Мужик в валенках. Таёжные истории

               

    Издалека, где  - то впереди слева   доносился  собачий лай.   Лаяла  Азуня.  Я это знал. Конечно,  едва слышимый голос  собаки, пусть даже своей,  точно определить невозможно, но просто других собак здесь не было. С момента, когда я впервые  услышал  лай, прошло уже    немало  времени.  Я всё ждал выстрела, но его  не было. То ли собака далеко ушла от Валеры,  и он  пока не дошёл  до места, то ли зверёк крепко затаился,  и  брательник  наматывает круги вокруг  дерева,  пытаясь высмотреть затаившуюся   белку.

    Вообще в таких случаях  сподручней охотиться вдвоём.  Один отходит  подальше от дерева, на которое  лает  собака,  а другой стучит топором по стволу - без топора промысловик по тайге не ходит.    Белка  после удара обязательно побежит по  дереву, пытаясь забраться повыше,  полетит вниз посорка,  собака  услышит, а то и увидит  зверька   и  навзрыд  зайдётся в лае,  а  охотник, находящийся  на расстоянии   от дерева,   засечёт добычу.  Но мы с братом разошлись.   Когда утром вышли из зимовья, мне пришла в голову мысль: 
 - Валер,  ты   знаешь что мы  с тобой сейчас сделаем?               
 - Излагай,  Ефимыч, я тебя внимательно…  -   с готовностью и, вместе с тем, солидно    отзывается брательник.  Он всегда разговаривает солидно, если не матерится.
   
    Брат   с некоторых пор  стал называть меня по отчеству.  Почему так – я  не спрашивал.  Я  был  старше его на  5 лет.   Но, думаю, дело было не в этом.  Просто  так ему   хотелось.   Валера работал на БЛПКа   в погрузочно – разгрузочном цехе, где они грузили вагоны с  лесом и   всякой всячиной.   В общем работал он грузчиком.  Платили им  хорошо, но и работка – не позавидуешь.  И в дождь, и в снег, и в лютые морозы прыгать по вагонам согласиться не каждый.  Валера как раз   был верховой.  Так случилось, что у него  неожиданно образовался   отпуск  с которым он не знал что делать. 

    Я же в это время собрался  в тайгу и он попросился со мной.
 
- Ты сейчас пойдёшь с Азуней, вот так, прямо на восток, - я показываю брату направление.  -  Справа у тебя будет  распадок, слева  - старая лесная дорога, по которой вздымщики   вывозили  живицу, -  я  двумя пальцами набрасываю на снегу  план  местности. -  Вот  тебе два ориентира, всё время  имей их ввиду.  Аза будет носиться, где ей вздумается, тебе же придётся подходить к ней на лай.  Так что будешь выходить и за дорогу, и за распадок.  Но обязательно возвращайся к ориентирам, по своим  следам.  Азуню пока возьми на поводок, чтоб не увязалась за мной.  Я вытащил  из кармашка рюкзака  поводок с ошейником,  отдал Валере.
 - Ясен   пень.  Дорогу,  я  конечно знаю,  ходил по ней.   Распадок, мне кажется, тоже знаю, -  брат   некоторое время рассматривает  мою топографию и уверенно изрекает,  -  разберусь.  -  А сам ты куда,  думаешь?
 
-  А  я  сейчас ломанусь вправо, за хребет, там  есть два распадка, где  постоянно  держится сохатый.   Пойду поищу. Снежок – то свеженький -  во,  как   навалило, и след будет свеженький, если найду.               
 -  Ефимыч, слушай, а  может,  лучше с собакой?  -  Валера  подозвал  Азуню, стал  надевать  ей ошейник.               
 -  Помощница,  работница, -  ласково  приговаривает он,  и всё поглядывает  на меня, будто,  чего – то ждёт.   Я  вижу - ему хочется  со мной, на зверя. 

    Я его понимаю,  хотя сам,  идти  искать  сохатого особого желания не испытываю.  Но,  вроде как, необходимость  такая возникала.  Я заметил, что продукты просто тают на глазах.  Было понятно – на сезон не хватит.  Отправляясь в тайгу, я не учёл отменный аппетит  брата, при том, что был он  худой и  костлявый.   Здесь  уже,  в тайге я  вспомнил постоянные шуточки на эту тему  жены его Веры.  Но было поздно. В тайге гастрономов нет. Конечно, брату я ничего не говорил, но понимал: надо этот вопрос решать.               
 -  Да, понимаешь,  Валер, - в этот раз наша помощница – нам совсем не помощница.  Сохатого   она держит плохо, а  если по - правде, то совсем не держит. Гонит.  Молодая ещё,  глупая.  Да и тявкает,  по – дурацки:   как – то нервно, визгливо.  Лось  этого не любит.  Уходит.               
 
