6. В тереме Осломысла http://proza.ru/2020/11/12/423
7. Политические разговоры
Хопотопас и Сарычан следили через окна светёлки на третьем этаже, как отряд Годамира покидает теремный двор. Когда ворота захлопнулись за последним дружинником, Хопотопас, занятый своими мыслями, стал бесшумно прохаживаться по комнате. Шагал он легко, словно гепард на мягких пружинистых лапах. Хересир наблюдал за ним, не поворачивая головы. Его полное лицо с обвисшими щеками не выражало никаких чувств. Внезапно Хопотопас остановился и в упор посмотрел на Сарычана.
- Плохо! - сказал он. - Мальчишка меня узнал. Теперь пойдут слухи о нашем с тобой близком знакомстве.
- Есть о чём волноваться! - усмехнулся Сарычан. – Всем известно, что хозяин много размышляет о божественном. Госпожа твоя соплеменница и исповедует веру в Дийосмена. Ты проповедник. Естественно, что ты остановился в их доме. По долгу службы я так же здесь нередко бываю. Так, что в нашей близости нет ничего подозрительного.
Хопотопас поморщился, но не стал объяснять причину своей тревоги.
— Вот из-за таких мелочей рушатся порой великие замыслы, - пробормотал он. – Почему дружинники хакана свободно разгуливают по дворцу твоего господина?
- Я это выясню прямо сейчас! – пообещал Сарычан.
Он вышел и, грузно ступая со ступеньки на ступеньку, стал спускаться. Хопотопас, занятый своими мыслями, несколько раз прошелся по светелке. Тихо скрипнула вторая дверь, открывавшая доступ во внутренние покои. Хопотопас обернулся и увидел величавую женщину лет 38, в длинном до пят парчовом платье и с серебряной диадемой на голове. Это была жена Осломысла трумлянка Офимия. На руках у нее была большая белая кошка с голубыми глазами и длинной шерстью.
- Госпожа! – почтительно произнес Хопотопас, складывая на груди руки и отвешивая изящный поклон. В одно мгновение он превратился из сумрачного проповедника в изысканного придворного.
- Приветствую тебя, светлый муж, - произнесла жена конунга и протянула руку для поцелуя. – Ты здесь уже целые сутки, и всё нет времени для задушевного разговора. Сегодня ты едешь в терем к хакану, а завтра, глядишь, совсем покинешь наш дом. Я не могу этого допустить. Ведь пройдут годы, прежде чем я вновь увижу лицо соотечественника.
Офимия говорила по-трумски, правильно выговаривая слова, но Хопотопас услышал в ее речи отчетливый акцент – явный признак того, что жене конунга не часто приходилось пользоваться в Склавии родным языком. Проповедник внимательно посмотрел на все еще красивое, но уже отмеченное печатью увядания лицо конунгесы, отметил про себя неподдельную радость, охватившую ее при виде, пусть незнакомого, но все-таки соотечественника, и в его холодном сердце шевельнулось что-то вроде сочувствия.
- Госпожа! - воскликнул он (в голосе его уже не было прежних официальных ноток, продиктованных этикетом), — это недоразумение произошло не по моей вине. Конунг задержал меня вчера до позднего вечера, расспрашивая об обычаях императорского двора, а также о тех варварских землях, которые мне пришлось посетить во время скитаний по берегам Северного моря.
- Ну, значит, сегодня пришёл мой черёд, - ответила Офимия, усаживаясь в высокое, украшенное драконьей головой кресло и опуская на колени кошку. (Последняя тотчас свернулась клубочком и, укрыв пушистым хвостом свою изящную породистую мордочку, тихо замурчала). – Как идут дела у государя, моего дяди? Какие изменения произошли в штате придворных дам? Как наши разлюбезные горожане? Их все так же волнуют религиозные диспуты? Или они живут от одного конного ристалища до другого? Белые и красные все так же волнуются на ипподроме? Дарухамский дворец также великолепен? А Гуринманские сады? Они все так же прекрасны в пору цветения вишен?
Она задавала один вопрос за другим, не дожидаясь ответов, с наслаждением произнося названия дорогих для ее сердца мест. На полуоткрытых губах конунгесы блуждала счастливая улыбка, а затуманенный взор был устремлен в пространство за спиной Хопотопаса и словно уносился через необозримые просторы лесов и степей, разделявших две столицы.
