Демонстрация работниц Путиловского завода в первый день Февральской революции 1917.
РОССИЯ НАКАНУНЕ РЕВОЛЮЦИИ http://proza.ru/2025/02/06/269
23 ФЕВРАЛЯ
Внезапно погода в Петрограде переменилась и температура, поднявшись до 8 градусов выше нуля, не опускалась уже до конца февраля. Горожане, так долго просидевшие взаперти из-за стужи, высыпали под ласковые лучи солнца.
23 февраля было международным женским днем. Его предполагалось в социал-демократических кругах отметить в общем порядке: собраниями, речами, листками. Накануне никому в голову не приходило, что женский день может стать первым днем революции. Ни одна из организаций не призывала к стачкам. Более того, даже большевистская организация, притом наиболее боевая: комитет Выборгского района, сплошь рабочего, как свидетельствует Каюров (один из рабочих вожаков района), удерживала от стачек. Такую линию проводил комитет накануне 23 февраля, и, казалось, все ее принимали.
Но на другое утро, вопреки всяким директивам, забастовали текстильщицы нескольких фабрик и выслали к металлистам делегаток с призывом о поддержке стачки. "Скрепя сердце", пишет Каюров, пошли на это большевики, за которыми потянулись рабочие – меньшевики и эсеры. Но раз массовая стачка, то надо звать на улицу всех и самим стать во главе: такое решение провел Каюров, и Выборгскому комитету пришлось одобрить. "Мысль о выступлении давно уже зрела между рабочими, только в тот момент никто не предполагал, во что он выльется".
Процессия, организованная социалистами, прошла по Невскому к Городской думе — с требованиями женского равноправия, а заодно и хлеба. Бастовало в этот день около 90 тысяч работниц и рабочих. Боевое настроение вылилось в демонстрации, митинги и схватки с полицией. Движение развернулось в Выборгском районе, с его крупными предприятиями, оттуда перекинулось на Петербургскую сторону. В остальных частях города, по свидетельству охранки, забастовок и демонстраций не было. Губернатор Петрограда Балк и командующий войсками Петроградского военного округа Хабалов делали все возможное, чтобы избежать столкновений с народом, опасаясь внести политическую ноту в пока еще чисто экономические волнения.
24 ФЕВРАЛЯ
24 февраля ситуация в Петрограде обострилась. Рабочие являлись с утра на заводы, но, не приступая к работе, открывали митинги, затем начинались шествия к центру. Теперь на улицах было уже порядка 160—200 тыс. человек, частью бастующих, частью предоставленных самим себе из-за локаута, объявленного на их предприятиях. Испугавшись настроений рабочих окраин, расположенных за Невой, власти выставили кордоны на мостах, ведущих к центру города. Но рабочие легко обошли это препятствие, переходя Неву по льду. Катализатором волнений стала радикальная интеллигенция, в основном так называемые межрайонцы (социал-демократы, ратующие за объединение большевиков и меньшевиков и выдвигавшие программу с призывом к немедленному прекращению войны и к революции; их лидер Лев Троцкий в это время находился в Нью-Йорке). Весь день проходили стычки между полицией и демонстрантами. Кое-где толпа громила магазины. На Невском толпа организовалась в процессию, двинувшуюся с лозунгами «Долой самодержавие!», «Долой войну!»
25 ФЕВРАЛЯ
стачка развернулась еще шире. По правительственным данным, в ней участвовало в этот день 240 тысяч рабочих. Другие слои общества также втягивались в движение: бастовало уже значительное число мелких предприятий, остановился трамвай, не работали торговые заведения. В продолжение дня к стачке примкнули и учащиеся высших учебных заведений. Появились красные знамена, революционные транспаранты, на которых помимо прочего можно было увидеть: «Долой немку!»
Десятки тысяч людей собрались к полудню у Казанского собора и примыкающих к нему улицах. Они выкрикивали лозунги и пели «Марсельезу». Делались попытки устраивать уличные митинги, произошел ряд вооруженных столкновении с полицией. У памятника Александру III выступали ораторы. Конная полиция открыла стрельбу. Один оратор был ранен. Выстрелами из толпы был убит пристав, ранен полицмейстер и еще несколько полицейских. В жандармов бросали бутылки, петарды и ручные гранаты.
