Лоуренс Оливье в роли Генриха V
МИНИАТЮРЫ О ТЕАТРЕ
http://proza.ru/2024/02/14/290
"Генрих V" -- историческая драма об английском короле XV века, для англичан столь же значимой и знаковой фигуре, как и Жанна д'Арк для их соседей по ту сторону Ла-Манша, которую, кстати, ребята из генриховой команды и сожгли. Что для англичан не затемняет его светлый образ. Пьеса же Шекспира -- это национальная эпопея, прославленная у себя на родине не менее "Гамлета" и "Отелло" и известная у нас в основном по пузану Фальстафу, который на самом деле является, пусть и очень колоритным, но не главным персонажем пьесы.
Несмотря однако на популярность, пьеса ставится довольно-таки редко, в том числе и на родине. Ибо в ней слишком много действия, причем протекающего в разных местах, в том числе и на полях сражений, что довольно-таки сложно и дорого воплотить сценически. Плюс длина пьесы делают ее невыдерживаемой для самого терпеливого зрителя. Поэтому "Генри" часто идет в переделках и выжимках, причем как раз сцены с Фальстафом особенно популярны.
Среди игравших этого пьяницу артистов запомнился никогда не игравший его наш замечательный артист Михаил Жаров (открывание рта в фильме-опере не в счет). Однако он очень часто читал отрывки из пьесы на гастролях, в частности, и у нас в Барнауле, и в радиопостановках.
Можно сказать, что сама природа театра препятствовала замыслу Шекспира. Устами Хора он сам жаловался на ограниченность сценических средств. Хор, как и в древнегреческих трагедиях, выполнял у него роль комментатора событий. Так в одной из сцен Хор говорит, что король готовится к битве, вступив на широкие поля Франции и просит зрителя: "Не раздражайтесь нашим [театральным несовершенством], а исправьте его вашими домыслами".
Кино сделало невозможное для Шекспира возможным. Правда, первые фильмы в основном следовали за театром, комикуя похождения Гарри (так звали короля, когда он еще принцевал) и его буйной компанией с Фальстафом в роли идеолога.
Во время Второй мировой войны была снята гигантская версия пьесы, где на первый план вышли патриотические мотивы. Достаточно сказать, что в спонсировании фильма участвовало британское правительство, и ради участия в съемках, не только артисты, но и технические работники кино были разысканы на фронтах и доставлены на съемочную площадку, ибо работу над фильмом власти приравняли к участию в военных действиях.
Ставил фильм Л. Оливье, известный английский актер и режиссер. Постановка получилась исторической, в ее ходе были решены многие проблемы и главная из них: как вписать классику в современные технические средства.
Еще Уайльд сожалел, что Шекспир не мог поставить грандиозные батальные сцены. Оливье с этой проблемой в фильме справился великолепно. Но, добавлял Уайльд, Шекспир компенсировал отсутствие театральной машинерии великолепными стихами, где рассказывалось о битве. Естественно, многие стихотворные описания сцен пришлось убрать, и все же Оливье нашел прием, ставший классическим для экранизации пьес.
Он ввел закадровой голос -- тот самый Хор, -- который комментировал отдельные эпизоды. Этот хор появлялся лишь однажды на фоне театра и таким образом становилось понятным, что все происходящее в кадре -- это театральная постановка и разворачивается одновременно на полях Франции и театральных подмостках. Очень много Оливье экспериментировал и с неотъемлемыми для Шекспира монологами. Чтобы избежать статичности театра, он применил подвижную камеру. Причем камера сначала показывала лицо говорящего крупным планом, а потом постепенно отодвигалась, и текстовый ряд дополнялся визуальным. Разумеется, большого такта потребовалось при подборе визуального ряда, чтобы он подчеркивал шекспировский текст, а не заслонял его.
При постановке батальных сцен Оливье использовал опыт Эйзенштейна, в частности, преследование русскими воинами немецких рыцарей из "А. Невского". В свою очередь "Генрих V" оказал большое влияние на Козинцева, например, отказ от цвета в пользу скупой суровой изобразительной манеры, так здорово сработавшей в "Гамлете" и "Короле Лире".
Успех фильма был колоссальным, тем более неожиданным, что еще в 1942 году Оливье на одном из фронтовых концертов читал сцены из шекспировской пьесы. Когда он появился в средневековых латах, среди реальных солдат XX века, кто-то бросил реплику: "А этот попугай, что еще здесь делает?" В зале раздался хохот, который по мере патетизации чтения все нарастал и нарастал, сопровождаясь совсем уже похабными комментариями. Тогда Оливье прервал чтение и вдруг бросился на колени перед первыми рядами. В наступившей оторопелости он произнес:
"О бог сражений! Закали сердца,
Солдат избавь от страха и лиши
Способности считать число врагов".
Ситуация была спасена, но более он с этим номером уже не рисковал выступать.
То что фильм забронзовел не ниже самой шекспировской пьесы -- отнюдь не отвадило горячие головы от попыток новых экранизаций. Одну из популярнейших предпринял Бранаф (а правильнее Баранаф -- Kenneth Branagh) в 1989 году. Он рискнул напичкать фильм подлинным шекспировским языком, отчего сделал его совершенно невоспринимаемым зрителем.
Так один из них пишет: "По моему мнению, фильм совершенно звездная постановка" (ну нельзя же себя некультурным объявлять), и чуть ниже в этом же отзыве: "Я нахожу сцены фильма длинными и чересчур переполненными грязью, кровью и слезами, хотя, наверное, это совершенно верно по отношению к 1415 году". Таким образом зритель охарактеризовал одну из художественных особенностей фильма: показать войну именно таковой какова она и есть: со всеми жестокостями и гнусностями.
