Часть 1 «Кольцо без любви»
Глава 1 «Свадьба или война»
Бану стояла на табуретке и отрешённо смотрела на свое отражение в зеркале. На ней было белое пышное свадебное платье с драпированным веерными складками корсетом. Платье было рассчитано на невесту в тяжёлой весовой категории. Бану же была тонкой хрупкой девушкой и чувствовала себя «утонувшей» в этом платье. Но больше всего её раздражало красное жирное пятно прямо на лифе.
- Платье грязное. - ледяным тоном заметила она.
Эльвин, её нишанлы , стоял рядом и страстно защищал платье:
- Это не проблема. В химчистке почистят. Платье очень красивое.
Бану тем же тоном спросила:
- Не проблема? Жирное пятно так просто не выводится - это раз. А два - что будем делать с размером?
- А что с размером не так?!
- Ты на самом деле не видишь? Платье мне очень велико. Его надо ушить и посадить на мою фигуру.
Эльвин бурно возразил:
- Ты не можешь перешивать это платье. Его надо вернуть таким, каким нам дали. Ты просто его оденешь и всё!
Бану, не меняя интонации, спросила:
- А как быть с пятном?
- Пятно почистят, я же сказал!
- Да, почистят. Но мы же должны вернуть платье в том виде, в каком взяли.
- И что? - раздражённо спросил Эльвин.
- А то, что я должна буду восстановить пятно на том же место. Интересно, неужели у них на свадьбе была яичница с помидорами?
- Хватить говорить глупости!
Бану тихо, но твёрдо сказала:
- Я не хочу это платье. Я хочу своё. Простое, из шифона, сшитое по мне. Я даже знаю какой фасон хочу. Понимаешь - моё платье. Моё своё собственное платье.
Эльвин от раздражения вспотел. Он широко расставил руки, чтобы пятна пота не проступили на тенниске, и этим жестом ещё больше раздражал Бану. Вдохнув побольше воздуха в легкие, как будто собирался нырнуть, он заговорил своим нудным басом:
- Это платье из Дубая, стоит тысячу долларов. Второго такого платья в Баку нет. Платье, которое ты сошьешь, никогда не будет таким же красивым. Ты понимаешь, чего мне стоило уговорить моего друга дать это платье?! Они башневая семья и ради меня дали это платье. Почему ты капризничаешь?!
- Платье мне велико. И вообще, это моя свадьба и мне решать в чём быть. Захочу - буду в платье, а захочу - буду в мешке из-под картошки.
В этот момент Сада ханум, мама Бану, вошла в комнату с игольницей и портняжным метром, и как будто не замечая напряжённой обстановки, стала обмерять и защипывать складки булавками в попытках посадить платье на дочь. Молодые гнетуще молчали, а Сада ханум вынесла неутешительный вердикт:
- 18 сантиметров начиная с лифа и до талии надо убрать. Надо придумать - как это сделать.
Бану обречённо вздохнула. Эльвин почему-то слова будущей тёщи принял за поддержку. А Сада ханум миролюбиво продолжила:
- А пока, Эльвин, отнеси платье в химчистку. Если пятно смогут вывести, тогда будем думать, что делать дальше.
Перечить матери Бану не стала, тем более Сада ханум хитро подмигнула дочери. Седовласая женщина решила не усугублять конфликт. Она увела Эльвина в гостиную, где за нардами сидели отцы молодых людей. Бану сняла с себя тяжёлое платье, кое-как упаковала его в пакет и пошла на кухню.
Вот уже шесть месяцев, как она была обручена. Накануне они с её женихом подали заявление в загсе, дата свадьбы была определена заранее, а ещё раньше был выбран ресторан. Осталось подобрать свадебное платье себе и купить костюм жениху, отвезти приданное в его квартиру и украсить жилище, а ещё разослать гостям пригласительные открытки. На всё про всё остался один месяц. А пока она заварила чай и накрыла чай дяскяхы на журнальном столике в гостиной. Последние шесть месяцев почти каждое воскресенье она исполняла роль умелой хозяйки, доказывая свою готовность к миссии жены. В этот раз она приготовила запеченные баклажанные рулетики с мясным фаршем с томатным соусом и сельдереем. Этим и многими другими рецептами снабжала её подруга коллега Гуля, придумывая ещё и звучные названия блюдам. Сегодняшнее блюдо называлось «долма по-иракски». Вообще-то у Бану тетрадь со всевозможными рецептами, подробно записанные под диктовку Сады ханум и подруг по работе, уже распухла. А приготовление некоторых блюд подруг она даже наблюдала в живую на кухнях на специально организованных ради этого посиделках. Обручение и будущее замужество Бану вызывало радость у женской половины их коллектива, в котором она работала с момента окончания института, и все пытались помочь Бану создать счастливый союз. Почему-то у всех бытовала типовая картинка счастья - красиво накрытый стол с посудой, добытой нечеловеческими усилиями мам, вкусно приготовленная еда по экзотическому рецепту, и... Всё! Вот оно, женское счастье! Хотя у Бану даже эта картинка счастья пока не вырисовывалась. На все её кулинарные старания от Эльвина она слышала одну и ту же фразу – «Ничего, со временем научишься готовить!». Эта фраза сильно обижала Бану, тем более что её родители ели эту же еду с удовольствием и находили обеды вкусными. Обида тихо переросла в стойкое раздражение и с каждым разом готовить ей хотелось всё меньше и меньше.
Бану вынула из духовки противень с баклажанными рулетиками и проверила их готовность. Её фирменная подлива, которая с лёгкой руки трехлетнего племянника получила название «подлиза», была уже готова. Салат из свежих помидоров и огурцов был разложен по салатницам. Рулетики красиво уложились на блюде, полились сверху «подлизой» и посыпались зеленью. Каждый раз, подавая на стол, Бану вспоминала о своей мечте иметь на кухне красивую деревянную сервировочную тележку, чтобы разом отвозить все блюда в гостиную комнату. Но тележки у неё не было и поэтому ей приходилось делать несколько рейсов с подносом в руках. Каждый раз, заходя в гостиную, она прислушивалась к разговору, который последние месяцы не менял тематику - Эльвин постоянно жаловался родителям Бану на её капризы. «Капризами» он называл всё - наличие собственного мнения, любую мысль, отличную от его, её ироничность. Но почему-то в этот раз он стал требовать от родителей Бану найти «управу» на дочь. Причиной было свадебное платье, которое она не желала одевать на свадьбу.
- Сейчас она требует какое-то другое платье, а потом что будет?! - негодовал он праведным гневом.