- Госпожа, - отвечал проповедник, - ты забываешь, что я прибыл сюда не из столицы. Последнее время мне пришлось обретаться в таких диких местах, по сравнению с которыми этот захудалый городишко может показаться центром мира. Моя нога уже два года не ступала на мостовую столицы.
- А я, - тихо произнесла Офимия, - не была там девятнадцать лет. И, наверно, уже никогда не побываю.
Улыбка пропала с её лица. Оно сделалось грустным и задумчивым.
- Я вижу, что время и расстояние не притупили любви к отечеству, - сказал Хопотопас, - а впечатления последних лет не заглушили детских привязанностей. Полагаю, что сам Дийосмен устроил твой путь, госпожа. И ты оказалась в этой варварской стране не без божественного участия. Провидение послало тебя сюда, чтобы ты могла действовать в интересах императора.
- Очевидно, ты говоришь о предстоящей войне, - ответила Офимия. – У нас в Мелискерке мы о ней почти ничего не слышали. Но здесь о войне толкуют на каждом перекрестке. Кажется, что чернь ведает об этом больше, чем сам хакан.
- Ты должна огласиться, госпожа, нам лучше сделать что-то лишнее, нежели вообще ничего не делать. Не буду скрывать от тебя: в Труме сильно обеспокоены нешуточными военными приготовлениями ворангов. Тебе, конечно же известно, что эти варвары двадцать лет назад уже побывали под стенами нашей столицы и превратили ее окрестности в безлюдную пустыню.
- Да, - прошептала конунгеса, - мне никогда не забыть этого ужаса. С вершины дворцового холма мы видели море огня вокруг осажденного города. Кажется, что горело всё, что могло гореть: дома, нивы, лесные рощи…
- Ты видела далеко не самое страшное, госпожа, - бесстрастным голосом заметил Хопотопас. – Моим родителям и мне пришлось очищать колодцы, которые до самых венцов были забиты трупами детей и женщин. А распятые тела их мужей и отцов мы снимали с бесчисленных крестов, вкопанных вдоль обочин всех дорог…
- Я понимаю, светлый муж, к чему ты клонишь, - сказала Офимия. – Но мой муж не хакан, и он не имеет на Велемира никакого влияния. Боюсь, я ничем не могу помочь императору.
- Да, - кивнул проповедник, - если бы хаканом стал Осломысл, все было бы иначе…
Воцарилась пауза.
- Я слышал, - снова заговорил Хопотопас, - что твоему сыну очень полюбилось Порубежье.
Офимия поджала губы и укоризненно посмотрела на Хопотопаса.
- Межамир молод и своенравен, - сказала она. – К тому же ему вскружила голову эта девчонка, дочь ярла Славяты. Но, не думаю, что дело может кончиться чем-то серьезным.
- Напротив, - возразил проповедник, - все складывается не так уж и плохо. Я слышал, Межамир не прочь отправиться вслед за ней в Тумаш на самую границу со степью. Думаю, тебе не стоит ему мешать. Для мужчины-воина и, возможно, будущего хакана жизнь в подобном месте пойдет только на пользу. К тому же события могут повернуться таким образом, что этот город приобретет великое значение. И тогда нам будет очень выгодно иметь там своего человека. Почему бы Осломыслу не похлопотать за сына? Пусть Велемир сделает его конунгом Тумаша!
- Хорошо, - согласилась конунгеса, - я потолкую об этом с Осломыслом.
Заскрипели деревянные ступени, извещая, что Сарычан поднимается на второй этаж. Офимия встала.
- Мне пора, светлый муж, - сказала она. – Я рада, что поговорила с тобой. Если у тебя будет возможность, передай императору, что я никогда, ни на одну минуту не забывала о том, что я трумлянка.
Хопотопас отвесил глубокий поклон.
Едва закрылась дверь за конунгесой, появился Сарычан.
- Я всё выяснил, - сообщил он. – Дружинники приходили к Домне.
— Это та бойкая девица, которая встречала меня вчера в гавани? - спросил проповедник.
Хересир кивнул:
- Я поговорю о ней с госпожой.
- Не надо! – ответил проповедник. – Мы сами разберёмся.
Встретившись с удивлённым взглядом Сарычана, Хопотопас пояснил:
- На каждую проблему можно взглянуть с двух сторон. Сейчас нас тревожит, что люди Годамира имеют тут своего человека. Но если действовать с умом, используя уже сложившуюся связь, всё переменится. И тогда свой человек среди людей Годамира будет у нас!
