Мингео СССР и ГКЧП

Мингео СССР и ГКЧП
(Глава из книги «Занимательный вьетнамский»)


Утром все еще было как у людей,
 а вечером уже ГКЧП заседает.
Елена Котова
«Акционерное общество женщин»

19 августа  1991 года прошлое
хотело опять въехать на танках
 в настоящее и будущее России.
Евгений Евтушенко
 «Волчий паспорт»

В мире есть люди и лидеры государств, которые считают распад СССР своей долгожданной победой. В мире также есть другие люди, и даже целые народы, которые считают это событие величайшей трагедией прошлого века, радикально поломавшей их жизнь. Для достоверного вывода о  причинах гибели СССР, видимо, еще не подошло время. Пики противоречивых суждений пока не приняли форму согласованного единообразного вывода.
Многие убеждены, что одной из причин, ускоривших развал СССР стала политика, проводимая генсеком КПСС и президентом страны М.С.Горбачевым под лозунгом перестройки; что подготовленные по его инициативе предложения о введении чрезвычайного положения в ряде регионов страны создали предпосылки для распространения этих условий на всю страну; что М.С.Горбачев был теневым организатором августовского путча 1991 года, попытку которого предпринял  самопровозглашённый   Государственный Комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП)  под руководством вице-президент СССР Г.И.Янаева.
Было бы хорошо, если бы каждый  из нас - свидетель или участник событий, ответил (с позициии “маленького человека“) на конкретный вопрос - что именно  он делал в момент создания ГКЧП ? Полагаю, что многие могли бы сразу сказать: “ А что я мог сделать один?!”
В моей памяти сохранилась студенческая миниатюра, поставленная в свое время Марком Розовским на сцене театра МГУ “Наш дом”,  на тему  “ Что я мог сделать один”. В ней артисты друг за другом выходили по-одиночке на сцену, мерили ее вразнобой шагами  и произносили одну  и ту же фразу: “А что я мог сделать один?” И все сидящие в зале зрители понимали, что один в поле - не воин. Постепенно разнообразно топающие по полу артисты объединялись в небольшие группы; они дрейфовали по сцене и в итоге слились  в единую когорту, марширующих в лад людей. Ритмичный (в ногу)  их марш и громкий единый выдох: ”А что я мог сделать один?!” не только позволили артистам  распрямить спины, поднять головы, но и переформатировали  зал; зрители подобрали ноги, нахохлились, престали шушукаться, шелестеть номерками и конфетами.
В августе 1991 года, в один из дней после ликвидации ГКЧП, самоубийства  Министра внутренних дел СССР Б.К.Пуго, ареста и помещения в  тюремный изолятор других членов ГКЧП, мой помощник Валентин Иванович Тихонов доложил, что в приемной находятся и просят их принять офицеры Генеральной Прокуратуры СССР. Представившись, эти два «важняка» вежливо попросили меня ознакомить их с оригиналом решения коллегии Министерства геологии СССР по поводу ГКЧП.
На мой вопрос - почему вы обращаются ко мне, они коротко ответили, что подписавший решение первый заместитель  Министра геологии СССР Ф.К.Салманов, у которого они только что были, утверждает, что рукописный вариант обращения коллегии Мингео СССР к руководителям отраслевых министерств России, Украины, Казахстана, Узбекистана и территориальных главков других республик (завизированный без замечаний всеми членами коллегии) был подготовлен и передан ему на подпись лично заместителем Министра геологии СССР М.В.Толкачевым. После моего звонка секретарь коллегии Б.А.Дгебуадзе принес оригинал, вероятно, самого короткого решения коллегии.  У меня нет на руках копии, но я   помню  текст  почти дословно:
«В этот трагический для судьбы Отечества  час коллегия Министерства  геологии СССР призывает руководителей отраслевых министерств и главных управлений союзных республик, всех трудящихся отрасли сохранять спокойствие, проявлять бдительность, не поддаваться на провокации, беречь людей и социалистическое имущество.»
За Председателя коллегии  Первый заместитель министра геологии СССР Ф.К.Салманов
19 августа 1991 года.
Прокуроры попросили разрешения снять копию и мы втроем на ней расписались.  Не для протокола, они спросили, почему я в начале  нашего документа в несвойственной для государственного бюрократа манере написал «В этот трагический для судьбы Отечества час…» . Мой ответ о том, что от Белого Дома, где сконцентрировались  танки, БТР, войска и толпы митингующих граждан до расположенного у Краснопресненского зоопарка Министерства геологии СССР, всего 400 метров и любой снаряд или пуля, выпущенные  по Белому Дому может попасть в наше здание, их, судя по всему, не удовлетворил. Рассуждать с ними  на тему о судьбе Отечества мне не хотелось.