Отец Эльвина, Адиль бей, просто отмалчивался и выражение его лица трудно было разгадать - было не понятно поддерживает он сына или нет. А Тогрул бей, отец Бану, впервые выдал тираду, которая позже попала в анналы истории семьи:
- Эльвин, теперь ты послушай меня. Ты пришёл, попросил руку моей дочери. Мы знаем твоих родителей много лет, и уважаем их. И мы предположили, что ты достойный сын своих родителей. Отдали нашу дочь тебе как на блюдечке. А ты решил, что она твоя и ты можешь диктовать ей. Это не так. Она не твоя и не наша. Она принадлежит самой себе. Никакая женщина не является вещью. Я наблюдаю за тобой эти шесть месяцев и удивляюсь тебе. Ты даже не пытаешься её завоевать. Ты надел ей на руку кольцо и решил, что всё? Это не так. Даже женившись на ней, ты каждый день должен будешь завоёвывать её. Каждый день доказывать, что достоин её и её расположения. Как ты относишься к Бану? Ты вообще её любишь?
Эльвин оторопело смотрел на Тогрул бея и молчал. Тут впервые заговорил его собственный отец, Адиль бей:
- О какой любви ты говоришь, Тогрул? Эльвин в своей жизни ни с кем не встречался. Вы же знаете, что три года он день и ночь был рядом с больной матерью, у её постели. Бану первая девушка в его жизни, и он не знает, как надо себя вести с ней. Вот и делает глупости.
Эльвин вскипел от слов отца:
- О чём вы говорите? Постыдились бы! Взрослые люди! Какая любовь?! Причём тут это вообще? Жена должна слушаться мужа во всём и всегда. А я с ней нянчусь - тебе это нравится или то?
В разговор вступила Сада ханум:
- Эльвин, так и должно быть. Она ведь будет одевать и носить эти вещи. Никто не хочет тебя вводить в ненужные расходы. Она может согласиться ради галочки, а потом ни разу не одеть. Тебе это понравится? Почему ты не хочешь считаться с её мнением?
- Сада ханум, я в последний раз говорю - вы неправильно воспитали свою дочь. Что я куплю, то она и будет одевать. В моей семье будет так и только так!
Тогрул бей обратился к Адиль бею:
- Адиль, он точно в вашей семье вырос? Это же похоже на домострой!
Сада ханум удрученно покачала головой и сказала:
- Эльвин, моей дочери двадцать пять лет. И никто и никогда не сомневался в её воспитанности. Она - воспитанная хотя бы потому, что молча терпит тебя.
Эльвин буквально взорвался от слов будущей тёщи и стал громко говорить, сопровождая каждое слово сильными хлопками ладонью о деревянный подлокотник кресла:
- Это платье, неважно, большое оно или маленькое, Бану оденет, как миленькая! Вы меня поняли?
Бану к этому времени закончила с сервировкой обеденного стола, бесшумно подошла к дивану, где разгорелся жаркий спор между её родителями и женихом, молча сняла с пальца обручальное кольцо и положила его на журнальный столик перед Эльвином:
- Я никому не позволю криком разговаривать с моими родителями. Вот ты, вот твоё кольцо. Я за тебя замуж не выхожу. Платье в пакете в коридоре. Все твои подарки я перешлю завтра. А сейчас - до свидания. И, очень прошу, не хлопай дверью.
Никто не ожидал такого поворота. Эльвин вскочил на ноги и истерично стал поторапливать своего отца. Адиль бей на прощание церемониально пожал руку Тогрул бею и учтиво попрощался с Садой ханум. Потом легко коснулся плеча Бану со словами «Дочка, прости и прощай». Он с сожалением окинул взором красиво накрытый стол, от которого аппетитно пахло, и под визг сына вышел из комнаты. Бану, дождавшись, когда визитеры покинут их квартиру, всё тем же невозмутимым тоном позвала родителей к обеду:
- Мама, папа! Еда остынет, давайте уже обедать.
За обедом никто ни разу не заговорил о еде, хотя долма по-иракски получилась великолепно. Родители никак не могли осознать, что помолвка на самом деле разорвана и разорвана таким странным образом. А Бану бесстрастно рассказывала обо всех больших и маленьких прегрешениях своего жениха, теперь уже бывшего, которые характеризовали его не лучшим образом.
- Вы помните, что я не была на годовщине смерти Эльвины ханум? Все его родственники тогда сказали, что мне, как нишанлы, нельзя ходить на кладбище. Будто это плохой знак. А я считала, что мне надо навестить могилу его матери. Годовщину справляли в воскресенье, а мы с Эльвином договорились на следующий день поехать на кладбище вдвоем...
Утром июльского дня Бану отпросилась на пару часов с работы, объяснив своему начальнику причину ухода. Начальник Бану, хотя и был требовательным к подчинённым, отличался интеллигентностью и никогда не вредничал. А в их конторе к вопросам дисциплины относились строго, и работники отдела кадров рьяно следили за всеми, особенно по утрам. Если сотрудник опаздывал хотя бы на пять минут, он должен быть пройти унизительную процедуру написания объяснительной записки под неодобрительными взглядами блюстителей трудового порядка. Начальник Бану гиперконтроль руководства не одобрял и любил повторять:
- Кто умеет работать, тот работает. А кто не умеет, тот контролирует работающих. Устроили здесь контору строгого режима! Стыд какой!
К Бану, как к работнице, у него претензий не было, более того он считал, что у девушки колоссальный потенциал и её ждёт карьерный успех. Поэтому ей не пришлось писать заявление на уход, обошлось коротким звонком начальнику отдела кадров. Ближе к обеденному перерыву Бану вышла из конторы и направилась в сторону станции метро. Прежде чем спуститься в подземку, она зашла в цветочный магазин и выбрала цветы. Это были те времена, когда в продаже еще имелись местные садовые розы - душистые и пышные. Собственно говоря, и выбор цветов в июле бывал не велик - гвоздики, ромашки и розы. Цветочник знал девушку и её коллег, которые были его постоянными клиентами, и часто покупали у него букеты на многочисленные дни рождения. Девушка выбирала между розовыми и бордовыми розами, и, немного подумав, сделала свой выбор:
- Бордовые розы. Двадцать штук, пожалуйста.
- Двадцать? Ханум, вы цветы на могилу несёте?
- Да.
- Аллах рехмет елесин . Решение ваше, но может гвоздики возьмёте? Они и дешевле намного, и после черного января у нас воспринимаются как траурные цветы.
