Антивоенная демонстрация 21 апреля 1917 г. в Петрограде
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ЭМИГРАЦИИ ЛЕНИНА. «АПРЕЛЬСКИЕ ТЕЗИСЫ» http://proza.ru/2025/02/09/214
НОТА МИЛЮКОВА
23 марта войну Германии и ее союзникам объявили Соединенные Штаты. В день вступления Америки в войну воспрянувший духом министр иностранных дел Временного правительства Милюков развил журналистам свою программу: захват Константинополя, захват Армении, раздел Австрии и Турции, захват Северной Персии, а сверх этого право наций на самоопределение. Интервью встревожило меньшевиков и эсеров. Керенский поспешил заявить через бюро печати: программа Милюкова составляет его личное мнение.
Но в еще большей степени планы правительства встревожили население столицы. Жить становится все труднее. Цены угрожающе росли, рабочие требовали установления минимума заработной платы, предприниматели сопротивлялись, число конфликтов на заводах непрерывно нарастало. Ухудшалось продовольственное положение, сокращался хлебный паек, введены были карточки и на крупу. Росло недовольство и в гарнизоне. Штаб округа, подготовляя обуздание солдат, выводил из Петрограда наиболее революционные части. На общегарнизонном собрании 17 апреля солдатами, догадывавшимися о враждебных замыслах, был поднят вопрос о прекращении выводов частей: это требование, прозвучавшее тогда в первый раз, в дальнейшем стало подниматься во все более решительной форме при каждом новом кризисе революции. Очевидно было, что корень всех бед – война, которой не видно конца. Когда же революция принесет мир? Чего смотрят Керенский и Церетели?
Поскольку политика правительства в этом важном вопросе оставалась неясной и уклончивой, ждали официального ее истолкования. 18 апреля (1 мая) Временное правительство направило по телеграфу правительствам Великобритании и Франции ноту о целях войны, подписанную Милюковым, в которой опровергались слухи о том, что Россия намеревается заключить сепаратный мир. Нота заверяла союзников в том, что все заявления Временного правительства, «разумеется, не могут подать ни малейшего повода думать, что совершившийся переворот повлёк за собой ослабление роли России в общей союзной борьбе. Совершенно напротив, всенародное стремление довести мировую войну до решительной победы лишь усилилось благодаря сознанию общей ответственности всех и каждого».…
В экстренном заседании ночью 19-го нота Милюкова обсуждалась Исполком Совета. Недовольство было вызвано двусмысленностью языка, которым говорилось об «аннексиях и контрибуциях». "После первого прочтения, – рассказывает Станкевич, – всеми единодушно и без споров было признано, что это совсем не то, чего ожидал Комитет". Лидер эсеров Чернов (он вернулся из эмиграции в Петроград 8 апреля вместе с Борисом Савенковым) выразился еще жестче: «Нота Милюкова буквально потрясла большинство Совета. Оно расценило это как намеренный удар в спину, провокацию и вызов». По мнению Церетели: «Если бы Милюков задался целью вызвать разрыв между Советами и правительством, лучшего средства для этого, чем его нота, он найти не мог». Исполком выдвинул на голосование постановление, в котором говорилось, в частности, что «революционная демократия не допустит лить кровь ради… завоевательных целей». Конфликт этот мог быть легко разрешен на совместном совещании правительства и Исполкома, поскольку правительство, по всей вероятности, сдало бы свои позиции. Но компромисс еще не был найден, когда возмущение охватило бараки и рабочие кварталы, связанные невидимыми нитями с Исполкомом.
ДЕМОНСТРАЦИИ ПРОТЕСТА 20–21 АПРЕЛЯ
Утром 20 апреля нота появилась во всех газетах. "Речь" комментировала ее в духе зрело обдуманной провокации. Социалистическая печать высказывалась крайне возбужденно. Меньшевистская "Рабочая газета" писала, что Временное правительство опубликовало "акт, являющийся издевательством над стремлениями демократии", и требовала от Совета решительных мер. Реакция последовала незамедлительно. На улицы вышли массы с оружием в руках. Меж штыков солдат мелькали лозунги плакатов: "Долой Милюкова!" На других плакатах красовался также и Гучков.
