Вместо предисловия
«Я, Юрий Кивин, предупрежден о возможных последствиях и добровольно даю согласие об отказе от услуг Службы жизни в части персонального мониторинга на борту…» Такое обязательство давал каждый, кто был отобран для проекта «Зародыш», и я в том числе. Идея его создания возникла вскоре после замораживания проекта «дальневидения», о котором я рассказывал ранее. Полномасштабный эксперимент по «дальневидению» так и не провели: посчитали, что риски для Земли могут быть большими.
Я долго не воспринимал разговоры об этом проекте всерьез. Понимаете, когда речь идет об искусственном создании, особенно разумном и саморазвивающемся, то не факт, что оно, будучи предоставлено самому себе в автономном странствии между звезд, разовьется в нужную сторону. Придуманные некогда Азимовым законы робототехники не сработают: человека-то рядом с этим роботом не будет, а кого он встретит, тоже неизвестно. С другой стороны, Вебсик и его сородичи показали нам свои фантастические контактные возможности, поэтому, если такие существа захотят общаться, они сами найдут, как это сделать. Для чего запускается этот зонд? Чтобы лететь наобум и кричать во Вселенной: «Мы хорошие, поговорите с нами!» – простите, это глупо. Когда я озвучил свою точку зрения, то обрушился шквал критики, и мне поневоле пришлось втянуться в дискуссию. В ходе нее мне стал понятнее замысел проекта, но скепсиса это не убавило. Не любил я заниматься такими вещами.
Это был не просто зонд. Мы посылали гигантский выращенный в невесомости кристалл лунного льда – ханнерита. Сам кристалл выращивали внутри хорошо знакомого нам с Владой спутника «Орбитального-11» в Ближнем Внеземелье по схеме подземной части дома-цветка Вебсика. Лунных запасов ханнерита было мало, поэтому на нескольких удаленных астероидах были воспроизведены условия катастрофы с двигателями Первой звездной и полученный из водяного льда ханнерит возили оттуда. Почему именно ханнерит? Возможно, из-за его уникальных свойств, которые мы успели познать еще с Вебсиком. Их изучение продолжалось, пока мы с Владой были пленниками остановившегося времени, я просто не знал всех новых результатов. Кристалл ханнерита был главным поисковым детектором зонда, он же влиял на характеристики его аппаратной части, бортового искусственного интеллекта. Время от времени те или иные аспекты разработки зонда становились предметом широкого обсуждения Земли и Внеземелья, порождали жаркие споры. Мы с Владой к этому проекту относились спокойно, если не сказать прохладно, считая что дальневидение было куда более интересно, и зря прекратили его реализацию.
Но совершенно неожиданно участвовать в новом проекте пришлось и нам. Дело в том, что еще во время своей учебы на биокибернетика Влада переделала в биомеха любимую игрушку своего детства – большую плюшевую бенгальскую тигрицу Дебби. Однако создательница полосатого шедевра не остановилась на достигнутом, и ее биомеханическая киса очень скоро превратилась в серьезный инструмент, помогая нам в разных ситуациях. Дебби могла не только регистрировать, но и эмулировать биоэнергетические характеристики. Она, благодаря своим встроенным генераторам, могла прикинуться каким угодно живым существом. Это неожиданно помогло в контакте с Зародышем – тигрица приняла его, как своего ребёнка, не озадачиваясь, как он выглядит и жив ли на самом деле. Благодаря Дебби Владе удавалось находить резонансы контакта с системой Зародыша, дополняя теоретические расчёты математиков. Короче, ее пригласили продолжать свою работу на околоземной орбите, что разлучило бы нас по меньшей мере на полгода.
Мне пришлось напрячься, чтобы убедить директора Института Времени академика Смита отправить нас вместе. Директор пытался говорить про годы в остановленном времени и важность систематизации накопленного опыта для темпоральной науки, но как-то быстро внял моим доводам, что никакой опыт я накопить не мог. Для нас миг остановившегося бытия был предельно краток. Мы, помню, были сами ошарашены тем, что вдруг дети наши разом выросли, и с трудом осознали, что на Земле прошли долгие годы. Я настоял, и директор поднял руки, показывая, что сдается. Он сказал, что согласен опустить меня на проект инфологом, если оттуда пришлют план и регламент моих работ. Естественно, «оттуда» никто никакого плана и регламента слать не собирался, все надо было составить самому и получить одобрение комиссии экспертов проекта. Для этого пришлось мне недели две провести в жестоком учебном гипнотреннинге, впитывая все новое, что появилось в инфологии и некоторых других смежных областях знаний. Сами понимаете, что статус полного агента Института Времени, который у меня был, в данном случае не играл никакой роли.