- Понимаете, это для покойной матери моего жениха. Вчера, в воскресенье, отмечали годовщину её смерти, а на самом деле годовщина сегодня. Я уверена, что на её могиле много гвоздик. Покойная была красивой женщиной и умерла в пятьдесят лет. Я хочу отнести ей розы.
- Решение ваше, ханум.
Цветочник неторопливо отсчитал и аккуратно сложил цветы, ножницами выравнял розы по длине и срезал со стеблей колючки, завернул их в прозрачную целлофановую плёнку и со словами соболезнования передал букет девушке. Бану вышла из прохладного цветочного магазина в жару. Середина лета и должна была быть жаркой, просто в это время дня мало кто ходил под палящим солнцем. Дорогу на городское кладбище Бану знала приблизительно, и всё же успела подойти к воротам без опоздания. Эльвин, как всегда, был пунктуален и уже ждал её на входе у металлических ворот. Забрав цветы из рук невесты, он одной рукой привычно взял её за руку, а в другой нёс букет. Старое городское кладбище утопало в зелени кипарисов. Центральная аллея пролегала под тенью высоких деревьев, и на ней было не так жарко, как на улице. К тому же кругом была тишина, и даже шум машин извне не слышался. Молодые люди прошли вглубь кладбища, и когда Эльвин резко остановился у одной из могил, девушка чуть не споткнулась. Эльвин пробасил:
- Вот мамина могила.
Бану с удивлением оглядела могилу, на которой не было ни одного цветка, но вслух ничего не сказала, кроме «Аллах рехмет елесин». Девушка стояла перед могилой Эльвины ханум в почтенном молчании, а Эльвин раскладывал розы.
- А почему девятнадцать роз? Ты не знаешь, что должно быть чётное число цветов?
- Как девятнадцать? Я купила двадцать роз.
- Тебя обманули! Ну, конечно! - с возмущением сказал Эльвин.
- Не может этого быть. Смысл обманывать? Я их постоянный клиент. - как можно спокойнее парировала Бану.
Но Эльвин продолжил свою обличительную речь, во время которой Бану стоически молчала. Она считала, что кладбище не место для споров. Девушка тяжело вздохнула и посмотрела на изображение на мраморе. «Интересно, видит ли сейчас Эльвина ханум своего сына, который сам ни одного цветочка ей вчера не принёс?» Эльвин, не скрывая своего раздражения, положил одну розу на соседнюю могилу, восстановив чётность цветов на надгробии матери. Молодые люди постояли ещё недолго в тишине и ушли. Возвращаясь по аллее Бану, вдруг увидела на земле розу и холодным тоном сказала:
- А вот и двадцатая роза, которую я купила, а ты - уронил.
Эльвин молча поднял розу с земли, замешкался, не зная, что с ней делать и положил её на ближайшую могилу со словами:
- Надо же, как-то выпала из моих рук.
Выйдя за ворота кладбища, Бану спросила жениха:
- Ты не собираешься извиниться передо мной?
Эльвин искренне удивился:
- За что?
- За свои слова. Я ведь не знаю счёт, не знаю обряды, а мой цветочник - обманщик и подлюга. Ты же такой идеальный, и откуда такая криворукость? Что с тобой? И почему на могиле твоей матери нет ни одного цветка? Вчера ведь была годовщина её смерти, и тут было много людей. Ладно, мне ты за все это время только один раз цветы подарил, видимо случайно. А матери своей можно было хотя бы две гвоздики принести? Это всего один «мамед» стоит.
Эльвин злобно смотрел на Бану, он терпеть не мог, когда она отчитывала его и при этом уничижительно смотрела на него. А она вырвала свою руку из его руки и ушла, постукивая каблуками. Эльвин шёл за ней до самого метро, где она, так и не обернувшись, исчезла в толпе...
- Понимаешь, мама, таких случаев множество. Вы считаете это нормальное поведение нормального человека?
- Бану, это нормально для мужчин. Думаешь, твой отец был идеальным? Мне тоже пришлось его долго оттёсывать. Когда мы познакомились в 1961 году на летней практике, ты бы видела, как ест твой любимый отец - на газете! Как будто он не в семье вырос. А он профессорский сын.
- Мама, я же не о папе говорю. Я говорю о том, что у меня нет ни сил, ни желания воспитывать этого парня, который, кстати, тоже профессорский сын.
Глава 2 «Старое кольцо и новые раны»
Сада ханум хорошо поставленным голосом продолжила свою мысль:
- Притирка характеров бывает у всех. В природе не бывает идеально подходящих друг к другу людей и не бывает идеальных отношений. Различия в характерах и привычках это вполне естественно, и поэтому любые отношения строят. Строят! Прикладывают усилия, понимаешь?
- Я понимаю, что не бывает идеальных отношений. Я знаю, что все люди разные, у всех разные характеры. Но люди должны смотреть хотя бы на какие-то вещи одинаково или нет? А мы настолько разные, что даже слов нет описать это. Разные абсолютно во всём. И наша противоположность, вопреки законам физики, не притягивается, а отталкивается. Я вам сейчас приведу реальный случай. Помните, после обручения его двоюродные братья пригласили нас в гости?..
... Все трое двоюродных братьев Эльвина жили со своими семьями в отчем доме. Дом был старый, дореволюционной постройки, с парадным входом на узкую улицу где-то около Тезя Пира . До дома, где прожила в замужестве биби Эльвина, молодые шли пешком от самого дома Бану. Девушка была одета в красивое двубортное бирюзовое платье, на котором контрастировали молочного цвета воротник, окантованные лацканы и борта. Большие пуговицы молочного цвета, такого же цвета туфельки «лодочки» на шпильке и сумочка дополняли её образ. Девушка привлекала внимание прохожих, не важно мужчин или женщин, своим изяществом и элегантностью. Эльвин ловил эти взгляды и нервничал. На очередной взгляд, брошенный на Бану проходящей мимо женщиной, молодой человек резко сказал невесте:
- Тебе обязательно наряжаться так, чтобы все смотрели на тебя? Почему ты всегда так ярко одеваешься? Что ты хочешь доказать своим видом?
Бану недоуменно посмотрела на Эльвина и, отвернувшись, продолжала молча идти. Для молодого человека её молчание послужило зелёным светом для бесконечного словесного потока. Основным его требованием было «одеваться скромно и неприметно». Наконец Бану, доведенная льющимся негативом до белого каления, вышла из себя, вырвала руку из его крепко сжимающей руки и резко сказала:
- Я одеваюсь так, как хочу. Смотрят на меня? Ну и отлично. Люди любят смотреть на красоту, нравится тебе это или нет. Всё! Я возвращаюсь домой, и ни в какие гости я не иду!
