Нить лежала в моей ладони. Нить Первого Голоса. Сотканная из всех «я люблю тебя», которые люди наконец-то произнесли. Из всех «прости», которые не остались невысказанными. Из всех слов, которые вырвались наружу после нескольких лет молчания.
Тонкая. Почти невидимая. Светящаяся изнутри тем особенным светом, который бывает у рассвета — или у последней страницы хорошей книги.
Я плакала. Опять. Видимо, это теперь мой новый режим работы — «постоянно рыдаю, спасая мир». Надо было требовать надбавку за эмоциональный ущерб.
— Ты справилась, — сказал Йося.
— Угу, — я вытерла нос краем шарфа. Шарф возмущённо дёрнулся, но промолчал. Даже он понимал, что сейчас не время для претензий по поводу гигиены.
А за минуту до этого я стояла на коленях перед существом, которое выглядело как бабушка — и одновременно как все бабушки мира сразу. Иста. Та, что хранит истину. Та, кто хранила Нить.
Она протягивала мне сияющую нить, а я... А я прощалась.
За пять минут до этого я говорила слова, которые никогда не думала, что скажу вслух.
— Я согласна, — мой голос дрожал так, что шкатулка в кармане задребезжала от резонанса. — Забирай.
— Ты уверена? — Иста склонила голову. — Это нельзя вернуть.
— Знаю.
— И ты понимаешь, что это значит?
— Да. — Я сглотнула. — Больше никакого молчания. Никогда. Каждый раз, когда я должна что-то сказать — я скажу. Каждая правда, которую нужно произнести — будет произнесена. Я отдаю своё право на молчание.
Кошмар издал звук, похожий на скулёж.
— Это же... ты понимаешь, что это навсегда? Ты не сможешь промолчать, даже когда захочешь, - Иста погладила меня по голове своей теплой ладонью.
— Я двадцать пять лет молчала, когда нужно было говорить. — Я смотрела на Исту. — Может, пришла пора попробовать наоборот.
За пятнадцать минут до этого я узнала цену Нити.
Иста сидела в центре пещеры — если это можно было назвать пещерой. Скорее, это был провал между словами. Место, где звуки падали и превращались в нити.
Вокруг неё на невидимых станках ткались полотна из голосов. Я слышала — буквально слышала — тысячи слов, вплетённых в ткань реальности. Признания. Извинения. Колыбельные. Последние слова.
— Ты хочешь Нить Первого Голоса, — сказала Иста. Её голос звучал как хор, поющий шёпотом. — Она не продаётся. Не дарится. Только обменивается.
— На что?
— На равноценное, — Иста улыбнулась. — Нить соткана из слов, которые сказали после молчания. Чтобы получить её — отдай своё молчание.
— В смысле — помолчать? Это просто. Я могу молчать часами.
— Наоборот, дитя. Отдай свое право молчать. Право на невысказанное. Право на «потом скажу». На «лучше промолчу». На «не моё дело».
Я замерла.
— Это... это значит...
— Это значит — никогда больше не держать важные слова внутри. Каждое «я люблю тебя», которое ты хотела сказать — ты скажешь. Каждое «мне плохо» — произнесёшь. Каждое «ты неправ» — выскажешь. Ты будешь говорить правду, когда её нужно сказать, хочешь ты этого или нет.
— Это жестоко.
— Это честно.
За полчаса до этого я решала загадку.
Вернее — загадка решалась сама, пока я сидела на полу и тупо смотрела в потолок.
Мы вернулись домой после квеста за вторым предметом. Спица и напёрсток лежали на столе, мерцая как два выпускника, ждущих третьего для групповой фотографии.
— «Третье хранится там, где рождаются голоса», — читал Йося из свечения вокруг своей головы. — «В месте, где первый звук становится словом, где молчание учится говорить».
— Больница? Родильное отделение? — предположила я.
— Это было бы слишком буквально, — заметил Кошмар.
— Студия звукозаписи? — попробовала шкатулка.
— Слишком современно.
— Тогда где, чёрт возьми, рождаются голоса?!
Чайник на кухне откашлялся.
— Эм, — сказал он. — Я не хочу вмешиваться в важные дела спасения мира...
— Но?
— Но, когда ты была маленькая, твоя бабушка рассказывала тебе историю. Про Исту. Про пещеру, где звуки превращаются в слова. Ты не помнишь?
Я не помнила. Или... помнила? Что-то на краю сознания, похожее на сон, который забываешь при пробуждении.
— Бабушка рассказывала, что туда можно попасть только через эхо собственного голоса, — продолжал чайник. — Нужно сказать что-то, что никогда раньше не говорила вслух. Что-то важное. И если Иста услышит — она откроет путь.
— Сказать что-то, чего никогда не говорила... — повторила я. — Например?