Сарычан усмехнулся.
- Что госпожа? Я слышал, как она выходила.
- Сердце конунгесы по-прежнему принадлежит Труму. Когда речь идет об ее отечестве, она воодушевляется. Все остальное ее мало интересует. Но вернемся к нашему разговору. Как я тебе сказал, императору не нравятся высокомерные замыслы ворангов. Эти варвары уже наведывались когда-то в наши пределы и оставили после себя очень тяжелые воспоминания.
— Это они умеют, - буркнул хересир.
- Еще хуже, что Годамиру удалось замириться с кунами. Хан Кульдюрей забыл о дарах, которые ему присылал император?
- Дары они что? Сегодня есть, завтра нет, - заметил Сарычан. – А биться с ворангами непростое дело. Кульдюрей не сразу стал таким сговорчивым. Только после прошлогоднего похода Годамира в степь. К тому же он в сильной обиде на хана Тюпрака. Тот бросил его одного против всего войска Склавии. Наверно, рассчитывал, что Кульдюрея разобьют наголову, что он лишится всех своих воинов, и тогда степь окажется под его властью.
- Рассчитывать он, может быть, рассчитывал, да только всё вышло не так, как он думал, - сердито ответил Хопотопас. – Вместо того чтобы воевать, Кульдюрей стал союзником хакана. И даже готов с ним породниться. Эта свадьба…
- Свадьба дело решенное, - заметил хересир. – Через неделю Годамир отправится в ставку хана и вернется с юной дочерью Кульдюрея. Несмотря на преклонный возраст и семерых жён, Велемир готов вступить в новый брак.
- Плохо, - сказал трумлянин. – Нам хватает хлопот от одних ворангов. А если в придачу к их пешему войску и флоту против нас выступит еще и конница кунов, положение сильно осложнится. Мы должны расстроить этот брак и этот союз. Воранги и куны должны вновь сделаться врагами. Тогда им будет не до Трума и не до дальних походов. Хорошо было бы, если бы и склавы поучаствовали в этом деле. Или у них не осталось собственных интересов?
- Склавы, - с досадой произнес Сарычан, - уже и думать забыли о былой свободе. Кто бы мог поверить, что всего полстолетия назад они были независимым народом, и каждое племя само избирало свою судьбу? Мы, хересиры, были тогда полноправными повелителями. А теперь слово какого-нибудь мальчишки-ярла значит больше, чем мнение всего совета.
- Как же вы это позволили? – с тонкой усмешкой заметил Хопотопас.
- Кочевники-вонглары осаждали наши города и теснили склавов по всему Запучайю, - неохотно ответил хересир. – Вышеград был взят, Старград осаждён. Враг грозил столице. Когда Хрорик Могучий привел свои корабли к стенам Велигарда, там царила паника. Хрорик сумел объединить всех хересиров. Склавы, равы и айсты выступили вместе с ворангами против кочевников и победили их.
- Выходит, они сделали то, что вы сами никогда бы не сделали, - сказал Хопотопас. – Так и должно быть: сильные повелевают слабыми, а слабые знают свое место и не высовываются.
- Чушь! – воскликнул Сарычан. – Это был не более чем военный союз. – Воранги явились к нам как наемники, а потом хитростью завладели нашими городами и теперь правят как хозяева. Мой дед выступил против Хрорика и был казнен им. Я знаю, что и теперь среди хересиров есть недовольные.
- За чем же дело? – все так же усмехаясь, спросил трумлянин. – Восстаньте и сбросьте их власть. Если воранги помогли вам избавиться от вонгларов, можно найти тех, кто поможет вам избавиться от ворангов.
- Ты, возможно, имеешь в виду трумлян? – спросил Сарычан, и в голосе его прозвучало презрение. – Я довольно якшался с ними и знаю, что они способны только плести интриги. Если мы и можем на кого-то рассчитывать, так только на кунов. Не на Кульдюрея, разумеется, а на Тюпрака. Это человек железной воли, и он сумеет навести порядок. Мой дед это хорошо понимал. Еще во время войны с вонгларами, он предлагал искать союза с кунами. Но его не послушали. И мы теперь имеем то, что имеем.
— Значит, мы вернулись к тому, с чего начали, - сказал Хопотопас. – Пусть мы смотрим на проблему с противоположных сторон, но мы сходимся на том, что Тюпрак поможет нам ее решить.