Полиция скоро совсем исчезла, т. е. стала действовать исподтишка. Зато появились с ружьями наперевес солдаты. Во второй половине дня взвод драгун, будто бы в ответ на револьверные выстрелы из толпы, впервые открыл огонь по демонстрантам у Гостиного Двора: по донесению в ставку командующего войсками Петроградского военного округа Хабалова, убитых было трое и десять ранено.
В ставку была отправлена телеграмма от военного министра, что идут в столице забастовки, среди рабочих начинаются беспорядки. Николай Iприслал сердитый ответ: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией». А чтобы устранить главный рассадник политической оппозиции, царь повелел отложить заседания Думы до апреля. Хабалов впоследствии говорил, что его очень удручило царское повеление идти на вооруженное столкновение с восставшими — то есть толкающее как раз к тому, чего в городе пытались избежать. Покорный монаршей воле, он издал два распоряжения. Одно из них запрещало уличные собрания и предупреждало, что войскам отдан приказ вести огонь по демонстрантам. Другое предписывало бастующим рабочим вернуться на предприятия до 28 февраля, те же, кто не подчинится приказам, лишаются отсрочки от военной службы и подлежат отправке на передовую.
26 ФЕВРАЛЯ
В ночь на 26 февраля в разных частях города было арестовано около сотни лиц, принадлежавших к различным революционным организациям, в том числе пять членов Петербургского комитета большевиков. Ввиду ареста Петроградского комитета руководство всей работой в городе перешло в руки Выборгского района. Власти утратили контроль над рабочими кварталами, в особенности на Выборгской стороне, где рабочие громили и поджигали полицейские участки. В центр были выдвинуты военные части в боевом снаряжении. Жителям запрещалось выходить из домов.
Поскольку 26 февраля приходилось на воскресенье, заводы не работали. Утром на Невском было тихо. В эти часы царица телеграфировала царю: "В городе спокойно". Но спокойствие длилось недолго. Рабочие постепенно сосредоточивались и двигались со всех пригородов в центр. Их не пускали по мостам. Они обходили полицейские заставы по льду: ведь стоял февраль, и вся Нева представляла один ледяной мост. То и дело раздавались залпы из невидимых засад. Самый кровавый инцидент произошел на Знаменской площади, в центре которой высилась знаменитая конная статуя Александра III работы скульптора П. П. Трубецкого, — это было излюбленное место сборищ политических агитаторов. Когда собравшиеся отказались разойтись, рота Волынского гвардейского полка открыла огонь — было убито 40 человек и столько же ранено.
В дело окончательно вступили войска. Им было настрого приказано стрелять, и солдаты, главным образом учебные команды, т. е. унтер-офицерские школы полков, стреляли. Однако в событиях уже назревал перелом: к вечеру восстала 4-я рота лейб-гвардии Павловского полка. В письменном донесении полицейского надзирателя совершенно категорически указывается причина восстания: "негодование к учебной команде того же полка, которая находилась в наряде на Невском и стреляла по толпе". Это стало прологом к целому ряду событий, поражающих, по словам Пайпса, своей внезапностью и размахом: к мятежу Петроградского гарнизона, за сутки превратившего половину войск в повстанцев, а к 1 марта охватившему всю 160-тысячную солдатскую массу. Понять случившееся, пишет он, невозможно, не приняв во внимание состав и условия содержания Петроградского гарнизона. Гарнизон состоял, собственно, из новобранцев и отставников, зачисленных в пополнение ушедших на фронт запасных батальонов гвардейских полков, квартировавшихся в мирное время в Петрограде. Перед отправкой на фронт им предстояло в течение нескольких недель проходить общую военную подготовку. Численность сформированных с этой целью учебных частей превосходила всякую допустимую норму; в общей сложности 160 тыс. солдат были втиснуты в казармы, рассчитанные на 20 тыс. Резервисты, набранные из народного ополчения, многим из которых было сильно за тридцать и даже за сорок, чувствовали себя обиженными судьбой. Хоть и облаченные в шинели, они по сути ничем не отличались от рабочих и крестьян, которых встречали на улицах Петрограда и в которых сейчас им было приказано стрелять.