- Мы уже пришли и не кричи, пожалуйста, на нас смотрят.
Оказалось, что они стояли перед парадной дверью некогда красивого дома и на них с балкона на втором этаже с любопытством смотрели три молодые женщины.
Квартира оказалась лабиринтом из маленьких, заставленных мебелью, комнат. В одной из комнат без окон был накрыт стол и за ним уже сидели трое бородатых братьев, которых Бану уже видела на своём нишане . Их жён на мероприятии не было, и поэтому знакомство с невестой Эльвина было желанием именно женщин. Они радостно приветствовали Бану, своеобразно вслух восхищаясь ею:
- Ай, какая ты стройная! - говорила одна из женщин, другие две соглашались и тут же добавляли:
- Это до первой беременности. Мы тоже такие были.
- А какие ногти красивые! Сама маникюр делаешь?
- Ничего, после свадьбы забудешь про маникюр. Тем более там двое мужчин, которые привыкли по дому ничего не делать. Всё делала рехметли Эльвира.
- Волосы какие длинные! Это они от природы такие ровные? Или ты маски какие-то делаешь?
- После родов потеряешь все волосы. Все теряют волосы...
- Бану, ты работаешь?
- И это тоже скоро прекратится! Эльвин запрёт тебя дома, как нас заперли. Вот увидишь.
Когда наконец пристальный осмотр Бану прекратился и её посадили за стол рядом с Эльвином, поставив перед ней стакан чая. Не успела Бану выпить чай, как тут же стакан обновился. Со вторым стаканом она тянула как могла, не допивая до конца, но и его заменили на долитый до верха душистым чаем. Интерес к Бану быстро пропал из-за её односложных ответов на многочисленные вопросы. Хотя, скорее основным остужающим был ответ на вопрос, который Бану расценила как провокационный:
- Ты довольна теми подарками, которые они принесли на нишан?
Бану ответила так, как было на самом деле, но её ответ расценили как высокомерие и неискренность:
- Подарки? Я их ещё не распаковала.
Женщинам ответ не понравился и они, не переставая что-то бурно обсуждать, вышли из комнаты, и как-то сразу исчезли так, что даже голосов их не было слышно. Бану, оставшись одна в мужской компании, прислушалась к разговору за столом и её неприятно поразила обсуждаемая тема - Эльвин с восторгом в голосе рассказывал о статье про воровские авторитеты, опубликованную в одной из популярных газет. Статья была длинной, ее разбили на несколько выпусков, и он принёс с собой все вырезки. Бану удивило знание её женихом описываемых в газете людей и событий. «Боже! Куда я попала?!» - думала Бану.
Женщины больше в комнате не появлялись, а три стакана чая на пустой желудок очень быстро дали о себе знать. Бану, поняв, что терпеть ей уже невмоготу, тихо шепнула на ухо Эльвина:
- Мне нужно выйти.
- Куда?
- В туалет.
- Ну иди.
- А куда? Я не знаю, где туалет?
Эльвин встал из-за стола и исчез в лабиринте, через какое-то время он появился с одной из хозяек дома. Та пригласила Бану с собой, провела по длинному извилистому коридору на кухню, через неё вышли на крыльцо. По скрипучей деревянной лестнице они спустились в маленький глухой внутренний дворик. Во дворике напротив глубокой прямоугольной каменной раковины были две двери, за одной из дверей был азиатский туалет. Бану уже вслух тихо сказала:
- Боже! Куда же я попала?!
Остаток вечера прошёл за обсуждением всё той же темы и наконец молодые ушли, поблагодарив хозяев за приём. Не успели они выйти на улицу, как Эльвин набросился на невесту с возмущением:
- Как тебе не стыдно, Бану?! Ты у меня спрашиваешь про туалет. Ты - что, не могла пойти на кухню и спросить женщин? Ты меня за кого принимаешь?
Бану как будто ждала начало этого разговора:
- За кого я тебя принимаю? За человека, за которого выйду замуж и буду жить в одной квартире, и даже спать в одной постели. Ты не знал, что это нормально для человека ходить в туалет?
- Меня зачем ты спросила про туалет? Тебе не стыдно? - задыхаясь от возмущения прокричал Эльвин.
- Нет, не стыдно. - Бану явно забавлял спор. - Ты считаешь, что я должна была ходить по дому и искать по углам жён твоих кузенов? Это же не типовая квартира, где легко ориентироваться. А знаешь, гораздо стыднее для образованного человека из интеллигентной семьи восхищаться криминальным миром. А ещё стыднее воровать общественные деньги и ходить на них в ресторан, даже если тебе было пятнадцать лет. Ты же этим хвастаешься, как будто подвиг совершил. Так что, это у тебя ложное представление о стыде и чести!..
- Теперь вы понимаете, что мне приходилось терпеть эти полгода? И знаете, что было самым ужасным? А то, что на следующий день Эльвин, как ни в чем не бывало, встречал меня около работы. А я должна была изображать, что ничего из сказанного или сделанного им накануне не обидело меня. И всё почему? Потому что у меня на пальце было это злополучное обручальное кольцо. Все началось именно с него.
... Кольцо Бану невзлюбила с самого начала. Они с Эльвином встретились у станции метро, чтобы пойти в ювелирный магазин и выбрать обручальное кольцо. Так они условились по телефону и так предполагала Бану. На самом деле они пошли в ювелирную мастерскую к ювелиру, к которому Эльвина направил кто-то из его родственников. Молодой человек достал из внутреннего кармана куртки кольцо и протянул ювелиру. Ювелир повертел кольцо в руках и попросил Бану примерить. Девушка в непонимании от происходящего растерянно спросила почему-то ювелира:
- Что это?
Ювелир посмотрел на неё поверх очков и тоже растерянно ответил:
- Как что? Обручальное кольцо.
- Чьё обручальное кольцо?
- Не знаю чьё, но кажется будет вашим.
Бану наконец повернулась к Эльвину и спросила уже его:
- Чьё это обручальное кольцо?
Эльвин вопрос сразу же встретил в штыки. Это было видно по его всему виду. Девушка, с которой он был знаком неделю, и с которой у него было назначено обручение на воскресенье, смотрела на него с расширенными от удивления глазами.
- Это кольцо моей бабушки. Она завещала его для моей жены.
- Почему я узнаю об этом только сейчас? Ты же говорил, что мы купим кольцо.
