В Армении нет начала истории – она была всегда. Андрей Битов
Каждая семья имеет свою историю… Книга рассказывает о судьбе семьи армянина, носящего фамилию известного нахарарского рода, к которому принадлежал князь князей, знаменитый спарапет-полководец Тэодорос Рштуни, один из немногих правителей, сумевших объединить армян. «Возможно, судьба армянского народа сложилась бы иначе, если бы в правящих кругах Армении было больше политических мыслителей, таких как Теодорос Рштуни ». Лео
В этот рассказ о судьбах некогда великой страны, раздробленной и пережившей несколько разделов между разными могущественными государствами, вплетена история одной армянской семьи – Месропа Рштуни, прототипом которого является прадед автора. Дороги, по которым прошли её предки – это дороги судьбы армянского народа на протяжении многих столетий.
В книге три персонажа – глава семьи Месроп Рштуни со своим гердастаном (родом), государство – в трёх лицах, автор, который внимательно и кропотливо воссоздаёт историю государств, участвующих в истории Армении и терзающих её в течение огромного отрезка времени, и семья из Рштуника – с его остатками и новыми членами. Используя источники армянских летописцев и историков, автор рассматривает каждый шаг государств-империй (а их несколько – Византия, Арабский халифат, Османская Турция, царская Россия, Первая республика, Советский Союз) и творцов этой истории.
Точка зрения автора и позиция в освещении роли всех этих государств в судьбе армянского народа формировались в течение многих десятилетий, и отражает только её личный авторский подход. Разумеется, основанный не только на личных наблюдениях, но и сведений из летописей, в трудах историков-исследователей в различных странах, документах и архивных материалах.
Автор заинтересован в объективном анализе и осмыслении прошедших событий, путешествие в глубину веков, воссоздание прошлого – чаще всего, это потребность удивительного чувства прикосновения к другой эпохе – мимолетного, как паутинка... Воображением трудно управлять... А вдруг автор, носитель этой фамилии – тоже потомок древнего рода?
Никто внятно не может объяснить, зачем пишут книги о прошлых веках. Многие пишут, потому что надо изучить, узнать. Затем немедленно сообщить людям о том, что сумел узнать и осмыслить. О том, что произошло, многие не знают, потому что родились совсем недавно.
Есть и такие, которых не меньше, они пишут – почему произошло? Зачем произошло?
Конечно, писатели знают, что хороший читатель любит толстую книгу. Поэтому они долго и нудно объясняют свои мысли, мысли героев, мысли раньше, мысли, пришедшие в голову потом, по прошествии времени… А на нашу долю веков много пришлось, древние мы, очень древние…
Но вот – как быть? – никто не знает. Кто-то находит дорогу сам, кому-то чертят другие. Но всё не то.
Автор принял решение ни к какому лагерю не примыкать и написать про всё: и что произошло, и почему и зачем – по своему пониманию глубинных и поверхностных процессов, с удивлением и без мщения. И мстить уже поздно, и уроки брать поздновато, даже надеяться становится невмоготу –уже всё давно сложилось в судьбу… Переломить бы такую судьбу, кажется, силы не иссякают полностью, а птица Феникс возрождается из пепла…
Автор ведёт свой рассказ, мысленно беседуя с читателем. Часто хорошо информированным, хорошо разбирающимся в клубках своенравной истории.
Цветущий край – долина Алашкерта
И в сотый раз они меняли дом…
Меняли край, дорогами звеня,
И вой и плач над родовым гнездом
Неслись над миром, мир кляня…
Всего 100с чем-то лет назад между цепью хребтов Аладага и Бартоха для армян лежала их родная сказочная страна, напоенная ароматом луговых цветов, расцвеченная пашнями и цветущими садами, омываясь величественными реками Арацани – Мурадом, сверкающей змейкой извивающейся к водам Евфрата. Застывшими волнами окружают прекрасную Алашкертскую долину немые свидетели древности – хребты Армянского Нагорья, а там, на самом краю горизонта, в конце цветущей долины и сейчас виднеется седая вершина горы Сукавет.
Всё на месте…
Горы – они вечные, неизменные, разве что вулкан может проснуться и покрыть смертоносным пеплом сёла и города на своих склонах. Стоят себе, как стояли. Не то что человек, или даже целый народ, который снимается с места, скачет, рубит, убивает других, а те, тоже народ, и тоже снимается, скитаясь по чужим городам и долинам, оставив свои поруганные жилища…
В начале 13-го века сельджуки (теперь уже на себе) испытали масштабное монгольское вторжение. Именно здесь, в ущелье близ Кёсе-дага («Лысой горы»), недалеко от Себастии и Ерзнка (Сивас и Эрзинджан) встретились обе армии. В сражении, длившемся весь день, монголы «всех обратили в бегство, жестоко перебили войско, затем начали грабить павших». Сельджукской армии уже не существовало. Поля были заброшены, в стране наступил голод. Толпы беженцев устремились к западным границам султаната. И всего за два года вся Анатолия была быстро и довольно успешно завоёвана, вплоть до 1335 года.
Возможно, свою роль в этом сыграло и то, что монголам удалось получить у китайцев технологию, которую ещё не знали в Европе, – порох. Они довольно быстро захватывали города и замки, используя китайские осадные орудия и снаряды, начинённые порохом и другими горючими материалами. Хотя, именно конница и прославленные лучники оставались основной силой монголо-татар.
Но кто помнит их, налетевших и сгинувших в тумане веков монголов? Кроме того, что были страшно некрасивые? Другие пошли ветры, других кочевников занесло…
А горы стоят… С древних времён для жителей Алашкерта гора Сукавет считалась Священной. Много легенд воспели эту прекрасную страну наших предков. А про эти две вершины горной цепи Айпар – (армянский танец) – Сукавет и Аладаг сложилась легенда о любви.
Сукавет был прекрасным армянским пастухом, а Аладаг – курдской красавицей. Однажды они встретились друг с другом у горы и влюбились. Сукавет был сыном священника села Чанкли, а Аладаг – дочерью шейха в селе Мандур. Конечно же, их родители были против такого союза.
…И разжигает Зарех-бек потухший свой кальян –
К лицу ль курдянке жениха искать среди армян?».
В ночь армянского Праздника Вознесения влюблённые убежали и спрятались в глухом месте. Узнав об этом, родители прокляли непослушных детей, и те превратились в горы. Пастух превращается в гору в самом центре горной цепи, на границе провинций Алашкерт и Басен, а девушка становится горой между провинциями Вананд и Басен. Слёзы на лице у обоих замерзают и превращаются в снег…
Каждый год в день того самого Праздника Вознесения Господня армянская и курдская молодёжь совершала паломничество к горе Аладаг, зажигала свечи и пела армянские и курдские песни о любви.
А в остальное время года… А в остальное время года армяне стараются с курдами дела не иметь …
Алашкертская долина, Алашкерт… В урартских клинописных надписях он упоминается как Анашт или Алаша, позже он стал известен как Вагаршакерт, затем Алашкерт. Как и тысячи напрочь стёртых армянских имен и названий в Западной Армении, имя Алашкерта было «тюркизировано» – Элешкирт. Однако, знал Алашкерт и славные дни. В 371 году здесь произошла Дзиравская битва, и армянская армия, возглавляемая царем Папом и спарапетом Мушегом Мамиконяном, разгромила персидскую армию.
Между разбросанными курдскими и редкими тюркскими сёлами лежало большое село Каракилиса – «Чёрная церковь». Церковь есть церковь, даже для неверных название тюркское, как и всё кругом – и язык, и власть. Сейчас Каракилис стал называться Агры, но турки так же пресно называют и наш Масис. Просто гора! Агры-даг!
Армяне в Каракилисе жили испокон веку:
«Каракилиса – 2000 домов, 1500 турок, 500 армян. А в пересчёте на людей, считая, что в каждом доме в среднем по 10 человек, одна треть – армяне, две трети – турки».
Не верьте. Перепись шла точная, но данные про армян занижали, к тому же почему-то женщины прятались. А турки там или курды – кто их разберёт? С оружием они одинаковые.
И вообще, армянская семья больше турецкой. Торговля и ремёсла в руках у армян, но при этом турки богаче.
Естественно, богаче, ибо турки захватили лучшие земли и разбогатели. Землю обрабатывали остальные, неверные.
Шумный рынок Алашкерта торговал до поздней ночи, привозили мясо и сверкающий на солнце белый сыр из соседних курдских деревень, из армянских сёл везли всевозможные крупы, муку, кувшины разных мастей под сыр, каурму и соленья. В глубине рынка пестрели навесы ремесленников-армян: сапожников, золотых и серебряных дел мастеров, поближе к воротам толпились жестанчи, шорники, кузнецы, гончары. Продавали ткани и специи, привезённые из заморских стран – армяне издавна занимались здесь ремеслами, торговлей. Подводы и повозки стояли вокруг рынка крепостным строем, ржали кони, кричали подсказчики – кому куда идти, чтоб свой товар найти, и сновали юклейчи – грузчики, подзывая народ к товарам. Здесь обменивались всеми новостями и слухами. На городском рынке больше полусотни прилавков, большинство из которых принадлежали армянам. Да и сам город основали армяне. А здесь, в Алашкерте, в основном они жили в районах Блеян, Сорансоц, Петакхот.
Много веков Алашкерту… Оказывается, он существовал ещё со времён Урарту! Это часть древнего Багреванда. Но армянские источники почему-то пишут, что город был основан во II веке до нашей эры царём Вагаршем I и потому был назван Вагаршакерт. Бескрайнюю долину выбрал царь для города, откуда он мог знать, что через много веков на его земле появятся кочевники, и надо было селиться в неприступных горах, чтоб до них не добрались! А плодородную долину облюбовали кочевые племена и постоянно грабили. Впрочем, коренные жители тем и выживали, что с каждым набегом карабкались вверх, к каменистым склонам и межгорным котловинам, покрытым сухими степями, иногда и альпийскими лугами… Выше в горы – сухие леса Армянского нагорья, остатки некогда густых сосновых, можжевеловых и дубовых лесов. Кто знает, когда и почему они исчезли…
В середине 18 века здесь, в этой цветущей долине, насчитывалось свыше 360 армянских сел! А уже к концу того же века после опустошительной грызни между беями Хнуса и Маназкерта за Алашкерт, большая часть армянских сел была уничтожена, да и походы Паскевича и Тер-Гукасова отразились на алашкертцах, тысячи армян потянулись за русской армией, спасаясь от погромов, а оставшиеся 80 сёл жили под страхом мщения за свои надежды быть освобождёнными от турецкого гнёта.
Из сообщения корреспондента газеты «Таймс» Нормана. Эрзрум, 24 августа 1877 г.
Британский журналист Норман сообщал о тех событиях:
«Положение армян в стране, по которой прошла армия Исмаила-паши, крайне бедственное. Из 122 деревень Алашкертской равнины все, за исключением девяти, полностью разрушены. Те немногие христиане, которые не воспользовались покровительством России при отступлении Тер-Гукасова, варварски убиты, целый ряд деревень сожжен дотла. В Мушском округе некоторые деревни были разрушены, а многие жители вырезаны. Город Баязет и окрестные селения удостоились той же участи. В большинстве этих мест мужчины, женщины и дети были убиты самым жестоким образом...».