    Валера молчит. Возникает пауза. 

  - Да она нам его так угонит, что потом и с собаками не найдём, -  я  шуткой  пытаюсь разрядить ситуацию.          
  – Ладно, пошли  подружка,  -  Валера треплет сухой мозолистой ладонью  пышную лаячью холку, поднимается,  поправляет   лямки рюкзака.  -  Не берёт нас начальник,  А мы что… Мы народ подневольный. -   Валера  шутит.   Это хорошо.               

 – Теперь вот ещё что:  дойдёте до вырубки -  тормознитесь.  Я тоже туда подойду, часа через три.  Если, конечно,  ничего там такого…  не задержит.  Думаю – не задержит, буду вовремя.  Ну, а  если  помощь понадобиться - сам приду за вами.  Не сомневайся.  Ты это, не забудь  снять ошейник, как будешь отпускать с поводка,  -  уже  уходя,  напоминаю я брату. Я отправляюсь по своему маршруту,  Валера с  Азуней   – по своему.   
   
    Несколько  часов   я добросовестно  месил  снег по  косогорам да распадкам.  Ни зверя, ни следов его  не  нашёл.  Да этого и следовало ожидать.  Этой ночью был первый  настоящий снегопад.   За ночь  в природе произошли большие перемены:  всё вокруг занесло  снегом,  всё вокруг  резко  побелело.   Тайга  притихла,  затаилась.   Новизна  пугает  зверя. Тем не менее,  я  подстрелил двух рябчиков, и теперь возвращался  обратно.  Вернее,  направлялся  туда,   где я предполагал  встретить брата.               
   
    Наконец,  громыхнул долгожданный   выстрел.  Собака  замолчала.  Всё в порядке.  Валера и  Азунька  вместе, работают. Через полчаса  я  уже был на вырубке, куда должен подойти и Валера.  Судя по лаю и выстрелу,  двигаются они в правильном направлении.   Придётся  подождать. Решил пройтись по вырубке, посмотреть:  может чего и надыбаю. Захаживают на  лесосеку  и лоси, и изюбры, и козы.  Зайцы, те   вообще,  здесь прописались,  о чём свидетельствуют повсеместно обглоданные до бела  осиновые  ветки -  и те, которые торчат из собранных лесорубами куч, и те которые просто валяются на земле.  Не забывает вырубку и лиса, и соболь наведывается. Эти - за мышами, которые плодятся на  лесосеках  ударными темпами. У каждого здесь свой интерес.  Но, сколько я не бродил, сколько  не присматривался, никаких следов не заметил.  Везде лежит ровная,  никем  не тронутая,  никем не порушена  бело - снежная целина. 
 
    В конце концов,  я выхожу на середину  деляны, нахожу подходящий пень. Пора отдохнуть. Я снимаю рюкзак,  и не спеша принимаюсь устраивать  себе сидение.  Смахнул  снежную шапку  с приглянувшегося  пня и накрыл его  клапаном рюкзака.  Затем, снимаю  с шеи тёплый  мохеровый  шарф и аккуратно выкладываю  его сверху.  И, наконец, отряхнув от налипших снежинок вязанные шерстяные перчатки,  бросаю   их  туда же, на пень.    Теперь,   можно садиться и ждать.  Что я и делаю.  Редкие снежинки всё  летят  с неба,  будто вдогонку  ночному снегопаду,  и   тихо  ложатся  на землю.  В природе  царит   умиротворение и покой.   Я сижу  на  возвышенности,   и   большая часть  деляны лежит передо мной, как на ладони. Сама  вырубка расположилась на длинном, в меру крутом  косогоре и тянется  с севера на юг. Начало своё берёт она  от старой лесной дороги,  на самом  верху,  и   постепенно  спускалась по склону вниз, где  и упиралась  в  узкую полоску леса,  нарочно оставленную  лесорубами.  За  полоской  проглядывает неглубокий  распадок, поросший кустарником, берёзой да осиной.  Слева  от  вырубки,  так же, с севера на юг,   тянется семенная полоса,  за которой проглядывается  точно  такая же вырубка.               
   