- Я не говорил, что купим. Я сказал - мы возьмём кольцо. На обручение мы принесем тебе это кольцо, кольцо моей бабушки. Это старое золото, ценное, сейчас такого золота нет.
Бану не знала, что сказать и как себя вести, и растерянно сказала:
- Но я хочу кольцо другой модели. Не такое широкое, поуже, вернее, узкое. Это кольцо старомодное какое-то...
И вдруг озарённая мыслью, она радостно воскликнула:
- А, я поняла! Вы его переплавите?
Ювелир протёр стекла своих очков и сказал:
- Я могу переплавить. Отлить кольцо той формы, какую вы хотите. Оно весит...
Ювелир взвесил кольцо и сообщил:
- 9.5 граммов. При переплавке теряется 8-10% от веса, всё зависит от состава. Можно сделать классическое кольцо, оно не будет «бочонком», грамм пять. А из остатка сделать браслет цепочку.
- Да, лучше переплавить. А ещё лучше, купить новое. И эту реликвию оставить как есть.
Эльвин, весь красный и вспотевший от ярости, наконец вступил в разговор и отчеканивая каждое слово пробасил:
- Это! Кольцо! Моей! Бабушки! Его надо просто опустить в золотую воду и посадить на её палец. Никакой переплавки и переделки не будет. Никакого нового кольца тоже не будет.
- Почему? - одновременно спросили Бану и ювелир. Девушка, полагаясь на свой дар убеждения, стала спокойным голосом уговаривать:
- Эльвин, это кольцо твоей бабушки. Согласна, его нельзя переплавлять. У кольца, как и у твоей бабушки, своя история, своя судьба. Я хочу тонкое кольцо, новое, моё, которое будет моей историей, моей судьбой. И то кольцо, которое я хочу, намного дешевле этого. Намного!
Ювелир тоже решил сказать свое слово:
- Это в советские времена было модным одевать широкие тяжёлые кольца. Сейчас такие кольца не носят. А это кольцо не стандартное, шире обычного, очень большой «бочонок». У девушки тонкие пальцы, ей такое кольцо не подойдёт.
На лице Эльвина появилась мимика раздражения и нетерпимости, которая сильно исказило его симпатичное лицо, и он довольно грубо сказал ювелиру:
- Делайте то, что вам сказали. Вы думаете я не знаю, что вы хотите? Подсунете мне фальшивку, а это кольцо умыкнете. Это настоящее золото, довоенное ! Уменьшите это кольцо на её палец и обновите его. Это всё, что от вас требуется!
Ювелир с возмущением посмотрел на молодого человека и сказал:
- Я работаю ювелиром уже тридцать лет, и никто и никогда не обвинял меня в воровстве. Тот, кто вас прислал ко мне, попросил всё сделать для вас за его счет. Если бы не он... Хорошо, я сделаю, но больше ко мне никогда не приходите.
Кольцо было слишком большим для тонкого пальца Бану. Его ужали по краям и опустили в золотую воду, которая скрыла все царапины и потёртости на его поверхности. Бану убитым голосом сообщила, что должна срочно вернуться на работу. Эльвин проводил её до станции метро, и ушёл по своим делам. Внизу на перроне Бану столкнулась с парнем из института, который учился с ней в параллельной группе, но имени его она даже не помнила. А тот, увидев Бану, очень обрадовался, и тут же заметил, что с ней что-то не так. Бану не своим голосом сообщила, что в воскресенье у неё будет обручение. Услышав про помолвку, парень изменился в лице. От радости не осталось и следа. И всё же он спросил:
- Почему же ты тогда такая расстроенная?
- Потому что, мне кажется, что я совершаю ошибку. Большую ошибку. Мне кажется, что он не мой человек.
Парень взял Бану за руку и сказал, с трудом подбирая слова:
- Я понимаю тебя, тебе страшно. Ты как будто стоишь на краю пропасти, а внизу темная река. Можно прыгнуть, не задумываясь, разбиться насмерть или выплыть из этой реки. А можно, понять себя, свои чувства, и, набравшись смелости, отойти от края обрыва. Я тебе посоветовал бы разобраться в себе. Ты не та девушка, у которой это единственный шанс в жизни. Многие парни были бы счастливы быть рядом с тобой. Просто осмотрись, наверняка рядом есть твой человек. И в конце концов, сейчас конец 20 века, и ты сама решаешь свою судьбу, не твои родители.
Бану смотрела на худого парня, имя которого она не помнила, а по её лицу текли слезы:
- Спасибо тебе большое. Мне тебя сама судьба послала.
Вдруг раздался возмущенный женский голос:
- Ах, вот ты где?! Я же тебя наверху жду!
Голос принадлежал невысокой девушке, которая влезла парню под руку и, неприветливо кивнув в сторону плачущей Бану, командным голосом спросила:
- Кто это?
- Это Бану, мы вместе учились в институте. - запинаясь ответил парень.
Бану, взяв себя в руки, смахнула с лица слезы и глухим голосом сказала:
- Мне надо идти, до свидания...
Бану убрала со стола остатки еды и грязные тарелки. Подала всё к чаепитию и продолжила с родителями разговор, который перешёл в длинный монолог. Она протянула руку матери и, показав место на безымянном пальце, сказала:
- Посмотри, на моем пальце на месте обручального кольца раздражение, видишь ранки? Я ходила к дерматологу, он сказал, что у меня контактный дерматит, аллергическая реакция на сплав кольца. Посоветовал поменять на золото более высокой пробы или на платиновое. Я уже шесть месяцев лечу палец гормональной мазью от дерматита. Вы знали, что у меня аллергия на золото?
Сада ханум тяжело вздохнула и отрицательно покачала головой:
- Бану, про твою аллергию на золото я не знала. Ты же всегда носила золотые кольца, цепочки, серьги. Никакой аллергии не было. А на синтетику, да, у тебя с младенчества аллергия. Ты всегда была аллергиком. Но реакция на это кольцо... Может это всё-таки психосоматика?
- Может я и псих, но не настолько, чтобы взращивать пузырьки на своей коже. Дело исключительно в кольце. Вначале кожа под ним горела, потом был зуд, началось шелушение. А когда пошли пузырьки, они стали лопаться и из них начала сочиться жёлтая жидкость, я вообще не могла надевать кольцо. Мазь же больше недели мазать нельзя. Вы знаете, как я лечила палец? Вы даже не замечали, что я брала папино обручальное кольцо из вашей шкатулки. На работе я носила его, и у меня заживала рана. Все дело в золоте и в кольце. Папино кольцо меня лечило, а Эльвина - калечило. Какой сам Эльвин ядовитый, такое же и его кольцо.