Сарычан кивнул.
- Тогда будем действовать в этом направлении.
Хересир не прощаясь, вышел из светелки. Вновь заскрипели лестничные ступени. Хлопнула дверь на первом этаже и наступила тишина.
Оставшись один, проповедник постоял несколько минут в задумчивости, потом повысил голос и позвал:
- Григор!
Отворилась дверца в углу и, нагнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел слуга. Он был высок ростом – на целую голову выше хозяина – и грузен: широкие плечи, могучая грудь, крепкая мускулистая шея, огромные кулаки – все свидетельствовало о большой физической силе. Однако Григор, то ли стесняясь ее, то ли стараясь по возможности скрыть, двигался всегда тихо, маленькими шагами, говорил вполголоса, да и то в редких случаях, поскольку был молчалив от природы. На большом, круглом лице его всегда лежала печать задумчивости и какой-то внутренней сосредоточенности. Бороду Григор брил, но зато отрастил длинные висячие усы, совершенно варварские по своему фасону, лоб имел узкий (черные курчавые волосы росли почти от самых бровей), а брови густые и кустистые. Маленькие глаза прятались в глубоких глазницах и трудно было понять, какого они цвета, потому что Григор избегал смотреть прямо на собеседника и всегда опускал их долу, словно что-то разыскивал у своих ног. Так и сейчас, пройдя в комнату хозяина, слуга остановился у двери, сложил руки на животе и, опустив голову, замер в ожидании распоряжений.
- Сегодня вечером во дворце у хакана будет пир, - сообщил Хопотопас по-трумски. – Будут все конунги и ярлы. И жрецов тоже обещали позвать. Хотят послушать про Дийосмена. Местные варвары любопытны!
Проповедник холодно усмехнулся. Григор приподнял лицо, бросил быстрый взгляд на хозяина, потом снова опустил и застыл в ожидании.
- Что ж, - продолжал Хопотопас. – Раз они захотели услышать слова истины, значит они их услышат, хотя слова эти не будут для них приятными.
Слуга повел плечами, как бы выражая этим свое сомнение.
- Не беспокойся! Ничего они нам не сделают. Но ты тоже собирайся, вдруг потребуешься.
Григор еще ниже наклонил голову и повернулся, собираясь возвратиться в свою каморку.
- Погоди, - остановил его Хопотопас. – Есть еще одно дело. Речь о твоей пропавшей сестре.
Слова хозяина произвели на слугу ошеломляющее впечатление. Резко обернувшись, он устремил на него пристальный взгляд, в котором читались изумление и надежда.
- Да-да, - подтвердил Хопотопас. – Речь о Кагамате. Ведь так, кажется, звали твою младшую сестру?
- Да, господин, - подтвердил Григор тихим, чуть глуховатым голосом.
- Ты рассказывал мне как-то, что торговый караван, в котором следовал по Словоне твой отец, восемь лет назад разграбили куны. Отец твой погиб, а вот о девушке с тех пор не было никаких известий.
— Это так, - отозвался слуга.
- Так вот, есть слух, что в гареме хана Бахмета… Знаешь, кто это такой?
Григор отрицательно покачал головой.
- Сын Кульдюрея, как полагают, будущего тестя здешнего хакана. Так вот, в гареме хана Бахмета есть женщина-трумянка по имени Кагамата. Она жива и здорова и даже, как можно заключить, пользуется расположением своего господина.
- В гареме, - повторил Григор. В голосе его послышалась боль.
Хопотопас, который по своему обыкновению, прохаживался по светелке, остановился и пристально посмотрел на своего слугу.
- Разумеется, в гареме, - насмешливо повторил он. – А на что еще могла рассчитывать девица, попавшая в полон к варварам-кунам? Или тебе лучше было узнать, что она давно в могиле? Говоря между нами, ей еще крупно повезло с повелителем. Этот Бахмет, насколько мне известно, человек совсем не злой.
Григор промолчал.
- Ладно, - сказал Хопотопас. – Как бы то ни было, Кагамата сейчас в ставке Кульдюрея. Надеюсь, она не забыла, что родилась в Труме. Мы подумаем, какую пользу можно из этого извлечь.
8. Проповедь http://proza.ru/2020/11/13/673
«Заповедные рубежи» http://www.proza.ru/2013/07/08/294