    Я  какое – то время  сижу, просто отдыхаю,  расслабленно  окидываю  взглядом  хорошо известный   пейзаж.  В какой - то момент, так же расслабленно, с ленцой начинаю шарить в рюкзаке,  и  вытаскиваю свистульку с  язычком.  Это манок  на лису.  Продул его, почистил от приставших крошек и пёрышек (манок простецкий,  особого  ухода не требует),  и приставив к губам,  кричу  раненным  зайцем.  Через некоторое время повторяю  этот   тоскливый, заунывный звук  ещё  несколько раз.  Тоскливый, потому что очень напоминает плачь ребёнка. И  когда после заката,  в  вечерних сумерках,  вдруг донесётся из леса  голос плачущего младенца,  то невольно внутри что – то сжимается,  хоть и знаешь, что кричит заяц.     Иногда на этот  тревожный  крик  можно выманит лису.  Я сижу на виду, не прячусь, так что убить  осторожного зверя -  шансов  нет, но увидеть  рыжую красавицу, понаблюдать за ней, и этим развлечься -   это вполне  реально.  Я уже проделывал подобные штуки.
 
    Прошло минут  пять - я  ещё несколько раз подудел.  После этого сижу тихо,  выдерживаю паузу.  В это время   внизу,  от  распадка  доносится  довольно громки хруст.  Будто, сухую ветку кто сломал. Я стал приглядываться к месту, откуда раздался  подозрительный  звук. Очень осторожная, аккуратная  лиса так не ходит.  Что – то там другое.  Но как я  не вглядываюсь,  ничего необычного  не замечаю. Промелькнуло  в голове: может, Азунька   несётся  по распадку  и сейчас  я её увижу.  Чувствую: расплылся в радостной улыбке.   Успел  соскучится. Но  никакой  Азуньки  нет.  Никто ко мне не бежит, никто на меня не прыгает, не пытался лизнуть . Больше того, где – то справа,  вниз по распадку, неподалёку   раздался  собачий лай.  Лает   моя собака.  А вскоре и выстрел  раздаётся.

    Я понимаю, что там  внизу  была не  Азунька ;  она не могла  быть одновременно –  и тут, и там.    Я  обшарил взглядом  всю  полоску  леса  за  вырубкой. И косогор за  распадком  снизу доверху  очень внимательно  проверил. Ничего подозрительного  не нашёл.  В конце  концов,  всё это мне надоело, я плюнул на эту мелочь, и забыл. Я опять просто сижу и отдыхаю. В какой - то момент обращаю внимание, что манок всё ещё  у меня в руке.  Подношу его к губам,  и  опять раздаётся тоскливый звук: у -а, у–а, у-а... Но закончить фразу у меня не получилось.   

     Из распадка  вынырнула  и понеслась ко мне  во всю прыть, на этот раз уже точно, моя Азуня.   Всё, как всегда.  Прыжки, неуёмное желание забраться на меня  верхом, а уж передними лапами – так это в обязательном порядке, и, конечно, лизнуть меня - обязательно в лицо и желательно в губы.  И как бы я не   увертывался, не отталкивал  чересчур радостную подружку, всё равно  она ухитряется всего истоптать и обслюнявить. Мне же   ничего другого  не остаётся,  как отплёвываться да утираться.               

 -  Так его, так …  Обслюнявь  его, чтоб знал… -  Валера  довольно похохатывал и медленно вразвалочку  идёт  к нам.  Он вышел  на вырубку  в том же месте, что  и  собака:   немного справа.   Видать, шёл по её следу.               
 -  Ефимыч, ну и как там дела за хребтом?  Есть там  лось? –  первым делом  спрашивает   Валера.               
 – Да, наверно, есть. 
 - Так ты следы, хотя бы,  видел? – продолжает допытываться брат.               
 -  Следов не видел.   Видать, залёг наш сохатый, не ходит.  Морозца ждёт.               
 – Так что?  напрасно ходил?  Только ноги набил?               
 
 - Да, почему напрасно?  Два рябчика  принёс, -  я  открыл боковой кармашек  рюкзака,   достал   рябчика,  пригладил пёрышки,  упрятал   головку под крылышко и аккуратно  засунул  обратно, где он и был.               
 – Тоже хлеб, - философски изрёк  брательник.               
 – А у вас как успехи, что добыли? – поинтересовался я.               
 – Три белки.   Первую -  то, она нашла недалеко от зимовья,- принялся рассказывать  Валера.               
 –  А за второй,  пришлось мне попотеть.  Утащилась  за распадок, к чёрту на кулички. Еле нашёл её.  Потом уже возвращался по своим следам. Ну а третью -недалеко  отсюда,  возле самого распадка на лиственнице взяли.               