Историки, пишет Троцкий, называют это движение "стихийным" в том условном смысле, что ни одна партия не брала на себя инициативу выступления. Непосредственный призыв на улицу исходил от Теодора Линде – молодого лейтенанта, принимавший в свое время участие в выработке текста Приказа № 1 (по словам Троцкого, Линде стоял вне партий, однако Пайпс называет его социал-демократом). Нота Милюкова и комментарии "Речи" возмутили его. «Не посоветовавшись ни с кем... – рассказывает его биограф, – Линде сразу приступил к действиям...» – созвал представителей Финляндского полка, в котором служил «и предложил немедленно пойти всем полком к Мариинскому дворцу... Предложение Линде было принято, и в 3 часа дня по улицам Петрограда уже направлялась внушительная демонстрация финляндцев с вызывающими плакатами». Вслед за Финляндским полком выступили солдаты 180-го запасного, Московского, Павловского, Кексгольмского, матросы 2-го Балтийского флотского экипажа, всего до 25-30 тысяч человек, все с оружием. В рабочих кварталах пошло волнение, прекращали работу и заводами выходили на улицу вслед за полками.
Внезапная острота апрельской демонстрации объясняется непосредственностью массовой реакции на обман сверху. Но она не была однородной. Отдельные горячие элементы из среды революционеров тем более переоценивали объем и политическую зрелость движения, чем ярче и внезапнее оно прорвалось наружу. Большевики в частях и на заводах развернули энергичную работу. Требование "убрать Милюкова", которое было своего рода программой-минимум движения, они дополняли плакатами против Временного правительства в целом. Однако большинство демонстрантов не ставило перед собой этой цели. Они хотели, по словам Троцкого, лишь погрозить в окно кулаком, что бы высокие господа перестали точить зубы на Константинополь и занялись бы как следует вопросом о мире. Этим солдаты рассчитывали помочь Керенскому и Церетели против Милюкова.
Противоположная сторона оказалась перед непростым выбором. На заседание правительства прибыл генерал Корнилов. Он сообщил о происходящих вооруженных демонстрациях и заявил, что в качестве командующего войсками Петроградского военного округа располагает достаточными силами, чтобы подавить возмущение вооруженной рукой: остановка только за приказом. Случайно присутствовавший на заседании правительства Колчак рассказывал впоследствии, на процессе, который предшествовал его расстрелу, что князь Львов и Керенский выступали против попытки военной расправы над демонстрантами.
Вплоть до этого момента, пишет Пайпс, большевики не имели никакого отношения к беспорядкам и даже были захвачены ими врасплох. Но они не преминули тут же ими воспользоваться. Во второй половине дня 20 апреля, в то время как вызванные Линде войска скапливались на Мариинской площади, большевистский Центральный Комитет собрался на чрезвычайное совещание. Оно приняло резолюцию, которую Ленин набросал еще утром этого дня после прочтения ноты Милюкова и которая послужила основой для демонстраций, организованных затем большевиками. Ленин описывал Временное правительство как «насквозь империалистическое» и находящееся под влиянием как внутреннего, так и англо-французского капитала. Такой режим по самой своей природе не мог отказаться от аннексий. Ленин критиковал Советы за поддержку правительства и призывал их взять власть в свои руки. Вечером 20 апреля, после того как войска, принимавшие участие в дневной демонстрации, вернулись в казармы, на улицах появились новые группы рабочих и солдат, несшие антиправительственные лозунги.
Хотя лидерам меньшевиков и эсеров удалось увести солдат-демонстрантов с площади перед Мариинским дворцом и даже направить их обратно по казармам, возбуждение, поднятое в городе, не входило в берега. Собирались толпы, шли митинги, на перекрестках спорили, в трамваях делились на сторонников и противников Милюкова. На Невском и в прилегающих улицах буржуазные ораторы вели агитацию против Ленина, присланного из Германии, чтобы свергнуть великого патриота Милюкова. На окраинах, в рабочих кварталах, большевики стремились негодование против ноты и ее автора распространить на правительство в целом.
День 21 апреля принес новую волну движения, более могучую, чем вчерашняя. Петроградский комитет большевиков призывал народ на демонстрацию. Подвойский, возглавлявший Военную организацию, потребовал, чтобы с военно-морской базы в Кронштадте в Петроград прислали отряд надежных матросов. Несмотря на контрагитацию меньшевиков и эсеров, огромные массы рабочих двинулись в центр с Выборгской стороны, а затем и из других районов. Исполнительный комитет послал навстречу демонстрации авторитетных успокоителей во главе с Чхеидзе. Но рабочие твердо хотели сказать свое слово, и у них было что сказать. Известный либеральный журналист описывал в "Речи" манифестацию рабочих на Невском: "Впереди около сотни вооруженных; за ними стройные ряды невооруженных мужчин и женщин – тысячи человек. Живые цепи по обе стороны. Пение. Поразили меня их лица. У этих тысяч одно лицо, исступленное, монашеское лицо первых веков христианства, непримиримое, безжалостно готовое на убийства, инквизицию и смерть".