Ким Бакши: «Алашкертская равнина была одной из самых плодородных. На это обратил внимание и Пушкин в своём «Путешествии в Арзрум»: он ехал мимо тучных нив и полей густой пшеницы. Армяне были гостеприимны, кормили его хлебом и сыром. И хотя все эти земли ныне входят в турецкий вилайет, Пушкин знал и верно называл их – Арменией. Алашкертская равнина всегда была одной из самых заселённых армянами. Несмотря даже на утомительные войны за неё между султанскими беями (лакомый кусок, плодородная, отлично освоенная земля – сады и пашни) и постоянные нашествия и грабежи кочевников-курдов, еще в XVIII веке здесь было свыше 360 армянских сёл. Но число их всё время сокращалось: шли массовые переселения в Восточную, русскую, Армению. Ко времени путешествия А.С.Пушкина, к началу XIX века на равнине оставалось ещё свыше 80 армянских сёл. Но именно в 1829 году началось окончательное, массовое переселение тысяч алашкертцев, испугавшихся расправы за помощь русской армии. И этот страх был обоснован: турки беспощадно расправились с армянским населением, многие сёла были поголовно вырезаны».
Многие не стали долго раздумывать над своими поломанными судьбами и выбрали жизнь. Сотни семей двинулись со своим скарбом вслед за русской армией, заселив окрестности озера Севан, да и в Апаране их много. Но и оставшимся и уцелевшим пришлось менять свой кров: и в 1855-ом году, и в 1878-ом... А в 1890-х турецкие власти решили из приграничного с Российской империей Алашкерта изгнать армян окончательно и навсегда, и пустили сюда отряды «гамидийе».
Так накануне первой мировой войны в гаваре осталось всего около 22-х армянских сёл.
Вот и дошли до первой мировой войны, когда Россия объявила войну Турции, всё же вынужденно объявила, надеясь быстро продвинуться вглубь (возможно, чем чёрт не шутит, и к желанным проливам!). Да и зачем она бросила столько армий на арену войны, кто бы спросил? Потеряла свою монархию, ввергнув себя в пучину большевизма… Кто же мог тогда предугадать? Германия науськивала Австрию, чтобы та напала на Сербию. Это заставило Россию, союзницу Сербии, объявить мобилизацию, не дожидаясь мирного решения. Затем Германия объявила войну Франции и захватила Бельгию. Все это заставило вступить в войну Британию, которая считала себя гарантом нейтралитета Бельгии и союзником Франции – ну, как всегда, и проливы тоже. Вот такая сложная конструкция получилась. Все постояли друг за дружку, и началась эта дурацкая война, которая, тем не менее, привела к катастрофе много народов. Даже ничего не подозревающих о каких-то эрцгерцогах! А вступление России ещё больше обозлило Турцию, где жили христиане и единоверцы России. За армян никто не постоял, им сочувствовали, но, как всегда, назло России из-за них ссориться между собой не стали, не говоря уже про аппетиты… Турция вообще объявила «джихад» – священную войну странам Антанты и 30 октября в составе блока Центральных держав официально вступила в Первую мировую войну… В ноябре Россия объявила Турции войну. 5 и 6 ноября за ней последовали Англия и Франция.
Конечно, Россия воевала с Турцией, решая свои вопросы надёжных границ, чем не вариант – отделить себя от этой мерзопакостной соседки, заселив приграничье воинственными и умеющими постоять за себя казаками? Кто знает, что у кого было на уме? Русские войска то брали Алашкерт, то отступали. И как только отступали, набегали турки и курды, начиналось истребление уцелевших жителей армянских сёл. Как только русские наступали – турки убегали, резать переставали. Но война – это свобода грабежа, войны затем и затевают, и казаки сами начинали грабить и отбирать всё, что осталось. Правда, правда! Казаки тоже рассматривали эти территории, да и саму войну, как поле для битвы и грабежа. Разумеется, их присутствие сдерживало зверей. Их самих – сдерживало более благородное офицерское начальство, единоверство, как никак – «христьяне».
Армяне Восточной Армении начали создавать добровольческие отряды, один из трёх отрядов славного Андраника паши выдвинулся в направлении Алашкерта. Русское командование одобрило, и даже помогло с оснащением, как всегда, отмечало храбрость воюющих добровольцев, но, повторюсь, повидимому, царское правительство намеревалось заселить казачеством опустевшие от погромов территории, не для того воевало. Ведь довольно часто действия государства направляются намерениями генералитета.
И как же не помнить, если намерения были! Известно, что в апреле 1915 г. командующий Кавказским фронтом генерал Юденич, победитель в одной из крупнейших в Первой мировой войне – Эрзерумской операции, а затем Трапезундской, обратился к наместнику на Кавказе Воронцову-Дашкову с предложением отправить из России в уже занятую русскими войсками Алашкертскую долину крестьян, которые должны были подготовить земли и пастбища для ее последующего заселения русским населением. Своим приказом Юденич запретил местным жителям – армянам не только заниматься сельскохозяйственными работами в Алашкертском, Диадинском и Баязетском округах, но и вообще вернуться к своим родным очагам!
Аветик Исаакян в конце 19-го века пишет: «Тюрьмы были переполнены узниками из числа сочувствующих освободительной борьбе западных армян. Были арестованы Агаян, Ширванзаде.
А в Турции армянский народ захлебывался в крови. Царское правительство заняло в армянском вопросе определенную враждебную армянам позицию. Императорский посол в Стамбуле Нелидов поощрял резню, организованную султаном Абдул-Гамидом. Нам было известно варварское желание министра иностранных дел Лобанова-Ростовского видеть «Армению без армян».
Россия одобрила создание добровольческих отрядов, но не могла же она рассчитывать на формирование таких же отрядов из западноармянского населения! И не только по той причине, что это были турецкие подданные, граждане Турции, но и потому, что Турция своей дальновидной и коварной политикой заблаговременно пресекла подобный ход развития событий и лишила армян возможности сопротивляться. Во-первых, всех армян мужского пола стали призывать в турецкую армию, затем начали разоружать и уничтожать их. Точно так же турки поступили и с греками. Так что, если пишу про армян, надо знать, что то же самое проделывали и с греками, и с айсорами. Избавлялись от византийских остатков…
Армян переводили из фронтовых районов в тыл, использовали их как рабочую силу в специально сформированных рабочих отрядах.
Разоружённым мужчинам поручалась самая тяжёлая работа: строительство дорог, мостов и укреплений, перемещение грузов. Вообще, по давней традиции в Османсой империи, военные укрепления висели на шее христиан – это они копали, таскали камни и возводили толстые стены. Затем измождённых, изнурённых непосильным трудом и постоянным недоеданием армянских солдат вывозили группами в 50 или 100 человек под военным или полицейским конвоем из места их дислокации и уничтожали.
Естественно, Россия благосклонно отнеслась к содействию населения Восточной Армении, которое проявили готовность и желание принимать участие в боевых действиях. По специальному распоряжению была объявлена амнистия армянским политическим и общественным деятелям и видным представителям национально-освободительного движения, которые сразу же влились в общенародное начинание, а боевые действия армянских отрядов имели важное значение, роль этих отрядов трудно переоценить, в особенности с учётом географического положения и знания языков. Разумеется, по традиции, русские власти не скупились на неопределённые и ни к чему не обязывающие обещания о предоставлении автономии армянскому населению Западной Армении. Армянские национальные партии, общественные организации и вся передовая интеллигенция, поверив имперским заверениям и не имея никакой иной альтернативы, приступили к активным действиям. В Российской империи к началу мировой войны проживало более двух миллионов армян, и в царскую армию, по некоторым данным, были призваны 250 тысяч армянских юношей.
А вот Андраник, проницая время, улавливает, что добровольческое движение может нанести делу освобождения Западной Армении больше вреда, нежели пользы. С какой целью царь и его наместник на Кавказе взялись за это? Вопрос этот не давал ему покоя. Знал ведь вкус царской империи «прирастать землями» и её любовь к переселениям и расселениям… Присутствие нескольких тысяч армянских добровольцев в 800-тысячном русском войске (именно эту цифру озвучил ему Мышлаевский), в тот период погоды не делало. Зато сам этот факт мог дать туркам повод к новой резне и избиениям армян. Западные армяне на этот раз оказались заложниками действий страны, с которой Турция стала опять воевать…
Вслед за русской армией…
Спасенье было рядом –
С бедой в обнимку шли,
Нам ничего не надо
Терпенье ниспошли!
Под взгорком, спрятавшись под деревьями, стоит ладный дом со сложенным из камня ацатуном, а из чего ещё? Это дым Григора, старшего брата Месропа. Сам Григор – священник, домашние прислушиваются к его словам, даже если говорит не о Боге и вере. Рано поседевший Григор, долго не хотел уезжать из Арчеша, но пришлось. А до этого из Вана с его церквями не хотел уезжать. Но почему-то хотел окормлять паству в Тигранакерте, готовился ехать туда. Сын Григора имел две лавки на алашкертском рынке, и что только не продавал он в своих магазинчиках! Из Полиса ему привозили ткани, специи, и даже книги.
Самый младший из братьев – Месроп, крепкий, невысокий, по виду крестьянин, самый грамотный и уважаемый человек в округе. Спокойный, молчаливый дома, Месроп преображался в армянской школе, где он учительствовал. Их в Алашкерте целых две. Там школу для курдов тоже недавно построили, но она стояла почти пустая. Не тянуло курдов к учёбе, зато какие были всадники и мародёры! Сам Месроп недавно переехал в Алашкерт, до этого жил в Каракилисе, недалеко от рынка.
У Месропа и дед, и прадед были варжапетами, учителями. Преподавали в приходской школе, детей учили «маштоцагиру» – грамоте. Но особенно любил Месроп рассказывать ребятишкам про историю армянских царей и нахараров. Про их победы и горькие поражения, а последних, увы, было больше, чем надо… И обязательно кто-нибудь из детей спрашивал:
– Ну почему, варжапет? Ну почему? Бог не любит армян?
Знал варжапет ответ на этот вопрос, но дети не поймут. Пусть немного подрастут, расскажет, как все ссорились и грызлись друг с другом, и всегда находились предатели, готовые за подкуп продать и свою веру, и своего Бога. Ну, и судьба, конечно…
Много живности у Месропа, в большом просторном хлеву коровы, овцы, три лошади, два мула. Птичник тоже кормит, да не только их семью, но и бегских отродьев.
Средний брат, Мартик, года за три до начала этой проклятой войны поехал в Россию, в Тифлис. Всё звал с собой, да не дозвался никого. Ему что – музыкант, позвали – играет. А у Месропа ученики, школу на кого бросишь? Приезжал, проведает, кой-какой товар завезёт, соберёт деньги, и – назад. Рассказывал, что Тифлис сказочно богатый город, всем там хорошо, ни турок, ни курдов не видно, армян много, все богатые, а главный у них не султан, а император, русский, у себя в столице сидит, а столица далеко, на севере, ездил один раз, не замёрз.
С гор уже пахло снегом. Лошадей на днях забрали курдские собаки, оставили одну кобылу. Двух мулов мобилизовали у старшего, жившего в конце села. Григор с сыном был в отъезде в дальнем селении, тот строил новый дом для крестника, а сам он поехал по «делам тертерским»: крестить, хоронить. Во дворе онемевшая от страха невестка показала вооруженным курдам пустой загон, чем их очень разозлила, они стали грязно ругаться, махать саблями, побежали за квохчущими курами, захватив несколько штук. Как только курды скрылись, испуганная Аник тут же побежала в дом к младшему деверю.
Дома, прижав к коленям испуганную ребятню, с заплаканными глазами сидели золовка со свекровью.
– Наших взяли, – всхлипнула свекровь, и, обняв невестку, неслышно заплакала.
Воевать забрали двух её братьев. А муж, однорукий Месроп, вышел во двор, чтобы не слышать женских причитаний. Руку ему лет десять назад отсёк бегский телохранитель, потом перед местным бегом оправдывался, что ошибся. Они же кормились с армянских сёл, убивать или калечить самим же было невыгодно, да как увидят беззащитного армянина – унять свою звериную ненасытность, не могли.