 -  А скажи мне, Валер,  перед тем, как облаять третью  белку,  Азунька не пропадала у тебя из глаз, на какое - то время?               
 - Да, вроде, нет,  как раз на глазах была,   рядом мелькала. А  ты почему  спрашиваешь?               
 - Да,  понимаешь,  я   тут  от нечего делать, пока ждал вас, взялся манить лису.  В общем  сидел, дудел, развлекался.  А в какой – то момент внизу, прямо передо мной,  вон там,  где – то  в полосе,  а может,  в распадке  услышал  очень подозрительный треск.   Будто, кто сухую ветку сломал. Понимаешь?  Я подумал:  может  это  Аза  там носится.  Потому, что на лису  - не похоже, она дама осторожная и аккуратная.  Но штука в том, что сразу после этого хруста, как раз и залаяла Азуня.  То есть, собака в это время была с тобой, и как ты говоришь, никуда не отлучалась.  Понимаешь?  Кто тогда?               

 - Так, может, это мужик ? – высказал догадку Валера.               
 – Какой ещё мужик?  -  я  не понял, что он имеет ввиду.               
 – Да мужик в валенках,  который  шёл по распадку. Там следы его, я сейчас их только видел. Следы  свежие, видать, шёл недавно. Туда  пошёл, - Валера  рукой показывает в каком направлении  пошёл  мужик. Я понял, что брат не шутит, и по распадку кто – то,  в  самом деле,  ходил.  Мне эта новость не очень понравилась.  Какой – то мужик шастает у меня на участке.  Я ничего не знаю.
 -  Подожди, так этот мужик, он как шёл?  Один или с собаками?  - вопрос не праздный, и он меня  сильно заинтересовал.

    Если мужик шёл с собаками -  это одно дело.  Сосед случайно забрёл на мой участок.  Это случается, и со мной бывало. А если шёл без собак? То спрашивается: что он тут делал?  Мог, конечно, по какой - то надобности идти через мой участок. Может что случилось.   Но, во  - первых, шёл он не в сторону тракта, а в противоположную сторону. Во - вторых, когда я  выходил на вырубку,  то пересекал этот самый распадок,  и  следов  никаких там не было.  Значит,  мужик проходил   позже,   и судя по всему, как раз в тот момент, когда я дудел в манок.  Получается, что он меня слышал и видел. Не мог не видеть.  Я там, как на выставке сидел.  Но  он  не подошёл.  Не понятно.               

 – Да, вроде, шёл без собак. Следов собачьих   я  там не  заметил.  А так -  то,   кто его знает,  может, они где – то носятся,  – брат  засомневался, он не может мне  ответить определённо.               
 -  Ладно, Валер, пошли  смотреть следы  твоего мужика, - я поднимаюсь, собираю свои манатки.  Валера  уходит не дожидаясь  меня.  Я  собрался, одел рюкзак  и только начал спускаться по склону, как брат  снизу закричал:               
 -  Ефимыч,  да он, мужик  этот,  прямо сюда выходил.  Вот следы его!  -  Валера стоит  на   краю  лесной полосы,  возле самой вырубки, и показывает  рукой на землю.   То что я услышал было  странным  и  непонятным…   Даже  как – то не верилось.  В самом деле, какой – то мужик шёл по распадку,  потом  направился  ко мне,  несомненно, видел меня,  но не  подошёл.   Почему?  Что это значит? И  всё это происходило, можно сказать:  только что  Я  даже невольно бросаю взгляд на семенную полосу, по которой можно незаметно подняться к лесной дороге.               

 –   А здесь он, видимо,  стоял… - продолжает рассказывать  брат.               
 -  Ты  там  аккуратней, не топчись по следам,  рядом ходи, -  я решил, на всякий случай, предупредить брата, сам же  прибавляю ходу.               
 – Прости, Ефимыч, виноват. Уже  затоптал,  немного, - доносится в ответ. 
 
     Когда я подошёл к месту, то увидел, что следы,  и в самом деле, частично  затоптаны, но, тем не менее, картина была в общем  ясная.  Сказанное Валерой подтверждалось.   Мужик шёл по распадку с правой стороны, как и Валера с  Азуней, но  прошёл он дальше,  и   где – то, примерно,  напротив    середины вырубки  круто  повернул налево и пошёл в мою  сторону.  Дальше   шёл  по лесополосе, и не дойдя нескольких метров   до конца  её, остановился.  Судя по - всему, он стоял в лесочке  и  какое – то время за мной наблюдал.   Охренеть!..   