В то время как соглашатели уговаривали и тушили, кадеты вызывали и разжигали. Несмотря на то что Корнилов не получил вчера санкции на применение оружия, он не только не покидал своего плана, но, наоборот, именно 21 с утра принимал меры к тому, чтобы противопоставить демонстрантам конницу и артиллерию. В твердом расчете на лихость генерала кадеты особым листком вызвали своих сторонников на улицы, явно стремясь довести дело до решающего конфликта. "Все, кто стоит за Россию и ее свободу, должны сплотиться вокруг Временного правительства и поддержать его", – так гласило воззвание кадетского Центрального комитета, приглашавшее всех добрых граждан на улицы для борьбы против сторонников немедленного мира.
Значительная демонстрация, возглавлявшаяся членами кадетского Центрального комитета, двигалась к Мариинскому дворцу. Всюду видны были свежие, только что из мастерской, плакаты: "Полное доверие Временному правительству", "Да здравствует Милюков!" Министры выглядели именинниками: у них оказался свой "народ", тем более заметный, что эмиссары Совета выбивались из сил, распуская революционные митинги, направляя рабочие и солдатские демонстрации из центра на окраины и удерживая казармы и заводы от выступлений. Под флагом защиты правительства, пишет Троцкий, происходила первая открытая и широкая мобилизация контрреволюционных сил. В центре города появились грузовики с вооруженными офицерами, юнкерами, студентами. Выступали георгиевские кавалеры. "Золотая молодежь" организовала на Невском судилище, тут же на месте устанавливавшее ленинцев и "немецких шпионов". Были уже стычки и жертвы. У Казанского собора две демонстрации встретились друг с другом. Возникла давка, раздались одиночные выстрелы, три человека были убиты.
Столкновения становились все ожесточеннее, началась перестрелка, ставшая после полудня почти непрерывной. Никто не знал точно, кто и зачем стреляет. Но были уже жертвы этой беспорядочной, отчасти злоумышленной, отчасти панической стрельбы. Температура накалялась. Однако, план Милюкова–Корнилова сорвался. Еще до первых известий о кровавых столкновениях на Невском Исполком разослал во все воинские части Питера и окрестностей телеграфное распоряжение: не отправлять без предписания Совета ни одной части на улицы столицы. Теперь, когда намерения Корнилова вышли наружу. Исполком, вопреки всем своим торжественным декларациям, наложил обе руки на руль, не только потребовав от командующего немедленно отозвать войска, но и поручив Скобелеву и Филипповскому вернуть именем Совета вышедшие войска обратно. "Без зова Исполнительного комитета в эти тревожные дни не выходите на улицу с оружием в руках. Только Исполнительному комитету принадлежит право располагать вами". Отныне всякий приказ о выводе войск, помимо обычных нарядов, должен быть отдан на официальном документе Совета и скреплен подписью не менее чем двух уполномоченных на то лиц.
К вечеру 21 апреля беспорядки в Петрограде пошли на спад из-за недостатка народной поддержки: демонстранты, выступавшие за правительство, оказались в такой же мере воинственными и гораздо более многочисленными, чем сторонники большевиков. С точки зрения соотношения сил, отмечает Троцкий, поучительнее всего, однако, тот факт, что не только воинские части, но и офицерские училища, еще до получения приказа Чхеидзе, отказались выступить без санкции Совета. Таким образом Исполнительному комитету удалось удержать массы на пороге двоевластия. Со своей стороны, благодарное правительство разъяснило, что под "гарантиями" и "санкциями" надлежит понимать международные трибуналы, ограничение вооружений и тому подобные вещи. Исполком поспешил ухватиться за эти терминологические уступки и 34 голосами против 19 признал вопрос исчерпанным.