Сада ханум и Тогрул бей удрученно молчали. Тогрул бей наконец сказал:
- Мы видели, какая ты стала несчастная после обручения. Мы перестали видеть тебя улыбающейся и слышать твой смех. Бану, мы не враги тебе, и никто против твоей воли идти не будет. Мы поддерживаем тебя в любом твоём решении. Мне лично казалось, что вначале он тебе понравился. Он всем нам понравился тогда. Неужели мы все так сильно ошиблись в нем?
- Папа, мы не ошиблись в нём, мы обманулись. И обманулись мы тем образом, который был создан его родителями и навязывался нам много лет. Мы верили, что он особый, умный, хороший, воспитанный. Ведь у таких родителей, как Адиль и Эльвина, не могло быть плохого сына...
Адиль и Эльвина познакомились в университете будучи студентами физмата . Молодые полюбили друг друга, после окончания университета поженились и продолжили свое образование в аспирантуре. Защитив свои диссертации, они стали преподавать в разных вузах и разные предметы - Адиль физику в родном университете, а Эльвина математику в политехническом. У них родился долгожданный сын, которого Адиль назвал в честь супруги Эльвином. Однажды на чьей-то свадьбе они познакомились с Тогрулом и Садой, которые сидели с ними за одним столом. Две молодые семейные пары оказались близкими друг другу по духу, интересам и семейным укладам. Более того, Тогрул и Сада жили в пешем ходу от дома Адиля и Эльвины. И не удивительно, что эти две пары, представители академической и технической интеллигенций, подружились и время от времени виделись в домашней обстановке. О сыне Эльвине его родители часто восхищенно рассказывали друзьям, считая сына одарённым ребёнком. Сын Тогрула и Сады был старше Эльвина, а дочь младше. Для того чтобы мальчики играли и дружили, на посиделки к семейным друзьям они брали сына. В 80-х годах семейные встречи стали редкими, уступив место телефонным разговорам, да и те со временем тихо свелись на нет. К 90-м годам контактов почти не стало, и только однажды телефонный звонок от Адиля принес скорбную весть о смерти Эльвины.
Глава 3 «Невеста по завещанию»
На похоронах Сада узнала, что Эльвина последние годы страдала от онкологии. А её возмужавший сын заботился о матери, не оставляя её ни на минуту без внимания. Адиль выглядел сильно состарившимся, был убит горем и потерян, а все пришедшие на поминки с уважением смотрели на его брутального сына, который весь груз похорон матери взял на себя. К тому же Эльвин был жгучим брюнетом с большими красивыми глазами, коренастым, от него веяло силой. И печаль на его по-мужски красивом лице вызывала ещё больше сочувствия и сострадания. А когда спустя несколько месяцев после смерти жены Адиль позвонил Тогрулу и рассказал о последнем желании покойной сосватать Бану за Эльвина, все были сильно удивлены. Оказалось, что за пару лет до смерти, Эльвина на улице случайно познакомилась с Бану. Вернее, Бану узнала Эльвину по фотографиям из их семейного альбома, подошла к ней и представилась. Женщины прошли вместе по улице, болтая и смеясь. Эльвина буквально влюбилась в красивую дочь семейных друзей, которую в последний раз видела маленькой девочкой. Бану поразила её своим чувством юмора, умом, начитанностью и, самое главное, источающей позитивной энергией. С той самой встречи Эльвина мечтала познакомить сына с Бану и всё ждала, когда болезнь отступит. Но болезнь оказалась сильнее, и последний год жизни Эльвина практически не вставала с постели. Сватовство, о котором она грезила, не состоялось, но Адиль обещал любимой жене осуществить её мечту. Эта грустная, но в то же время романтичная, история вызвала слезы печали на глазах Сады ханум, а Бану, под влиянием рассказа, была очарована красивым и печальным образом Эльвина. Тогрул и Сада, получив одобрение от дочери, не отказали Адилю в его просьбе и с их благословения состоялось знакомство молодых людей. На встрече Эльвин был прямолинеен, сразу сделал предложение Бану и тут же озвучил условие, чтобы брюк на ней больше не было. «Прийти на свидание в брюках - это неприлично!». Таков был категорический вердикт рыцаря «печального образа». На следующей день критике подверглись её маникюр, цвет помады и походка. Ещё через день он потребовал меньше улыбаться на людях, и перестать ходить на аэробику, куда порядочные женщины не ходили. Дальше подверглись критике занятия английским языком по вечерам. Через неделю общения с Эльвином от его романтичного образа не осталось и следа. В тот день, когда на голову Бану набросился красный платок, а на палец наделось тяжёлое кольцо, она уже понимала, что этого человека не сможет полюбить. И самое главное то, что он её тоже никогда не полюбит. Но прекратить начатую помолвку самой ей оказалось непросто. Любая попытка Бану обсудить в семье или с подругами непонятные поступки, высказывания и требования Эльвина, превращались в уговоры из разряда «не суди строго», «ему пришлось многое пережить», «в душе он добрый малый», «женщина должна быть терпеливой» и так далее. К беспокойствам Бану окружающие были глухи и, тем самым, равнодушны.
Таковым было начало помолвки. А чтобы положить ей конец, Тогрул созвонился с Адилем, и они встретились в ближайшем парке. У Тогрула в руке были два больших пакета с плотно сложёнными подарками, принесенными Эльвином и его родными невесте. Немолодые седовласые мужчины, Тогрул и Адиль, были удручены событиями предыдущего дня. Старые друзья заняли столик в тени высокого дуба в летней чайхане. Худой парень чайчи быстрыми движениями разложил на столе армуды стаканы, сахарницу с кусковым сахаром, вазочку с вареньем из белой черешни, розетки с чайными ложками. Чуть позже чайчи принёс керамический чайник со следами копоти от самовара. Чайник был скреплен самодельным металлическим креплением, который не позволял ему развалиться на части по трещинам, образовавшимся от перегрева. Горячий ароматный чай красного цвета в тёплый октябрьский день доставлял удовольствие даже в преддверии тяжёлого разговора отцов семейств. Тогрул первый начал говорить:
- Адиль, как ты?
Адиль, держа в руке армуды стакан и слегка навалившись на стол, ответил не сразу:
- Я расстроен. У меня такое чувство, что я, не выполнив последнее желание Элечки , потерял её еще раз.