  -  Да   тут,  брат, оказывается  наблюдали  за мной. Вот он стоял  за кустом, смотрел в мою сторону.   Следил  за мной,  что ли? Дальше, видишь, не пошёл. Чего – то ему, видать,  надо было?  Может музыка  моя   ему понравилась? А, Валер, как думаешь? – я  шутил, но  в то же время старался найти хоть какую – то логику в происходящем – и не находил. Это напрягало.

 – А чего гадать, давай догоним да спросим.  Как ты на это? - то ли в шутку, то ли всерьёз предложил брат. Скорее  всего, не шутит. Есть люди, которым скучно жить без приключений. Валера был из таких.  Он разговаривал всегда солидно,  но поступал  не всегда  солидно.  Предпочитал решать спорные вопросы с помощью кулака.  Видимо,  для  того, чтоб они, вопросы эти,  решались успешней, дома на стене у него висела подшивка газет, которую он регулярно молотил кулаками, при этом, время от времени, отрывал  от подшивки одну газету, дабы та становилась тоньше, а значит - твёрже.  А  началось всё  это много лет назад.  Как - то, ещё во времена  моей  учёбы в институте,  приехал я на каникулы  домой в родное село. Бабушка моя Мария Ивановна, тут же  стала делиться  со мной своими печалями и заботами:  "Никого мне так  не жаль, как телёнка и Валерку". "А почему вам так жалко телёнка, ба?" - спрашиваю её. "Да как же не жалко  будет?  Целый день в хлеву стоит  не поенный. Ревёт, воды просит. А я уже не могу с колодца воды принести, здоровья совсем нету."  "А девчонки - то почему не напоят, почему воды не наносят?"  -  задаю логичный вопрос.  "А девчонки - выросли, всё в клуб норовят убежать, им разве до телёка..." - печально вздыхает бабушка.

 " А Валерку почему вам жалко, ба?" - спрашиваю. "Так ты же знаешь, он пошёл в ремесленное учиться, в городе теперь.  А там же одни бандиты .  А Валерка наш, он же с гонором.  Не уступит никому.  Вот и ходит  всё время  в синяках.  Весь  побитый" -  рассказывает мне бабушка и с надеждой смотрит на меня.  Ждёт, что я решу её печали и проблемы.  Конечно, с  телёнком  я мог  помочь бабушке.  Для младших сестёр - двойняшек я был авторитет. И простого разговора будет достаточно, чтоб  решить проблему  телёнка.  Что же  касается  Валериных неприятностей, то  я для его окружения  авторитетом не являлся и вряд ли мог ему помочь.  Так что решать свои проблемы  ему предстояло самому. И как принято было в его ПТУ, решать приходилось с помощью кулаков. Вот и пришлось ему учиться не только токарному делу(он на токаря учился), но и кулаками махать.   Родители в это время жили в Крыму. Отца пригласили туда работать, мать  уехала за ним, чего бабушка очень не одобряла. Видать, с тех пор и остались у брательника  привычки  решать проблемы известным способом.
 
    У меня  не было желания ни  догонять,  ни спрашивать неизвестного прохожего.   Да и  в тайге с этим шутить не стоит.   Были  печальные примеры.  Я их знал.  О  последнем  я  узнал  сосем  недавно, и он меня сильно задел. Дело было этой весной.  Я пришёл  домой на обед.  На лестничной площадке стоял сын моего соседа Николаича. Мы поздоровались.
 - Что, нет отца? - спросил я. 
 -Да где - то ходит, подожду.  Не знаете где он может быть?
 - А к Василичу не заходил, не спрашивал, - приятель его жил этажом ниже. 
 -Да звонил, никто не отвечает.  Тоже, видать, где - то ходит. 
 - Может к нам зайдёшь, чего тут будешь стоять. Придёт - мы услышим, -  предложил я.
 - Да нет, спасибо, подожду немного, да, наверное, побегу. Мне ещё в аэропорт, успеть на рейс надо. Вот везу в Иркутск в лабораторию голову брата, - он показал мне взглядом на сумку, которую держал в руке,   и  которую  чуть приподнял на последних словах.
   - Да ты что!  Что  случилось?! - он меня просто ошарашил.

   Оба сына Николаича  работали парашютистами в лесопожарной охране. Вышли на пенсию очень рано.  Один, с которым я сейчас разговаривал, жил и работал в Иркутске. Другой остался в Братске и охотился по договору.  Угодья у него были обширные, тайга богатая.  Забрасывали его туда на вертолёте, по - моему, из Усть - Кута, где он и подписывал договор. Иногда они  там охотились с женой, иногда - он один. Была там у него и техника, и несколько избушек.  Охотился он  в районе  речки с ласковым названием, Мама.  Всё это я знал от Николаича, с которым мы корешили. Сыновей же его я мало знал. При встрече здоровались, могли перекинуться несколькими фразами.
 