Забыв или желая заставить забыть других, что Исполком оказался вынужден открыто и против "законных" властей наложить руку на армию, "Известия" Совета жаловались 22 апреля: "Советы не стремились к захвату власти в свои руки. Между тем на многих знаменах сторонников Совета были надписи, требовавшие свержения правительства и перехода всей власти к Совету..." Нет, власти эсеры и меньшевики не хотели. Большевистская резолюция о переходе власти к советам собрала в Петроградском Совете ничтожное число голосов. В Москве резолюция недоверия Временному правительству, внесенная большевиками 22 апреля, собрала из многих сотен 74 голоса.
22 апреля Центральный Комитет принял резолюцию, автором которой был, по всей видимости, Каменев. В ней говорилось, что «мелкобуржуазные массы» после некоторого колебания выступили на стороне «капиталистических» сил; антиправительственные лозунги были осуждены как преждевременные. Перед партией ставилась задача вести разъяснительную работу среди народа относительно истинной сущности правительства. Следовало подчиняться распоряжениям Совета и не выходить на демонстрации. Ленин позже писал об апрельских событиях: «Это была попытка прибегнуть к насильственным мерам. Мы не знали, сильно ли масса в этот тревожный момент колебнулась в нашу сторону… Мы желали произвести только мирную разведку сил, но не давать сражения».
АПРЕЛЬСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ БОЛЬШЕВИКОВ
VII конференции большевиков проходила в Петрограде с 24 по 29 апреля, когда апрельский кризис еще далеко не был разрешен. По словам Троцкого, она подвела итоги марту, месяцу оппортунистических шатаний, и апрелю, месяцу острого кризиса. Партия к этому времени сильно выросла и количественно, и политически. 149 делегатов представляли 79 тысяч членов партии, из которых 15 тысяч в Петрограде.
Политическая физиономия конференции определилась уже при выборе пятичленного президиума: в него не были включены ни Каменев, ни Сталин. Последний предпочитал отмалчиваться и пережидать. С основным докладом по текущему моменту должен был выступать Ленин. Дзержинский от имени "многих", которые "не согласны принципиально с тезисами докладчика", потребовал выслушать содоклад от "товарищей, которые вместе с нами пережили революцию практически". Это был явственный намек на эмигрантский характер ленинских тезисов. Каменев, действительно, выступал на конференции с содокладом в защиту буржуазно-демократической диктатуры. Рыков, Томский, Калинин пытались удержаться в той или другой степени на своих мартовских позициях. Калинин продолжал стоять за объединение с меньшевиками, в интересах борьбы с либерализмом.
Возражения "старых большевиков" развертывались по нескольким линиям. Главный спор шел вокруг вопроса, закончилась ли буржуазно-демократическая революция. Так как аграрный переворот еще не совершился, то противники Ленина с полным правом утверждали, что демократическая революция не доведена до конца, а значит, заключали они, нет и места для диктатуры пролетариата, даже если бы социальные условия России вообще допускали ее в более или менее близком времени. Именно так ставила вопрос редакция "Правды" в приведенной уже выше цитате. На апрельской конференции Каменев повторял: "Неправ Ленин, когда говорит, что буржуазно-демократическая революция закончилась... Классический остаток феодализма – помещичье землевладение – еще не ликвидирован... Государство не преобразовано в демократическое общество... Рано говорить, что буржуазная демократия исчерпала все свои возможности".
"Демократическая диктатура, – возражал Ленину Томский, — вот наше основание... Мы должны организовать власть пролетариата и крестьянства и должны ее отделить от коммуны, так как там власть только пролетариата". "Перед нами стоят громадные революционные задачи, – вторил им Рыков. – Но осуществление этих задач еще не выводит нас из рамок буржуазного строя".
Тем не менее, оппозиция явно угасала. По спорным вопросам она не собирала более семи голосов. Крутой характер поворота, произведенного в политике партии, был очевиден для всех. Шмидт, рабочий-большевик, будущий нарком труда, говорил на апрельской конференции: "Ленин дал иное направление характеру работы". Ленин, пишет Троцкий, видел, конечно, не хуже своих оппонентов, что демократическая революция не закончилась, вернее, что, едва начавшись, она уже стала откатываться назад. Но именно отсюда и вытекало, что довести ее до конца возможно лишь при господстве нового класса, а прийти к этому нельзя иначе как вырвав массы из-под влияния меньшевиков и эсеров, т. е. из-под косвенного влияния либеральной буржуазии. Связь этих партий с рабочими и особенно солдатами питалась идеей обороны – "обороны страны" или "обороны революции". Ленин требовал поэтому непримиримой политики по отношению ко всем оттенкам социал-патриотизма. "Старый большевизм должен быть оставлен, – повторял он. – Необходимо разделение линии мелкой буржуазии и наемного пролетариата".