Император все еще не представлял себе тяжести положения. Понятно поэтому, как он был раздражен, когда 26-го вечером ему показали телеграмму от Родзянко: «Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца». Николай решил проигнорировать предостережение Родзянко, уверенный, что тот распространяет панику, чтобы вырвать политические уступки для Думы. Он сказал министру двора Фредериксу: "Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать".
Когда Родзянко явился вечером к председателю Совета министров князю Голицыну, чтобы убедить его выйти в отставку, премьер в ответ указал папку на столе, в которой лежал готовый указ о роспуске Думы, с подписью Николая, но без даты. Дату проставил Голицын.
27 ФЕВРАЛЯ
На рассвете 27-го Протопопов успокоительно доносил, что, по полученным сведениям, "часть рабочих намеревается приступить к работам". Но рабочие и не думали возвращаться к станкам. Расстрелы и неудачи вчерашнего дня не обескуражили их.
С утра недовольные стали снова стекаться к заводам и на общих собраниях постановили продолжать борьбу. Особенно решительно были настроены выборжцы. На утреннем собрании у неутомимого Каюрова, где было до 40 представителей с заводов и фабрик, большинство высказалось за продолжение движения. В других районах утренние митинги так же проходили с большим подъемом.
Продолжать борьбу – значило в создавшейся обстановке звать к вооруженному восстанию. Но этот призыв так никем и не был брошен, потому что фактически революцией никто не руководил. "Революция ударила как гром с неба, – вспоминал позже представитель эсеровской партии Зензинов. – Будем откровенны: она явилась великой и радостной неожиданностью и для нас, революционеров, работавших на нее долгие годы и ждавших ее всегда".
То же самое могли бы сказать о себе большевики. Главными руководителями подпольной большевистской организации в Петрограде были тогда три человека: бывшие рабочие Шляпников и Залуцкий и бывший студент Молотов. Шляпников, довольно долго живший за границей и находившийся в близкой связи с Лениным, был в политическом смысле более зрелым и активным из тройки, составлявшей бюро Центрального Комитета. Однако воспоминания самого Шляпникова лучше всего подтверждают, что события были тройке не по плечу. Каюров, один из руководителей Выборгского района, категорически утверждает: "Руководящих начал от партийных центров совершенно не ощущалось... Петроградский Комитет был арестован, а представитель Ц. К. тов. Шляпников бессилен был дать директивы». Фактически районы и казармы были предоставлены самим себе.
Однако восстание, никем не названное по имени, пишет Троцкий, встало тем не менее в порядок дня. Выборжцы устроили у казарм Московского полка митинг. Предприятие оказалось неудачным. Рабочие были разогнаны жестоким огнем. Такая же попытка была сделана у казарм Запасного полка. И там то же: между рабочими и солдатами оказались офицеры с пулеметом. Рабочие вожаки неистовствовали, искали оружие, требовали его у партии. Они получали в ответ: оружие у солдат, достаньте у них.
Переживания солдат в те часы были менее активны, чем переживания рабочих, но не менее глубоки. Петроградский гарнизон, как уже говорилось, состоял преимущественно из многотысячных запасных батальонов, предназначенных для пополнения находившихся на фронте полков. Этим людям, в большинстве своем отцам семейств, предстояло идти в окопы, когда война была уже проиграна, а страна разорена. Они не хотели войны, они хотели вернуться домой, к хозяйству. Они достаточно хорошо знали, что творится при дворе, и не чувствовали ни малейшей привязанности к монархии. Они не хотели воевать с немцами и еще меньше – с петербургскими рабочими. Они ненавидели правящий класс столицы, наслаждающийся во время войны. В их среде были рабочие с революционным прошлым, которые умели всем этим настроениям дать обобщенное выражение. Стечение всех перечисленных обстоятельств предопределило переход столичного гарнизона на сторону рабочих.
Первыми поднялись солдаты Волынского полка. Уже в 7 часов утра батальонный командир потревожил Хабалова по телефону, чтобы сообщить ему грозную весть: учебная команда, т. е. часть, особо предназначенная для усмирительной работы, отказалась выходить, начальник ее убит или сам застрелился перед фронтом. Сжегши за собой мосты, волынцы бросились в соседние казармы Литовского и Преображенского полков, "снимая" солдат, как стачечники снимают рабочих, переходя с завода на завод. Некоторое время спустя Хабалов получил донесение, что волынцы не только не сдают винтовки, как приказал генерал, но вместе с преображенцами и литовцами и, что еще страшнее, "соединившись с рабочими", разгромили казармы жандармского дивизиона.
