Подумать только
Тут, когда я смотрел вопросы, оказалось вдруг, что мне цитируют меня самого. Я вам тоже процитирую. На самом деле это из книжки, которая вышла у меня 10 лет назад, которая называется «Великий последний шанс», где есть слова о терроризме. Всю ее читать, разумеется, не буду – она длинная – а только чуть-чуть. «Заметьте, господа, когда сгущаются, назревают и подступают серьезные события — жизнь ускоряется по экспоненте, и ход вещей подобен графику параболы: взметает по кривой. Закон лавинообразного нарастания. Вчера рванули взрывы в лондонском метро, это был 2005-й год, — Городское движение парализовано. Семьсот раненых, пятьдесят убитых, и продолжают». Здесь подробности про то, как выглядят люди, которых разрывает на куски. И что же заявил этот моральный урод, это ничтожество ума и боли, исполняющий сегодня обязанности премьер-министр Великобритании? — это прошлое, 10 лет назад. – Во-первых, что «террористы будут найдены и преданы справедливому суду». Во-вторых, что «террористам не удастся заставить нас отказаться от ценностей нашей демократии»». И когда я собственными ушами слышал и собственными глазами видел такого чудесного интеллигентнейшего датского профессор, разумеется, левого, как вся сегодняшняя западная профессура, разумеется, неосоциалиста – правильней всего сказать так – по мировоззрению, который говорил, что «ну, конечно, самое простое – наших граждан, которые поехали, повоевали на стороне ИГИЛ и теперь возвращаются – проще все их вообще не пускать в страну, а можно еще, вообще посадить в тюрьму. Но разве это можно, разве это правильно? Мы же должны помочь им адаптироваться в наше общество. Мы же должны помочь им стать равноправными гражданами». Вот такова точка зрения этих ребят, и другая точка зрения не допускается. СМИ работают исключительно в этом направлении. И теперь представьте себе такой разговор с террористом, молодым человеком, считающим себя правоверным мусульманином, радикалистом с таким вот профессором, который объясняет ему: «Сейчас мы поможем адаптироваться тебе в нашем обществе». На что он получается вопросы: «А что ты можешь мне предложить, старая развалина? Вы живете в дряхлом, бесцельном, бессмысленном, безнравственном, совершенно никому не нужном обществе. Ваши женщины одеваются как шлюхи и ведут себя как шлюхи. У вас нет абсолютно никакой идеи. Вы не верите ни в кого и ни во что, хотя называете себя христианами, -знали наши предки христиан, они выглядели совсем иначе, — Все, что вы делаете – вы пытаетесь пользоваться благами. Благами вы пользуетесь, потому что веками обкрадывали всех нас, — искренне считают эти люди. – Так вот, ваше общество вообще не имеет право на жизнь! Общество развратников, общество безбожников, общество без будущего, общество, которое живет по правилам, противным Всевышнему! Да, мы согласны пользоваться вашими автомобилями, вашими компьютерами, айфонами. Более того, мы даже согласны пользоваться вашими женщинами, которые будут услаждать воина. Разумеется, на таких не женятся, потом их можно выбросить. Ну ладно, пока пусть будут. А вы все, неверные собаки, нам вообще не нужны. Или вы примете ислам и поймете, как надо жить, или мы вас убьем, или бегите, пока есть ноги и целы головы». Вот и вся беседа. Дело в том, что у сегодняшнего ислама есть то, что называется надличностными ценностями; есть то, за что они готовы умирать. Я сформулировал давно и написал это на задней стороне обложки одной книги: «Когда нет, ради чего умирать – нет ради чего и жить». Потому что стоимость жизни измеряется тем, за что ты способен отдать свою жизнь, чтобы это оставалось без тебя, но оставалось людям, твоему народу, будущему. Если нет такого ничего, то, в общем, ты на земле живешь зря. И вот христианство дошло до своего предела. Оно уже больше ничего не может. В сущности, идеология сегодняшнего христианства – это социально-потребительский онанизм. То есть пусть все будет так, как сейчас; пусть всем будет хорошо. Никто не должен