На возражение "старых большевиков", обвинявших его в недооценке крестьянства, Ленин заявил: "Непозволительно пролетарской партии возлагать теперь надежды на общность интересов с крестьянством. Мы боремся за то, чтобы крестьянство перешло на нашу сторону, но оно стоит, до известной степени сознательно, на стороне капиталистов".
Аграрная программа большевиков, тем не менее, была радикальной. "Мы высказываемся, – говорил Ленин 28 апреля, – за немедленный переход земли к крестьянам с максимальной организованностью. Мы абсолютно против анархических захватов". Почему мы не согласны ждать до Учредительного собрания? "Для нас важен революционный почин, – а закон должен быть его результатом. Если вы будете ждать, пока закон напишется, а сами не разовьете революционной энергии, то у вас не будет ни закона, ни земли".
Что касается пролетариата, то поворот его в сторону большевиков принял в течение апреля ярко выраженный характер. Рабочие приходили в комитеты партии и спрашивали, как им переписаться из меньшевистской партии в большевистскую. На заводах стали настойчиво допрашивать своих депутатов насчет внешней политики, войны, двоевластия, продовольствия, и в результате таких экзаменов эсеровские или меньшевистские депутаты все чаще заменялись большевистскими. Резкий поворот начался с районных советов как более близких к заводам. В советах Выборгской стороны, Васильевского острова, Нарвского района большевики как-то сразу и неожиданно оказались к концу апреля в большинстве.
По заводам, помимо Петроградского комитета, открылась энергичная и успешная кампания за переизбрание представителей в общегородской Совет рабочих депутатов. Суханов считает, что к началу мая за большевиками шла треть петроградского пролетариата. Во всяком случае – не меньше, и притом – наиболее активная треть. Мартовская бесформенность исчезала, политические линии оформлялись
Возражения другого порядка исходили из отсталости России. Власть рабочего класса неизбежно означает переход к социализму. Но экономика и культура России не созрели для этого. Мы должны довести до конца демократическую революцию. Только социалистическая революция на Западе может оправдать у нас диктатуру пролетариата. Таковы были возражения Рыкова. Но общество, пишет Троцкий, вовсе не устроено так рационально, что сроки для диктатуры пролетариата наступают как раз в тот момент, когда экономические и культурные условия созрели для социализма. Если бы человечество развивалось так планомерно, не было бы надобности в диктатуре, как и в революциях вообще. Все дело в том, что живое историческое общество дисгармонично насквозь, и тем более, чем запоздалое его развитие. Выражением этой дисгармонии и является тот факт, что в такой отсталой стране, как Россия, буржуазия успела загнить до полной победы буржуазного режима и что заменить ее, в качестве руководителя нации, некому, кроме пролетариата. Экономическая отсталость России не избавляет рабочий класс от обязанности выполнить выпавшую на него задачу, а лишь обставляет это выполнение чрезвычайными трудностями. Рыкову, повторявшему, что социализм должен прийти из стран с более развитой промышленностью, Ленин давал простой, но достаточный ответ: "Нельзя сказать, кто начнет и кто кончит".
ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ КОАЛИЦИЯ
После того как лидеры Исполкома ликвидировали вспышку гражданской войны, воображая, что все возвращается на старые позиции, правительственный кризис только открылся. Либералы не хотели больше править без прямого участия социалистов в правительстве. Однако меньшевики и эсеры согласились войти в правительство не сразу, но после долгих колебаний. Милюков рассказывает, что, когда со стороны правительства поставлен был вопрос о коалиции, Церетели заявил: "Какая вам польза от того, что мы войдем в ваш состав? Ведь мы... в случае вашей неуступчивости, вынуждены будем с шумом выйти из министерства". Но Керенский запугивал Исполнительный комитет: "Правительство сейчас находится в невозможно тяжелом положении; слухи об уходе не представляют собой никакой политической игры". Одновременно шло давление со стороны буржуазных кругов. Московская городская дума вынесла резолюцию в пользу коалиции.