— Это ты мне скажи, — чайник звякнул крышкой. — У каждого своё невысказанное.
Я задумалась.
Что я никогда не говорила вслух?
«Я боюсь, что недостаточно хороша» — нет, это я точно говорила. Много раз. В основном в два часа ночи, уставившись в потолок.
«Мне одиноко» — это тоже говорила. Обычно своему отражению в зеркале, которое саркастически приподнимало бровь.
«Я скучаю по бабушке» — нет, вот это... это я говорила себе, но никогда — вслух. Никогда — чтобы кто-то услышал.
Я закрыла глаза.
— Я скучаю по тебе, — прошептала я. — Каждый день. Каждый раз, когда вижу яблоневое дерево. Каждый раз, когда слышу скрип старых половиц. Мне так жаль, что я не попрощалась. Мне так жаль, что я не успела сказать, как сильно тебя люблю.
Тишина.
А потом — звук. Тихий, похожий на первый вздох новорождённого мира.
И комната начала меняться.
За час до этого я спорила с Кошмаром о важности завтрака перед экзистенциальными квестами.
— Я не могу спасать мир на голодный желудок!
— Мир не будет ждать, пока ты доешь тост!
— Мир подождёт пять минут! Он миллиарды лет ждал, переживёт мой тост!
— Технически, — вмешался Йося, — мир может и не пережить. Прореха расширяется.
— Тем более! — я откусила тост. — Последний завтрак перед апокалипсисом должен быть полноценным.
Шкатулка вздохнула.
— Иногда я не понимаю, как мы вообще до этого дошли.
— Жалость, — ответила я с набитым ртом. — И плохие решения. В основном плохие решения.
И вот я стою перед Истой и отдаю своё право на молчание.
— Последний шанс отказаться, — сказала она.
— Ты серьёзно? — я почти рассмеялась. — Я дошла до пещеры между словами, прошла через психотерапию от персонифицированных сожалений, нашла два волшебных артефакта — и теперь должна отказаться, потому что мне страшно говорить правду?
— Многие отказывались.
— Многие — не я. — Я подняла подбородок. — Забирай.
Иста протянула руку и коснулась моего лба. Там, где живут мысли. Там, где я прятала всё, что боялась сказать.
Я почувствовала, как что-то уходит.
Не было боли. Было... облегчение? Как будто камень, который я носила в груди много лет, вдруг исчез.
И на его место пришло что-то новое. Что-то тёплое. Что-то, похожее на готовность.
— Теперь ты не сможешь молчать, когда нужно говорить, — сказала Ткачиха. — Это дар. И проклятие.
— История моей жизни, — пробормотала я.
— Забери Нить. — Она вложила сияющую нить в мою ладонь. — И закончи то, что начала.
И вот мы вернулись туда, откуда начали.
Нить в моей ладони. Слёзы на щеках. Кошмар, который пытается меня утешить, но только делает всё более мрачным.
— Знаешь что? — сказала я вдруг. — Мне страшно.
Все замерли.
— Что? — переспросила шкатулка.
— Мне страшно. Идти к Прорехе. Встречаться с этим Собирателем. Пытаться что-то сделать. Мне очень, очень страшно.
— Ты... ты только что это сказала вслух, — Кошмар клубился в замешательстве.
— Угу. — Я вытерла лицо. — Похоже, это моя новая фишка. Говорить вслух всё, что чувствую. Спасибо, Исте. Очень удобно на вечеринках.
Йося подошёл и прислонился плюшевой головой к моей ноге.
— Страх — это нормально, — сказал он. — Ненормально — когда не страшно.
— Мне было бы легче, если бы было ненормально.
— Знаю. — Он посмотрел на меня единственным глазом. — Но ты всё равно пойдёшь?
Я посмотрела на Нить. На спицу. На напёрсток. На недовязанный шарф, который мерцал тёплым светом.
— У меня есть выбор?
— Всегда есть выбор.
— Тогда да. — Я встала. — Я пойду. Потому что... — я запнулась, и слова вырвались сами — потому что если не я, то кто? Потому что бабушка верила, что я смогу. Потому что даже недоделанные, мы можем что-то значить. Вот, кажется, моя мотивационная речь. Пафосно, но честно. Простите, я теперь не умею иначе.
— Это было... трогательно, — сказала шкатулка.
— И неловко, — добавил Кошмар.
— И храбро, — закончил Йося.
Я спрятала Нить в карман, к напёрстку.
Три предмета. Спица Первого Узора. Напёрсток Последнего Стежка. Нить Первого Голоса.
Швейный набор для починки реальности.
— Ладно, — сказала я. — Пора заштопать мир.
Шарф засветился, готовый к телепортации.
Продолжение: http://proza.ru/2025/12/18/1153