Братьев он больше не увидел – ни старших родных, ни двоюродных, ни любимого племянника-книгочея. Да разве только их? Всех мужчин, кто попался на глаза, собрали и увезли.
Сыновья помладше, их пока не тронули… Старший, весёлый Ваан, высокий, ладный, чуть было не показался взрослым, но из-за хромоты выскользнул из лап гамидийе – ещё и подшучивал – со двора с курами ушли.
Аскяры из алашкертских сёл мобилизовали всех мужчин. Перед первой мировой войной в османскую армию были призваны мужчины 1891, 1892 и 1893 годов рождения.
Долина давно покрылась багряными и желтыми красками осени, со снежных вершин спускалась зима.
Встревоженные родственники набились к ним во двор, братья Ваан и Казар с детьми сидели в ацатуне у айрика, где было потеплее, и молча уставились в прокопчённую дымом стену напротив курси.
– У меня есть два ружья, у Кязима в прошлом году выменял. Надо идти до русских! Больше надеяться не на кого!
– Русские далеко, самим надо что-то делать! Пока здесь не начали…– и замолк.
– Школы уже не будет, детей по домам будем учить.
В ацатун тихо вошла мать и стала стелить постели.
– Уходить нам надо, чем раньше, тем лучше. Пока русские близко. На рынке говорили, уже вчера многие собираться стали!
– И мы поборемся, и русские нас не бросят! – запальчиво произнёс младший.
– Это ты будешь воевать? – усмехнулась мать, глянув на ростом не вышедшего рыжего мальчишку в широченных штанах.
Мальчишка закончил учёбу в армянской школе в Алашкерте и уже сам преподавал там же.
По армянским деревням шастали вороватые и наглые курды.
Курды считались мусульманами, но за молитвой их никогда не видели, не то, что турок: разложит коврик, и – бац на землю! Мирно соседствовали – и с ними ругались, и друг с другом, и с турками, правда, придержав язык. Но как только курд или турок, вчерашний мирный сосед, брал в руки оружие, его было не узнать! Он становился мясником! Какая идея овладевала им в такое время, какой инстинкт? Курд ни пахать не умеет, не сеять, даже из готовой муки хлеб не испечёт, как голодный шакал, рыщет по армянским и греческим сёлам, хлеб силой забирает у земледельцев.
Курду-полукочевнику даже удобно иметь рядом такой источник почти бесплатных благ!
Увидев разорение и трупы своих родных и близких, армяне и греки наполнялись чувством мщения и старались отплатить той же монетой. Но так результативно у них никогда не получалось – и греков, и армян всегда было намного меньше, и совести было больше, чем надо, а огнестрельного оружия вообще ни у кого… Право стояло не на их стороне. Но были и столкновения, никого не щадили, месть застилала глаза.
Сами курды делят себя на оседлых и кочевников, и они не совсем в ладах друг с другом. Например, курдский ученый М.Х. Баязиди пишет: «Курды-кочевники и оседлые мало общаются друг с другом и редко отдают своих девушек замуж. Кочевники называют оседлых горанами, считают их никчемными и трусливыми и говорят, что дети, горанов бывают ни к чему не пригодными, бездельниками и трусами. А оседлые курды в свою очередь говорят, что дети кочевников бывают грубиянами, ворами и гордецами. Кочевники и оседлые не ладят меж собой, они в большинстве случаев бывают, недовольны друг другом и не доверяют друг другу». Однако, у магометан есть такое примечательное свойство: против «неверных» все тут же объединяются в звериную массу…
Армян было мало, а осталось совсем с горстку. Времени – и того меньше… Решение давно маячило в измученном мозгу, не надо дожидаться, пока османы станут воюющей страной, а раз русские объявили, что армян будут защищать – никого не пожалеют. Сказали, что будут защищать, но как? Армян они только переселять умеют, за армией своей таскают в бескрайние русские пустыни, где, говорят, от холода ничего не растёт...
Волчьи пасти за одну ночь нависли над их селом, над всеми армянскими сёлами…
Ночью прибежал сын Григора, чтобы сообщить, что семья всё же решила выехать в Тигранакерт. Мартик кружил по деревням, собирая деньги за товар, он тоже выскользнул. Приехал через несколько дней, как раз русские уже пришли.
Скарб был погружен в единственную подводу, ждали Казара. К вечеру Казар приехал на двух подводах, раздал братьям по кисету золотых, мать зашила в кушаки. Себе оставил больше, сказал, дорога долгая будет, казакам надо отстёгивать.
Мать и жена тихо подали голос со скамьи:
– Золотой увидят, разденут! Казаки не лучше курда или турка!
– Молчи! – услышав про турок, рассвирепел Казар. – Лучше пояс отнимут, чем голову с плеч да без слов!
Что и говорить, тяжела и горька такая судьба… С места на место, только дом построишь, а уже гонят и оттуда, со своей земли… Лучше быть ограбленным, чем без головы – когда она рядом валяется… И так всю дорогу – русские только грабят, но не режут, турки и грабят, и режут… Всё равно остаётся к русским прибиться, христиане как никак. А здесь все беды оттого, что все они – неверные. На своей земле не хозяева. Что может быть горше этого?
Но как ехать, если кругом шныряют башибузуки и гамидийе?
Казар вызвался доехать до какого-то отряда из неместных, тамошних армян, которых он видел в дороге. Говорили, это армянские добровольцы с русским войском двинулись к Алашкертской долине. Из Кахзвана в Битлис. Надо держаться поближе к русскому войску, а там посмотрят.
Мать, закутавшись в платок, постелила миндар на тахту, села с самым младшим племянником, что-то тихо напевала, чтобы заснул, а сама в такт качала головой от страшных мыслей:
– Куда кур денем? Ягняток, хоть молоко имели каждый день, как корову оставим?
– Майрик, на новом месте снова всё заведём!
Казар вернулся к утру. На казачьих постах посоветовали ему вернуться, всё равно турок всех выгоним. Казар недоверчиво посмотрел на удалого детину и спросил:
– Правда, что армяне есть в русском войске?
– Кроме басурман, всё есть, и генералы армяне тоже есть! Христьяне! А вон в той стороне они стоят!
И показал на самый горизонт.
Ехать так ехать, не оставлять же иродам! Ели кур, барашков разделали под каурму. На рынок съездили – остатки продать да новости узнать. Христиане сбились в кучу, греки, армяне, айсоры, шушукались между собой, еле скрывая страх, гнев и ярость. Внутри всё кипело от бессилия, но всё же надеялись на чудо.
Несколько дней и ночей мрачно провели в ожидании русских, и вдруг к полудню через алашкертские сёла саранчой пронеслись турки и курды. Узнали о приближении русской армии и кинулись вершить своё чёрное дело! Заходили во дворы, резали и закалывали всех, кто попадался под руку, засунув несколько визжащих детей подмышки, забирали скот и ценности и, вскочив на лошадь, неслись к следующему дому. Посреди ясного осеннего дня на Алашкертскую долину спустилась ночь…
Дом Мартика был на отшибе, под взгорком. То ли не заметили, то ли спешили, то ли звери напились крови… Женщины как раз кур потрошили, а дети в ацатуне грелись в ворохе миндаров. Какой же бог их спас!
Наутро боялись открыть глаза. День прошёл в кошмарном ожидании, боялись выбраться на дорогу. Братья с опаской пошли к соседям. Двери распахнуты, кругом кровь и трупы… Тут же выбежали из дома Назарета, в другом доме царил тот же ужас…
Когда в Алашкерт пришло известие о приближении русской армии, первой жертвой учинённых зверств стал священник, отец четырёх несовершеннолетних детей. Григор собирался в Тигранакерт, успел ли? Да и чем там лучше сейчас? – тоскливо думал Месроп, машинально пропалывая ряды рехана..
– Турки схватили его, избили, стали глумиться, как истязали, глаза бы не видели! Отрезали голову, выкололи глаза, насадили на шест и стали таскать за собой! – плача причитала взлохмаченная женщина с безумными глазами:
– Ваай, ваай! Чёрный день на мою голову! Моих всех перерезали! – и била себя по коленям.
– Майрик, если сегодня русские не придут, поедем куда глаза глядят, или я найду этот отряд! – набычился Казар, глядя в заплаканные глаза матери. Невестки держались, хоть детей не напугать. А те забились в угол ацатуна, то ли не понимали, что творится, то ли не показывали страха – это всегда считалось грехом.
Два дня дрожащими руками взрослые женщины оттаскивали трупы, все, кто мог, даже дети, рыли ямы для похорон. Кровь стыла в жилах, глаза не выдерживали увиденное. Кое-как соседей и двух-трёх родственников захоронили.
На рассвете не успели даже отворить ворота: на просёлочной дороге снова раздалось ржанье коней, слава тебе, Всевышний, русские въехали в Алашкерт, казаки едут!
Мать вскочила и перекрестилась:
– Жалко, скотинки совсем не осталось!
Во двор пританцовывая, вошёл пеший казак, оставив лошадь за изгородью:
– Давайте, люди, есть нечего, неси, хозяйка!
Проснулась и невестка, из дома выглянул Казар:
– Добро вам, заходите!
– Некогда нам, наступление долгое, несите, что есть!
И проворно зашёл в птичник. Осмотрел, вышел и прошёл в дом.
Домашние растерянно пошли за ним.
Женщины заботливо сложили лаваш, хлебцы-боконы, положили отваренных вечером кур, вошёл второй казак и ущипнул младшую невестку:
– Хороша девка!
Варсик убежала в отах, казак за ним. Мать заорала:
– Казаар!
Увидев перекошенное лицо Казара, казачок извинился:
– Думал, девка, прости, брат!
Казар размахнулся и свалил казака. Он не понимал этого русского – почему тот посмел трогать чужих женщин.
– Это не твоя жена, понял?
– Ей же 12-13 лет!
Зарик, младшая сестра Казара кинулась к брату, боясь, что тот сцепится с казаком.
– Мы рано женится, чтоб турк девушка не украла!
Но казак не понимал, почему так взволновались эти туземцы, баба и есть баба! Не басурмане, вроде, христьяне, да всё равно чумазые и непонятные, все на одно лицо!
Виновато поднялся, пожал руку, голубые глаза светились безмятежностью.
А братья удивленно вышли из отаха. Отец про русских иногда рассказывал, дома у них ещё времена Паскевича помнили, их образы всегда сливались с добрыми спасителями, героями…
Допоздна от напряжения не могли уснуть. Варсик в обнимку с Зарик плакала под одеялом, Мариам не знала, как её успокоить…
Утром снова побрели на рынок, узнавать новости.
А от новостей волосы вставали дыбом.
Почти ни одного дома не осталось без убитых! Словно смерч пронёсся над цветущим городом! Повсюду валялись трупы, а оставшиеся в живых бегали по улицам, от одного родственника к другому, их вой и причитания неслись над крышами опустевших и разоренных домов…
В двух-трёх домах нашлось оружие, мужчины перестреляли турков, их трупы тоже валялись под ногами. Но силы были неравными. Дом даже попытались сжечь, но к ночи пошёл дождь...
Двухтысячная турецкая армия, отступая через долину Алашкерта, грабила и громила все христианские дома по всему периметру долины. Во всех сёлах стояли крики, и плач взвивался до небес.
Боже, где ты сидишь?
Казар и Ваан понуро брели по улицам полумёртвой Каракилисы. Кто спасся, закрылся по домам и не вылезал, казалось, ни души не осталось вокруг, даже дыма из ердиков не было видно. Возле последних домов они увидели привязанную безхозную лошадь. Во дворе лежали люди, связанные по ногам, головы валялись отдельно, в доме было пусто, видимо, выволокли всех во двор.