Действительно, выборжцы, совместно с наиболее решительной частью солдат, наметили план действий: захват полицейских участков, в которых засели вооруженные городовые; разоружение всех полицейских чинов; освобождение рабочих, сидящих по участкам, и политических заключенных из тюрем; разгром правительственных отрядов в самом городе, соединение с еще не поднятыми на ноги воинскими частями и рабочими других районов. От слов восставшие немедленно перешли к действию. Взламывались оружейные склады и похищались во множестве винтовки. Повсюду грабили магазины, рестораны и даже частные квартиры.
Часам к двенадцати дня Петроград снова стал полем военных действий: ружейная и пулеметная стрельба раздавалась всюду. От горевших зданий окружного суда и полицейских участков тянулись к небесам столбы дыма. В некоторых пунктах стычки и перестрелки сгущались до настоящих сражений. Особенно бурно протекали события на Сампсониевском проспекте у бараков, занятых самокатчиками, которые проявили наибольшую верность правительству. Перед бараками скопились рабочие и революционные солдаты. Завязалась перестрелка. Наступающие свалили и подожгли забор. Каюров вспоминал: "Пылающие бараки и сваленный окружающий их забор, пулеметная и ружейная стрельба, возбужденные лица осаждающих, примчавшийся грузовик, наполненный вооруженными революционерами, и, наконец, явившийся броневик со сверкающими дулами орудий представляли собой великолепнейшую, незабываемую картину".
Броневик дал несколько пушечных выстрелов по бараку с засевшими в нем офицерами и самокатчиками. Командующий защитой был убит, офицеры, сняв погоны и знаки отличия, бежали через прилегающие к баракам огороды, остальные сдались. Это было самое крупное из столкновений дня.
Между тем Николай II в ставке постепенно осознал масштаб разрастающегося бедствия. Утром, Родзянко послал царю новую телеграмму, которая кончалась словами: "Настал последний час, когда решается судьба родины и династии". Около полудня в ставке было получено донесение Хабалова о восстании Павловского, Волынского, Литовского и Преображенского полков. Хабалов докладывал, что не в состоянии предотвратить запрещенные сборища, так как войска взбунтовались и отказываются стрелять в население. Вел. кн. Михаил советовал распустить Совет министров и заменить его кабинетом, ответственным перед Думой, под председательством князя Г. Е. Львова. Себя он предлагал в качестве регента. В два часа пополудни Голицын от имени Совета министров сообщил царю, что бушующая толпа вышла из-под контроля и что Совет собирается уйти в отставку в пользу думского министерства, предпочтительно под председательством Львова или Родзянко. Кроме того, он рекомендовал ввести военное положение и назначить ответственным за безопасность в столице популярного генерала с боевым опытом. Неизбежность поражения осознала, наконец, и царица. Она телеграфировала мужу: "…Уступки необходимы. Стачки продолжаются. Много войск перешло на сторону революции".
Николай понял, что в столице серьезные неприятности. Отвергнув предложение председателя Совета министров о передаче правления думскому кабинету, он повелел министрам оставаться на местах. Однако предложение того же Голицына о назначении военного диктатора, ответственного за безопасность Петрограда, он принял. На эту роль царь выбрал шестидесятишестилетнего генерала Н. И. Иванова, который отличился в галицийской кампании 1914 года и имел солидный опыт службы в жандармерии. Во время обеда в Ставке в тот день царь выглядел бледным, печальным и взволнованным. Он отозвал в сторону генерала Иванова и имел с ним долгую беседу. Иванову было приказано отправиться в Царское Село во главе лояльных армейских частей для обеспечения безопасности императорской фамилии, а затем, в качестве новоназначенного командующего Петроградским военным округом, взять на себя командование полками, направленными с фронта ему на подмогу. Все министры переходили в его подчинение. Вместе с тем Николай принял решение вернуться в Царское Село и отдал распоряжение подготовить свой поезд к отправке этой же ночью (с 27-го на 28 февраля).