напрягаться. Человеческая жизнь – священна. Все виды удовольствия – это священное право любого человека. И вот так должно быть, и, пожалуйста, не надо никаких трудностей и никаких войн, и мы дадим это всем. А тут были еще два вопроса с личным оттенком: Как там мне было читать лекции в Кембридже? Понравилась ли мне Англия? – и тому подобное – откуда вот я вчера вернулся. Мне нужно было в метро купить билеты – опустить туда монеты – автомат никак не хочет принимать, и второй не хочет принимать, а третий хочет принимать и тут же выбрасывает. Потом оказалось, что из пяти автоматов три не работают. Вот мне они попались. И я пошел к служителю попросить помочь – ну, не работает. Там стоял какой-то паренек, судя по всему, из индусов или пакистанцев – это те ребята с зеленоватым оттенком кожи, которые при спокойно жизни очень быстро делаются жирненькими. Вот ему на вид лет около тридцати – он уже жирненький. У него эти автоматы тоже не работали, так он стал буквально орать на меня. У меня глаза полезли на лоб. У меня не укладывалось в этой голове моей, что англичанин может на кого бы то ни было повышать голос, на незнакомого… Ну, какой же он англичанин. Он вот это вот чмо, имеющее британское гражданство. Второй раз – в аптеке. Это тоже был красавец. Более всего, если кто видел старое знаменитое кино «Лоренс Аравийский», где Энтони Куин во цвете лет играет вождя арабских племен – у него такой ломаный, горбатый нос, смоляная борода, темно-огненные глаза (Энтони Куин был силен!) – вот это мог быть его сын, вот такого же огненно-горбоносого вида. Но к британцам… никакого отношения. Он меня в упор не желал видеть, он не желал со мной разговаривать. Что, вот это и есть?.. Нет. Мне удалось выяснить после шестого вопроса – он все-таки советскую школу не проходил и что такое терпение, не знает, по виду – явно не буддист – что для этого нужен рецепт. Вообще-то это у них есть, хоть завались, просто нужен рецепт. Но сказать сразу он не хотел. Так вот это большая ошибочка, что вы примете на свою площадь в свою страну мигрантов, дадите им все, отнесетесь к ним как к равным, приподнимите их — и они станут как вы, и вы сольетесь в братской любви. Не сольетесь. Они вас сольют совсем в другое место. Фокус в том, что хотя тот самый Джон Ролз, который тоже англичанин, который – та самая «Теория справедливости» – в 71-м году, которая стала библией политиков, юристов Запада, говорил: «Мы поставим такой опыт. Вот отношения между людьми. Если мы исключим зависть…». Он исключит зависть! Он изменит человеческую природу. Он уберет из человеческой психики стремление к самоутверждению. Потому что стремление к самоутверждению имеет два аспекта: позитивный и негативный. Позитивный – стать самому выше все. Негативный – сделать всех ниже себя. Вот негативная половина – стремление к самоутверждению и называется завистью. Вот Ролз решил взять искусственного человека, и на искусственном человеке построить, с точки зрения, искусственную справедливость – то, что мы сейчас имеем. Так вот, ни в Англии, ни во Франции, ни в Германии, товарищи турки, курды, арабы, пакистанцы, которые имеют все те же права, что и коренные, а иногда и больше, иногда и предпочтительное право имеют, они отнюдь, за небольшим исключением, не горят любовью к аборигенам и своим благодетелям этих стран. Они в глубине души их ненавидят. Потому что, когда англичанин, француз, немец – это все равно – человека, который приехал из страны более бедной, из страны культуры более низкой, ставит на свой уровень, и помогает ему жить, и относится к нему подчеркнуто, как к равному, в глубине души, в подсознании у него все равно остается это чувство: «Вот я хороший человек, потому что ты-то, в общем, ну… туповатей меня, ты, в общем, ниже меня, ты, в общем, на все это право имеешь, потому что я тебе позволил». А вторая сторона это отлично понимает. Даже если к ней так не относятся, так не думают, она все равно это понимает, и думает она: «Погоди, белая сука, будет