На рынке открыли всего несколько прилавков. Сходились кучками, чуть слышно переговариваясь, решали, что делать. Русские вселяли надежду. Но на памяти старожилов были и отступления, тогда народ увязался за армией. Меж рядов ходили казаки, деловито выглядывая обстановку.
Казар и Ваан уже определились, подошли к соседям и сообщили:
– Надо оружие у них просить! Казаки говорят, армяне в армии есть, найти бы!
– Лучше днём пойдём искать, а то за башибузука могут принять!
Прошло несколько дней, странные наступили времена. Каждый день казаки наведывались в дома, где остались живые, шарили по дворам и отбирали всё, что хотели! Ваан заметил, что двое-трое из них одни те же бравые ребята, приводили с собой товарищей.
Армяне растерянно следили за ними, вступали в неравную перепалку, бить не решались, за спиной сторожили их однополчане, с оружием. Наконец, мужчины (почти подростки) решили наутро добраться к их начальству.
Пошли пешком, их лагерь был виден издали. Долго препирались, постовые пытались отогнать, и вдруг Ваан услышал армянскую речь.
Несколько человек подошли к ним, спросил, зачем пришли.
– Русская армия уже здесь, вам ничего не угрожает! – остановил их высокий седой армянин в гражданской одежде.
Его добрые глаза немного успокоили Ваана, но он продолжил:
– Мы из Каракилисы. Наше село потеряло больше половины жителей, турки и курды за два-три дня так прошлись по селу, камня на камне не оставили. А русские заходят в дома и всё, что осталось после них, отбирают!
– Вчера казаки собрали 500 овец, ограбили, продали, в тот же день отобрали снова, продали другим, и так с утра до вечера несколько раз продавали, снова отбирали и продавали, – вмешался Арутюн, ровесник Казара.
Каракилисцы окружили седого старика и стали наперебой жаловаться:
– Русские всё берут и ни за что не платят. И забрали большое количество муки, кизяка и сена. Считай, 2000 повозок, каждая повозка по 80 пудов! Разве так можно? – чуть не заплакал хромой Ншан, самый зажиточный человек на селе, с сыновьями мукомольную держал, – русские уже два раза занимали нашу страну и оставляли, уходили. Снова должны оставить?
– А вот крестьяне из Хачлу сегодня утром благодарили, говорят, что если бы казаки вчера опоздали на 20-30 минут, курды полностью разрушили бы Хачлу, – сказал высокий старик.
– Видели бы вы, в каком виде привезли оттуда двух убитых алашкертцев! В изуродованном виде, курды не забыли осквернить их, и осквернить самым омерзительным способом. Рот у одного был полон крови и забит! – произнёс другой седой старик с печальными глазами, тоже в штатской одежде.
– Погодите, послушайте, в первый день наши казаки собрали на окровавленных улицах трупы семнадцати стариков, девятнадцати женщин и двадцати пяти детей, – подошёл к группе взволнованных посетителей казачий командир, – мы собирали, и в каком состоянии!
– Бог мой! – обратился он к высокому седовласому мужчине, – обезображенные, поруганные, осквернённые! Здесь головы, там ноги и руки. Здесь груди женщин, там их тела! У стариков выколоты глаза! Ручонки детей изрублены, видимо, чтобы оторвать от подолов матерей. И нужно видеть, как плакали наши казаки, вытирая слёзы своими рукавами. Люди, чувства которых были закалены в крови и огне, смягчились, словно дети, – дрожащим голосом рассказывал немолодой вояка.
– Это какие-то единичные случаи, мы разберёмся на месте, поймите, фуража не хватает! – уже потише добавил этот русский военный, обратившись к седовласым армянам.
Как эти старики оказались там? Наверное, тоже добровольцы. Но такие старые? И без оружия…
– И Хачлу, и Хиябек ночью двинулись в Алашкерт! Все, кто остался жив, туда собрались!
– Дайте нам оружие, мы тоже хотим драться! – воскликнул Казар.
– Поедем с нами, мы как раз завтра едем в Алашкерт. Поможем вам записаться в дружину! – заверили пришлые старики.
В Алашкерте царила тревога, с одной стороны, русские давали надежду мирной жизни, с другой стороны – кто их знает? Турок они чаще всего побеждали, но отступать тоже умеют, тьфу-тьфу, чтоб сатана не услышал!
В Алашкерте братья остановились у родственников, ожидая высокого старика, которого все звали Ованес. Те огорошили ужасными новостями:
– Не хотят нам давать оружия, а мы хотим воевать вместе с ними! Сколько горя нам турки принесли! Утром казаки вошли, весь дом и хлев обыскали, изъяли три пистолета, три ружья, из сундуков вытащили все золотые, серебряные украшения. Пришёл командир, стал угрожать пистолетом, но не смог ничего вернуть! Разве такие защитники бывают? Что за проклятие нам, за что! – неожиданно плаксиво запричитал дальний родственник Казара.
Подошло ещё несколько человек. Один из местных жителей горестно рассказывал о том, как курдская разбойничья банда уничтожала прекрасный сад, засаженный армянином.
– Почему вы это делаете? Хоть деревья пожалейте! – взмолился хозяин.
– У нас нет садов, пусть и у вас не будет! – нагло отвечал курд.
Надо же, даже деревья росли только в армянских сёлах!
Рубили и людей, и сады…
Рядом понуро, пряча глаза, сидел сосед, всем известный и уважаемый турок Аджи, у которого остановились эти седые армяне, и печально кивал головой. Во время нападения курдов Гаджи спрятал в своём доме одиннадцать армянских семей и тем самым спас их от гибели. Как он это смог устроить, было уму непостижимо, но, видимо, получилось, и этот факт записал тот высокий седой старик, Ованес Туманян, который вместе с Ширванзаде и ещё с кем-то прибыл на линию фронта, чтобы встретиться с добровольцами.
Мужчины хмуро жевали намоченный хлеб. Наконец, их позвали.
– Старшего возьмём, он и ростом вышел, – негромко распорядился казачий начальник, ещё раз оглянув рослого голубоглазого Казара. Видать, глянулся, на своих был похож.
Казару выдали маузер, и он шагнул к группе остальных парней, которые тоже записались.
Но сразу повоевать не пришлось.
«Армянам, проживавшим на линии Алашкертского фронта, поначалу раздали 500 ружей-берданок, затем часть этого оружия изъяли – на том основании, что оружие это якобы используется для грабежей. А в районах Баязета и Диадина общая численность оружия достигала 70000. Тем не менее, политика, проводимая в отношении армян в Игдыре, была значительно более доброжелательной, чем, скажем, в Караклисе. Здесь, безусловно, свою важную роль, ко всему прочему, сыграло различие подходов генералов Огановского и Абациева.
Последний с нескрываемой иронией и высокомерием отзывался об армянских добровольцах, обвинял местное армянское население в том, что оно занимается одними только грабежами. На встрече присутствовал также генерал главного штаба Лебединский, который во всём соглашался с Абациевым и просто повторял все его слова. Туманян почти дословно приводит всё, что сказал во время встречи генерал русской армии, преисполненный злобы и ненависти к армянам: «Армяне заняты грабежами и ограбили все дома курдов и турок…».
Комиссия уже убедилась в том, что больше всего армян разоружали именно в Караклисе. Абациев клеветал также на армянских повстанцев, утверждая, что якобы они «также занимаются грабежами». Когда же члены комиссии приводят очевидные примеры грабежей со стороны курдов, Абациев возражает: мол, армяне «разграбили у несчастных курдов всё имущество и увели всех лошадей». Абациев даже не пытается скрывать свою антипатию к армянским повстанцам, обусловленную очевидными успехами добровольцев и многочисленными примерами их беззаветной храбрости и героизма в сражениях. Армянские повстанцы неоднократно доставали для русской армии продовольствие из армянских и курдских сёл, а генерал представлял это как расхищение и не скрывал своего нежелания видеть армянских повстанцев на поле боя.
Создавалось впечатление, что мусульманин Абациев вовсе не стремился сражаться против армии турок-мусульман. Поэт записал также следующее клеветническое заявление Абациева об армянских добровольцах: «Идя следом за нами, они начали брать из турецких и курдских сёл сено, еду и прочее для своих нужд, и это очень вредит нашему престижу… Сложилось впечатление, что всё это делается с нашего ведома. Вот поэтому я и предложил им: если хотите, идите впереди нас, а следовать за нами, в нашем тылу, и так поступать мы не позволим. И даже сказал им: если вы собираетесь продолжать в таком же духе, то лучше пусть вообще вас не будет»
Ночью постелили детям и стали совещаться. Сестра отца с мужем и детьми решили идти на юг, к Вану. Говорили, что там спокойней, русские стоят. В ближней деревне Сорб родственники мужа подвезут к Вану, там в деревне есть ещё из мужниной родни. Но всё равно знали, что впереди страшная неизвестность.
И так – постоянно… У нас всегда две дороги: одна в пропасть, другая – в неизвестность…
Утром сестра с детьми и двумя-тремя соседями и родственниками, тоже решившими уходить, выехали в сторону Вана, к Арчешу. По дороге туда брели караваны беженцев, все говорили, что в Ване спокойно, резни нет. Да и предки их были оттуда, из Рштуника, коренные арчешцы, жили там с незапамятных времён (в 1880 году армянское население оценивалось в 26 900 человек, свыше 90%). Постепенно большинство уехали в поисках лучших пахотных земель, разбрелись по плодородной долине.
По-армянски Арчеш (Эрджеш) называется Аканц. С конца XVIII века из-за подъёма уровня воды в Ванском озере Арчеш постепенно погружался под воду, и лет 50 назад был перенесён на новое место, севернее и существенно выше. А старый город совершенно погрузился под воду, так что зданий не было видно.
Дед рассказывал, что после того, как Рштуником овладели князья рода Арцруни, и земли Рштуника вошли в Васпуракан, немало нахарарских знатных и незнатных людей разбрелись по земле армянской… Многим пришлось поменять Рштуник и благословенное Ванское море на Алашкерсткую долину, на Трабзон – тоже у моря, но бескрайнего… и дальше даже, в других странах Европы и даже в Америке оказалась их фамилия…
А Рштуник, со своим сокровищем, бирюзовой жемчужиной Нагорья «Ванским морем» и прекрасными дворцами на островах, ещё с древности с двух сторон обложили и рвали на части персы и византийцы. Васпуракан знал и победы, и расцвет, знал и горькие поражения… Войны двух империй – персидской и византийской – ослабили страну, распри нахараров никогда не утихали, а княжество с его дивным морем арабы объяли огнём. Обнищали, обеднели и Арцрунийцы, и Рштуникцы, и Багратунийцы…
Никто не знает, какого ты роду-племени, если не облечён властью, или на худой конец, должностью. Последний известный Рштуни, у которого была какая-то должность, Вард патрик, сын великого Теодороса, умер неизвестно где и когда… Это ещё славный княжеский род скрылся в тумане, а осколки его менее знатных ветвей и веточек разбросало по долинам и высокогорным имениям. Огнём и мечом выжигали память, только и осталось, что фамилия, роднившая с некогда цветущим краем, безбрежным Вана-морем, которое плещется совсем недалеко среди беловерхих вершин. Остались даже прозвища, а ни моря, ни этой земли уже нет…
Люди всегда выбирают прозвища для других, не себя же называть! Награждают погонялом даже в семье, даже соседей, а уж пришлых, из другого вилайета… да ещё, если ты при этом живёшь в одном из красивейших и цветущих городов Нагорья! Так что если «ванеци» уже было визитной карточкой богатого, цивильного горожанина, рачительного и в меру скупого (а иначе как разбогатеть?), то сами ванеци выходцев из земель Рштуняц, да и других горных районов юга называли «вршик». Жители тех мест носили обувь, называемую вршик – туфли из прочной пеньковой нити, очень удобные для горцев.
