Глава VII
Хургада
Парадиз
I
Мы парим и спускаемся ниже,
Широко расправляем крыла.
Берег моря становится ближе.
Погружаемся в царство тепла.
Здесь дома. Это город! Хургада!
Глядя вниз, замедляем полёт.
Нам с тобой торопиться не надо.
Наша цель никуда не уйдёт.
Возле моря шикарные пляжи
И хороший сыпучий песок,
Лежаки и бассейны для блажи.
Там вкусняшки разносят и сок.
Ну а где же роскошный палаццо —
«Цитадель» на лазурном брегу?
Вон и он. Нам пора приземляться.
Возле пальм, на зеленом лугу.
(Я случайно узнал из журналов,
Про большой многозвёздный отель
Из ракушек и скальных кораллов
Под названьем Азур Цитадель.
В нём толстенные белые стены
И довольно приличный метраж.
Потолки в номерах высоченны,
Из окон вид на море и пляж.)
Мы вошли. Превосходнейший номер.
Можно плюхнуться прямо в кровать
И на ней в безмятежной истоме
Пять минут просто так полежать.
А потом поскорее на ужин,
Чтоб живительных сил не терять.
Он сейчас совершенно заслужен —
Нет причины себя обделять.
Белый столик, приличная кухня.
Ломтик рыбы, омлет, виноград.
— После этого мы не разбухнем?
— Вопрошает смеющийся взгляд.
А теперь, не спеша, на прогулку.
Учиним небольшой променад.
Вечерами особенно гулко
Каблучки по ступенькам стучат
II
Как прекрасно в садах возле моря
В час, когда утихает волна.
Даль светла и, алея во взоре,
На краю усиляет тона.
Ветер стих и едва только веет,
Напитавшись дыханием волн,
И прозрачной струёю лелеет,
Сладковатою негою полн.
Нет жары, и в аллеях не душно.
Всюду запахи трав и цветов.
Молчаливые тени воздушны
У застывших дерев и кустов.
Боковая аллея вдоль парка,
Кроны пальм у цветочных полян,
Поцелуй под коралловой аркой,
Не обидный для глаз египтян.
Близость тел и объятья в движеньи,
Сладкий плен неразомкнутых рук.
Было ль так или это виденье?
Я не знаю теперь, милый друг.
Долго ль скоро ль, но вдруг незаметно
Подойдет африканская ночь
И, приняв свой черед эстафетно,
Нам поможет себя превозмочь.
Вновь отель, запах роз, погруженье
В светлый сон под встающей луной.
Без часов. А потом возвращенье
В яркий день со своей новизной.
Крепкий кофе, французская булка
Как в Париже, бывало, точь-в-точь.
И опять небольшая прогулка.
Поутру погулять мы не прочь.
После этого сразу на море.
Там, под встречной струёй ветерка
В белопенном жемчужном уборе
Плещут волны, пронзая века.
Эти пышные вольные волны
Прибежали сюда сдалека
И бурливым волнением полны
На пловцов налегают слегка.
Струйки ветра ласкают ланиты
И, летя на крутую волну,
Голосят, что они не сердиты,
Что не с нами играют в войну.
А с небес льет лучи и струится
Яркий лик неземной светлоты,
Глядя вниз на плывущие лица,
Со своей голубой высоты.
Он далёк, и немыслимо близок.
Свет его не палит и не жжёт.
Он не сон, не светящийся призрак.
Он летает сквозь тьму и не лжёт.
Долог день, тем глубиннее счастье.
Тем полней, нерушимей покой.
И ничто не сулит нам ненастья
Над назначенной свыше судьбой.
III
Время шло, и мы вскоре узнали,
Что вдали, средь лазоревых вод
Остров есть (его Райским назвали),
И туда поплывёт теплоход.
Ой-ей-ей, неужели он райский?
Разве есть на земле Парадиз?
Я готов рассказать без утайки
Про него, предвкушая сюрприз.
Ну лады, покупаем билеты
На круиз в этот аховый рай.
К ним вдобавок даются буклеты.
Я кладу их в карман невзначай.
-------
Утро, гавань, корабль, отплытье,
Водяная безбрежная даль.
Я сижу и гляжу по наитью
На тебя сквозь воздушный хрусталь.
Разговор под качание судна,
Блеск раскосых фиалковых глаз.
Я люблю, когда ты безрассудна
И сидишь предо мною en-face.
В этом взоре, приятном и милом,
Затаенная есть теплота.
И какой-то неведомой силой,
Мне она отворяет уста.
Одаряй меня пристальным взглядом,
Возмущай мой сердечный покой.
Будь со мной заедино и рядом,
И молве не сдавайся людской.
Знаю, годы тайком ослабляют
Нить любви, усыпляя искус.