Тогрул, услышав имя покойной, по мусульманскому обряду тут же выразил соболезнование:
- Аллах рехмет елесин Эльвину. Бесконечно жаль, что она умерла. Я уверен, будь она жива, всё было бы иначе.
- А я в этом не уверен. Понимаешь, что получилось. Элечка полюбила Бану. Она жила мечтой привести её в свой дом в качестве жены сына и своей дочери. И эта мечта стала олицетворением и счастья, и выздоровления. Мы, я имею в виду себя, Элечку, и отчасти Эльвина, верили, что с появлением Бану в нашей жизни в семью вернётся радость. Элечка готовилась к сватовству не на словах. В тяжёлых для неё условиях она продолжала заниматься репетиторством и как-то умудрялась покупать драгоценности для невесты. Всё успела купить. После её смерти мы обнаружили коробку, в которой были футляры с ювелирными изделиями и записками. Там было все расписано её почерком - что дарить на хери , что на нишан, на день рождения, на каждый праздник и на свадьбу. Она подготовила всё золото, всё было новым и красивым, в красных бархатных футлярах.
Адиль замолчал, говорить о жене без спазма в горле он ещё не научился. Тогрул, нарушив молчание, спросил:
- А обручальным кольцом должно было быть кольцо твоей покойной матери?
- Нет, Элечка купила и обручальное кольцо тоже. Она считала, что Бану, её маленькой кисти, подойдёт тонкое кольцо с жёлтым отливом. Элечка умудрилась купить такое кольцо и несколько вещей в Дубае через родителей своих учеников. А кольцо моей матери она просила продать, если нужны будут деньги. Я много раз объяснял Эльвину, что кольцо моей матери не то кольцо, которое отец ей дарил. Мои родители женились до войны, и у нее было другое кольцо. Это же кольцо «бочонок» мать купила себе уже в 50-х годах, и не известно какой ювелир его отлил. У моей матери была крупная кисть и она хотела широкое кольцо. Семейной реликвией это кольцо никогда не было.
- Тогда почему Эльвин так настаивал на этом старом кольце? Понимаешь, Адиль, не в кольцах счастье, мы все это знаем. Просто Эльвин ломал Бану и её девичьи мечты. Зачем это надо было? Кроме того, то старое кольцо дало реакцию на кожу Бану. Она же у нас аллергик. И это всё добавляло разлад в их отношения. Зачем он так повёл себя?
Адиль сокрушенно покачал головой и уставшим голосом сказал:
- Тогрул, на этот вопрос я не могу дать ответ даже самому себе. Эльвин получил самые детальные инструкции от матери, какие только могут быть. А из-за этого старого кольца у нас в доме был спор не только со мной, а ещё и с Рауфом, братом Элечки. Рауф считал, что если мы идём сватать ту девочку, которую выбрала Элечка, то всё должно быть так, как она хотела. А Эльвин упёрся как баран. Кстати, Рауф предсказал, что Бану вернёт кольцо, правда он называл срок один месяц. Бану продержалась полгода.
Мужчины помолчали и Адиль вполне искренне сказал:
- У меня нет претензий к Бану, она умная и добрая девочка, надо отдать должное - она пыталась строить с ним отношения. Всё, что произошло, случилось по вине только Эльвина. И ещё, опять это слова Рауфа, мы с ним вчера долго говорили по телефону - мы мечтали о Бану, и верили, что она нас осчастливит. Но никто из нас не думал о том, что есть счастье для самой Бану. Эльвин не есть счастье для неё. Вот поэтому я считаю, что даже если бы Элечка была жива, эта помолвка все равно была обречена на разрыв.
- Прямо по Пушкину - «Нельзя в одну телегу впрячь коня и трепетную лань».
- Ай сагол ! Именно! Они совершено разные. Я не знаю, помнишь ли ты, как Рауф перед отъездом пригласил нас с Эльвином, Бану, и ещё своих кузину с семьёй на квартиру, где он оставался?
Тогрул извиняющее покачал головой и сказал:
- Я такие вещи не помню. Это Сада может помнить события даже тридцатилетней давности вплоть до разговоров и интонаций участников. А Рауф - это тот музыкант, верно? Из Германии?
- Да, да! Рауф с семьей живут в Германии, жена у него еврейка. Они оба музыканты, с молодости были дуэтом – он на скрипке, а она на фортепиано. В общем, мы собрались у Рауфа на съёмной квартире. Он накупил всякой еды и попросил Бану помочь сервировать стол и всё нервничал, что еды не хватит. Бану так подала, что стол получился роскошным. Там был даже эпизод, когда целого лимона не оказалось, а был половинчатый. Бану этот лимон так нарезала, что никто не понял каким был лимон. После этого вечера, Рауф заявил, что Бану из тех девушек, которые приносят в дом рузы-берекет . А ещё, пока они колдовали на кухне, Рауф и Бану много общались и на очень серьёзные темы. У Бану есть конкретные планы на жизнь, она продолжает учиться, развиваться и работает над тем, чтобы стать профессионалом в своей специальности. А Эльвин... Пока мать болела, он смотрел за ней. Я преподавал, много занимался репетиторством, как-то пытался обеспечить нас и находить средства на лечение. Мне было даже удобно, что Элечка дома не одна, всё равно пришлось бы нанимать сиделку. Но Эльвин... Он не пытался искать работу ни при жизни матери, ни после её кончины. Основное отличие его от Бану в том, как они живут эту жизнь и что хотят от неё получить. Уступая Бану в целеустремленности, мой сын просто пытался взять верх над ней желчью и негативом.
- Он просто её не любит. Если бы любил, наверное, поступал иначе. - уверенно сказал Тогрул. - И его основным желанием было подчинить её себе.
Адиль кивнул в согласие:
- Это конечно же не любовь. И самое обидное, что советчики Эльвина - эти «умники», мои племянники. По их указке он не подарил кольцо на хери. Я уверен, что по их советам он прицепился к тому старому кольцу. По их рекомендациям он жмотничал на каждой мелочи, чтобы девушка, видите ли, не обнаглела. И вот результат!
- А почему твои племянники для него больший авторитет, чем ты, отец, или дядя?
- Это ещё один вопрос, на который у меня нет ответа. Самое интересное, что мои родители всегда страдали из-за того, что сестра вышла замуж за деспота, который держал её в тёмном теле. Постоянные побои, скандалы, издевательства. Что только она, бедняжка, не пережила за свою недолгую жизнь. И вот сыновья этого недочеловека, не побоюсь его так назвать, повторяют философию своего отца. Но почему мой сын похож на них, я не понимаю. Он ведь рос в моей семье, и видел наши с Элечкой отношения, наши семейные ценности. Видел и знал, как мы переживали за его биби, и за плохое отношение к любой женщине. Не знаю, как это получилось, но мы видимо были слишком уверены в том, что наш сын не может быть иным. И не заметили, что его воспитала среда, а не мы. А еще добавилось то, что случилось с ним в армии и что послужило причиной болезни Элечки...