На заданный мною вопрос  о решениях других министерств они коротко отметили, что почти все они  одобрили решения ГКЧП и что наше решение на этом фоне – «высший  пилотаж». Прощаясь   и  пожав им руки я еще раз прочитал решение коллегии Мингео СССР о ГКЧП и  вновь вспомнил события незабываемого  19 августа 1991 года.
В этот день первый заместитель Министра геологии СССР Ф.К.Салманов, который в связи с отсутствием  находящегося в отпуске Министра Г.А.Габриэлянца исполнял обязанности Председателя коллегии Министерства, пригласил с утра в свой кабинет  членов коллегии и  коротко приветствовав  собравшихся, предложил ознакомиться с проектом подготовленного им решения коллегии о ГКЧП и завизировать его. Суть проекта этого документа  вкратце сводилась к неизбежному,  по мнению Ф.К.Салманова, одобрению действий ГКЧП. В проект решения был включен также ряд мероприятий по усилению контроля за деятельностью геологических служб  России, Казахстана, Украины, Узбекистана и других союзных республик.
Теперь я уже точно не помню всех участников этого заседания коллегии Мингео СССР. Присутствовали,  кроме меня, первый заместитель Министра (куратор уранового направления)  М.Д.Пельменев, заместители Министра Р.А.Сумбатов и  Н.Н.Козин, члены коллегии В.Ю.Зайченко, А.Н.Золотов, А.А.Волошин, секретарь коллегии Б.А. Дгебуадзе и некоторые другие товарищи, включая секретаря министерской партийной организации.
Высказанное мною замечание, что нам не следует спешить, что слишком мало информации для принятия решения, было встречено Ф.К.Салмановым без энтузиазма. Он заявил, что уже звонили из приемной Председателя Совмина СССР В.С.Павлова и срочно ждут нашего  ответа  о   поддержке ГКЧП. Он сказал, что получил приглашение на внеочередное заседание Правительства, которое должно рассмотреть и утвердить  схему первоочередных действий. В ответ на мои возражения  и отказ визировать проект решения  Фарман Курбанович поручил секретарю коллегии зафиксировать мою позицию в протоколе и пообещал, что он еще будет иметь время поговорить со мной   после заседания Правительства. Наш  разговор с моим другом Фарманом, с которым я был знаком не менее четверти века, закончился на повышенных тонах. Из-за моих слов, что все происходящее напоминает мне  оперетту, Фарман Курбанович вспылил и послал меня, а я в ответ - его по известному всем геологам адресу. Чуть успокоившись, я посоветовал ему все же не спешить и дать всем нам время подумать о вариантах возможного решения; Фарман Курбанович согласился и предложил собраться вновь через полчаса; я покинул его кабинет. Вслед за мной потянулись и другие участники заседания. Когда все, кроме секретаря коллегии, вышли в коридор, я предложил товарищам пройти в расположенный рядом, на этом же втором этаже министерства,  кабинет М.Д.Пельменева и еще раз спокойно обсудить возможную схему действий. Усевшись за приставной стол я попросил Михаила Денисовича дать  чистый лист бумаги и набросал на нем приемлемый, на мой взгляд, вариант решения коллегии. Все члены коллегии его завизировали  и я пошел к Фарману Курбановичу.  Выслушав мои аргументы, он согласился с предложенным вариантом решения, подписал его и  передал  Б.А.Дгебуадзе для оформления и рассылки. Перед уходом на заседание Правительства, Ф.К.Салманов поручил мне побыть в здании Мингео СССР за старшего.
  Высказанное мною экспромтом мнение, что все происходящее напоминает оперетту, нашло позднее реальное подтверждение. Свои действия ГКЧП осуществляло вяло, неуверенно и нерешительно. Достаточно вспомнить демонстрируемую по телевиденью  картинку, на которой хорошо было видно как у  Г.И.Янаева  тряслись руки.   Этот «рукотряс», как, впрочем, и фрагментарные и не последовательные действия ГКЧП были реальным подтверждением, что организаторы осуществляемого путча были не готовы реально взять власть в свои руки. Невольно вспомнишь Владимира Высоцкого: «Настоящих буйных мало / Вот и нету вожаков.»