и на нашей улице праздник. Ишь, благодетели! Они мне разрешают существовать рядом с собой. Я буду существовать вместо тебя! Вот тогда посмотрим, какими глазами ты будешь смотреть на меня, а я на тебя». Это вы из человека не вышибете. Это не относится к творческому, хорошему, какому-то высоко энергетичному умному меньшинству, но к большинству это относится, уверяю вас, в полной мере – поговорите с психологами. Вот одновременно с печалью, естественной болью, естественным сочувствием, естественной какой-то скорбью, унынием естественным испытываешь чувство огромного презрения и брезгливости к великой и прекрасной некогда стране, населенной великим, талантливым некогда народом. Потому что полтора десятка пацанов – полтора десятка! – с автоматами Калашникова и взрывчаткой могли поставить на уши и затерроризировать весь Париж. Это они с кем воевать-то собрались, товарищи французы? Их же, действительно, по выражению Стругацких на улице перочинными ножиками резать будут. И вот сейчас они опять собираются все сплотиться. Против кого сплотиться? Против нескольких пацанов, которые решили пожертвовать жизнью и убить как можно больше неверных. Ну и как они сплотятся? Понимаете, когда выдвинули тезис о запрете коллективной ответственности, они думали, что они большие гуманисты. Прям-таки последователи товарища Сталина: «сын за отца не отвечает». Вот это отсутствие коллективной ответственности ну оно разве что только почему-то на Германию не хочет распространяться. Вот уже вышли на пенсию немцы, которые родились после войны, и все равно почему-то они должны разделять чувство вины за преступления Германии во время Второй мировой войны. Они младенцами были. Они, в общем, по случайке выжили, что союзники их не разбомбили. А разбомбили от пол-Германии в щебень. Но это-то дети, в чем виноваты? — А, нет – вот коллективная… А все остальное – совершенно не виноваты. Так вот, образованный дурак знает, а понимать – не понимает. Он не понимает той элементарной вещи, что любой террорист – это коготь от тигра, это одна присоска от одного щупальца спрута. А разбираться надо со всем организмом, потому что этого террориста кто-то родил, выкормил, воспитал, кто-то вложил ему в голову эти идеи, кто-то научил его владеть оружием, а кто-то это оружие дал, кто-то привлек его к этой организации, а кто-то дал ему этот план, а кто-то согласился дать ему убежище, а кто-то подогнал ему машину на место преступления. Вот все это и должно быть ликвидировано. То есть на самом деле весь этот терроризм – это ведь партизанская война. Но эта партизанская война идет в интереснейших небывалых условиях, когда могучее, до зубов вооруженное государство говорит единичным слабым, плохо вооруженным партизанам: «Вы знаете, во-первых, не волнуйтесь. Все ваши соплеменники, все ваши единоверцы абсолютно никак не пострадаю, их никто не тронет. Во-вторых, если вы будете захвачены живыми, вашей жизни, вашей безопасности ничего не угрожает. Вам гарантируется жизнь, хорошее отношение. Вы будете сидеть в евротюрьме с трехразовым питанием с душем, с прогулками. Ничего страшного. А потом, может быть, ваши друзья захватят самолет заложников, и тогда вас обменяют — ну мы вас тогда и выпустим из тюрьмы. Так что давайте, ребята, действуйте!» Вот примерно так выглядит современная борьба с терроризмом. Как борьба с терроризмом выглядела раньше? Когда в 2002 году палестинские террористы захватили храм Рождества Господня в Вифлееме, то была бы устроено, допустим полтораста лет назад – ни приведи боже, мы не фашисты, мы против, мы ужасаемся – было бы устроено такое избиение мусульман во всех христианских странах, что те, которые живьем добежали бы до исторической родины, считали бы себя счастливыми людьми, и своим правнукам велели бы больше не совершать подобного. Нет! В результате с этими террористами велись переговоры. Вы их привезли Европу – получайте! Вы же этого хотели. Ну, действительно, задумались о том, что, может быть, немножко закрыть