Короче, мы с Владой оказались на борту бывшего орбитального города, того самого, который посетили во время нашей первой поездки на Луну на открытие лунного Мемориала. Кроме тигрицы-биомеха Дебби нас сопровождал наш верный цвергшнауцер Пусь, который к тому времени постарел, но был бодр и никак не захотел остаться ждать нас на Земле в Загорном. Пребывание с нами в остановленном времени превратило песика в долгожителя, он старел очень медленно. На его шкурке было больше седых волос, но глаза блестели молодо, а белоснежные не по возрасту зубы вообще приводили в восторг врачей, которые его регулярно осматривали. Так или иначе, никаких противопоказаний к поездке с нами лохматому не нашли, но на борту орбитального города пес скоро заскучал, не найдя привычной среды общения. Мы уже пожалели, что взяли его с собой, но, как оказалось, напрасно: именно Пусе было суждено сыграть важную роль в истории, о которой я хочу вам поведать.
Часть первая. Зародыш проснулся.
1
Бывший орбитальный город потерял после реконструкции для задач проекта свою «обитаемость». От нее осталась только часть внешних палуб, на которых жили командированные специалисты. Строгая изоляция персонала была обязательным условием командировки, нас еще на Земле особо предупредили об этом. У нас были свои жилые апартаменты, свои рабочие помещения, свой участок прогулочной палубы, кольцом опоясывающей экватор орбитального города, другие нам не были доступны.
Мы с Владой стояли перед панорамным окном «своей» прогулочной палубы, на которую часто выходили перед сном. Мы любили приходить сюда. Прогулочная палуба напоминала нам первую совместную поездку на Луну. Пусь, приходя с нами на палубу, обычно прыгал на один из диванчиков у стены и мирно спал, пока мы медитировали на открывающуюся панораму Земли и Космоса, а Дебби неизменно занимала сторожевую позицию около входа, словно кто-то мог войти и помешать нашему уединению. Треть нашего полугодового командировочного срока мы уже отработали почти незаметно для нас самих.
- А был ли Вебсик?
От неожиданности вопроса своей спутницы я вздрогнул и повернулся к ней.
– Что ты имеешь в виду?
Влада ответила не сразу.
– Понимаешь, здесь пытаются сделать подобие того, что сделал для нас, землян, он, – наконец произнесла Влада, – только такое ощущение, что его не было, а мы сами все придумываем. Вот я и спросила.
– А как иначе-то? – удивился я. – Теперь все сами. Мы не можем сделать, как сделал бы Вебсик, но мы можем попытаться сделать, как умеем.
– А получится ли? – прошептала Влада.
– Ты с чего вдруг засомневалась, что Вебсик был? – поинтересовался я у своей спутницы.
– Юр, тут столько всего накручено, что при желании может повторить мифическую Вавилонскую башню: представь, что слои кристалла Зародыша перестанут взаимодействовать, и что тогда?
– Интересная мысль… Ты её с кем-нибудь еще обсуждала?
– Пыталась обсуждать еще на Земле. Но тут все поклонники синергии, она-де проявится и спасет. Мне оппоненты показывают на Дебби, верно, я сама создала Дебби в расчете на синергический эффект, у нее это сработало, но одно дело – биомех, а другое – Зародыш, он на несколько порядков сложнее. И потом, если это «жизнь», то она, ммм… – Влада замялась, подбирая нужную фомулировку, – на иных принципах, так скажем.
– Просто другой уровень реализации, а принцип тот же, – попытался возразить я.
– Нет. Понимаешь, возьми ту же решетку кристаллопамяти, с которой я вожусь. Она должна иметь резонансы искусственной ячейки и живой клетки – неживого и живого. Я настроила Дебби на поиск «живого», как ищут спасатели на завалах. Но, согласись, внеземной разум вовсе не обязан идентифицировать «живое» в нашем понимании. Для него соединение «живого» и «неживого» в одном целом может оказаться приманкой, объектом интереса. Вспомни, для Вебсика все, что имело информационно-энергетический обмен, было живым, даже камни, которые мы традиционно относим к неживой природе. Но кристаллическая решетка для нас – это всего лишь носитель информации, а не среда обитания, и тем более не живое!