Но подчас она вновь обретает
Как вино свой насыщенный вкус.
И я днесь дорожу всей душою
Нашей юностью поздней в цвету.
Пусть судьба пригрозит мне войною —
Я не дам ей ужалить пяту .
Если ж будешь в печальной неволе,
То отдам своё сердце в залог *
И приму половинную долю.
Бог велел, чтоб любовь я стерёг.
IV
Наш корабль в заметном движеньи.
За кормой озорная волна.
Рассыпаясь и пенясь в бурленьи,
Роем струй убегает она.
Яркий свет лучезарного солнца,
Белый блеск отраженных огней.
Нить судьбы без вины не прервётся
До неведомых завтрашних дней.
А пока мы с тобою в исканьи
Неизведанных чувств новизны
В обоюдном устойчивом знаньи
В том, что узы меж нами прочны.
Колыханье, движение пятен,
Светотень на бегущих волнах.
Этот мир не всегда нам понятен,
Но сегодня он в светлых тонах.
V
Вот и он, наш загадочный остров.
Но на нём никакой красоты.
Впечатленья пока что не остры,
И мечты оказались пусты?
Где тенистые райские кущи?
Где аллеи, луга и сады?
Здесь их нет — лишь полосочка суши,
Окружённая синью воды.
Прозаичное голое поле,
Скучноватый бескрасочный пляж…
Но корабль уже на приколе,
И пора открывать “саквояж”.
В нём две маски для снорклинга, трубки
С поплавком для заслона воды —
Результат от вчерашней покупки
И немного другой ерунды.
Достаём и на палубу срочно
К месту спуска впрямую к воде.
Там кораллы на дне, это точно,
Каковых не увидишь нигде.
Миг мелькнул, и мы дружно нырнули
В изумрудную толщу воды.
И почти никого не спугнули,
А волна загасила следы.
VI
Легкость ног, трепетание света
Под звенящее эхо волны.
Тут как будто другая планета,
Непрерывный поток новизны.
Всё колеблется, блещет, мелькает:
Глыбы, чаши, живые ковры
И всё то, что вокруг них витает:
Стайки рыбок, медузы, шары…
Здесь юдоль для прелестных созданий,
Нам неведомых, но не чужих,
Самых разных имен и названий
Непостижных, простых и смешных.
Вот, пред нами весёлая стайка
Краснопёрых живых окуньков.
— Как зовут этих рыб, угадай-ка?
Или нет среди нас знатоков?
— Антиас, необычное имя, *
Что по-гречески значит цветок», —
Ты губами ответила в миме,
На коралловый глядя лесок.
А вот тут, между грядок кораллов,
Кое-где водяные цветки.
С пухлых столбиков в форме овалов
Нежно тянутся вверх лепестки.
Венчик, ножка, внизу утолщенье,
Прикреплённое к жёсткому дну.
И такое у нас впечатленье,
Будто это цветок. Ну и ну!
Вот и нет. Перед нами актинья. *
И, увы, никакой не цветок.
«Actiniaria», — мёртвой латынью
Их назвал бы заморский знаток.
«Это помесь сидячих полипов
И бесполых индийских медуз,
Сочетание двух генотипов»,
— подсказал бы учёный индус.
Но вернёмся к своим антиасам.
Эх, удрали они наутёк,
Щегольнув красноватым окрасом.
Срок нечаянной встречи истёк.
Отступление не беспричинно.
К ним внезапно подплыл спинорог.
Он солиден и плавает чинно,
На спине распушил гребешок.
Эта рыба зовётся Пикассо
За окрас и особенный стиль
На манер знаменитого аса, *
На дорогах стряхнувшего пыль.
Голубые и жёлтые краски,
Растворенные в сизых тонах.
Полоса на брюшной опояске,
Ярко-белый муар на боках.
Плавнички словно флёр из вуали,
Импозантны, тонки и легки.
Острый шип на спине в идеале
Защитит от рыбачьей руки.
Семь светящихся фосфорных линий
Разбежались отливами вкось
И одна на носу посредине.
Только их рассмотреть не пришлось:
Ромбовидное плотное тело
Незаметно вильнуло хвостом
И внезапно от нас отлетело,
Отложив свой показ на потом.
Что ж, тут водится дичь и похлеще
В толще тёмных подводных глубин.
Экзотичные твари и вещи,
Бередящие адреналин.
Подплываем поближе к кораллам.
Там шевелится кто-то в норе,
Пялясь вкось со звериным оскалом,
Возлежа на песчаном ковре.
Лучепёрая хищная рыба,
Голотелая, без чешуи
Поднялась и в изящном изгибе
Ждёт добычу в асане змеи.
Эту тварь под названьем мурена
Люди знали с древнейших времён:
Средь иных назовём Авиценну
И ещё пару-тройку имён.
