Для игры «Этюды 6», 21. Нам не дано предугадать...
http://proza.ru/2025/06/24/114
Каждый день — одно и то же. Я вхожу. Она — уже здесь. Или наоборот. Иногда взгляд сразу, иногда будто тянет — но всегда замечает. Всегда. Не могу сказать, что она красивая. В привычном смысле — нет. Но в ней было что-то правильное: спокойное лицо, неброская, но со вкусом подобранная одежда, волосы собраны в нетугой хвост. Говорит негромко. Иногда смеётся. Не в голос, а — глазами. Интересно, с чего это началось. Может, с того дня, когда мы сели за соседние столы. Или когда одновременно подошли к лотку с вилками, и она сказала: «Извините». Слишком внятно. Будто между нами уже была история. Хотя — не было.
Я каждый день думаю: симпатия? Это она? Это у меня? Что это вообще — симпатия? Это про желание? Про тепло? Про взгляд, который задерживается на секунду дольше?
Хотя ведь у меня симпатия и к поварихе на раздаче. Большая, строгая, неулыбчивая. Но когда смотрит на меня — лицо теплеет. И если гуляш, то вся тарелка — в мясе. Симпатия? Да. Но не более. А с ней — с той, за столом — может быть больше. Вот в этом и разница.
Я захожу — сразу ищу её глазами. Если не вижу — внутри лёгкое расстройство. Как будто день не сложился. Мы до сих пор не знакомы. Но уже не чужие.
Знаю её повадки. Как не берёт салат с соусом. Как морщится, если рядом слишком громко. Как сердится — тихо, с прищуром. И она ищет. Я это вижу. Видит — и будто выдыхает. Как будто я — её привычка.
Между нами — ничего. Ни слов. Ни переписки. Ни намёков. Только взгляды. И молчание. Но оно не пустое. Оно плотное. Как снег, когда идёшь один и слышишь только свои шаги.
После обеда — почта, звонки, срочность. Я о ней не думаю. Совсем. Она будто выключается вместе с табло столовой. Нет её. И не надо. А потом — снова обед. Снова вижу. Снова смотрю. Снова — этот нелепый подъём. Хотя ничего не происходит. Иногда вижу, как она говорит по телефону. С кем? С парнем? С мужем? С подругой? Голос спокойный. Но не скучный. Тот самый. Правильный.
И всё же — я ничего о ней не знаю. Ни имени. Ни возраста. Ни отдела. Я даже не уверен, есть ли у неё отчество. Но мне этого хватает. Для чего — не знаю. Не для жизни. Не для действия. Просто чтобы день был с человеческим лицом. Иногда думаю: а если бы она подошла? Сказала что-то. Просто — по делу. Без флирта. Без провокации. Я бы, наверное, отреагировал сухо. И весь этот хрупкий пузырь — лопнул бы.
Потому что всё держится — на недосказанности. На утренней нерешительности. На том, что между нами никогда не будет понедельника. Или пятницы. Только — обед. И симпатия. Та, что не требует развития. Не кричит. Не мучает.
Но она всё же растёт. Каждый день. Мы уже киваем. Иногда — «привет» у подносов. И в этих двух слогах — что-то чуть больше, чем вежливость. Кажется, мы не просто взглядами обмениваемся. Мы — в симпатии. В живой, неловкой, передержанной симпатии. Которая висит между нами, как пар над супом.
Иногда охватывает странное беспокойство: вдруг симпатия уйдёт. Скатится в привычку. Как повариха, которая даёт мясо просто от души. Станет чем-то бытовым. Не живым — а тлеющим. Может, лучше оставить всё как есть — в ненарушенной симпатии. Или шагнуть дальше — в отношения. А может — просто сблизиться. Снять напряжение. Не думая о последствиях.
Я надеваю на себя лёгкость. И решаюсь. Подхожу. Сажусь рядом.
Она вздрагивает, но улыбается. Улыбка — натянутая, будто боится сползти. Мы едим молча. В тишине. Потом я говорю:
— Может, в субботу… в парк?
Она, не глядя:
— Нет. Мы с мужем и детьми — на дачу.
Я киваю. Коротко. Без эмоций. Пауза. Потом она:
— А в пятницу? После работы?
— С женой к друзьям, — говорю.
Мы снова едим. В тишине. В симпатии. Без шансов. Без продолжения.
— Компот будешь? — спрашиваю.
И, не дожидаясь ответа, встаю. Иду к поварихе. Она уже смотрит. И будто всё понимает.