Понимание того, что их сын не такой, каким они его себе представляли, пришло при поступлении в вуз. Во-первых, его выбор специальности по принципу больших левых заработков в будущем, шокировала его родителей. Во вторых, Эльвин слабо сдал вступительные экзамены, а среди них были физика и математика. То есть парень, у которого родители-репетиторы по этим предметам, и которые усиленно занимались с ним, получил тройки. Оба родителя восприняли его оценки, как удар по своей репутации. Тем не менее Эльвин был зачислен на факультет с самым низким проходным баллом. Правда, Эльвина посодействовала этому зачислению, пойдя против своих правил и найдя нужных людей. А через год родители Эльвина были почти уничтожены его арестом и военным судом во время службы, на которую он попал после окончания первого курса. В части, в которой служил Эльвин, был убит солдат и случилось это в ночь, когда Эльвин нес караул. Следователь сообщил по телефону родителям Эльвина, что их сын в составе группы людей активно участвовал в убийстве беззащитного парня. Эльвина, потрясенная этим известием, потеряла сознание. А когда она пришла в себя, то не останавливаясь плакала, отказываясь верить в то, что её ребенок - хладнокровный убийца. Эльвина и Адиль срочно выехали на место службы сына в какую-то российскую глубинку, где тот сидел под арестом. Приехав, они от того же следователя узнали, что Эльвин лично не участвовал в убийстве, а был часовым и пропустил «дедов» на разборки. На суде Эльвин дал показания, что был часовым на центральном входе в казарму, и мимо него никто не проходил. Когда же шум из казармы дошёл до него, он поднял тревогу, но было поздно. Его слова нашли подтверждение и суд снял с Эльвина обвинение в соучастии. Но пережитое не прошло мимо ни Эльвины - через год у неё диагностировали онкологию, ни Адиля - он перенёс микроинфаркт, ни Эльвина - он вернулся из армии другим человеком. И с тех пор, а может и раньше, но между Адилем и его сыном не было взаимопонимания. В завершении разговора, попросив простить себя и Эльвина, Адиль попрощался с Тогрулом.
А через неделю Бану, выйдя с работы, увидела Эльвина, ожидающего её на привычном месте. Бану подошла к нему и, спокойно глядя ему в глаза, спросила:
- Здравствуйте, молодой человек. Кого-то ждёте?
Эльвин широко улыбнулся и ответил в тон:
- Да, жду, одну молодую особу. Хочу проводить её до дома.
- Не надо провожать её, тем более до дома.
- Почему не надо? Она ведь моя невеста.
- Бывшая невеста, попрошу не забывать об этом.
- Бану, давай поговорим.
- Ну, давай поговорим.
Молодые люди неторопливо прошли по тенистой улице и присели на скамейке в парке. Октябрь подарил Баку красивую осень - солнце мягко грело, на деревьях все еще была зелень, но в воздухе уже чувствовалась свежесть и прохлада. Молодые обсудили то, как прожили эту неделю после разрыва. Говорили спокойно, беззлобно, шутили, и даже смеялись. Никакого напряжения или раздражения ни в голосах или жестах не было. Они говорили так, как говорят друзья или родные люди. Эльвин коснулся темы примирения:
- Бану, мы должны пожениться.
- Должны? Кому это мы должны?
- Друг другу. Я боюсь, что ты теперь замуж не сможешь выйти. Ты ведь вернула кольцо, а это в глазах общества позор.
- Эльвин, ты знаешь какое сегодня число?
- Сегодня? 14 октября 1996 года.
- Вот видишь. Не 19-й век, не начало 20-го века и даже не его середина. Ты застрял в каком-то другом времени. Никто не женится на мне, потому что я расторгла помолвку и опозорила себя! И ты, благородный идальго, меня спасаешь от позора.
Бану в стиле немого кино жестами изобразила отчаяние, потом радость. Они оба весело рассмеялись от этой маленькой пантомимы. И было странно от того, что им впервые за последние полгода было весело и интересно друг с другом.
- Эльвин, давай ты не будешь меня спасать. Мы тихо и мирно займёмся своими жизнями порознь друг от друга.
Они посидели немного, помолчали. Эльвин спросил:
- Бану, а что у нас пошло не так?
Бану не пришлось собираться мыслями и ответила сразу:
- Всё пошло не так. С самого начала. Нам не надо было обручаться. Пообщались бы, через неделю или две поняли бы, что не подходим друг другу и расстались бы. Не надо было делать эльчи , нишан, вовлекать родственников. Мы разные с тобой. Сейчас же ты можешь честно признаться, что не полюбил меня?
Эльвин странно посмотрел на Бану и ответил:
- Всю неделю я тебя страшно ненавидел. А сегодня утром захотел тебя увидеть. И когда увидел, понял, как сильно соскучился по тебе.
- Соскучился? Как ты говорил? Я сушу тебе мозги? Ты по этой сушке мозгов соскучился?
- Нет. По твоей руке. По твоему лицу. По твоему голосу. По тем дням, когда ты была в моей жизни. Бану, давай начнём всё с начала? Начнём так, как будто ничего плохого не было между нами?
- Эльвин, ты кое-что забыл. Ты забыл спросить, соскучилась ли я по тебе.
- И что? Не соскучилась?
- Нет, не соскучилась. Мы сейчас с тобой так запросто сидим, общаемся. А пока были помолвлены, мы так не могли. Мы, наверное, можем быть только приятелями, и больше никем. Мы не любим друг друга и вряд ли полюбим. У меня к тебе нет чувств. А я хочу любить и быть любимой. И тебе желаю влюбиться и полюбить всем сердцем! Я верю, что у нас есть наши половинки. Мы их обязательно встретим. А сейчас, мне надо идти, я опоздала на английский. Прошу тебя, не ходи за мной больше.
- Не буду. Будь счастлива, Бану. И прости меня за всё то, что сделал не так.
- И ты будь счастлив. Прощай.
Живя в одном городе, Бану и Эльвин больше никогда не встретились. Их пути дороги ни разу не пересеклись. Каждый из них продолжал свою жизнь, навсегда забыв о том, что другой существует где-то рядом.
Продолжение следует http://proza.ru/2025/04/08/1269