Но и после этого шекспировская пьеса продолжает ставится и интерпретироваться, причем современные интерпретации наполняются все более и более интересными мыслями и идеями (вроде постановки 2003 года, связавшего вторжение англичан во Францию в 1415 с иракскими событиями или театрального "суда" 2010 над Генрихом V, как агрессором и диктатором, организованном в Вашингтоне). И оказалось, что мысли шекспировской пьесы, весьма актуальны и как раз для нашего времени.
ПРИЛОЖЕНИЕ. РЕЦЕНЗИЯ УАЙЛЬДА НА ПОСТАНОВКУ ПЬЕСЫ В ЛЮБИТЕЛЬСКОМ ТЕАТРЕ В ОКСФОРДЕ
Когда прошлой ночью я присутствовал на представлении, мне казалось, что величие могучих строк добывают себе новую музыку через звонкие юные голоса тех, кто извергает на публику эти строки. Величие идеализма и героизма становятся более осязаемыми для зрителя благодаря благородной осанке, величественным жестам и страсти, показываемой воплотителями всей этой кухни. Археологическая точность костюмерии ввергает публику, едва поднимется занавес в атмосферу того времени.
Когда рыцари и нобили перемещаются по сцене в развевающихся робах мирного времени или закованы в военную сталь, нам не нужен унылый хор, чтобы оповестить нас, в какое время и в какой стране идет действие. XV век во всем достоинстве и грации своего одеяния -- вот он перед нами. Мастерски подогнанная гармония цветов с первой же ноты действа обдает интеллектуальный реализм археологии чувствуемым шармом искусства.
Что касается отдельных артистов, то принц Гарри м-ра М. -- это увлекательное и изящное зрелище, там и сям прорывающееся штрихами принцеватого достоинства и благородством чувств. Фальстаф м-ра К. полон восхитительного юмора, хотя порой он и не захватывает зрителя. Зритель-то смотрит трагедии, а ему подсовывается комедия.
И все-таки он доставляет удовольствие, а уж Хотспер м-ра Б. так вообще сыгран отлично. Мистер Б. отлично движется по сцене, у него приятный голос, и его актерская игра строится на внешних сценических эффектах, которые всегда являются выигрышной стороной артистической манеры. Правда, нет-нет, но он портит последнюю строчку своих реплик, зажевывая ее.
Такой персонаж как Генри Перси -- кульминационный для пьесы, избежать упоминания о котором нельзя. В этом персонаже сочетаются свобода и дух, столь восхищающие читателя и зрителя. А диалогические реплики у Шекспира превосходны, особенно в первом акте:
What d' ye call the place?
A plague upon't-it is in Gloucestershire;
'Twas where the madcap duke his uncle kept,
His uncle York;
Как, как называется место?
Е-мое -- Глостершайре, что ли.
Эт где этот идиот герцог был за главного,
Его дядя Йорк
это те самые строки, в которых Чарльз Кэмбл некогда производил такой фурор. Б. имеет все возможности для приличной карьеры на английской сцене, и я надеюсь, он зацепится за эту возможность.
Среди малых ролей роли Глендовера, Мортимера и сэра Р. Вернона игрались капитально, Ворчестер давался в очень тонкой интерпретации, миссис Вуд была очаровательной леди Перси, а леди Ч. в качестве мортимеровой жены внушала нам убеждение, что мы понимаем валлийский язык. Ее диалоги и песенка -- это как наиприятнейшие кусочки артистического реализма, вполне корреспондирующего с кельтской диаспорой в Оксфорде.
Хотя я и упомянул отдельных артистов, реальная ценность всего представления нужно искать в неразрывном его единстве, в выпирающем ощущении пропорций, и в той полноте эффекта, которая невозможна без искусной отделки деталей. Я редко имел возможность наблюдать театральную продукцию, скомпонованную не хуже. Выскажу скромный оптимизм на возможность университета официально поощрять хорошее искусство. Почему бы университету не давать ученые степени за хорошую игру? Даются же они за недопонимание Платона и недоперевод Аристотеля. И почему артист игнорируется на этой раздаче жизненных благ?
Принцу Гарри, Хотспуру и Фальстафу доктор юридических наук вполне мог бы дароваться. И артисты милостиво соизволили бы принять эти степени. Для остальных артистов магистерский темно-малиновый капюшон из тонкой овечьей кожи вполне бы был заслужен в качестве несмываемого упрека филистеров и к ярости усердных тупарей. Таким образом Оксфорд навлек бы честь на себя, а артист был бы поставлен на высокое причитающееся ему место. Но независимо от того, признает или нет Ученый конклав эти требования культуры, я надеюсь, что Оксфордское драматическое общество еще не одно лето порадует новыми постановками, такими же воодушевляющими, как "Генри IV".
Ибо в пьесах этого разряда, которые имеют дело с быстротекущим временем, всегда есть особое обаяние, комбинирующее живое представление всегда живых страстей с живописностью навсегда ушедшей натуры. А уж когда современный дух преподается в старинной форме, сама отчужденность этой формы дает повод для проявления мощного реализма. Такова была позиция самого Шекспира по отношению к ушедшему миру. Таковой же должна быть и наша позиция по отношению к его пьесам. С нечто похожим чувством юные оксфордцы, на мой взгляд, и работают. Если это так, то их цели мой полный респект. Подобно тому, как мы требуем от писателя присыпать реализм романтизмом, мы требуем от актера уснастить романтизм реалистическими деталями.