ЛЕТА

Лета совсем ни в чём: купальник под короткой юбкой, сандалии  на ремешках,  накидка, на рыжей копне – бирюзовая косынка.  Она наблюдает.
Всё идёт, как надо. Женщины лениво взмахивают ресницами-опахалами, а у девчонок пора отключать батарейки. Чтобы не перегрелись:  бьющей через край энергии этих солнечных приёмников хватило бы не на одну электростанцию!
У Леты много работы: открутить до максимума ручку светила, чтобы выгорели и без того светлые, рыжие, тёмные волосы, неприятные воспоминания, а, заодно, и силы. Иначе  не остановишь. Выводок тяжёлых мыслей - дудочкой, незаметно,  увести прочь из замка. В пустую, но ещё  задымлённую голову впрыснуть свежести: апельсиновый фреш, пальмы, слегка поплывшие белые шарики мороженого, журчание родного детского смеха. Именно так, мягкое перепрограммирование: выгораем и наполняем.
«А ещё, - поморщилась Лета, - принять желаемое за действительное, настроить миражей, взмыть на гребень волны на сёрфе мечты. Что там ещё? А! Водрузить настоящий флаг над песочным замком невинного романа». Последнее Лета не очень любила, слишком серьёзно, ответственно. Чувствовала, что не вправе. Бесшабашничать – вот это её!
- Ну, как дела, дорогая, справилась?
 Лета и не заметила, как неслышно подошла элегантная, красивая, как слегка увядшая роза, осень в длинном платье и шляпе. Томившиеся листья тихо, один за другим, заныряли вниз, кружась и порхая. Их цвет неуловимо обретал  благородные оттенки.
«Так быстро! О, нет!»
- Всё хорошо, - улыбнулась подуставшая Лета. Она сидит в беседке,  болтая  ногами. – Что это? – показала Лета на свёртки в большой сумке старшей коллеги.
- Для  тела, духа, и для особых случаев, - загадочно ответила собеседница.
- Особых?  – не унимается Лета.
- Подрастёшь - узнаешь, - отшутилась Осень, - кому  остроты добавить, кого отрезвить.
- Осень, - Лета спрыгнула с беседки, - знаешь, там, в самом конце  заброшенного  парка, тёмная машина. – Не ходи туда. Пожалуйста!
Тень улыбки пробежала по губам Осени: именно из-за этих двоих она начнёт работу с листьев. Их  шуршание так похоже на шипение морской пены на берегу. Погрузившемуся с головой важно вновь почувствовать опору.
…Ещё притупляющий, летний, но уже с нотками осенней печали, зной упругими волнами врывается в раскрытые окна автомобиля, и  выталкивается сильным встречным речитативом Эминема: «I am not afraid …to take a stand…» Кресла в салоне так нагреты, что запах кожи кажется неотъемлемой составляющей самой атмосферы. А двое, там, в глубине, надышавшись, кажется, и без жары растают только от  одних  взглядов. Они то на мгновение, кончиками пальцев, касаются друг друга, то с силой сплетаются пальцами, прижимаясь  влажными ладонями.
- Ты знаешь, что они чувствуют?
- Им хорошо, - ответила Лета.
- И всё же, - Осень отвернулась, чтобы Лета не заглянула в её глаза, - им надо расстаться. 
«Ты  набедокуришь, а мне – расхлёбывать», - невесело подумала Осень. Отчего-то поёживаясь, Лета стояла, нахмурившись: переживала.
- Сейчас начнётся ливень, очень сильный, -  деловым тоном приступила Осень, - он повезёт её до дома. По дороге обнаружит пробитое колесо, начнёт менять. А она, не смотря на его уговоры, не в силах ждать, - настолько захочется обнять весь мир, поделиться с ним, - выпорхнет до ближайшей остановки. Он поднесёт раскрытую большим пальцем вверх, а полукругом мизинца – вниз ладонь к уху: позвоню! Она кивнёт радостно: впереди ещё столько звонков, столько поцелуев! И, блаженно улыбаясь, та, от чьей раскалённой объятьями кожи с шипением отскакивают капли дождя, пойдёт, - не побежит, - три квартала до дома. Промокнет до нитки. Простудится, затемпературит. А ему на следующее утро позвонит кадровик крупной  компании – бездушный винтик механизма судьбы. И закрутится: всё срочно, всё в сторону. А она будет лежать пластом. И родители не отпустят её с ним. То ли, правда, побоятся за здоровье, то ли порадуются возможности избавиться – не ко двору пришёлся. Он уедет, у неё начнётся учёба. Пройдёт год. Она встретит другого. Он – сделает карьеру, но навсегда останется здесь, с ней, в заброшенном парке. Вот так, - выдохнула Осень.
Лета чуть не плакала. Обняв себя за локти, она брела в своих сандалиях-ремешках по мягкому разноцветному ковру. «А я-то молилась на наставницу, мудрой считала. Ну, разве можно вот так?!»
- Лета! Лета! Стой! - догнала Осень, придерживая шляпу, - понимаешь, они бы  всё равно вместе  не были. Слишком разные. Она из деревни, природу любит, тихая, а он – городской:  театры, спортбары, поездки. Ей, кроме него, никого и не надо было, а он без друзей – никуда.
Не прощаясь, они тихо разошлись каждая – в свою сторону.
«Всё равно буду по-своему делать, даже когда тоже стану осенью…», - решительно сказала себе молоденькая Лета.
Оставалась ровно минута до того, как из сгущающихся, фырчащих  в высоте туч, должны были упасть первые капли. Осень, стройная, непоколебимая, шла прочь, не оборачиваясь. И вдруг нахлынуло. Пошатнувшись, она прислонилась спиной к  старому, в бороздах, стволу.  Вот так же, в открытые окна, тогда вылетали слова:
«We ll walk together
Through the storm
Whatever weather
Cold ore warm…»
И так же пахло: листья свежеокрашенные, не прелые ещё, и их обоих запах, и машина качалась каравеллой сказочной. А потом  баюкала  так сладко.  И, - всё по расписанию, - должна была умчать за тридевять земель, туда, где всегда любовь и счастье. «Для них, нынешних, – подумалось Осени, - Эминем уже старичок». Отчего-то намокли глаза, и покраснел нос. «Это просто я, я уже Осень…» Леты нигде не было видно. Тучи уже начинали дырявиться, прогрохотало  первое раскатистое предупреждение, когда Осень решительно развернулась: «Не в этот раз! Не позволю!»
- Надо же, тучи разошлись. Смотри!  – беззаботно засмеялась  темноволосая девушка в тёмной «Камри»,  показывая на тоненькую струйку на стекле.
В глубине души она была рада и солнцу, и дождю. «Если бы пошёл дождь, то мы  бы сидели долго-долго, целую вечность, пока бы он не прекратился. Только вдвоём».