– Погоди,– возразил я. – Ты куда-то не туда смотришь. Кристаллическая решетка Зародыша – это фактически датчик присутствия. Если что-то «разумное» будет с ней контактировать, то она даст доступ к памяти и пошлет подпространственный сигнал инфоедам из мира Вебсика, а те сообщат нам через Сегмент. Это всего-навсего копия того, что Вебсик соорудил и оставил нам на Земле, только мобильная.
– А решетка не может ожить? Мозг человека ведь тоже лишь структура из нервных клеток и тканей. Вспомни, как искусственный мозг пытались сделать?
– И что? – до меня дошло, к чему она клонит. – Ты перенастроила Дебби?
– Да. Она некоторое время искала резонансы, которые типичны для биомеха, то есть искала, есть ли в той решетке биомех. Результаты разочаровали – нет. А наличие информации она не находит. Вот возьми сам любой камень и скажи с ходу, есть в нем какая-то информация, или нет?
– С ходу не скажу, конечно, – согласился я, – но геологам и геохимикам этот камень может рассказать о себе.
– Я не об этой информации, Юра. Я о том, что на камень может быть что-то записано дополнительно, как это узнать?
– По формальным признакам – по изменению свойств, но сложно определить, что, конкретно, вызвало изменение: информация или дефект, деформация. Скажем, встречается группа кристаллов с измененными свойствами, это брак или в них что-то записано? Вспомни бракованные лунные кристаллы с мемориала Первой звездной, Томаса Ли, который погиб их изучая… Они же записали речь твоих родителей, а сами считались у нас бракованными!
– Они их голоса модулировали, текст был мой, – возразила Влада. – Потом они вытащили голоса Смита и Эльзы из моей детской памяти, я их помнила! Такой фокус мог произойти с любым, кто попадал в ту аномалию… До меня там многие выступали, – вздохнула она, – а «записалась» одна я. Что, я уникальная?!
– Ну, ты загнула, – протянул я. – Хотя доля истины есть: с первым «Вояджером» земляне послали к звездам артефакты, которые при попадании к разуму, должны были пробудить в нем интерес к нам через «пифагоровы штаны», которые во все стороны равны во всех галактиках. Хм… Я понимаю так, что твои резонансы – это все-таки магнитики, которые могут притянуть во Вселенной родственную «душу». Чужое они не притянут. Вспомни, как нас охарактеризовал Вебсик: «мы – инфоеды на биологическом основании, а он и его сородичи – на энергетическом». Но – инфоед инфоеда видит издалека, как рыбак – рыбака. Он и нашел нас. Мы хотим в «Зародыш» заложить резонансы инфоедов и притягивать только инфоедов.
– Уа! – громко согласился со мною с диванчика сладко зевнувший Пусь.
– Вам спать пора, инфоеды! – рассмеялась Влада. – Завтра продолжим.
Она забрала Дебби и ушла с палубы, а я присел к Пусе на диванчик и обнял песика. Он сразу перебрался ко мне на колени и лизнул в щеку. От лиза в свой нос я увернулся.
– Похоже, Влада права, у нас тут бестолковая ситуация, – сообщил я лохматому другу, настраиваясь на ментальное общение с собакисом.
«Скучно», – пожаловался пес, – «дом, прогулки – весело», – и снова зевнул.
«Ты сам поехал», – напомнил я другу. – «Зачем?»
«Опасность», – сообщил Пусь. – «Стаю беречь надо».
«Где опасность, Пусь?»
Вместо ответа пёс выразительно поскрёб лапой диван и глубоко вздохнул, выражая свое недовольство скучной жизнью.
Я на всякий случай вытащил свой личный сканер, с которым не расставался, и проверил обстановку на уровне предела чувствительности прибора. Все было спокойно, только мне не понравились какие-то периферические всплески. В других условиях я бы их счел за информационный шум, но заметил, что на потолке палубы около окон, всплесков становится больше. Зафиксировав запись замера, я решил утром отослать ее на экспертизу.
– Гав! – вдруг залаял пес, смотря на «окно», в котором уже красовалась наша планета. – Гав!