В декабре 1876 года османские власти сожгли в Ване много зданий, принадлежавших армянам, совершили массовые аресты и организовали резню армянского населения. Армянское население письменно обратилось с просьбой о помощи к России.
Опять разбросало по пыльным дорогам беженцев, теперь из Вана, из других прибрежных армянских городков и селений…
Но что-то из породы славных и храбрых рштуникцев осталось и перешло. Тяга к справедливости, знаниям, тяга к учению…
Учительство Месропова племени передавалось по наследству. И отец, и дед, и прадед были учителями. А в семье существовало устное предание: были в их прапрапрапредках священники, чуть ли не католикосы. Правда это или легенда, греющая сердце, но мужчины-Рштуни были образованными людьми, любили передавать знания.
Поэтому однажды на неказистом муле в Каракилису приехал рыжий юноша, голубоглазый, как и все его сородичи. Прошёл в церковь к священнику, спросил, есть ли учитель в приходской школе – сказал, что приехал учить детей грамоте, книги им читать, истории учить. И что ещё предки его были учителями…
В маленькой школе помещалось 20-25 детей, в основном, мальчики. Детские глазёнки загорались, когда слышали истории о том, как Давид победил захватчиков, дети боготворили Маштоца и каждую букву любовно выписывали на толстой оберточной бумаге… Несколько застенчиво девочек жались в дальнем углу, хотя учились лучше всех. Одна из них, синеокая красавица, с длинными черными косами, не давала ему покоя днём и ночью. Неспокойно было вокруг: то курды нападут на зазевавшегося путника, то заложника выкрадут и станут торговаться. А красивая девочка-армянка в Турции – сплошная тревога для родных. Иногда даже под мальчика прятали в семье, чтобы вороватые курды не запали на добычу. Вообще, удивительная тяга турок к христианину: неверные, презираемые, второсортные, но в жёны хотелось заиметь именно их красивых девочек.
Мариам рано потеряла родителей – они бесследно исчезли по дороге на рынок в Алашкерте. И растил её дед.
Месроп застенчиво попросил мать сосватать девушку.
– Майрик, пусть она поживёт у нас, я кроме неё, никого не хочу в жёны! Умница, скромная, а какая красавица! Хорошей тебе невесткой станет!
Отец с матерью послали сватом крестника, который долго подкатывался к цели своего визита, а дед Абраам делал вид, что не понимает, зачем пожаловал к нему алашкертец. А тот всё вертелся, никак не решаясь начать разговор.
Дед у Мариам слыл зажиточным и грамотным человеком, на рынке в Каракилисе у него была маленькая лавочка, где он торговал посудой, нитками, иголками. По праздникам возил товар в Алашкерт.
Узнав, что сватать хотят за учителя, одобрительно крякнул, так как девушка уже переросла тот возраст, когда выдают замуж, и считалась в свои 12 лет «тун мнацац», то есть засидевшуюся, но заломил за свою «старую деву» такую цену, что крестник на Абраама сначала вытаращил глаза, а потом, чуть не поперхнувшись, вскричал:
– Кто ж такие деньги за невесту просит? Все выходят замуж за два, за три золотых!
– Вот всех и сватайте! Моя внучка грамотная, два класса с похвалой закончила, красавица, а ваш ржавый жених и внешностью не очень-то и вышел! Видел я его много раз на рынке, слышал, что хороший учитель, много знает. Неплохой парень, серьёзный, а насчёт денег не волнуйся – раз из Рштуника, вокруг Вана бедный люд не живёт, у него и сорок, и сто сорок золотых найдётся!
Да, ванское золото долго не кончалось. Да к другим перекочевало. Почти все монастыри раскопали потом курды, ванское золото до сих пор ищут…
Украдкой глянув на рыжего жениха, Мариам плача пошла под венец, стала жить в учительском доме, помогать свекрови вести большое хозяйство, а с Месропом долго они были как брат и сестра. Месроп таял, глядя на красавицу Мариам, иногда приносил с рынка лёгкий платок на голову, или серебряное монисто. Мариам радовалась, как ребёнок даже горсти изюма, завёрнутой в мешочек из тонкой ткани. Её бездонные синие глаза, часто опущенные от смущения вниз, вспыхивали от благодарности и счастья. Они давно собирались переехать в Алашкерт, так как школа там была просторная, построена богатыми прихожанами с окрестных сёл. Потом и остальные подтянулись бы, но дед Мариам никуда не хотел уезжать из Каракилисы. И их отговаривал, – в Алашкерте больше голодных курдов рыщут по окраинам города. А в Каракилисе все армяне, в случае чего дадут отпор.
Но в этот раз проклятые гамидийе почти всех мужчин увезли, оружия почти ни у кого не оставили, а тут весть разнесли среди турков, что их заклятые враги, русские, в этой войне спешат на помощь к турецким христианам. А они обязаны воевать за Османскую империю, за султана, против врага турков, то есть русских. Да и все неверные, откровенно говоря, враги! Мусульмане очень быстро сплачиваются против неверных. А с женщинами и детьми всегда успеют расправиться, пусть только русские уберутся, не будут же они всю зиму здесь куковать – есть им ничего не оставили!
Не найдя припрятанных сокровищ в лавке деда Мариам, курды лавку разорили, книги сожгли – зачем кочевникам книги? А самого старика с женой вздернули на жердь и таскали за лошадью… Соседи, оседлые курды, бросились на помощь, но кой-кого порезав, их отшвырнули…
Беда пришла в дома армян, снова пришла… Было бы оружие, хоть последний патрон на себя потратишь, чтоб враг не радовался да не глумился…
Через несколько дней Казар принёс ещё один маузер, самого младшего оставили стеречь дом и женщин, а сами поскакали в свой отряд.
Скоро добровольцам раздали винтовки, но потом почему-то отобрали, а добровольцы не знали, чем объяснить холодное отношение русского начальства. Наивные, простодушные и неискушенные в хитросплетениях военной науки вкупе с русской дипломатией, ослепленные верой в русскую силу христианина-единоверца, добровольцы не понимали, почему топчутся на месте, тогда как курды бесчинствуют по всем сёлам, опустошая их.
Вот что читаем в документальных записях самого Туманяна об этих поездках, в частности, и о Каракилисе.
«…Необходимость выяснения, уточнения причин и побудительных мотивов предвзятого отношения русских генералов вынудила руководство Армянского национального бюро и Католикоса сформировать по выбору председателя Бюро Месропа Тер-Мовсисяна группу из видных армянских духовных лиц и представителей интеллигенции и отправить её на фронт. В составе группы были М.Тер-Мовсисян, Ов.Туманян, Ширванзаде, епископ Хорен Мурадбекян (впоследствии католикос), инспектор Нерсисянской гимназии Овсеп Хунунц, Смбат Хачатрян (впоследствии мэр Еревана), священник Никогайос Бавоян (Тер Никол). Самсон Арутюнян предоставил Туманяну для этой поездки своё пальто.
Группа выехала из Тифлиса 15 ноября и вернулась 15 декабря. Предполагалось проехать через Игдыр и Карс в район Баязета, в долину Алашкерта, Басен, Делибаба, Хорасан, Зивин, Сарикамыш, Александрополь. Целью поездки было побывать в тех местах, где сражались армянские добровольцы, лично удостовериться, что происходит на самом деле на фронте. Именно во время этой поездки Туманян, встретившись и пообщавшись с некоторыми русскими офицерами и генералами, впервые узнаёт о вопиющих фактах несправедливого, предвзятого отношения высокопоставленных русских военных к армянам. Первая беседа проходит в присутствии генерал-лейтенанта Владимира Ляхова, про которого Туманян писал о в своих дневниках: «Ляхов – известный по Тегерану Ляхов. Он армяноненавистник и не скрывает этого». Это был первый случай, когда Туманян использовал определение «армяноненавистник» применительно к русскому генералу, и ему предстояло в последующие годы довольно часто повторять его, характеризуя других высокопоставленных военных русской армии. На протяжении всей беседы Ляхов хранил молчание с высокомерным выражением лица.
По утверждению Огановского, русская сторона предоставила в распоряжение армянских повстанцев Игдыра 900 винтовок, «400 винтовок Мосина, 500 берданок», причём последние были выданы для бесплатной раздачи с целью самозащиты, а некоторые из армянских добровольцев якобы «продавали их в окрестностях Сурмалу по десять рублей за штуку». По этой причине было сделано замечание начальнику армянского штаба в Игдыре Сааку и было начато расследование для выявления хозяев берданок. Огановский признавал важное значение армянских повстанческих групп; то, что они хорошо знали местность и язык населения, благодаря чему они и приносили пользу русским войскам, однако в присутствии Ляхова выражался по возможности сдержанно. Огановский высоко оценивал роль генерала Андраника, его мужество и опыт, и именно с ним связывал надежды на взятие Вана. Он даже упоминает о своём армянском происхождении, говоря: «Я искренне симпатизирую армянам… Знаете, в моей крови также есть немного «Карапета»». Он снова заверяет, что относится к армянам с большой симпатией, и выражает желание, чтобы проблемы «турецкоподданных армянских братьев» были окончательно решены».
Вечером Туманян посетил армянских добровольцев, встретился с сотней армянских повстанцев, которым предстояло соединиться с отрядами бойцов, сражавшихся на передовой линии фронта. Среди них были как опытные воины, принимавшие участие в русско-японской войне, так и «безусые, безбородые студенты», ремесленники и рабочие. Был среди них и известный в своё время русский оперный певец Волгин, родной брат Леонида Собинова, который разъяснил членам делегации, что приехал сражаться за свободу маленького многострадального армянского народа. Туманян и другие члены комиссии оказались очевидцами ареста одного местного армянина, который с использованием полученного для самозащиты оружия собирался везти на продажу рыбу из Игдыра в Баязет. Разъярённый командир грозился доложить об этом генералу – с тем чтобы «армян разоружили». Из записей Туманяна: «вокруг ближайших курдских поселений обработанных земель нет. Вспашка и засев оставлены армянским крестьянам»
В селе Зиро, населённом армянами и курдами, группа посетила армянскую церковь, которую трижды ограбили, и в которой осталось только изображение Богоматери с маленьким Иисусом на руках. Здесь Туманян узнаёт, что и русские принимали участие в разграблении церкви и совершенно не считались с армянскими святынями. Поэту рассказывают и о случае в Караклисе, когда русские солдаты, обнаружив во время обыска в одном из армянских домов две серебряные чаши для причастия, переданные на хранение католической церковью, реквизировали их и впоследствии выменяли «на четыре хлеба».
«Католический служитель церкви был страшно удручён и опечален потерей этих чаш и без конца сетовал и жаловался по этому поводу. Члены комиссии выкупили эти чаши за 12 рублей и вернули католической церкви. Туманяну генерал-губернатор Ардагана объяснял это тем, что русская армия не была в достаточной степени обеспечена продовольствием и даже военными запасами. Жители села Хази были недовольны отношением русских и говорили: «Мы находимся на развилке дорог, у всех под ногами. Что-то разграбили, что-то потребовали – мы отдали. Больше у нас ничего нет. Всё время требуют, а мы и языка-то не знаем, чтобы понимать, нас избивают».
В селе Зиро рассказали также историю о похищенной 18-летней армянской девушке по имени Гюзал и о её возвращении родителям русскими солдатами.
Туманян пишет: «Русские казаки разграбили и разорили полностью 250 магазинов. Теперь в 50-и остаётся войско». В этом районе население было настолько настроено против русских, что сравнивало их с турками.