Оказалось, что мы были не одиноки в своем решении. Начальник Первого главного Управления КГБ генерал-лейтенант Л.В.Шебаршин, в своей книге «Рука Москвы» четко выразил  аналогичное мнение и свое недоумение – почему В.А.Крючков, один из активных участников  ГКЧП не привел в момент  введения ЧП в действие весь Комитет (КГБ), почему не были изолированы оппозиционные российские руководители, почему не была отключена связь с Белым Домом? Владея, в отличие от меня, большей  суммой знаний и не получив от В.А.Крючкова каких – либо конкретных указаний о привлечении военизированных подразделений ПГУ к захвату власти в Москве, Л.В.Шебаршин направил во все резидентуры еще более либеральное, чем наше решение коллегии, указание резидентам. Он сопроводил копии опубликованных документов ГКЧП простой надписью: «Для вашего сведения, товарищи резиденты. Следите за реакцией на события в СССР и не более того».
Решение о целесообразной реакции  на создание ГКЧП было принято мной на базе опыта работы во властных структурах ЦК КПСС и Правительства СССР и оказалось в итоге верным. Оно было позитивно воспринято руководителями министерств и управлений  союзных республик.
Перед отъездом Ф.К.Салманова на заседание Правительства мы договорились с моим другом, что он должен воздержаться там от публичного выступления. В.С.Павлов, шатаясь (одни говорили - от приступа гипертонии, а другие говорили - из-за спиртного) дважды подходил к нему, приглашая выступить, но Фарман Курбанович, по его утверждению, держался за кресло  двумя руками и не вышел к трибуне, как многие из присутствующих министров. После завершения заседания Правительства он позвонил мне и просил собрать членов коллегии и начальников управлений в зале коллеги для информации о результатах  состоявшегося заседания. Я ответил, что еще днем отпустил всех по домам в связи крайне неспокойной обстановкой вокруг Белого Дома и на прилегающей Пресне, где несмотря на закрытые входы в метро, скапливались вокруг танков  и БТР толпы народа. Ф.К.Салманов согласился, что разумнее встретиться завтра утром и разрешил мне ехать домой.
Действительно, когда 33 года тому назад, ранним утром 19 августа, по приказу ГКЧП в Москву входили поднятые по тревоге механизированные колонны Таманской и Кантемировской дивизий, а также  Тульской дивизии ВДВ,   было трудно принять взвешенное и единственно правильное решение. По рекомендации Председателя Совета Министров СССР В.С.Павлова многие министерства безоговорочно поддержали решение о передаче власти в стране из руку Президента  и Генерального секретаря ЦК КПСС М.С.Горбачева в  руки внезапно появившегося в СССР Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению (ГКЧП).  Участие в  составе ГКЧП председателя КГБ  В.А.Крючкова и отправленная на места  директива ЦК КПСС, подписанная, как потом утверждалось, не легитимно, секретарем ЦК О.С.Шениным практически не оставляли возможности для маневра. Министр иностранных дел, например, даже дал указание снять в посольствах и зарубежных представительствах со страны  портреты М.С.Горбачева. Кроме нашего Мингео СССР, насколько мне известно сегодня из опубликованных воспоминаний, только Руководитель Службы внешней разведки генерал Л.В.Шебаршин не оказал какой-либо поддержки ГКЧП.
Возвращение 22 августа в Москву  из Фороса М.С.Горбачева и арест вице-президента Г.И.Янаева вместе с другими участниками ГКЧП практически завершил трагический период неудавшегося путча. Причины и история этого события - предтечи развала СССР, излагаются до сих пор фрагментарно и порой недостоверно. В моих кратких стихотворных приколах, которые я называю «мериками» это событие нашло краткий отклик:
Что это было точно не узнаем,
Хотя участников и очевидцев – пруд.
В истории, что мы пока листаем,
В ней правды – килограмм,
Неправды – пуд!
Как ни странным это некоторым  кажется, но мои «мерики», которых на сегодня уже около  700 штук во многом автобиографичны. В частично зашифрованном виде они, как брызги от отшумевших  бурь и гроз, остались на листьях, ветках и коре моего дерева. В них отразились моя жизнь, профессия, лозунги и идеи, которыми я руководствовался,  истины, которые исповедовал и тайны, которые скрыты под моей улыбкой и не истраченным пока юмором.
Эта глава  книги началась с эпиграфа Е.А.Евтушенко;  его же фразой хочу закончить: «Если бы от меня зависело, как назвать в российском календаре день 19 августа, я бы назвал его День Преодоления Страха».