Я сразу перевел сканер на окно, но он ничего не показал. Ночь на Земле сменял день. Я видел густо-синий участок земнои; поверхности, дугу горизонта, темное небо, испещренное яркими звездами. Космическое пространство источало глубочаи;шее спокои;ствие чужой и равнодушной к человеку среды. Оно было красиво, прекрасно, но – чуждо мне. Я понимал нужность его освоения, но принадлежал к той части человечества, которая не хотела жить во Внеземелье. Различил внизу очертания Африканского континента. Я мог разобрать все детали, словно глядя на географическую карту. Более пяти тысяч квадратных километров земной поверхности простирались внизу. Зрелище завораживало, привыкнуть к нему я никак не мог.
Прогулочная палуба имела несколько панорамных окон, которые на самом деле были экранами, воспроизводящими точные картинки с наружных камер. Это было требованием Службы жизни. С одной стороны, правильно: незачем подвергать себя риску от космических излучений или микрометеоритов, но, с другой стороны, старый добрый иллюминатор с многослойным стеклом давал неповторимую иллюзию беззащитности в открытом космосе, как в скафандре. На экране иллюзия пропадала, почему? Вдруг я понял, в чем дело. Иллюзию «естественности» убирала цифровая обработка изображения. Она была совершенной, адаптировала к глазам человека, но она убирала нечто, что делало вид живым. Пусь это чувствовал, ему было скучно.
Но, куда ни глянь, в нашем мире всюду цифровая обработка.
– Стоп… – пробормотал я. – Пусе скучно это видеть, а внеземному разуму как?..
Когда мы появились в спальне, Влада сидела на краю ложа и сушила волосы после душа.
– Пусь нашел истину! – возвестил я и объяснил, в чем дело.
– Во-первых, аналоговые резонансы я тут ничем не поймаю, – охладила мой пыл Влада. – У нас слишком тонкие материи, так скажем. А во вторых… Я пришла к выводу: моя работа тут бесполезна, твоя еще может принести какую-то формальную пользу, но в итоге Зародыш улетит с суммой мертвых знаний. Нужна она кому?
– Сумма мертвых знаний?.. – растерялся я. – Ты считаешь, что нам надо прекратить командировку и вернуться на Землю?
– Увы, да.
– Утро вечера мудренее, как говорится, – предложил я. – Утром обсудим, хорошо? Спим.
Влада легла и быстро уснула. Я еще посидел один, а потом поплелся в душ. «Какое счастье, что душ тут обычный водяной, а не цифровой, волновой или еще какой», подумал я, поставляя лицо под живительные прохладные струи. – «Вот она, жизнь, что еще надо?..»
Я лег, но уснуть не мог. Гипносон включать не хотелось. На потолке у нас в спальне была проекция звездного неба, кажется, неба над Гвианским нагорьем. Почему Влада выбрала его, я не знал, мне всегда было все равно, что у нас мерцает ночами на потолке, а сегодня я рассматривал звездные рисунки и думал о том, если ли в них какая-то информация, кроме той, что в глубокой древности увидели звездочеты?
Вебсик сделал для своих сородичей «сегмент» земной цивилизации. Грубо говоря, это был структурно-информационный «портрет» уровня знаний и энергий, по которому его «инфоеды» оценили степень нашего развития и уровень возможного контакта с нами. Идея такого портрета давно известна, например, в учебных курсах есть так называемые паспорта знаний, определяющие, чему должен научиться обучаемый. Сегмент был создан на языке более высокого уровня, чем тот, на котором общались мы. Была ли это «чистая математика» или какая-то иная логико-семантическая конструкция, а, может многомерная запись, когда часть смысла передает графика, часть – цвет, символы, звуки – до сих пор так и не поняли. Новизна сегмента Вебсика состояла в его глобальности, он охватывал все стороны разума и природы на Земле, добавив к данным из земной информационной сети свои собственные, полученные Вебсиком из прямого контакта с геокристаллом планеты через кристаллическую «мозаику» в Загорном. Это можно было назвать по Вернадскому «ноосферой», если бы не одно обстоятельство: сегмент был описанием через возможности инопланетного существа, которых мы полностью не знали. Сородичи Вебсика так описывали открываемые ими миры для создания питательного для них информационно-энергетического потока. Грубо говоря, они присасывались к ним и сосали энергию информационных полей. В звездных мирах примеров хищничества и паразитизма много: «черные дыры», например, пожирают друг друга. Но что нам до них? Какой толк посылать «Зародыша» наугад? Он что, встретит «черную дыру», заинтересует ее, и она бросится нас искать, чтобы ммм… поглотить? Не приведи, Господи, как говорили древние…