Генерал русской армии, преисполнен злобы и ненависти к армянам: «Армяне заняты грабежами и ограбили все дома курдов и турок… Мы заставляем расстреливать курдов и турок за грабежи, но никого из армян при этом до сих пор не наказали, рука не поднимается, чтобы распорядиться о расстреле, и у нас есть приказ, чтобы армян опекать особо и давать им оружие» Но мусульманин Абациев откровенно лгал, утверждая, что русские разоружают только курдов и турок. «А армянам, – говорил он, – мы даём оружие, и не было ни единого случая разоружения армян». Комиссия уже убедилась в том, что больше всего армян разоружали именно в Караклисе».
А казаки, казаки! Нас учили в школе: это всё – царская армия, царские генералы! Которые белогвардейцы! Красные их победили!..
Любопытно, что в это же время, в 1915 году, вступил в одну из армянских добровольческих групп, воевавших на Кавказском фронте Первой мировой войны, дошёл до окрестностей Вана другой (будущий) великий армянский поэт, уроженец Карса – Егише Чаренц.
Совершенно неожиданно поступил приказ: повернуть назад!
– Отступаем, отступаем, приказ штаба! – хрипели казаки, осаживая лошадей.
Весть об отступлении русской армии потрясла армянских добровольцев… Получив извещение о нападении превосходящих сил турецкой армии, полководец Андраник немедленно обратился к начальнику штаба Кавказского фронта генералу от инфантерии Николаю Юденичу с депешей, в которой заверял генерала, что он со своими добровольцами и местным населением может защитить Ван, и просил лишь о том, чтобы его обеспечили необходимым стрелковым оружием, боеприпасами и горной артиллерией.
Юденич дал своё согласие, однако его ответная телеграмма, согласно информации капитана Аршака Шаххатуни, адъютанта генерала Трухина, была коварно скрыта его непосредственным начальником. Узнав об этом от Шаххатуни, разгневанный Андраник нашёл командира Четвёртого армейского корпуса генерала Трухина в Арчеше, излил на него весь свой гнев и возмущение.
Но этого ему показалось мало, он дал Трухину истинно офицерскую пощёчину, назвав предателем! Заявив при этом, что "это отступление – полная фальсификация… здесь налицо интриги и предательство… предателя вам следует искать среди вас!".
И это также было совершенно непонятно и необъяснимо. «Русские войска, покинувшие Ван пять дней назад, 28 июля, почему-то стали быстрым маршем возвращаться обратно и добрались до города 3 августа, вновь заняли Ван, когда город был практически разрушен и сожжён, превращён в руины, когда в нём практически не осталось жителей!
Бежавшее более месяца назад население Вана, между тем, уже добралось до Игдыра, Еревана, Эчмиадзина. Фактически из-за необъяснимого и немотивированного отступления русской армии погиб один из самых важных, процветающих городов Западной Армении, а его население, так же как и население всего Васпураканского края, лишилось своих домов, своего годами нажитого имущества, лишилось родины. Подлинная цель этого загадочного отступления русской армии давно уже рассмотрена как армянскими и русскими, так и зарубежными военными историками и политическими деятелями. Само отступление получило свою историческую и политическую оценку. Это было провокацией, и дали ему название «ложного отступления».
Казар с Вааном решили никуда не уходить и не отступать, лучше погибнуть в своём доме, защищая его, чем оставить на поругание оставленных там женщин.
Но, отступая, армия не избежала кровопролитных боёв, турки бежали с потерями, добровольцы дрались, как осатанелые, хотели их преследовать и уничтожить, да русские командиры не пустили. «Нет приказа! Приказ – идти к Сарикамышу! Там посмотрим. Хотите, своих заберите с собой!». Конечно, военные лучше знают своё дело, но сами драться не хотели, армян же не пускали. Загадка, каждый раз загадка!
Сто раз пожалели братья, что не поехали в Рштуник! В Ване и работа была, и школы. И там русские давно стоят. Все были бы вместе…
Два зимних месяца пролетели, как секунда…
Но все деревни уже снялись с мест, вымешивая весеннюю грязь по еле видным дорогам, и скрипели подводы в унисон с женским плачем и нытьём малолеток… Мужчины с тоскливыми и невидящями глазами сопровождали полу-пеший караван, охраняя вместе с казаками свой народ от одиночных набегов этих псов…
Так начался их путь в Восточную Армению. Вереницей тянулись подводы с беженцами, понуро брели мужчины, успокаивали грудных младенцев женщины...
Не скоро они пересекли границу, останавливаясь, выжидая, и снова к Араксу… Так и дошли до Игдыра, забитого беженцами. А оттуда уже перешли Араз и двинулись в прибрежные армянские сёла с русской стороны. Здесь разделились два брата: Месроп остался в Армении, а Мартик, имевший в Алашкерте и давно ведущий городской образ жизни, решил держать путь до большого города Тифлиса, Эриван показался ему бедным, грязным городишкой…
К началу февраля 1915 года только в районе города Игдыр на границе с Эриванской губернией скопилось от 30 до 40 тысяч беженцев-армян. В основном то были женщины и дети. А беженцы всё прибывали и прибывали. Общее количество равнялось примерно 80 тысячам. Вскоре к ним примкнули беженцы из Северной Персии, где турки и курды устроили резню армян и айсоров…
Где были армянские солдаты?
Когда Турция атаковала русскую Армению, царское правительство, опасаясь, что успешная защита Кавказа армянами может подогреть националистические стремления армянского народа, отправило 150 тыс. армянских солдат на польский и галицийский фронт и перевело на Кавказ другие русские войска для защиты армянского населения.
Из этих 150 тыс. армянских солдат лишь немногие остались в живых после европейских битв и смогли возвратиться на Кавказ до конца войны.
Так уж повелось, что русские христиан поддерживали, но решая свои проблемы, а с помощью армян решали какой-то вопрос из области передела земель, и неизменно оставляли один и тот же подарок – ненависть мусульман по отношению к ним. Хотя мусульмане ненавидели всех неверных, но прекрасно знали, чью землю отняли, и, как нашкодившие собаки, веками передавали этот животный страх поколениям, даже не объясняясь. Боялись и считалисб только с Россией, всегда ею битые. России страшно не повезло после Первой Мировой войны… О, а как не повезло армянам! Предателями оказались все: и младотурки, и русские при царе, и русские большевики, и свои, которые занимались любимым и привычным делом – грызней, и… двуличный Запад.
О, небо! Словно и ты с ними сговорилось!
Новая родина, новый царь
Меж молотом и наковальней
И жерновами всех держав
Переиграть судьбу армяне
Пытались вновь, давно устав…
Дальше – а дальше дорога вела в Эривань. Крошечный городишко на всех про всех…
Оттуда ручейки медленно растекались по другим городам: кто в Тифлис, кто оставался в Эривани, многие пустились в путь дальше, к Севану, к Апарану, где уже лет 70 жили алашкертские переселенцы, двинувшие за русской армией ещё в ту войну…
Братья выбрали Котайк, не так далеко от Эривани, в одном из сёл у них был земляк, дальняя родня, хвалил место. Полгода осваивались, устраивались, младшего брата с двоюродными братьями отправили в Тифлис, Асатур мечтал учиться дальше. Иногда, оставив женскую часть с детьми, спускались в город. Эривань оказался побольше Алашкерта, такие же пыльные улицы, фаэтоны, а гора здесь побольше Кёсадага, даже две вместо одной... Совсем близко, рукой подать. Но и эти горы теперь турецкие…
В городе было неспокойно, народу было очень много, в лохмотьях, в лаптях, кое-как прикрытые одеждой… У «Хантари так» беженцы со всей Западной Армении – тачкаайи, собирались и искали сородичей, обменивались новостями. А в один из дней зимы 17-го самой главной новостью оказалось то, что русского царя, единственного защитника армян, скинули. И жители, и пришлые растерянно передавали эту новость друг другу, вопросительно заглядывая в глаза, пытаясь угадать, что сулит им это страшное и невиданное событие: «скинули русского царя».
Появились дашнаки с маузерами, выступали, успокаивали народ, и в то же время звали на оборону городов, неизвестных братьям.
Русские привычно и успешно громили турков, взяли Байбурт, Муш, Битлис, Эрзинджан и даже Трабзон. Но тут очень некстати «скинули царя», и военные усилия русских ослабли… Когда Петроград перешёл под власть большевиков, в декабре 1917 года они заключили мирный договор с турками. Но не для того турки заключают мирный договор, чтобы уйти восвояси. А для того турки заключают договор, чтобы накопить силы и снова развязать войну.
Русские в их столице почти все стали большевиками, а кто не стал – тех или расстреливали, или они бежали морем в Европу. И, чтобы перетянуть армию на себя, эти большевики объявили земельный декрет, то есть объявили, что раздают землю, и казаки бросились врассыпную – устали воевать, для кого, для чего… А земля – это то, что казаку больше всего нужно! Царская армия разделилась на Красную и Белую, стали воевать друг с другом, преспокойно оставили армян против насевших турок, и опять, в очередной раз армяне остались один на один со своим вечным врагом!
Через два месяца три османских корпуса, проигнорировав мирный договор и правильно рассчитав, что русским большевикам не до них, перешли в наступление. Встречая лишь беспорядочное сопротивление, в частности, и со стороны армян, через полтора месяца турки достигли довоенной границы с Россией, перешли в наступление, и до конца апреля с легкостью заняли и Эрзинджан, и Ардаган, и Эрзрум, дальше Сарикамыш, Карс, Батум, а весной – и Александрополь! Вообще, всё отвоевали!
А русские больше не хотели воевать… Тогда как Турция воевала с Россией! И как всегда, на нашей земле…
После занятия Александрополя турки уже направили часть своих войск на Караклис российский, а другая часть начала двигаться с целью прорваться к Эривани и Араратской равнине – в направлении Сардарапата,
Месроп с сыновьями плохо понимали, что происходит: опять турки оказались – лицом к лицу, а за спиной – жены и дети. Уже прибыли сестра с родичами из своего неудавшегося похода в ванский Арчеш-Эрджеш. То, что они рассказывали, не умещалось в голове. Да и все беженцы из Вана только и рассказывали про ту Волчью долину близ реки Беркри – Бандимахи, впадающей в озеро Ван. Турки сбрасывали в реку и мёртвых, и живых, казалось, река вот-вот остановится, столько тел там было. У моста над рекой скапливались толпы беженцев.
Многие матери бросались в реку вместе со своими детьми, чтобы не попасть в руки турок и курдов. Дороги переполнены; нагие, босые, облачённые в отрепья матери с детьми за плечами… брели безмолвно или разговаривали с животными… А беженцам нет ни конца ни края…
31 июля в горах Васпуракана выпал снег, бог мой, сколько детей погибло от холода! Сотни детей спасли от гибели казаки, каждый отогрел и вынес под полами своей шинели одного ребёнка, в обход приказа ответственного за переселение генерала Абациева, который строго-настрого распорядился не оказывать никакой помощи переселенцам. Но вот казаки подразделения генерала Трухина почему-то отличались человеколюбием и сострадательным отношением к беженцам.
Разные русские служат под началом царских генералов. Да и генералы все разные…
Там к Вану не смогли пробиться, армяне долго держали оборону Вана, почти всю весну, резня в ванских сёлах свирепствовала, жители кто бежал к Алашкерту, Эрзруму, кто бежал поближе к Вану. Здесь русские здорово их поддержали, немедленно послали целый корпус, и в мае турки сняли осаду и отступили. Но тогда царь ещё не отрекся, и герой Вана послал ему депешу, мол, победили турок, теперь принимайте нас под своё покровительство. Как грузин в своё время приняли, турки же их перестали трогать, хоть и не отрывали глаз от мусульманского Батуми...
Если бы можно было совладать с этим несчастным сослагательным наклонением истори, неумолимой и жестокой во всём!