  С  младшим  сыном один раз случился разговор  об их коллеге и руководителе подразделения парашютистов Василии Чернове.  Василий был мой хороший знакомый. Мы общались семьями.  Василий сделал для меня хорошее дело:  снабдил географическими  картами, которых в то время было не достать, и на которых стоял штемпель:  секретно. Ничего там в этих картах секретного не было, сегодня они продаются в каждом газетном киоске, но тогда...  Так жили.  Сам Василий был человек удивительный.  Тихий, скромный невысокого роста,  но при этом он  очень  успешно руководил своими лихими парашютистами -  его  уважали.  Уважали не только  коллеги - парашютисты, но и все, кто его знал. У меня, по крайней мере, сложилось такое впечатление.
 
   Вот и всё моё знакомство с сыновьями  Николаича.  Но теперь его старший, почему - то взялся мне рассказывать. Видимо, ему надо было поговорить, излить свою печаль, свою беду. 

   Младший брат его в  прошлом году подписал с зверпромхозом  договор   на сдачу сига  - это кроме  пушнины. И   у него на этой почве возник конфликт с местными, из посёлка, которые именно в его угодьях на реке ловили этого самого сига всю свою жизнь. Он же пытался им запретить  лов, мотивируя это тем, что у него договор и план. Конфликт всё обострялся. Пошли угрозы.  Он сгорел в зимовье. Сосед по участку услышал вой голодных собак. Понял  - что - то случилось. Теперь старший брат, который на пепелище нашёл его череп, вёз его в Иркутск, чтоб определить: как он сгорел? Живой или мёртвый. Может, убили , а потом сожгли? Чтоб спрятать  концы в воду. Вот такая печальная история. Тайга - не шутка.

  Так что предложение Валеры: догнать и спросить с мужика в валенках, меня не сильно привлекло. Но  главное,  я  увидел  то,  что меня   очень  заинтриговало.               
 – Нет брат,  навряд ли  мы его, догоним, - я разговариваю  с  Валерой,  а сам в это время пытаюсь разгадать ребус...               
 – Это  почему? Далеко он не ушёл!  Поднажмём и догоним,  -  Валера  готов  пуститься в погоню, хоть сейчас.               
 – Да,  потому  не догоним, что он, наверное, на вертолёте улетел, -  брат   удивлённо уставился на меня, пытается переварить  мою шутку.               
 
 - Посмотри сюда,  - продолжаю  я, показывая на следы.   -  Ты тут, конечно,  потоптался  маленько, но всё равно можно разобраться, если присмотреться.   Вот он  шёл,  вот он стоял  за кустом, наблюдал. А дальше куда он делся? Нету дальше следа.  Ни вперёд, ни влево , ни вправо. И, главное, обратного  следа  тоже  нету.               

 –  Точно нет, – Валера внимательно  смотрит на следы,  на меня,  на вырубку и не может сдержать удивления.   - Твою дивизию!  Во фокус.  Куда ты делся, мужик?  Эге –е! – дурачась,  покричал  он, куда - то вверх,  вдогонку вертолёту.  Возникшая загадка  будоражила, требовала немедленного ответа, но она же подсказывала:   решение где – то рядом.   Что – то я упускаю.               
 
    Я  рванул  вдоль следов   до того места, где   мужик   повернул ко мне.  Вот он шёл по распадку,  с запада на восток.  Вот  он круто повернул,  и  следы  повели  к вырубке.  Но ведь точно такие же следы  идут  дальше   по распадку. Как будто, мужик этот и не сворачивал никуда,  а  так прямо и шёл.  Хотя, именно в этом месте  ровная цепочка следов сбита. Он здесь потоптался. Ну - это понятно, раздумывал: поворачивать ко мне, или - нет. А вот, почему и каким образом  вывалилось из цепочки  влево два следа,  да  так и остались:  ни к селу, ни к городу?  Не понятно. Я  чувствую, что разгадка…  где - то рядом. В который раз смотрю  на уходящий по распадку след,  и  вдруг  замечаю, то что раньше не замечал.  Вернее, я  уже  видел  эту, лежащую поперёк  распадка, лесину, на которую сверху   навалило  высокую  подушку  снега.