Марциал, Плиний Старший, Сенека
Квинт Гораций и Поллионом
Извещают с далёкого века
Об изысканных яствах с вином:
Им к столу подносили на смену *
Алифанские кружки вверх дном,
Пряный бок и молоку мурены,
Наполняли кувшины вином...
Рядом в соусе плавали раки
В круглых блюдах лежали мозги...
Всё подряд поедали гуляки.
Нравы римлян не слишком строги.
Впрочем, можно ль корить их за это?
Виноватить нельзя естество.
Олигархи из «высшего» света
С ними явно имеют родство.
Ну а нам обижать не пристало
Бессловесную дикую тварь.
Человеку даётся немало —
Он над всею природою царь.
Мы живём не для вкуса и цвета.
В нашем мире ценнее любовь.
А пиры отчуждают от Света,
Будоража нечистую кровь.
Не сердись, пучеглазый зубастик.
Мы не будем тревожить тебя.
И, хоть нам показал ты ужастик,
Мы тебя покидаем любя.
Вот ещё любопытная рыбка
Возле нас, торопясь, проплыла.
У неё вместо носика пипка.
— Не спеши. Расскажи, как дела?
Рыбка-бабочка очень красива!
Ярко-желтый, в полоску, окрас,
Тёмно-синие глазки-оливы…
Милый хвостик немножко чумаз.
Остроносая мордочка сводит
Непременно кого-то с ума.
Но пока ей никто не подходит.
Выбрать друга не просто весьма.
Это рыбки особого рода,
Их влюблённость прочна и тверда.
Так, видать, создала их природа —
Лучший тот, кто влюблен навсегда.
Симпатяжка найдёт себе пару.
Пожелаем ей впредь не тужить.
Ну а я приглушаю кифару
И берусь за исходную нить:
Но, однако ж, продолжим знакомство
С царством чудищ и редкостных рыб,
Где живут и рождают потомство
Краб, креветка, кальмар и полип,
Каракатица, ёж, черепаха —
Пожиратель ежей и медуз,
Осьминог — скромный сеятель страха,
Хитроватый голыш-желтопуз…
Вот его мы сейчас и увидим.
Но вначале немного о нём.
Невниманьем его не обидим,
Если вдруг невзначай не спугнём.
На словах «геркулес многорукий»,
А на деле невинный моллюск.
Любит днём поваляться от скуки,
Притворясь, будто слушает блюз.
Семь рук дремлют, восьмая бодрится,
Колыхаясь, его сторожит.
Он всегда может вовремя смыться,
Если кто-то его устрашит.
Вот он сам, наш чудной осьминожка,
Загорает на белом песке.
Нас заметив, он вздрогнул немножко
И метнулся в обратном прыжке.
Рядом щель. Он в неё устремился
И, сдуваясь, туда проскользнул.
Чудеса! Как он там поместился
И от нас (это факт) улизнул?
Вот так фокусник, вот так проказник!
Он в игольное влезет ушко.
Почему же тебе, безобразник,
Пролезать не мешает брюшко?
О, тут рядом ещё осьминожек
Втихомолку крадётся по дну.
Восемь вёртких сноровистых ножек
Тащат целую тушу одну.
Будто странный причудливый танец
На морском вулканическом дне
Марсианский исполнил посланец
Из фантомного мира извне.
Нас увидев, он сразу смутился
И прижался к ближайшим камням.
Желтоватый окрас изменился
Ближе к грязным мышастым мастям.
С головы серебристого цвета
Пара зорких внимательных глаз
Оголённого спрута-атлета
С любопытством таращатся в нас.
Брат по разуму вот уже близко,
Опустил свои щупальца вниз
И, присев неожиданно низко,
Втихаря нам готовит сюрприз.
Я едва протянул свою руку,
Шля ему дружелюбный привет,
Как он дёрнулся вдруг и без звука
Поднялся, багровея в ответ.
А потом побледнел и налился
Фиолетовым цветом чернил
И, как чёртов мешок, округлился,
И струёю меня опылил.
Вот те на! В маску шлёпнулась клякса.
Я не вижу почти ничего.
Это шок для меня и фиаско,
И эффектный ответ от него.
Ты, быть может, сейчас улыбнёшься
Как в чудесном предутреннем сне.
А потом, когда после проснёшься,
Всё исчезнет как звук на струне.
Так и день возле Острова Рая
Вскоре тоже к концу подойдёт
И, последним аккордом взыграя,
Как иные незримо уйдёт.
Грустно мне, когда в памяти тая,
Размываются яркие дни.
Как их вновь оживить, очищая
От пластов многодневной брони?
Так однажды меня осенило
Оживить их отдельным стихом.
