Предыдущее http://proza.ru/2025/10/24/802
6. Заинька мой
В этот день я пришла первая, увидела распахнутую дверь в приёмную. Обычно она закрытая, впускают в определённые часы и по одному человеку. По два - если только дежурные добрые, как в прошлый раз, когда нас Олей пустили. А тут как будто ждали нас, заходите. Я и зашла. но дальше идти остерегаюсь, на мне нет медицинского халата. Входит медсестра и видит меня, округляет глаза:
- Как Вы здесь?
Я умоляюще смотрю, она догадывается - дверь была открыта. Прошу:
- Позовите, пожалуйста, врача. Как там Лысенко?
Выходит врач крепкого телосложения, как-то странно качающийся на ногах, или мне так кажется, молодой, крепкий. В голове промелькнуло - а когда-то и мы были такими - жизнь так быстротечна! Врачу явно трудно говорить со мной и он что-то мямлит, крутя добрую свою голову. Мне жаль его, что он вынужден говорить об этом. И я спросила:
- Он умирает?
- Да.
- Мне можно с ним попрощаться?
- Да.
В реанимации трое врачей - там видно недавно привезли какую-то заполошную женщину - она всё время что-то требует.
Врачи, увидев меня, тут же исчезли. И передо мной последний путь к мужу.
Он умирает.
Как же тяжело ему! Он задыхается. Очень тяжело дышит. Нормальный человек так не дышит. Худой его торс работает как мощные меха кузнечные или что ещё. Понятно, что он так не сможет долго. Конечно, не сможет, это борьба его организма. Я даже не знаю, в себе ли он? В такой своей борьбе ему ни до кого. Я подхожу, начинаю его тихонько гладить по груди и голове, говоря какие-то ласковые слова и заливаясь слезами. Взяла его за руку. Он ответно крепко сжал мои два пальца левой руки - большой и указательный. И сжимал их с разной степенью силы, иногда очень крепко, так что возможны были следы от ногтей. Но я не обращала на это внимания. Это последние рукопожатия. И следы будут тогда - на память. Пошевелил губами, но мне показалось как будто в бреду, понять было нельзя, и глаза закрыты.
Сзади новенькая больная, похоже, обращается ко мне со своими какими-то просьбами, мешает мне прощаться с мужем. Я ей говорю :
- Оставьте меня. Мне не до Вас.
Она продолжает что-то верещать в мою сторону. Я решила не обращать на неё внимания. Но вот такой был фон моего последнего свидания с мужем. Юра, конечно, молчал, а я как-то пыталась его успокоить в последние его минуты.
- Юрочка, мы будем вместе. Я старая. У каждого свой срок, - сказала я ему.
Вдруг приступ лихорадочного дыхания закончился, он притих, но, видно, облегчения для организма нет. Просто страшная слабость накрыла тело, как будто устал бороться. Наверное, так и было.
Он открыл глаза и повернул голову в мою сторону. И посмотрел чётко в мои глаза. Распахнутыми глазами. Как же красивы были его глаза! Такие же, как в юности, - пронзило меня. Миндалевидный разрез глаз, как он сам говорил, с чётким обрамлением чёрных чуть загнутых ресниц. Карие Юрины глазки. Белки несколько странно чистые-чистые, а цвет глаз притухший. Смотрят на меня эти глаза и я не могу насмотреться в них и плачу. Эти глаза вдруг выразили явное удивление. Обычно он так на меня смотрел, спрашивая:
- Почему ты плачешь?
Но теперь он не спрашивал, возможно сил не было. И тут, как я поняла. он понял, почему я заливаюсь слезами над ним. Он крепко сжал челюсть, горестно так, очень узнаваемо. как его мама. Отвернул медленно от меня голову - он никогда не навешивал свои проблемы на других, даже на меня. И стал смотреть вперёд . Навстречу вечности. Ожидая смерти. Несколько раз вздохнул, как бы переводя дыхание. И всё. Я поняла, что он умирает, но может ещё слышит меня, и я завопила над ним свои самые ласковые слова, чтобы он услышал их напоследок:
- Заинька, заинька мой!
Дура эта больная затихла. Похоже, дошло.
Зазвонил телефон. Наверное, дочка. Руку он мою не отпускал. Я изловчилась,достала другой рукой телефон из сумочки. Это пришли дочка с внучкой, их не пустила строгая нынче дежурная. Я сказала:
- Вы опоздали на 10 минут.
Рядом по своим делам крутится медсестра.
- Пропустите их, пожалуйста, - прошу.
- Не положено больше одного.
- Пожалуйста, пропустите проститься, - умоляю я.
- Потом проститесь.
- Потом будет совсем другое. Хотя бы дочку пустите, пожалуйста.
Пустили обеих. Стоят в начале покоя реанимации. Понятно, 19-летняя внучка боится, и мать её поддерживает. Я им говорю:
- Я вас не вижу, вставьте у окна.
- Так повернись и посмотри, - говорит дочь
- Не могу - он меня не отпускает.
На этих моих словах внучка кинулась ко мне с объятиями:
- Бабушка, бабушка!
Встали у окна. Ольга пытается закрыть глаза Юре, я с плачем не разрешаю:
- Не надо! Мне кажется, он может быть ещё живой.
Подходит медсестра, говорит:
- Сейчас сделаем электродиаграмму.
Хочет убрать мою рука. Я сопротивляюсь, с рыданиями. Она настаивает:
- Надо убрать руку
И отнимает её - последнюю мою связь с мужем. Я в рыданиях кидаюсь на Юрину руку и целую её. Вижу медсестра даже удивлена. Понятно, он для них просто кусок мяса, исходящий дерьмом и причиняющий другим хлопоты. А тут добрая нежная внучка опять кидается ко мне с плачем:
- Бабушка, бабушка!
Дочка волнуется за впечатлительную дочь и натягивает простыню на лицо Юры. Всё. Нету. Его.
Добрая медсестра, которая пустила меня в реанимацию, берёт меня под руку и выводит оттуда, говоря какие-то утешительные слова. Внучка забирает свою песцовую шубку-облако, брошенную у входа в реанимацию.
Дальше для меня жизнь остановилась. Мне всё равно. Дочь, мне повезло с ней. Она хоть и сама не железная, но нам больше надеяться не на кого. Оля все остальные хлопоты взяла на себя.
Продолжение http://proza.ru/2025/10/25/933