Как показали дальнейшие события, все принятые царем решения были либо запоздалыми, либо прямо ошибочными. Вечером к восстанию примкнули солдаты Семеновского полка, знаменитого усмирением московского восстания 1905 года. «Царский гарнизон столицы, - пишет Троцкий, - насчитывавший полтораста тысяч солдат, расползался, таял, исчезал. К ночи он уже не существовал».
Одним из зданий, захваченным в течение 27 февраля стал Таврический дворец. Кто надоумил привести сюда восставшие полки, осталось неизвестным. Впрочем, такой политический маршрут вытекал из всей обстановки. Дворец Потемкина по всему своему расположению оказался как нельзя более подходящим в качестве центра революции. Одной только улицей Таврический сад был отделен от целого военного городка, где располагались гвардейские казармы и размещался ряд военных учреждений. Восставшим частям достаточно было пересечь улицу, чтобы упереться в сад Таврического дворца, который лишь одним кварталом отделен от Невы. А за Невою простирался Выборгский район: рабочим достаточно было пройти по Александровскому мосту, а если он разведен, по льду Невы, чтобы попасть в гвардейские казармы. Очень скоро Таврический сделался, по выражению Троцкого, ставкой, правительственным центром, арсеналом и арестантским замком революции.
К ночи Петроград оказался в руках крестьян в шинелях. Из 160 тыс. солдат гарнизона половина бунтовала, а другая сохраняла «нейтралитет». Хабалов мог полагаться только на тысячу—две верных частей, в основном из Измайловского полка. Лишь с полдюжины общественных зданий оставалось в руках правительства.
28 ФЕВРАЛЯ. ПОБЕДА РЕВОЛЮЦИИ
Вплоть до конца предыдущего дня оставалось загадкой, какую позицию занял гарнизон Петропавловской крепости. Она разрешилась наутро 28 февраля: "на условии неприкосновенности офицерского состава" крепость сдалась Таврическому дворцу. Напротив, в Кронштадте переворот сопровождался вспышкой кровавой мести против командиров. Одной из жертв пал командующий флотом адмирал Вирен (1 марта). Часть командного состава была матросами арестована. Офицеров, оставшихся на свободе, лишили оружия.
Солдаты устремилась в Петропавловскую крепость и освободили узников. Толпа разгромила министерство внутренних дел. Над Зимним дворцом вознесся красный флаг.
Последний день февраля стал в Петрограде первым днем после победы: днем восторгов, объятий, радостных слез, многоречивых излияний, но вместе с тем и днем заключительных ударов по врагу. Около 4 часов восставшие заняли, адмиралтейство, куда укрылись последние остатки того, что было раньше государственной властью. Когда февральская победа определилась полностью, стали подсчитывать жертвы. В Петрограде насчитали: 1443 убитых и раненых, в том числе 869 военных, из них 60 офицеров.
РЕВОЛЮЦИОННЫЕ СОБЫТИЯ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПЕТРОГРАДА
В то время, как столицу захлестнули бурные события, страна жила своими обычными заботами, как будто не замечая, что происходит нечто экстраординарное. Из хроники тех дней видно, что первым городом, прореагировавшим на революционный переворот в Петрограде, была Москва. Впрочем, переворот в Москве был только отголоском восстания в Петрограде. Те же настроения среди рабочих и солдат, но менее ярко выраженные. Несколько более левые настроения в среде буржуазии. Еще большая, чем в Петрограде, слабость революционных организаций. Только 27 февраля на фабриках и заводах Москвы начались забастовки, затем демонстрации. 1 марта прошли митинги в некоторых губернских городах — в Твери, Нижнем Новгороде, Самаре, Саратове. 2 марта их примеру последовали и другие города. Насилия не наблюдалось. «Не будет преувеличением сказать, - резюмирует Троцкий, - что Февральскую революцию совершил Петроград. Остальная страна присоединилась к нему…»
3. ДВОЕВЛАСТИЕ. ПАДЕНИЕ МОНАРХИИ http://proza.ru/2025/02/08/210
Великая Российская революция 1917-1922 гг. http://proza.ru/2011/09/03/226