Пусть ложатся цветные чернила
На бумагу курсивным шрифтом.
И я рад своему приношенью.
Мне от ангела крылья даны.
Ты же служишь стихам украшеньем —
Они все от тебя рождены.
А в конце я не жду урожая
От любовно посаженных роз.
Лишь хочу красоту, возрождая,
Охранить от хулы и угроз.
И не буду сейчас я с тоскою
Улетать в непросветную даль,
Где борясь с прихотливой судьбою,
Погружусь в роковую печаль.
Но не бойся, моя дорогая,
В этом месте ещё не конец.
На развилке есть тропка другая
Утоления наших сердец.
И, мы вместе по трапу ступая
В лучезарный безоблачный день,
Приближаемся к Острову Рая,
Не взирая на лёгкую тень.
VII
Остров Рая
Райский остров. Он весь перед нами:
Раскалённый сыпучий песок,
Ряд разлапых зонтов с куполами
И циновки для сна лежебок.
Ну, здесь слишком суровое место,
Настоящий египетский зной.
Может быть, нам устроить сиесту —
Тихий час меж тобою и мной?
Только спать мы в раю не привыкли,
Закопались в прохладный песок
И, друг к дружке приблизясь, приникли,
Над собой натянув козырёк.
Но почуяв дыхание моря,
Напоённое южной водой,
Мы с тобою поднимемся вскоре,
Объявив расслабленью отбой.
Окунёмся в жемчужные волны,
Обдадимся их мягким теплом
И бодрящим дыханием полны
Друг за дружкой вперёд поплывём.
Уж что-что, а поплавать мы любим.
Эту склонность нельзя отрицать:
То, что любим, подчас и голубим
И себя не хотим порицать.
Эй, тут мелко! Поищем, где глубже.
Нам туда, где большая вода.
В мелководье пловцы неуклюжи.
По колено зашли и — айда!
Так мы плыли со скоростью уток,
Пока было пониже груди.
И с прошествием пары минуток
Мель осталась от нас позади.
Вот уже мы на вольном просторе
В лёгкой качке на слабой волне
В изумрудно-лазоревом море
С новой тайной в его глубине.
Здесь вода совершенно прозрачна.
В ней живые кораллы на дне
Нежно рдеют по-южному смачно,
Ласку солнца приемля вдвойне.
Присмотревшись, мы вдруг увидали
Кущи райских подводных садов.
Там, в заросшей глуши заблистали
Сотни рыб всевозможных родов.
Среди них разнопёрая стайка —
Два десятка разинутых ртов,
Не спеша подплывают к лужайке
Меж раскидистых пышных кустов.
Все в веселеньких красочных пятнах
С поясками блестящих полос.
Наблюдать их довольно занятно.
Но откуда ж их столько взялось?
Вот они у ветвистого края
Облепляют коралловый куст
И, полипы зубами кусая,
Издают подозрительный хруст.
(Здесь нелишне внести уточненье:
Мы купались в подводных очках,
И я всем приношу извиненье,
Что об этом забыл впопыхах).
Аппетитная мякоть кораллов
Чрезвычайно приятна на вкус.
В ней вдобавок полно минералов.
В том отличие их от медуз.
Да и рыбка совсем не простая.
Ей еда из камней нипочём.
Колет с треском, во рту их катая,
Как орехи тупым кирпичом.
А потом, на кусочки смельчая,
Их она превращают в песок
И, как жмых чрез себя пропуская,
Выпускает в морской водоток.
Удивительно прочные зубы
У хорошеньких этих красав.
А сложённые бантиком губы
Выдают примирительный нрав.
Мы, тогда их названья не зная,
Отложили вопрос на потом,
А сейчас назовём: «Попугаи».
Но диковинка даже не в том.
Лишь одна вот такая рыбёшка
Нагрызает полтонны песка
За сезон, вырастая немножко.
Ну а сколько ж тогда за века?
Согласитесь, гуляя по брегу
На далёком морском островке,
Хорошо бы почувствовать негу,
Утопая стопами в песке.
Так и быть. Уже хватит об этом.
В завершенье осталось сказать
Перед всем респектабельным светом,
Что есть долг — красоту сберегать.
Пустыня
Иногда нам нужны приключенья.
Было б скучно без этого жить.
Ведь они нам дают впечатленья
И возможность их вместе делить.
Жизнь пуста, если нет приключений,
Если нечего вспомнить потом.
Ведь потом не имеет значенья,
Был ли ты хоть бы раз смельчаком.
И что толку придумывать речи,
Объяснять неразумный подход.
Если мысль улетает далече,
Нужно делать решительный ход.
Я едва не упал в удивленьи,
Всей душой умиляясь тобой,
О твоем услыхав предложеньи,
И ему не могу дать отбой.