В апреле 1918 года турецкая армия, воспользовавшись отводом русской армии, оккупировала Западную Армению. Армянские части из района Вана были вынуждены уйти на территорию Ирана, однако севернее, в результате Сардарапатского сражения, армянам удалось остановить турецкое наступление, и в мае 1918 года была провозглашена Республика Армения на северо-восточной окраине Исторической Армении. Всё армянское (ок. 150 000 человек), а также же ассирийское (20 000) и езидское (25 000) население Васпуракана (остававшееся тут к 1918 году), ушло из провинции вместе с армянскими военными частями. Беженцы поначалу разместились в лагерях для беженцев близ Эривани, откуда позже рассеялись по всему Кавказу. Часть уехала за границу
В решении комиссии Вильсона было указано, что страдания, пережитые армянским народом, привели к тому, что армяне не верят тому, что в Османской империи их права будут соблюдаться. Вудро Вильсон решил, что территория, которую стали называть «Вильсоновской Арменией», должна отойти армянам в соответствии с Севрским договором. Этот договор был подписан де-юре правительством Османской Турции, находившимся в оккупированном союзниками Стамбуле.
По мнению ряда современных политиков и юристов, «Вильсоновская Армения», включающая в свой состав территорию Васпуракана с городом Ван, не только имеет до сих пор юридическую силу, но и является единственным законным документом, определяющим армяно-турецкую границу.
Казар и Ваан записались в добровольческий отряд к генералу Силикову, а из Игдыра, Алашкерта, Эрзрума, Баязета стекались добровольцы в отряды и корпуса немногочисленной армянской армии под предводительство Дро, Даниель-бека Пирумова … Стекались в Сардарапат, небольшое село, чужое, впервые увиденное… Турки уже захватили всю Западную Армению, рвались теперь к Восточной. Ярость и гнев сплотили их всех, невесть откуда бежавших, но говорящих на одном языке с разными наречиями, верящих в одного Бога. Из всех армянских битв, о которых они знали или слышали, только эта привела к Независимости, только после этой победы Армения после многих веков вновь стала государством. Это была великая битва на небольшом клочке забытой миром земли…
Над Эриванью грохотали майские грозы, на балкон красивого здания из туфа выходили герои вчерашних битв и произносили речи, зажигавшие народ гордостью и надеждой.
Может, и вправду, окрепнем и погоним курдов и турок с наших земель, чем черт не шутит… – думали братья, с горечью вспоминая разрушенные дома, пожарища и трупы, трупы, заполнившие реки Эргира, ставшие красными от моря армянской крови…
Удары, удары судьбы…
Весна 1915 года – Ванское сражение, армянское население города, несмотря на оказанное сопротивление, было выселено и истреблено турецкими властями. Сам город был почти полностью уничтожен. Армянские добровольцы продержались до прихода частей Кавказской армии. Город был взят русскими войсками.
1916 – Согласно Соглашению Сайкса – Пико весь Ванский вилайет должен был отойти России
1920 – Согласно Севрскому договору должен был перейти под власть Республики Армения
1923 – Согласно Лозаннскому договору перешел под власть Турции.
В Эривани братьев направили в какой-то дом, оттуда их пересылали подальше, в городе негде было остановиться. Эривань была заполнена беженцами по самый край. Но они сами попросились в деревню – где-то к северу от города, за 2 часа езды, там уже обосновались родственники, прибывшие намного раньше.
Казар и Ваан, ещё не совсем окрепшие после ранений, злые, в лохмотьях, добрались до Алаклу. Там их ждали родители, Асатур и Мариам с внуками.
В деревне их радушно встретила и остальная родня, со вздохами и со слезами. Сами довольно бедные, соседи поделились с ними шерстяными миндарами, дали на первое время немного одежды и посуды. Утром разожгли тонир, от полбяного плова шёл кисловатый дым с ароматом домашнего масла, сбитого в деревянной маслобойке. Короткие вопросы, короткие ответы…
А о чём долго говорить? Называли имена родичей, те в ответ или опускали глаза, или пожимали плечами. Кто погиб, кто пропал… И всё равно благодарили бога.
Месроп отодвинул кружку с холодным таном из хноци, вытер губы.
– Русских всё же благодарить надо, ведь они нам дали кров, А бог наш отвернулся от нас…
– Да, рус нас спас… Да вот всё осталось там, этим собакам! Не смогли мы отвоевать своё! С предков началось, с предков! Мало нас всегда было! А сколько было, все грызлись и предавали друг друга! Васаков много! Всю жизнь воюем, воюем, а всего-то этот клочок земли достался на всех про всех!
– Отец, да, нас было мало, и грызлись постоянно, то к одним, то к другим метались, а что делать? Вера-то у нас одна, а все непременно хотели свою веру насадить!
– Да кто же сейчас о вере может говорить? Тут другое дело, тут уже не вера…
Но дальше подозрений никто не шёл дальше. Зачем русам эта война? Туркам на руку, это понятно. А русам зачем? И всех армян в аманаты-заложники пустили? «Мы ваши защитники, мы за вас…», – с обидой вспоминали братья.
Пошли осматривать местность. Невысокая гора была чуть припорошена снегом, внизу на склоне виднелись крыши ещё одной деревни.
– Это Гямрез, Асик туда замуж пошла, зять оттуда. Вокруг много места, хотите, на краю села место есть хорошее, покажу. Быстро построимся, у нас зять с братом на все руки мастера, и стены положат, и крышу справят.
Действительно, дом был готов через месяц-полтора, осталось окна и двери поставить. Пол здесь стелили только в комнате – отах должен быть пристойным, для гостей. Там стоят две-три железные кровати, на них высокими штабелями выложены постели. Но они будут к осени – подстригут овец, шерсть помоют, взобьют, сошьют хорошие тёплые одеяла.
И крышу справили хорошую, у них в Каракилисе дома больше с земляными крышами были. Плоские, заросшие травой. Вот в Алашкерте были хорошие дома, чуть со скатом, такой и построили. Отдельно хлев, курятник, всё как у почтённых людей. Под навесом хноци подвесят, надо овец прикупить, – думал Месроп, вышагивая по ещё позавчера каменистому, но уже очищенную детскими ручонками пустырю. Сват Мосес говорит, много желающих будет и раскопать, и засадить. Даже сам вызвался.
А Месроп уже видел своё поле, свой дом, двор, свободный от курдского бега. Отныне он и сыновья будут работать только на себя. Правда, бедность ещё не отступила, экономили на всём… Вокруг почти все, кого он знал, были невыносимо бедные. Месроп всё думал – в чём дело? Чем объяснить? Через много лет он попадёт в Сибирь, и обнаружится, что по всей России такая бедность, привыкшие, и никак не отвязаться…
Началась пахота, оттуда-отсюда достали семена, начался сев… Волов по очереди давали на день, те по старинке тянули плуг и соху, но говорили, что есть какой-то «инвентарь» на это дело, поновее, можно пахать легче и быстрее.
Жизнь беженцев – гахтаканов входила в колею… Ваан и Казар организовали маленькую школу для трёх близлежащих сёл, в редкие часы отдыха учили детей грамоте, письму, читали им исторические книги…
Каждый день приносил вести то военные, то крестьянские. Из города доходили слухи о помощи американцев, присмирели перед ними турки. Но говорили, русские больше не хотят воевать с турками, брататься будут. Тоже плохо, до добра не доведёт дружба с турком, обязательно для армянина злом обернётся…
Как две весны, как две зимы – два года пролетели … И бац! Через два года власть опять поменялась… Всех дашнаков, которые спасли и отвоевали этот последний клочок растрёпанной и раскуроченной земли, стали ловить, сажать, а то и расстреливать, раскидали, герои стали уходить и покидать свою родину, за которую они проливали кровь! Кто знает, что у них было при этом на сердце и на уме?
Привыкшие к покорности и осторожности, ни Асатур, ни братья при чужих не рассуждали. Но в новой власти решительно ничего, кроме обещаний, им не нравилось… Вернее, не нравились люди, которые эти обещания давали – казалось, для этого были собраны самые неприятные и неграмотные люди…
Последний премьер-министр Первой Республики Армения Симон Врацян в книге «Армения между большевистским молотом и турецкой наковальней» писал:
«Причины падения независимости Армении были не внутренними, а внешними. Республика Армения пала под объединенными ударами турок и большевиков.
И в первую очередь, большевиков, потому что, если бы не финансовая поддержка Советской России, (на «национально-освободительную борьбу турецкого народа» было передано 5 миллионов рублей золотом и горы оружия) кемалистская Турция в тех условиях не осмелилась бы напасть на Армению».
Много лет спустя оказалось, что прав был Врацян. Сегодня уже все знают, как договаривались Кемаль с Лениным, документально доказано…
А во главе государства встали не те образованные, которые в известных университетах учились, а необразованные бедняки. Когда у власти только богачи – плохо, а когда бедняки – тоже плохо, даже хуже. Если бы бедняк имел ум, разве остался бы бедняком? Ну, а у богачей совесть в первую очередь изнашивается, хотя разве совесть у них есть?
Однако, казалось, снова началась мирная жизнь на армянской земле. Мирная, но очень уж беспокойная. Приезжали непонятные люди в картузах, теребили, подгоняли, диктовали когда и что сеять… Потом устраивали митинги и собрания. Проверяли амбары, составляли разнарядки, сколько чего сдать государству. Кому нравилось, кому не нравилось, постоянно ругались, жаловались друг на друга…
Месроп и сыновья чихать хотели на все эту суету. Никто из здешних, местных армян не понимал, что самое главное – ТУРОК БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО НА СВЕТЕ! НИ ТУРОК, НИ КУРДОВ! Их не было ни вокруг, ни даже близко! И войны не было! Только эта гора под названием Атис, которая стала родной и близкой, каждый день перед глазами и радует, хоть и не Кёсадаг… А скоро и внуки пойдут…
Золотые монеты, накопленные и добавленные к дедовским и зашитые в кушаки, пригодилось донельзя: купили корову, овец, за несколько лет построили два крепких дома, затеяли третий, для младшего брата... Алаклинцы были бедны, как церковные крысы. Сеяли только картошку и пшеницу, и ни одного дерева! Да держали овец – на прокорм и продажу. Оттого и шерсти у них было много для мягких и пушистых тюфяков. В низких, прокопчённых домах спали на полу, грелись кизяками. Два больших каменных дома вызывали и восхищение, и уважение, и зависть. Ах, эта неизбывная, неиссякаемая зависть к чужому добру, к чужому счастью… Счастье таилось в тихом и мирном доме – царская армия перед самым крахом своей короны успела хотя бы обеспечить им мирный кров – это ли не счастье? Хотели братья и небольшую часовню приладить к краю села, у родника, но сказали, что новые власти сильно попов не любят, не разрешат, да в соседнем селе была уже старая часовенка, туда и ходили.
Пошли внуки, сначала родилась дочь, потом ещё, ещё, друг за другом, не успевали тайком крестить. Но бог послал друг за другом и мальчиков – все голубоглазые, светлые, крепкие.
Жизнь налаживалась, оба сына успели раза два в Тифлис съездить к брату отца, дяде Мартику, у которого жил Асатур, тот уже заканчивал семинарию, и даже сообщил, что не хватает учителя истории. Ваан поработал там год перед самым закрытием – новая власть объявила церковь вне закона! Попов разогнали, а семинарию в Тифлисе закрыли.
В первый приезд в Тифлисе случилась хорошая, светлая встреча: братья встретили того самого старца, Ованеса, что в Алашкерт к русским казакам приезжал и с ними разговаривал. Ведь оказалось, что то был не кто иной, как великий армянский поэт Ованес Туманян. Он тоже их узнал, позвал к себе домой, братья долго рассказывали о своих мытарствах.