26 апреля правительство опубликовало слезное воззвание к стране, в котором заявляло, что не может более управлять и хочет привлечь к руководству «представителей тех активных творческих сил страны, которые доселе не принимали прямого и непосредственного участия в управлении государством», то есть социалистическую интеллигенцию. Исполком, все еще боясь скомпрометировать себя в глазах «масс», 28 апреля отверг это предложение правительства.
Правительство между тем лишилось своих прежних лидеров. 30 апреля, отказавшись подписать "Декларацию прав солдата", подал в отставку военный министр Гучков. Очередь была за Милюковым. "Партия предала своего вождя", –- пишет правый кадет Изгоев. Выбор у нее был, впрочем, невелик. Тот же Изгоев говорит вполне основательно: "В конце апреля кадетская партия была разбита наголову. Морально она получила удар, от которого уже никогда не могла оправиться". И действительно, Милюков, не пожелавший идти на компромисс с Исполкомом Совета, 2 мая также ушел в отставку.
По словам Церетели, эти отставки свидетельствовали о кризисе таких масштабов, который невозможно было преодолеть полумерами. «Буржуазия» стала покидать правительство. 1 мая Исполнительный комитет, пройдя все существующие в природе стадии колебаний, большинством в 41 голос против 18 при 3 воздержавшихся постановил наконец принять участие в коалиционном правительстве. Против этого голосовали только большевики и группка меньшевиков-интернационалистов. Церетели пояснил позицию большинства. Правительство, сказал он, признало свою неспособность уберечь страну от надвигающейся катастрофы. В этих условиях «демократические» силы должны вмешаться и спасти революцию. Советы не могут взять власть и руководить страной от своего имени, как того хотят Мартов и Ленин, потому что они таким образом толкнут в объятия реакции ту огромную часть населения (крестьянство), которая, хотя и не стремится к демократии, готова сотрудничать с демократическими силами.
Соглашаясь войти в коалиционное правительство, Исполком выставил ряд условий: пересмотр соглашений с союзниками, скорейшее прекращение войны, дальнейшая «демократизация» вооруженных сил, аграрная политика, создающая условия для распределения земли среди крестьян, немедленный созыв Учредительного собрания. Правительство, со своей стороны, требовало, чтобы Исполком признал его единственной властью в стране, могущей в случае необходимости применить силу, и единственной инстанцией, командующей вооруженными силами. Представители правительства и Исполкома провели несколько дней в начале мая в переговорах об условиях коалиции. Окончательное соглашение было достигнуто в ночь с 4 на 5 мая, и новые члены кабинета вступили в должность. Спокойный и безвредный князь Львов остался на посту премьер-министра. Керенский возглавил военное министерство. Правда он не обладал достаточным для этой должности опытом, но был в Советах видной фигурой, а его ораторские способности должны были воодушевлять войска при подготовке к летнему наступлению. Всего в коалиционное правительство вошли шестеро социалистов и среди них Чернов, получивший портфель министра земледелия, и Церетели, ставший министром почт и телеграфов. Портфель министра иностранных дел достался кадету Терещенко. Во главе юстиции стал адвокат Переверзев. Скобелев стал министром труда. Министром торговли и промышленности был назначен крупнейший московский предприниматель Коновалов. Он привел с собой несколько фигур московской биржи, которым вручены были важнейшие государственные посты. Коновалов уже через две недели, впрочем, вышел в отставку, протестуя таким путем против "анархии" в хозяйстве.
Декларация правительства состояла, как полагается коалиции, из общих мест. Единственный серьезный, по крайней мере по намерениям, пункт гласил о подготовке армии "к оборонительным и наступательным действиям для предотвращения возможного поражения России и ее союзниц". Идя на коалицию, меньшевики и эсеры рассчитывали на мирное и постепенное упразднение советской системы. Им казалось, что сила советов перельется отныне в официальное правительство. Керенский категорически заверял британского посла Бьюкенена, что "советы умрут естественной смертью". Место Центрального исполнительного комитета должно было со временем занять Учредительное собрание. Однако с созывом этого последнего коалиционное правительство не торопилось. Особое совещание по созыву Учредительного собрания начало работать лишь в конце мая, через три месяца после переворота. О сроке созыва по возможности ничего не говорилось.
УСПЕХИ БОЛЬШЕВИСТСКОЙ АГИТАЦИИ http://proza.ru/2025/02/11/183
Великая Российская революция 1917-1922 гг. http://proza.ru/2011/09/03/226