Потому что ты выглядишь классно,
Встретив мой вопрошающий взгляд.
Но твоё предложенье опасно,
И сомненья меня тяготят.
Говоришь: квадроциклы, сафари?
Бедуинский посёлок в песках?
Я с тобою всегда солидарен,
Но не стоит решать впопыхах.
Завтра мы разберёмся на месте.
Если хочешь, поедем туда.
Только чур, обязательно вместе.
Я с тобою вдвоём хоть куда.
-------
Ранним утром в безлюдной пустыне
Солнце плавно встаёт над землёй
Как янтарь, раскаленный в рубине,
Ободрённое пышной зарёй.
В небе месяц. Пока что ночная
Не ушла молчаливая тень
И, под гнётом лучей увядая,
Возвещает насыщенный день.
До восхода остались минуты.
Уже пламенный солнечный диск
Разрушает последние путы
Мириадой светящихся брызг.
Ну а мы тихо дремлем в отеле
И, от света глаза приоткрыв,
Ещё нежимся в царской постели,
О вчерашнем пока позабыв…
Беззаботная лёгкая радость
Разогнала растаявший сон,
Пробудив не увядшую младость,
И прогнала сонливости вон.
И я вновь обнаружил воочью
Тот же блеск в кареглазых очах,
Что светился прошедшею ночью
При мерцающих лунных лучах.
Людям дарится лёгкое счастье,
Неизвестно за что, почему?
Сразу полностью или отчасти —
Не понять до сих пор никому.
Кто-то счастлив пришедшею страстью.
Мне ж милее всего лишь одно
Долговечное светлое счастье,
Если прочее в нём сведено.
-------
Мы встаём и готовимся ехать,
Поправляем чехол на софе.
Рюкзачок собираем без спеха
И идём поскорее в кафе.
Ранний завтрак представлен не худо:
Сортименты на шведском столе.
Выбираем горячее блюдо
И классический кофе с желе.
Подкрепились. Скорей на стоянку.
У ворот поджидает таксист,
В неглиже, опершись на баранку.
Показалось, что авантюрист.
(Он как истый арабский водитель
Установленных правил не знал
И водил свой пикап по наитью,
Был отчаян и даже удал.)
Удивляюсь я этим таксистам.
Ведь средь них ровно каждый второй
Мнит себя первоклассным раллистом
Как бывалый киношный герой. *
Чрез минуту мы тронулись с места.
Полчаса залихватской езды
Пролетели как музыка престо,
А Аллах отвратил от беды.
Всё прошло как феерия в сказке
Поворот, ускоренье, занос,
Быстрый ход, содрогание в тряске,
Продвиженье вдоль встречных полос…
Нет проблем для такого вожденья.
Есть помеха — дави на клаксон.
В тесноте не бывает движенья.
Слишком медленный ход — моветон.
Лёгкий дрифт, разворот, завершенье,
Остановка — последний экстрим.
И у нас будет вновь развлеченье.
Мы ему целый день посвятим.
— Дай-ка руку, Саид, на прощанье.
За езду ты достоин гран-при.
И спасибо тебе за катанье,
Ты был крут как Сами Самери.
-------
На стоянке царит оживленье.
Мы проходим вперед наугад
И, от шефа приняв предложенье,
Подбираем себе агрегат.
Квадроцикл — нехитрая тачка:
Кнопка стартера, тормоз и газ.
Новичка научить не задачка,
Если он не дурашлив на глаз.
Вроде так, но в дебютном сафари
При езде вероятен сюрприз.
Если вы, может быть, не в ударе
Иль неопытный автотурист.
Хоть потоп! Нас зовут на разминку.
Там дают небольшой инструктаж,
И мы вместе как две половинки
Образуем один экипаж.
Трубный гонг, суетня, построенье
И сигнал отправления в путь.
Плавный старт, шум колёс и движенье
В пылевую пустынную жуть.
Это круто! Мы мчим в серпантине
По ухабам в набитом песке
Между дюн в Аравийской пустыне
Как по рваной стиральной доске.
Раскалённый напористый ветер
Лезет в уши и вьётся в лицо.
А сквозь пыль в переливчатом свете
Вьёт лучи световое кольцо.
Жмём на газ — начинается тряска.
Наезжаем на россыпь камней.
Тачка прёт. Мы болтается в пляске,
И становится чуть веселей.
Квадроцикл покруче машины.
Он норовистый как жеребец,
Во всю прыть не бежит без причины,
Но крепыш и лихой удалец.
Отжимаем немного гашетку
И проходим бугры под углом.
Едем вправо и влево в ответку,
А потом на ухаб напролом.
— Крепче руки. Держись, кареглазка!
Перед нами крутой поворот.
Потерпи, эта дикая тряска
На пути уже скоро пройдёт.
