Часть V: http://proza.ru/2020/07/11/157
Часть VII: http://proza.ru/2020/07/11/164
Это было ровно 50 лет тому назад. Г.К. Скрябин недавно получил звание члена-корреспондента и стал директором биологического центра в Пущино на Оке. Он вызвал меня в свой кабинет и жестом указал мне следовать за ним. Мы сели в машину, проехали несколько кварталов до института биофизики и зашли в директорский кабинет академика Г.М. Франка, в котором кроме академика сидел грузный, четырёхугольный дяденька с буйной седой шевелюрой. Позже я узнал, что это был начальник первого (секретного) отдела института биофизики. Скрябин начал разговор на тему о том, что пора начать отвечать на заботу партии и правительства интенсификацией работ в "правильном" направлении, Глеб Михайлович Франк всё время пытался рассказать анекдоты и активно увиливал от прямых ответов. Он занимался мышечной подвижностью, а должен был по-видимому начать заниматься вопросами снижения мышечной активности у врагов СССР.
Я не могу сказать, что чувствовал себя в этой компании идиотом, поскольку идиоты - это те, которые плохо понимают очевидные вещи, а я вообще абсолютно ничего не понимал. Не понимал, зачем меня Скрябин прихватил для участия в этом очень серьёзном междусобойчике с обсуждением государственных секретов. Дело в том, что в то время я не имел допуска к секретной информации, а здесь меня можно сказать принудительно знакомили с тайнами государственного масштаба. В то время я и не подозревал, а если и подозревал, то как-то очень поверхностно, для каких целей был построен этот "город науки". Позже, когда я стал получше соображать, я понял, что только моя самоуверенность и моё нахальство были причиной скрябинского комплекса, его уверенности в том, что я был специальным засланцем с целью проверки того, как Скрябин работает на благо самого человечного в мире общества. Ведь по существу он сильно рисковал, привлекая меня к знакомству с государственными тайнами, а это вовсе не было в его манере. Начальник первого отдела биофизики понятия не имел, кто я такой. Раз меня в эту тесную узкопрофильную компанию привёл директор биологического центра, то со мной в плане государственных секретов вне всякого сомнения всё должно было быть в полном порядке.
В дальнейшем загадочность моей личности никак не прояснялась. Однажды где-то на пол дороги к концу этой истории я, проработав двое суток, почувствовал, что не доберусь своими ногами до дома и заснул в лаборатории, положив голову на письменный стол. В те далёкие времена я мог спокойно выспаться в любом положении, даже стоя в междугородном автобусе. Было раннее утро субботы. Вдруг, не поднимая головы, слышу речь за спиной и голос Скрябина: "Это - наш очень талантливый сотрудник, но у него большой недостаток: днём спит, а работает по ночам". (Это было так в действительности. На входе в институт стояла завотделом кадров и за опоздание на 10-15 минут делался выговор. А я неделями не ходил на работу по утрам). Неизвестный мне голос отвечал: "Надо этому талантливому сотруднику бойкую бабёнку подыскать, чтобы он по ночам делом занимался!". Как я выяснил, это был заведующий Отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС член-корр С.П. Трапезников. Почему Скрябин привёл ко мне в раннее субботнее утро Трапезникова, можно только догадываться в контексте со всем мною рассказанным. Оба были подвыпившими. В субботу в институте многие сотрудники работали, но в такую рань обычно никто не приходил.
У меня всегда была хорошая память, а кроме того я привык утрамбовывать в памяти всё мною увиденное и услышанное с помощью всех арифметических действий и не только арифметических. По этой причине я обычно знал о людях больше, чем это было нужно и возможно. У меня было много интересных источников информации, и для того, чтобы закончить эту автобиографическую повесть, я буду немного рассказывать из того, что нигде прочесть нельзя. Желающим ознакомится с гигантским вкладом академика Г.К. Скрябина в советсвую науку рекомендую ссылку на статью с панигириками в его адрес высказанными большими учёными
Скрябин был очень умным человеком и делал, пользуясь своим статусом, очень многое для нужных ему людей. Так, например, в приведённой ссылке директор ИБФМ Боронин вполне искреннен в своём мнении о Скрябине. Благодаря Скрябину он в те нищенские советские времена больше года мотался по заграницам, что было равносильно для советского человека выигрышу джекпота в лотерею. Он мог позволить себе с жиру беситься, поскольку работал на войну. Так, например, из Австралии Боронин привёз столик, который можно было позвать, чтобы он прикатился к хозяину по его зову. У меня же при том, что есть немало совместных со Скрябиным научных публикаций и патентов, просто язык не поворачивается сказать, что он в меня по научной линии что-то вкладывал. Замдиректора ИБФМ, член-корр М.В. Иванов - будущий ныне покойный академик, автор 1200 научных публикаций, который был со мной откровеннен, рассказывал мне, какие гигантскиу усилия предпринимал Скрябин для того, чтобы преградить путь бесспорно настоящему учёному Иванову в академики. Там был целый набор приёмов, используемым которых не принято подавать руки.