границы… То есть, вы понимаете, какая прелесть! Один прибыл в качестве сирийского беженца в Грецию – зарегистрировали. Еще один — был нормальный французский гражданин, он был француз. Он не был французом! Во-первых, он был мусульманин, во-вторых, он был араб, и только в третьих — ну его было французское гражданство. Вот такова была самоидентификация этого человека, вопреки лжи, которую изрыгают из себя левые идеологи, которые занимаются самоубийством, при этом разводят руками: «Ну как же так! Мы же хотели всего хорошего». Что можно сделать, по моему мнению. Во-первых, впаять пожизненное заключение Олланду, как соучастнику этого массового убийства, как человеку, ответственному за обстановку, где это стало возможным. Он же обещал всем всё, в том числе, религиозным меньшинствам, сексуальным меньшинствам. Благодаря голосам мусульман он прошел в президенты. Они оказались маленькой гирькой на чаше весов. Чтобы он сидел до скончания века, и чтобы 1700, только известных спецорганам Франции бойцов ИГИЛа с французским гражданством были как минимум отправлены в Кайену, где бы они подохли на тех самых помеси рудников и перечных плантаций – и ничего иного. Люди заявляют: «Да, мы будем отрезать вам головы». А им говорят: «Ну, мы будем за вами наблюдать, но мы поможем вам встроиться в общество». С этим самоубийством можно кончать только жесткими методами. И в данном случае псевдодемократия оказывается абсолютно губительная. Всему свое время. *** «Что раньше погубит мир: терроризм или коррупция? Ведь и то и другое непобедимо и обороты самоуничтожения раскручиваются, а тенденции к их торможению не наблюдается». Вы знаете, терроризм очень даже искореним. Все зависит от подхода. Когда делийский старец, он же Старец Горы – это 12-й, потом 13-й век – насылал ассасинов, убийц, накурившихся гашиша по всем дворам Европы и Малой Азии, и Северной Африки, его боялись все, ибо эти люди любое количество лет там жили, работали, женились, поступали на работу садовниками, в охрану и так далее. И в один прекрасный день они, приблизившись к повелителю, который их уже знал и доверял, втыкали в него отравленный кинжал. После этого их, конечно, резали на куски. Они умирали с улыбкой на губах: они-то знали, что они, во-первых, правы, во-вторых, будет рай с гуриями и вечное блаженство. И вот, когда великий Чингисхан распространял пределы своей империи повсюду, и до Египта, то одна из его групп… я сейчас забыл имя его родственника в следующем колене, который проходил эту территорию. Ему рассказали, конечно, про Старца Горы, и он заинтересовался: как это так? Ему сказали, что он совершенно непобедим, его все бояться. Короче, гору взяли, всех перебили. Старца в железной клетке привезли показать великому повелителю, после чего удавили – всё. И больше там никогда не было терроризма. Кстати, о фильме «Ликвидация». Сериал совершенно замечательный, особенно на фоне нашего остального. Жуков там несколько идеализированный, ну это ничего. Но не было там на самом деле никакой интриги. Там грабанули кого-то из жуковских офицеров. Он пришел в совершеннейшую ярость. Велел конфисковать всю картотеку, и его особый отдел с приданными армейскими частями по спискам, по личным делам перестрелял всех бандитов в Одессе и окрестностях кроме тех, которые успели сбежать. Больше бандитизма в Одессе не было никогда, как, в общем-то, не было его и в Советском Союзе после задействования в конце 45-го в конце 46-го года Особого отдела по борьбе с бандитизмом. Бандитов расстреливали там, где их настигали. И верите ли, те уроды, которые говорят: «Главное – не тяжесть наказания, а его неотвратимость» — ну, это одна из бредятин, одна из форма наглой лжи современных либералов… Перевелись бандиты после того, как задействовали этот закон. Те, кого не перестреляли, перестали быть бандитами. Они очень боялись залететь под эту статью. Вот, понимаете, такая история. © Copyright: Виларен Ашотович Кеворкян, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