Не спеша, тормозим на подходе,
Отпускаем легонечко газ.
Плавно угол срезаем в заходе,
И пускаем вперёд тарантас.
Ну, погнали! Пред нами прямая.
Звук мотора сгустился в басах
И на рёв перешёл, нарастая.
Ветер воет в горящих ушах.
На подножках ногами пружиня,
Мы поймали победный кураж
И в полглаза глазеем в пустыню —
Озираем окрестный пейзаж!
Мы такого нигде не видали:
Необъятное море песка,
Африканское небо в реале
Без единого в нём облачка.
По бокам гребневидные дюны,
Снизу груды лежачих камней.
— Нам нельзя уповать на фортуну,
Потому прижимайся тесней.
Стоп. Там, кажется, что-то случилось.
Кто-то юзом заехал в бархан.
«Сам не знаю, как так получилось»,
— говорит растерявшийся фан.
Повезло. Никаких повреждений.
Фан как будто бы цел-невредим:
Обошлось без шлепков и падений.
А за ляпсус его пощадим.
Многим тоже не чужды искусы
Поднажать, не смущаясь, на газ.
(Тормоза ведь придумали трусы,
И советы для них не указ).
Впрочем, что здесь глаголить об этом,
Потому как весь тутошний люд
Может нам объяснить с пиететом,
Что в пустыне нужнее верблюд.
Впрочем, вскоре мы встретимся с ними.
Пусть они нас с тобой просветят.
Мы тогда полюбуемся ими
И полакомим их верблюжат.
Подъезжаем, пред нами селенье:
Пять иль семь бедуинских шатров,
Тростниковый навес в отдаленьи,
Под навесом настил из ковров.
Чуть поодаль гуляют верблюды.
Невдали страусиный вольер.
(Я боюсь, этим страусам худо —
Их туда посадил изувер).
Подошли, не спеша, бедуины
В полотняных халатах Аба
Из белесой верблюжьей шерстины
И в рябых арафатках до лба.
Нас ведут за собой под навесы.
Мы садимся за столик в тени,
И они, изъявив политесы,
Преподносят свой чай без возни.
В этом теплом невзрачном напитке
Травяная душистая смесь.
Пригубляем при первой попытке,
А потом уже пьём его весь.
Он не терпкий, слегка ароматный.
В нём какой-то особенный вкус
С мимолётной горчиночкой, мятный.
Он целебен, и в том его плюс.
Привкус мяты напомнил мелиссу,
Вкус горчинки — мускатный шалфей.
«Там есть слабенький привкус аниса»,
— рядом с нами сказал корифей.
А ещё мы узнали впервые,
Чем полезен синайский хабак,
Как целебен их чай с мармарией
И как вреден кальянный табак.
Что ж, теперь, когда мы отдохнули
И набрались живительных сил,
Хорошо б покататься на муле
Или чтоб нас верблюд повозил?
Здесь, в деревне, верблюжье стадо.
Между прочим, они уже ждут.
Ну пошли. Волноваться не надо.
Здесь они никуда не уйдут.
Вон один симпатичный верблюдик
Безмятежно лежит на брюшке.
Презабавный скучающий чудик
С прибамбасами на ремешке.
Меж горбов шерстяная подушка,
А на ней бедуинский ковёр.
Сам как будто живая игрушка
И пока что ещё не матёр.
— Посмотри, он слегка встрепенулся,
Поглядел исподнизу на нас,
Не вставая с колен, повернулся,
Мотанул головой один раз.
Подойдём. Его можно погладить
По загривку немножко рукой
И по шее тихонечко сзади,
Раз уж он дружелюбный такой.
Ты понравилась, можешь садиться
Через спину ему на седло.
Только нужно назад отклониться.
Он встаёт с задних ног, как назло.
А иначе есть шанс кувырнуться.
Удержаться на нём тяжело.
А теперь нужно малость пригнуться.
Хорошо! Тебе с ним повезло.
Вот он встал и пошёл величаво,
Отмеряя верблюжьи шаги
Как по ленточке прямо и вправо,
Нарезая большие круги.
— Ты на нём мне даешь представленье,
Непредвиденное дефиле,
Приводя мои чувства в движенье,
Поднимая их вверх по шкале.
Я стою на виду чуть в сторонке
И с улыбкой гляжу на тебя.
В рыжеватой простой рубашонке,
Твою сумку в руках теребя.
После я позабавился тоже,
Но нет смысла об этом писать.
Пред тобой рисоваться негоже,
И к тому ж это скучно читать.
Лучше сразу пойдём в серпентарий,
Посмотреть на египетских змей
И иных, им тождественных тварей,
Наводящих испуг на людей.
Вот они, аравийские змеи:
Кобра, эфа, гадюка, гюрза!