Ованес рассказал о героической обороне Вана, куда для спасения потянулись толпы беженцев из алашкертских сёл. Посоветовал написать о Рштунике, Ване, Васпуракане, армяне должны знать свою историю. Посоветовал прочитать все исторические романы, дал несколько книг Раффи, Церенца, Мурацана… Глубоко запали в душу все слова великого старца. Хотя не так-то много ему лет было… Рассказали про судьбу своих родичей, семей, с которыми сестра сумела вернуться в Армению… И с какими мытарствами сестра отца с мужем и родственниками вернулись с русской армией. Сетовали, что русские оттуда тоже ушли, устали непонятно зачем воевать, уехали за своими наделами, оставив горстку добровольцев один на один с озверевшими многотысячными ордами. А Туманян задавал вопросы и внимательно слушал.
В городе, центре Васпуракана, сосредоточилось около 70 тысяч армянских беженцев со всего вилайета.
Тогда же регулярные турецкие войска окружили армянские кварталы города, решительно намереваясь покончить и с горожанами-армянами, и с беженцами.
Однако ванеци создали отряды самообороны и поднялись на защиту своего родного города. Боевые действия начались 7 апреля, все попытки турок взять Ван были безуспешны. 3 мая турецкие войска сняли окружение и отступили. Через два дня в город вступил передовой армянский отряд, а 6-7 мая – русские войска и остальные армянские отряды…
Оборона Вана позволила почти 200 тысячам армян пересечь русско-турецкую границу и спастись. Бесконечные караваны армянских переселенцев двигались по маршруту Ван –Аванц – Сев; Гет – Геолу – Джаник – Панз – Беркри – Гяврешаме – горный перевал Тапариз – Каракенд – Кызыл-Дизе – Карабулах – горный перевал Чингил , через ущелье – Игдыр.
Туманян печально слушал их, но в конце успокоил:
– Русские все разные, много обрусевших, но сохранивших своё отношение к нам. Власть не надо путать с людьми. У царя были другие цели и пути завоевания, он бы расчистил все земли для своих казаков, надо же заплатить воинам, все правители так делают – платят своим защитникам, как правило, наделами. А большевикам новые земли не нужны, даже отдали столько волостей и губерний, они и власть поменяют на местах, вот увидите, всех поменяют. Но резать армян они не будут, разве что самых непокорных, – улыбнулся поэт, вспомнив свои тюремные годы, – а вы сейте просвещение, армяне могут победить и постоять за себя, только тогда, когда все будут грамотные!
Откуда мог знать великий поэт, что станет с его с собственными сыновьями в этой России через 15 лет…
Туманян подарил им свои новые книжки, книги Агаяна.
– А вы записывайте все ваши истории, когда-нибудь кому-нибудь пригодяся!
Юноши едва скрывали чувства.
Эти книги дети с невестками выучили наизусть.
Невестки обхаживали мужей, взяв все заботы по дому на себя, друг за другом рожали детей – женское дело детей растить, да хозяйством заниматься. Жизнь налаживалась, исчез этот вечный страх за своё имущество, за свою жизнь, за жизнь близких… Завели скот, забивали, продавали… дети спускались в город учиться дальше… разве могли они даже помыслить о высшем образовании там, среди курдов?
Месроп по вечерам уносил керосиновую лампу в отах, садился за низенький стол и писал, писал… Заглядывал в книжки, которые дал ему Туманян, ещё и сам прикупил в Тифлисе и Эривани, из Полиса кое-что привезли ещё до исхода, в день исписывал чуть ли не по одной школьной тетрадке. Иногда читал сыновьям, чаще прятал подальше, говорил, что всё время исправляет, это не окончательные, неполные записи. Чувствовал, что не верят они, как сохранили столетия фамилии в виде истории рода. Хотя и сам Месроп понимал, что записывал про историю то ли своего рода, то ли историю народа в той, другой Армении, которую оставили тем собакам. Историю, которую он не мог знать во всех подробностях. Но интуитивно догадывался, из кусочков воспоминаний своего деда, его братьев о просторном «море» постепенно восстанавливал путь рштунийцев с берегов озера Ван, который они иначе, чем «море» не называли. Дальше шла история других известных и славных родов – Арцруни и Багратуни, Гнуни и Бзнуни, Мамиконянов и … Кто из них уцелел, где они, предстояло узнать. Читал, перечитывал родные и близкие названия областей: Тарон, Бзнуник, Рштуник… Хотя видел и знал, что никого из знакомых это не интересовало: каждодневные заботы, плохие новости с утра и бедность отбивают у людей интерес к своей истории, интерес к книгам… Страна только-только становилась страной, только-только начала искоренять неграмотность в сёлах…
!!!Здесь бумага и шрифт под старинную летопись –
Князь князей
Дороги пыльные Востока
Ведут неведомо куда,
История его жестока,
Катились за ордой орда.
Дворцы с коронами сжигая,
Сметая на пути века,
Восток, ты словно угол рая,
Но не проснулся ты пока…
В годы, когда Византия игралась-торговалась своей короной с русичами, настаивая на крещении князя, на острове Ахтамар давно уже воцарился княжеский род Арцруни. Где-то с восьмого века перешёл к ним и Рштуник.
А на острове в период расцвета Васпураканского царства для царя Гагика Арцруни зодчий Мануэл построил великолепную церковь, она стоит и до сих пор. Царский дворец «имел арочные ниши, богато украшенные наружные стены – всего ни в уме нельзя сосчитать, ни взглядом объять».
Наследники армянских царских и нахарарских династий всегда стремились восстановить государственность. Армяне не могли смириться с её потерей. И потомки Арцруни добились этого в Васпуракане. В 15 веке царём Армении стал Смбат Арцруни, а Ахтамар именовался «царским престолом». Сами же католикосы Ахтамара, первый из которых был возведён на престол в 1113 году, называли себя «царственными», «внуками и потомками царя Гагика».
А намного раньше, с IV-го века на острове находилась крепость рода Рштуни. В VII веке эта крепость стала центром борьбы армян с арабскими завоевателями. К тому времени арабы сначала завоевали Персию, измотанную войной с Византией. Арабы Персию не только завоевали – началось постепенное исчезновение зороастрийской религии, которою персы довольно безуспешно пытались заменить христианскую веру армян.
Пророк Мухаммед, умерший тремя годами позже, послал письмо Хосрову II: «Прими ислам – и ты спасен». Почти все утверждают, что во гневе тот уничтожил письмо. И что, узнав об этом, Пророк сказал: «Аллах разорвет царство Хосрова так же, как Хосров разорвал мое письмо».
Судьбоносные битвы разыгрывались здесь в те века... Армения, как всегда, попала под раздачу: Византия тянула себе плодородные области с цветущими городами, арабы на своём пути уничтожали, кстати, именно города! Нахарары грызлись между собой, каждый из них имел собственные имущественные интересы, не считая стремление к власти, и эта раздробленность давала возможность любому внешнему врагу поработить их. Выбор был: одни выбирали власть арабов, другие – привычной Византии. А кто-то принял маздеизм и стал почти персом.
Вообще, по прикидкам историков, к 500 году на территории Армении находилось 34 государства, которыми правили 20 династий.
Некоторые из этих местных нахарарских династий заявляли о своем экзотическом происхождении. Так, Багратуни говорили, что ведут свой род от Давида и Соломона, царей израильских, Мамиконяны претендовали на родство с императорами Китая, а Арцруни утверждали, что связаны кровным родством с древними царями Ассирии. Рштуни ничем не хвастались, но считали, что род шёл ещё со времён Урарту. Впрочем, на Мамиконянов покушаются и курдские историки. Есть сомнительные изыскания в тех же источниках о возникновении Курдистана, где «курдское племя Рошки точно так же происходит от рода Рыштуни, который был не менее могущественен, как сам Вагаршак».
Ещё при персидском шахиншахе Йездегерде столкновения достигли своего апогея в 449 году, когда Йездигерд обнародовал в Армении и Кавказской Албании указ с требованием немедленного принятия всем населением официального маздеизма. Персы направили во все города и селения опытных проповедников-зороастрийцев в сопровождении войск. В указе говорилось: «Если вы добровольно примете наш закон, вы получите от нашего царя дары и почести. Но если вы не примете его добровольно, у нас есть приказ построить во всех селениях и во всех уголках храмы поклонения огню, возжечь там огонь Ваграма и назначить по всей стране законоучителей – магов и мобадов. А если кто возмутится против этого, то подлежит смерти, а жена и дети – его изгнанию». Среди христиан, претерпевших в это время мученическую смерть, были святой Атом Гнуни и святой Маначир Рштуни.
Кстати, а история правления и падения похороненного христианами Йездигерда III, а вместе с ним и конца империи Сасанидов под натиском арабов, весьма поучительна и стара как мир… Но внимание на этот отрезок времени нам сейчас интересен, как фактор усиления мощи арабов…
Первый достоверный представитель дома Рштуни – Манучер (Маначихр, Маначир) Рштуни, который был одним из четырех полководцев армянского царя Трдата III (около 330 года), брат Зора, правившего в 335 и 350 гг. Оба брата восстали против царя Армении Тирана, вместе с князем Ваче Арцруни. Гарегин Рштуни, правившим к концу IV века. Род или дом Рштуни звали также родом, домом Маначега (Маначира) по имени родоначальника. Дом Рштуни упоминается в Зоранамаке и Гаhанамаке. По Зоранамаку, по необходимости он должен был выставить 1000 всадников (см. в Примечаниях).
А вот Мовсес Хоренаци считал иначе: «Что до родов Рштуни и Голтнеци, то по найденным мной сведениям они действительно ответвились от Сисакова племени. Хайкида Сисака».
Хоренаци пишет: …Тигран занемог, назначил командующим армянскими и парcuйскuмu войсками родовладыку Рштунийского нахарарства Барзапрана, и отправляет его против римских войск... с конницей, якобы с мирными целями, а на деле — для оказания помощи Антигону. А он (т. е. Барзапран) отправляет Гнэла, главного кравчего армянского царя из рода Гнуни, в Иерусалим..., поручив ему добиться мира и согласия с насе¬лением Сирии и Палестины. Навстречу Гнелу выходит сын царя Сирии, а сам он находился в свойстве с Антигоной. Придя к Барзапраму, Рштунийскому родовладыке и армянскому и персидскому военачальнику, он обещает ему пятьсот красивых женщин и тысячу талантов зо¬лота, если тот поможет им свергнуть с иудейского престола Гир-кана и поставить царем Антигона _ (такого рода взятка). Гиркан же впустил его в Иерусалим не со всем войском, но лишь с пятьюстами всадниками и требует клятвы у Барзапрана.
Барзапран Рштуни клянется Гиркану Солнцем и Луной и всеми их небес¬ными и земными божествами, что не тронет никого и разрушений не причинит. Но, коварно приняв их с почетом, сам, внезапно удалившись, велел оставшимся воинам схватить их и передать в руки Антигона. Велел схватить Ирода в Иерусалиме, взяли в плен (жителей), поставили царем Антигона, а Гиркана в путах вместе с пленными иудеями повели к Тиграну… Эпизоды с пленением евреев и Гирканом немного иначе описаны у Иосифа Флавия, но даже это спорно у разных историков.
Cyrille Toumanoff, известнейший генеалог наших родов, пишет: «Князья Рштуни были суверенны над одноименным кантоном на южном берегу озера Ван со столицей Востан, островной крепостью Ахтамар и Тоспом (Ван), когда-то, а также над княжеством Бзнуник за озером.
Читайте:
1. ч http://proza.ru/2025/09/12/1926
2. ч http://proza.ru/2025/09/12/1944
Ч. 3 http://proza.ru/2025/09/12/1945
Ч. 4 http://proza.ru/2025/09/13/10
Ч. 5 http://proza.ru/2025/09/13/12