинете, сидели, на удивление, спокойно. Лишь, отвечая на вопросы следователя, слегка нервничали.
После ухода Ефима, Пиминов обратился к Сорокину:
– Руслан Всеволодович, ладно, к девушке мы ещё вернёмся, но меня сейчас больше интересует вопрос – кто убил супругов Ивановых, и как их трупы оказались закопанными на территории особняка? Ведь скульптор ваш приятель. Возможно, он в разговоре с вами как-то обмолвился об этом?
Вот этого вопроса Сорокин больше всего и боялся, но, придав лицу озабоченный вид, ответил:
– Я удивлён вашему вопросу. Неужели Ивановых убили? Но когда? Я ничего не слышал об их смерти. Ведь они должны быть сейчас в Германии.
– Так вы только недавно приехали оттуда! Разве вы не попытались связаться с Ивановым?
– Нет, мы не пересекались. Германия большая. Столкнуться лбами трудно, – вяло ответил Соркин, понимая, что несёт полную чушь.
Но, осозновая то, что трупы найдены, он стал паниковать. Ведь теперь всё зависило от скульптора, который мог с лёгкостью обвинить его в смерти Ивановых. Сорокиным овладело неприятное чувство - чувство скорого разоблачения. Вернее - оговора. Ему было уже трудно сдерживать свои эмоции: мелкий озноб пробивал тело, взгляд не мог сосредоточиться, в ушах шумело, а колени предательски потряхивало. Чтобы хоть как-то успокоить озноб, он обхватил себя руками, стараясь придать невозмутимую позу.
Но после ответа Сорокина, следователь предложил капитану выйти и кое-что обсудить. Убедившись, что их никто не слышит, он сказал:
– Знаешь, Андрей, этого Сорокина на слабо не взять. Только, кроме того, что он со своими приятелями насильно удерживал Алёну и, не оказав девушке помощь, отвёз её на свалку, нам и предъявить ему больше нечего. И он это знает… А что-то нового о смерти Ивановых он нам ничего не скажет, да и у нас в этом случае ничего против него нет. Да и то, что он оказался в особняке, не является взломом, и по его словам, скульптор сам дал ему ключи. Я думаю, что и Лев Эдуардович подтвердит это. Но нам обязательно надо знать – кто убил чету Ивановых. Эта история хоть и годичной давности, но она ещё свежая для следствия. Лично моё мнение, что это совершил всё же Сорокин. Уж больно он у нас кровожадный, и роль убийцы ему вполне подходит.
– Да, в этом я с тобой согласен. Но в том, что «нам и предъявить ему больше нечего», не согласен. Разве Сорокин не стрелял в свою жену? И то, что если бы мы с Ефимом не вмешались, он мог спокойно поджарить своих приятелей и их жён вместе с особняком! Да и то, что обманным путём он завладел их бизнесом! Это всё, разве не доказательства его преступлений?
– Нет, не доказательства, – уверенно ответил следователь. – Это всё наши домыслы. Тут только одно доказуемо – не оказание помощи Алёне и насильственные действия по отношению к ней. И то, второе – шатко. Ведь Алёна сама говорила, что они только затащили её в баню, а упала она сама. Ну а разрешение на оружие у него наверняка есть. Я в этом уверен. Да и эксперт нам скоро даст ответ. Но Сорокин утверждает, что стрелял в воздух, а убивать жену у него даже в мыслях не было. Поэтому мне необходимо медицинское заключение, что у его жены огнестрельное ранение, и, конечно же, сама пуля. Ну а действия Сорокина, по отношению к жене, подходят под статью, но не под ту, которая нужна мне. Я хочу посадить его за конкретное убийство – убийство Ивановых. Но мне не за что зацепиться… Да и поджаривать, как он говорит, никого не собирался. Тем более Сорокин сказал, что канистра уже была в гостиной, и это подтвердили его приятели. А то, что он закрыл своих «друзей» в чулане, так это для того, чтобы они не могли видеть тайник. Да и заявлений о насильном «заточении» наверняка от приятелей не будет… Короче, без показаний скульптора тут не разобраться. Только этот человек может расставить всё по своим местам. Но пойдёт ли он против Сорокина – неизвестно. Значит так: сейчас я ещё раз конкретно поговорю с бизнесменами и выясню их знакомство с чатой Ивановых, а потом отпущу всех, кроме Сорокина, под подписку о невыезде. Просто боюсь, что старички не выдержат ночлега в камере. А вот мастерской скульптора уже завтра займутся. Посмотрим, что он там хотел найти.
Следователь замолчал, очевидно, что-то обдумывая, а потом сказал:
– Знаешь что, Андрей, я попрошу тебя завтра поговорить со скульптором. Просто у меня будут неотложные дела в прокуратуре, а поговорить с Ивановым требуется срочно… Ну а если не будет доказана причастность Сорокина к смерти Ивановых, то и эти все его действия, которые ты только что перечислил, ему зачтутся. Правда, это будет не тот эффект. Ну а то, что Сорокин подставил своих приятелей в их деятельности, то и это не преступление. Бизнес – есть бизнес… А лохов надо учить… Да никто их насильно и не заставлял подписывать соглашение...
Продолжение следует...
http://proza.ru/2023/10/30/570