«Здесь, в неволе живётся скучнее», —
Говорят их немые глаза.
То ли дело в безлюдной пустыне.
Можно взять и зарыться в песок,
Подремать, размориться в теплыне,
Затая неусыпный глазок.
Ну а если наступит угроза,
Или вдруг подкрадётся ловец,
Будет принята грозная поза
И вонзён ядовитый зубец.
А, бывает, невольно добыча
На засаду выходит сама,
И, незримо беду свою клича,
Отдаёт себя в пасть задарма.
Это грустно. Но что же тут скажешь?
Так устроен наш гибельный мир.
Тварям жить без еды не прикажешь.
Плоть зверей не питает эфир.
Лишь в неведомом Царствии Божьем
Помирится с ягнятами волк.
А аспид у младенца в подножье
Как котёнок свернётся в клубок.
И дитя в шаловливом порыве
Свою руку потянет к змее ,
Чтоб погладить, её осчастливя,
По её кружевной чешуе...
Смотрим дальше. Тут есть черепаха,
Пара ящерок, ёжик, варан.
А в вольере громадная птаха:
Этот страус — большой великан.
Сия особь солидного веса
В первозданной природной красе
Ходит по полю без интереса
По своей выпасной полосе.
Только вид не такой уж приглядный:
Сероватые перья копной,
Долговязый, худой и нескладный,
Длинноногий, кургузый, смурной.
У него есть метровые крылья.
Правда, он не умеет летать.
Но он может зато без усилья
От любого ловца убежать.
Видно так предписала природа,
Сотворив этих редкостных птиц
Африканского южного рода
Из больших страусиных яиц.
Нет у страусов красочных перьев
И напыщенных длинных хвостов.
Им не свойственно высокомерье.
Их девиз — жить без лишних понтов.
Так бывает, что облик обманчив
Незнакомого нам существа.
Только тот, кто красив и приманчив,
Не лишён иногда плутовства.
Завлекатель не прочь поживиться
И, когда расточает словца,
Ловко ластится к сердцу девицы.
В этом суть словопрений льстеца.
Вот и думайте, с кем вам сдружиться:
С тем, кто ярок, шутлив и речист
Или с тем, кто захочет открыться,
Хоть и сдержан, но мыслями чист.
Вот наш страус, отнюдь не красавец,
А простой безобидный добряк,
И в любви потому не лукавец.
Он приятен подругам и так.
У него есть, должно быть, милашка,
Дама сердца его иль жена.
У неё неплохая мордашка,
Правда, может, она не одна?
Но как леди и первая дама
Она держит соперниц в узде
И от них не потерпит бедлама
В страусином семейном гнезде.
Он её выбирает навеки,
Свою верность храня до конца,
Как не могут подчас человеки,
Допустившие скверну в сердца.
Но, однако ж, гляди, уже вечер…
Нам с тобой обещали концерт
Под конец этой памятной встречи
И арабский кальян на десерт.
Что ж, прощай, замечательный страус.
Мы тебя покидаем. Пока.
Не грусти и простимся без пауз.
Пусть тебя не терзает тоска.
-------
Всё о’кей. Начинается шоу —
Бедуинский прощальный концерт.
Всем привет, а кому-то Хеллоу!
Хлопчик в юбке кружит пируэт.
Вот он делает всякие пассы
То одной, то другою рукой
И ногою вперед выкрутасы.
Вдруг на сцену выходит другой…
И теперь оба хлопца кружатся,
Вертят юбки, вращаясь волчком,
Вот минут уже десять-пятнадцать.
Я б давно уже рухнул пластом.
А потом бедуинская дева
По ступенькам взошла на помост
И, качнув себя вправо и влево,
Ловко сбросила с пояса хвост.
Начался изумительный танец —
Зажигательный пляс живота.
На щеках показался румянец,
А на талии сплошь нагота.
Вдруг, внезапно спонтанная тряска.
Животок задрожал как желе.
Это, кажется, только завязка.
Яркий пурпур зардел на скуле.
Шаг назад, боковое вращенье,
Выброс вбок и качанье вверх-вниз,
Разворот, останов на мгновенье:
То ли танец, а то ли стриптиз.
Я бы мог превратить это в шутку,
Но меня затянула игра.
Потому я прервусь на минутку.
Не взыщите с меня, фраера.
Спору нет, он хорош, этот танец!
В расслабоне приятен и мил.
Обожает его иностранец,
И наш фэн его здесь полюбил.
Только я от него не в восторге.
Он меня не разит наповал.
Пусть его восхваляют физорги,
Ну а я воздержусь от похвал.
И тут нет никакого упрёка
Тем, кто занят игрой живота.
Но они, вам скажу без намёка,
Даме сердца моей не чета.