     Но  с первого раза  я не  увидел  того,  что должен  был   увидеть.  В  том   месте, где мужик  переходил  валежину, он смахнул с неё снег.  Ничего в этом  особенного  нет, всё,  как обычно.   Необычно то – как он его смахнул. Было ощущение,  что перебираясь через лесину, мужик присел и смёл снег задом. В   голове   промелькнула   догадка:  «Так это же… »  И  как – то  всё стало складываться - да так всё к месту, так  логично: одно к одному! Конечно,  надо   ещё проверять.  Но, всё равно: «жить  стало лучше, жизнь  стала веселей!».               

 – Валера,  иди сюда! – на радостях   закричал  я. Видимо,  он   в моём голосе,  в интонации  услышал  то,  что  его  моментально принесло ко мне.
 -  Ну, что,  Ефимыч, рассказывай  чего нашёл?  Понял куда мужик девался?  Не на вертолёте  улетел? Ну, не томи, я  же вижу, что – то уже придумал, – наседает он на меня. Но я не могу, просто так, взять и сказать!  Это было бы слишком просто...               
 –  Значит, так.  Мне тут пришла мыслишка, но надо её проверить.  Я  попрошу тебя  сделать одну штуку.               
 – Да ладно  тебе, говори что надо…  Чего воду в ступе толочь.   Сделаю, -  я видел, ему не терпится узнать:  до чего там я докопался.               
 -   Валер,  вот  следы, - я показываю на  цепочку следов  в распадке.  - Можешь пройти по ним   так, чтоб  твоя нога абсолютно точно попадала в след  мужика?  Ты понял меня?   
   
 -  Да понял, что тут не понять, но ты же сам  орал, чтоб я следы не  топтал.  Чего – то я не врубаюсь.    Шутишь, что – ли? -  Валера стоит в нерешительности.   Я вижу,  что просьба моя  ему не понятна.               

 – Валер, я не шучу.   Сделай  это, я потом объясню.  Давай,  давай, не сомневайся.  Я думаю, тебе и объяснять не придётся, сам всё поймёшь.   Валера,  наконец, решается, идёт по следу, пытается, как я и просил, ноги ставить точно в следы. И  вдруг начинает вопить!               
 
-   Да как он ходит!  Что за придурок  - этот мужик?   Косолапый, какой – то.  Ефимыч,  ты понимаешь, просто невозможно  идти.
   
  Я слушал  причитания брата… И от его возмущения,  его ругани,  от проклятий в адрес придурка – мужика -  во мне всё ликовало!  Догадка  моя  подтвердилась!  Всё  просто - как дважды два.               
 
 – Валер, так что ты там говорил?  Косолапый, говоришь,  мужик?  Да ещё и  в валенках ,- кричу я ему вдогонку.    Валера останавливается,  поворачивается ко мне.  Я не могу сдержаться и начинаю хохотать.  Он сообразил:  дальше идти не надо.  Он уже пришёл.               

 – Ну, теперь  ты понял, что за мужик тут  шастал,  придурок  ко –со –ла -пый? -  последнее слово,  я  произношу  практически по слогам.  Валера   застыл, будто его шарахнули   по голове. Ему  надо было  переварить услышанное.  Осознать. Наконец, его проняло.               
  -   Медведь!  Это же медведь  ходил!  Твою мать! А я иду, и нога никак не попадает. Ну,  неудобно  же  идти,  ноги можно переломать! - Валера завёлся, и  всё рассказывает, как он шёл по следу,  как ноги  себе выворачивал.  Мы оба  взбудоражены.  Мы  бурно  обсуждаем  происшествие.               
 -  Так ты понял, брат, для кого сегодня  я  на  пеньке,  исполнял  «Сибирскую   рапсодию»?               
 – Да,  Ефимыч, можешь гордится!  Такое  счастье  привалило.  Самому Потапычу   концерт показывал!               
 -  Правда, ушёл с концерта, подлец, самым позорным образом.  По  английски.  Ни тебе - спасибо, ни  тебе - до  свидания.  Ни  цветов, ни оваций. Невежа, - жалуюсь я брательнику.               
 
 – Да - а,  именно,  что невежа! -  подхватывает  он,  - и слинял  он, скажу я тебе  -  как – то не по
 – людски-и!   
 - Именно, не  по – людски! - это ты,  брат,  правильно подметил, в точку  попал! -  нахваливаю я брата. 
 - Да я тебе больше скажу,  -  гордый  от похвалы продолжает  Валера, -  ведь он не просто  ушёл, э- э  нет!  Он   втихую   слинял,  как последний  фраер! Да  как ушло всё  провернул!  Что мы с тобой,  два  толковых  мужика, потом  концов найти не могли!  На голубом вертолёте он, понимаешь, улетел!               
   