Вебсик сам рассказал, что его послали в нашу пространственно-временную вселенную как исследователя-странника, поскольку со временем его инфоеды не дружили; время разрушало ценные для них информационные поля. На Землю и нас Вебсик наткнулся случайно. Отсюда лично я делал простой вывод: никакие инопланетяне специально нас не ищут, они развиваются в своих мирах, измерениях, вечностях. Вебсик доверил вход в сегмент только одно землянке – Марианне Лель, назначив её Хранителем. Нам это не раз помогало в сложных случаях – сегмент давал «подсказки». Однако, очень скоро всем стало понятно, что сегмент – не панацея, Вебсик и его цивилизация не хотели влиять на наш путь развития. Нам все предстояло достичь самим. Через Хранительницу сегмента Марианну Лель, земную девушку, выбранную самим Вебсиком на эту миссию, мы могли обращаться с вопросами к сегменту почти так же, как к самому Вебсику. Говорю «почти так же», потому что Марианна часто не могла сама интепретировать то, что она воспринимала от сегмента. Образ, который она принимала, мог быть графическим, цветовым, текстовым, очень редко – звуковым. Сегмент часто сравнивали с «Черным квадратом» древнего художника Казимира Малевича. Не знаю, был ли он на самом деле черным или квадратным, я его понимал как некую запись в информационных полях Земли, ее ноосфере, которую могли прочесть сородичи Вебсика. Была и иная точка зрения, что сегмент создан Вебсиком в его информационно-энергетическом мире, который пронизает наш пространственно-временной, находясь как бы в иной фазе по отношению к нему.
Зародыш не должен был запомнить кого-либо из своих создателей, он хранил только интегрированный, обобщенный образ Земли и человечества, как в сегменте Вебсика. Влада с помощью своей тигрицы-биомеха настраивала резонансы кристаллической решетки, которые по задумке проектировщиков Зародыша, должна была отреагировать, если встретится нечто, подобное жизни на Земле. Я, как инфолог, имевший опыт общения с Вебсиком, искал и исправлял инфологические ошибки в постоянной памяти Зародыша. Ошибки обнаруживались, потому что в условиях отсутствия гравитации квантовая память работала немного иначе, чем на Земле, возникали случайные связи в её структуре. Зародыш сначала пытался сам их нейтрализовать, а потом бросил на самотёк. Случайные связи – это как случайные токи в электронике, от них много вреда может быть. Мы их засекали, земные суперкомпьютеры заново обрабатывали семантику и, надо сказать, далеко не всегда бесполезно: было выявлено достаточно много неожиданных перспективных комбинаций направлений развития, которые было сложно обнаружить традиционными методами. При этом мы понимали, что в глубине структуры Зародыша нам уже никакие связи недоступны, мы могли контролировать лишь «поверхность». Это тоже вселяло сомнение в успех работы.
Дерзость, а, скорее, лихость, с которой лучшие умы Земли взялись за создание СИИ, порой потрясала. Самое интересное, что они его реально создали, вырастили из ханнерита внутри оболочки орбитального города кристаллическое ядро, кристаллические слои! Наши сомнения могли, если не перечеркнуть плоды труда, то существенно охладить пыл и энтузиазм многих создателей Зародыша. Утром мы с Владой пришли к общему пониманию, что стоит аргументировать свои сомнения более весомо.
– Юра, – подытожила Влада, – не стоит бить по рукам и отбивать охоту сделать невозможное, тем более, что мы с тобой не бог весть какие авторитеты.
Я с удовольствием отметил про себя её книжное «не бог весть», совершенно забытое в современной лексике, но предложил обсудить вопрос с братьями Петерсами, занимавшими ныне высокие посты в Службе безопасности Земли.
– Ты с Вебсиком обсуди, – вдруг посоветовала Влада. – Свяжись с Марианной и спроси сегмент. А лучше – запроси ее визит сюда.
– Ты что, мы сами на борт еле попали, – возразил я. – Петерсы смогут по долгу службы что-то придумать и прилететь, да, а с Марианной – это целая история.
– А ты попробуй, – посоветовала Влада. – Удачи, милый!
Продолжение http://proza.ru/2025/01/26/661
Иллюстрация Кузнецовой А.И и ИИ