Впрочем, вот и конец представленья.
Нам пора возвращаться в отель.
Квадроциклы готовы к движенью.
На стоянке царит канитель.
Мы садимся теперь без разминки
И скорей отправляемся в путь.
Всем спасибо. И вам, бедуинки.
Мы у вас задержались чуть-чуть.
-------
Уже поздно. Вокруг нас пустыня
В скудном свете закатных лучей.
Небо гаснет, пески ощетиня,
Становясь на краю багряней.
Стали резче глубокие тени.
Дюны быстро теряют тепло.
Там зверушки проснулись от лени —
Время зноя уже истекло.
Ну а мы колесим по равнине.
Колошматим песок в колее,
На ухабах ногами пружиня,
Освежаясь в воздушной струе.
Квадроцикл стрекочет как бумер,
Катит медленно сам по себе.
Только что говорить в этом шуме?
И я шлю свои мысли тебе:
— Ты совсем на других не похожа.
Я так рад быть с тобой заодно!
И хочу, твою тайну умножа,
Проявить то, что свыше дано.
Нет, любовь мою создал не случай,
Не судьбы потаённая власть.
Это солнце взошло из-за тучи,
Чтобы в яму не смог я упасть.
Будь со мною, мой друг драгоценный.
Отворяй свой заветный ларец,
И я буду охотливый пленный
В светлом храме двух наших сердец.
-------
Вскоре мы полюбовно вернулись
В наш родной многозвёздный отель.
Отдохнули, поспали, проснулись,
Съели завтрак, молочный коктейль...
Оставалось ещё полнедели.
Мы неплохо и их провели:
Были в городе там, где хотели…
Срок пришёл, и те дни утекли.
-------
Это часть подошла к завершенью.
Нам пора совершить переход
И, придя к волевому решенью,
Переправиться в следующий год.
И я всех вас порадую вестью,
Что мы выбрали новую цель,
И поведаю с должною честью,
Что она средь российских земель.
Что с родных берегов восходящий
Благодатный Отечества дым, *
Наши души щемяще томящий,
Уже манит нас в солнечный Крым.
И пусть муза поёт неотрывно
На её потаённой струне.
Эта тяга отсель неразрывна
К милой сердцу своей стороне.
Продолжение в http://proza.ru/2024/11/10/1426
КОММЕНТАРИИ
Глава VII Хургада
… То отдам своё сердце в залог — выражение, заимствованное у Шекспира (см. сонет 133). В оригинале «Но сердце друга мне отдай в залог».
… Антиас —яркая разноцветная рыба, населяющая коралловые рифы, т.н. сказочный окунёк (лат.Anthiinae, псевдантиасы). Относится к роду лучепёрых рыб из семейства каменных окуней. Самые крупные представители рода достигают 29 см в длину, тело окрашено в красный, розовый, оранжевый или желтый цвета.
… Перед нами актинья — актинии, или морские анемоны (Actiniaria) — отряд морских стрекающих из класса коралловых полипов, много видов которых встречается в Красном море. Это довольно крупное животное без твердого скелета. Представляет собой «мешок» с плоским, прикрепленным ко дну основанием — подошвой, и с ротовым отверстием наверху, окруженным множеством щупалец. Внешний вид их напоминает цветы. Подобно цветам, они способны закрываться, втягивая щупальца внутрь мешка.
… на манер знаменитого аса, на дорогах стряхнувшего пыль — здесь подразумевается Сами Насери (фр. Samy Naceri) — французский актёр берберского происхождения, известный по главной роли в популярном фильме «Такси.
… Им к столу подносили на смену алифанские кружки вверх дном — реконструированная цитата из восьмой сатиры Горация. В оригинале:
«Вот Балатрон и Вибидий, за ними и мы, с их примера
Чаши наливши вином, - вверх дном в алифанские кружки!»
Далее использованы книги:
Гораций Флакк Квинт – Римская сатира Издательский дом Государственное издательство художественной литературы, 1957.
Марциал Марк Валерий. Эпиграммы. — М.: Худож. лит., 1968. — (Б-ка антич. лит.).
Л. Винничук. Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима. Издательский дом Высшая школа. 1988.
Луций Анней Сенека. Нравственные письма.
… Как бывалый киношный герой. — Сами Насери (фр. Samy Naceri) — французский актёр берберского происхождения, известный по главной роли в популярном фильме «Такси» и его продолжениях, неоднократно подвергавшийся наказаниям за агрессивное вождение автомобилей.
… Благодатный Отечества дым — выражение навеяно стихотворением «Арфа» Г.Р. Державина а также словами из комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума», где в 7-м явлении действия I-го, Чацкий говорит:
«Когда ж постранствуешь, воротишься домой, —
И дым отечества нам сладок и приятен».