   И оттого, что бродяга Михайла Потапович нас одурачил, и от того , что мы его обман раскрыли, и от того, что  всё стало ясно и понятно и никаких вопросов не осталось - от всего этого нам почему - то  стало  очень весело! 
 
   Мы валяли дурака, мы  шутили и громко гоготали от своих же  шуток. Даже  Азунька разыгралась. Она  носилась,  как  сумасшедшая   -  то туда, то сюда;  то прыгала   козочкой;  то налетала на нас и игриво цапала за ноги  - в общем, наша толковая  рабочая   собака вела себя,  как  последняя  дворняга !  Это было  здорово!               

  И уже поздним вечером, после ужина, когда мы завалились на нары и в дрёме сами собой всплывали события дня, Валера вдруг спросил:
 
 -  Ефимыч,  так всё - таки, куда  делся  медведь,  когда мы следы его потеряли? Объясни ты мне тёмному?  Ты  сам – то разобрался?  Не на вертолёте же он улетел, - видать, не только мне не давали уснуть  воспоминания  о сегодняшних событиях.               
 
 – Да, всё там просто. Видишь, он  когда  за  мной наблюдал  из – за куста,  то сообразил , что  не зайчонка   орёт   благим матом, а мужик  с двухстволкой  сидит на пеньке,  и  дудит  в  манок:  приглашает, так сказать,   всех желающих к столу -  поживиться  «на  шару». Таким образом,  обман был  раскрыт.   Михайла  Потапыч понял:  надо уносить ноги!  И пошёл пятиться назад, аккуратно  ступая в свои же следы. В  общем,  на  обман  - ответил обманом: ушёл  и  обвел  нас вокруг пальца.  А мы всё  гадали: куда же делся  мужик в валенках?               
 – Я вот думаю: а как он так попадает в свои следы, у него же на заднице глаз нету? -  то ли спрашивал, то ли вслух размышлял, Валера.               
 
 -  Да,  как – то  попадает.  Природа.  А как   машинистка, печатает - на клавиатуру не смотрит, а на буквы попадает?   Да, правду сказать, он  когда пятился, то немного свои следы  раздербанил.  Там  можно было заметить,  что  они немного больше остальных.  Да я с самого начала заметил,  но но как - то сразу Отвлекся  на  другое.               

 - Ефимыч,  а как  так получилось, что мы с тобой лопухнулись?  Сразу не распознали его след?  Ну,  я - то ладно.  Я – лапоть. А ты, ведь, вроде как, таёжник?               

 -  Да,  лопухнулись. И на старуху бывает проруха.  В тайге всякое бывает.  На то она и тайга. Но ведь разобрались.  А  тут, видишь, многое сошлось не в нашу пользу, так сказать.  Но   самое главное: следа нормального мы не видели. Снег сыпучий, отпечатка не дает.  Ты же почему - то  решил, что мужик в валенках? Потому что отпечатка подошвы сапога  ты не увидел.               
 -  Да, Ефимыч, так и было.  Не было никакого отпечатка, я и решил, что он в валенках, -  Валера   подтвердил сказанное мной,  но говорил уже как - то лениво,  сквозь сон.               

 -  И получается – на снегу, одни лунки, да и те присыпаны снежком,  - продолжил я  свои объяснения.               
 -  Целый день  сверху   понемногу подсыпает…  я и говорю, всё, как – то одно к  одному.  Да и никак я  не ожидал  мишку увидеть после того, как снег лёг. Обычно ложится он по чернотропу, до выпадения снега. След его на снегу редко встречается, разве что весной, на нерастаявших клочках.
 
   Я продолжал говорить...  Валера  подозрительно молчал.  Я тоже  замолчал.  Наступила пауза.  Валера  посапывал во сне. Затем он заворочался, что  - то пробормотал  и захрапел.  Под нарами спросонку зарычала Азуня.  Я ещё какое – то время прокручивал в памяти произошедшие события, но усталость взяла своё. И я  отключился.               

   На завтра, с утра, Валера объявил, что ему надо  уезжать.  Я отговаривать его не стал.  Мы позавтракали  супом с рябчиками - вчера из - за  усталости   возиться не захотели -  и  все  вместе  отправились  к   тракту, где водители лесовозов, в те  годы охотно  брали попутчиков.   Валера правда   духарился,   всё говорил, что и сам дойдёт, но мы с Азуней решили его проводить.




.