Г.К. Скрябин окончил в 1941 году московскую ветеринарную академию, видимо, думая пойти по стопам своего отца - главного советского гельминтолога, кавалера шести орденов Ленина, академика К.И. Скрябина. Он рано лично познакомился с Лубянкой и оценил её несусветную мощь. Вскоре после поступления в академию в ноябре 1935 года его арестовало НКВД. Пять месяцев он просидел в тюрьме, из которой выбрался без предъявления каких-либо обвинений и с восстановлением учёбы в академии. Времена были хреновые. Арестовывали не только виноватых, но и тех, от которых хотели получить информацию о других потенциально виноватых. В 1949 году Скрябин поступил на работу в московский институт микробиологии АН СССР. В 1956 году лауреат нобелевской премии, создатель стрептомицина Зельман Ваксман посетил московский институт микробиологии и предложил взять на стажировку молодого микробиолога. В те далёкие годы заграницу отправляли только тех, кто был в доску своим на Лубянке и работал на социализм с человеческим лицом. Скрябин работал в США в 1957-58 годах.
В те далёкие времена резко повышался спрос на кортикостероиды, которые производились в США путём микробиологической трансформации и которые в Россию не поставлялись из-за стратегических соображений. В США Скрябин "нечаянно" уронил пробирку с продуцентом, вытер пол платком и в результате привёз в родные пенаты штамм, которые до сих пор используется для получения кортикостероидов в заводских условиях. За этот подвиг он сразу же был переведён в старшие научные сотрудники, а через год после того, как стало ясно, что он привёз то, что надо, его назначили заведующим лабораторией, а потом и отделом. И по сей день ценность этого "научного" клада Скрябина не вызывает ни малейшего сомнения. Этот штамм Arthrobacter simplex (о том, что я его впервые так обозвал, потому что его для маскировки обзывали по-другому, я здесь не буду писать из-за присущей мне скромности) и сегодня продолжает исследоваться и вдоль, и поперёк
На вопрос Скрябина, могу ли я взяться за проблему экспрессной идентификации бактерий, я ответил так, как когда-то любила говорить моя бизнес-партнёрша из Польши: "Какой проблем?!". Я капитально взялся за эту проблему и под эту проблему ИБФМ и я в его числе стал получать очень много валюты от партии и правительства на приобретение реактивов и приборов. Неоднократно мою лабораторию посещал куратор всей этой военной херни академик Овчинников. Всё шло, как нельзя лучше. Допуск к секретам у меня повышался, я становился своим. Я посещал различные очень закрытые организации, создававшие биологическое оружие для того, чтобы наконец-то покончить с цивилизованным миром. Из Ленинграда приезжал регулярно дяденька, который говорил (виртуозно врал) о том, что в последнее время американцы начали разрабатывать вот такое и такое. В связи с этим мы должны, говорил этот дяденька, интенсифицировать исследование того и другого.
Я не имел прямого отношения к созданию того и другого, я имел лишь косвенное отношение к созданию того и другого, занимаясь идентификацией и напиваясь, например, до потери пульса с полковниками из совсекретной лаборатории воено-медицинской академии и не только. Всё шло у меня нормально и исключительно весело. Весело потому, что я начал понимать, что все эти "исследования" в реальности будут абсолютно неприменимы. Они были виртуально применимы только для засрания мозгов дедушек из политбюро. Но моя популярность среди деятелей секретных фронтов советской науки росла. Я становился вхож в разные тёмные заведения. Так, для НИИ МВД я разработал экспрессный метод определения повторного использования масел при жарке пирожков. Как-то в моём кабинете появился очень приятный на вид дяденька, который представившись сотрудником НИИ КГБ, попросил меня о какой-то консультации. Когда я объяснил ему то, что его интересовало, и сказал, что постараюсь и в дальнейшем быть полезным этой организации, он мельком глянул на телефон и, приблизившись к моему уху, тихо сказал: "Я Вам не советую!"
(Окончание следует)