В дачном автобусе. Часть 1-я. Сибирские очерки

  Старый, повидавший виды автобус громыхал, лязгал, тяжело сопел и время от времени, от натуги, а может, от безнадёги  тоскливо подвывал. Казалось, что он вот – вот испустит последний дух и станет. Но пассажиры беспокойства не проявляли, и, судя по всему, особо не заморачивались проблемами, на ладан дышащего транспортного средства; они всецело были заняты тем, как бы получше, покомфортней угнездиться на своём месте - дорога предстояла не близкая. Видимо, народ пребывал в полной уверенности, что «всё обойдётся: как – нибудь, да доедем».

  И в самом деле, «транспортное средство», несмотря ни на что, медленно, но верно двигалось  из города по направлению к Тулунскому тракту. Автобус шёл по маршруту: «Братск – дачи 37км». Отправился он с небольшим опозданием; выехал с автостанции на улицу  Мира, свернул направо - выехал за город и пошёл в сторону  Братского лесопромышленного комплекса; доехал до первого перекрёстка и опять свернул направо, под железнодорожный мост, по которому ходила братская электричка; дальше - мимо кладбища, по старой, теперь уже не действующей,  дороге до Тулунского тракта.

  Был будний день, но пассажиров набралось немало, так что некоторым приходилось ехать стоя - всем места не хватило. Несколько человек, подстелив газету, сидели на ступеньках. Но, с другой стороны, салон всё – же не был переполнен. Ехали в основном пенсионеры – дачники, оно и понятно: автобус дачный. Была в салоне публика и помоложе. У передней двери стояла тихая пара: невысокого роста белёсый, лысоватый, мужчина лет под  сорок и его спутница - того - же возраста, такая же невысокая, но смуглая, по - деревенски крепкая и налитая. Мужчина и женщина изредка, негромко перекидывались фразами о чём – то своём. Видно было, что они не дачники и чувствуют себя здесь чужими.
 
  У задней же двери расположилась стайка совсем зелёного молодняка. Эти тоже никак не вписывались в «пенсионно-дачный ландшафт», но их это мало заботило. Они были заняты сами собой - юные, беззаботные и счастливые! И в силу, выше означенных обстоятельств, везде они были  - у себя дома!

  Монотонный гул автобуса, спустя какое - то время, уже располагал к дрёме, расслабленности и покою. Сквозь мерное, ставшее привычным  завывание двигателя пробивался такой же монотонный, негромкий и убаюкивающий говор дачников, который временами куда – то пропадал, чтоб через какое – то время вернуться и продолжить своё размеренное, тихое течение. Так, бывает, весенним ветром принесёт из далёкой тайги едва слышимое, похожее на журчание весеннего ручья, бормотание одиноко токующего тетерева; взбудоражит, разбередит душу бродяги – охотника - и пропадёт, унесённое тем же ветром, в неизвестном направлении.
 
  Всю эту благостную и сонную умиротворённость, в какой – то момент, неожиданно и бесцеремонно взрывал громкий хохот у задней двери. Задремавшие пассажиры вздрагивали, отряхивали сонный морок и поворачивали головы в сторону возмутителей спокойствия. Молодёжи делали замечание. Юная поросль замолкала и какое – то время, терпела. Но, поскольку, терпенье ей – этой самой поросли, давалось с большим трудом, то и заканчивалось всё тем, чем и должно было закончиться: опять раздавался взрыв смеха, но теперь уже – какой – то истерический. Видать, молодой организм таким манером освобождался от непосильного и, стало быть, вредного напряжения - при попытке удержать внутри то, что так безудержно рвалось наружу – и, в конце – концов, прорывалось. Молодым опять делали замечание. Они ненадолго замолкали, но через какое – то время – всё повторялось. 

  Солидная же публика - и вела себя солидно. Говорили всё больше о делах дачных: о луковой мухе, о тле, напропалую пожирающей укроп, о подаче воды для полива: в какие дни, да на какую улицу подают, да на сколько, и какой напор воды в шланге. Одним словом, говорили о том, о чём было принято говорить в подобных случаях. Ехали дачники не с пустыми руками. Ехали с сумками, кошёвками, вёдрами. В вёдрах на дачу, обычно, везли куриные яйца,  с дачи же  - ягоду, огурцы, помидоры.  Я и сам ехал не пустой: в сумке у меня лежала ступица переднего левого колеса, с запрессованными двумя подшипниками. Случилось так, что когда  я на своей Ниве возвращался из тайги, и уже ехал по  тракту, проехал мост и  подъезжал к посёлку ,   то у меня на полном ходу развалился подшипник. Машину резко бросило влево, протащило несколько метров юзом, но к счастью,  удалось удержаться на дороге. Может, сказался опыт езды по таёжному бездорожью - когда налетаешь колесом на затаившийся в траве пень - и руль вышибает из рук так, что пальцы немеют, а может, просто повезло. Слева зиял глубокий кювет.

  Мне как – то довелось видеть на дне этого самого кювета новенький красный жигуль. Он стоял, как и положено, на четырёх колёсах, но крыша его была основательно покорёжена. И поскольку, жигулёнок блестел как пасхальное яичко, и было понятно, что он - «новьё», то нетрудно было догадаться, что автомобиль, улетая в кювет - сделал кульбит, приземлился вначале на крышу, а затем уже стал на колёса. Внизу рядом с жигулёнком стояла долговязая  девица. Она, сгорбившись, - от чего напоминала цаплю в полёте - одной рукой опиралась на помятую крышу автомобиля, а другой - держала у рта сигарету и жадно курила. Чуть в сторонке на корточках сидела ещё одна девушка - она тоже курила, но как – то механически и отрешённо. Их кавалер, в тренировочных штанах с лампасами, рысцой трусил к мосту, где в это время работал бульдозер – там шёл очередной ежегодный ремонт. Было утро, был сильный туман. Мы с тестем, с горбовиками на спине, шли в тайгу за брусникой и стали невольными свидетелями этой, в общем – то, благополучно завершившейся, дорожной аварии. Никаких травм – ни на девушках, ни на парняге с лампасами - мы не заметили. Вот такая история вспоминалась мне, пока я на пониженной скорости и на блокировке, с невыносимым скрежетом тащился своим ходом до дачи.
 
  Теперь я занимался ремонтом, там же на даче. В город же ездил за новыми подшипниками, но пришлось брать и новую ступицу: старая оказалась с раковиной - потому подшипник и развалился. Так, по крайней мере, объяснил мне знакомый автослесарь на СТО «ВАЗа» (давно «почившая в бозе» знаменитая мастерская за пивзаводом), куда я забегал, чтоб запрессовать подшипники. Мне редко приходилось ездить на дачу в рейсовом автобусе, по – этому, было интересно наблюдать за пассажирами, слушать их разговоры. В общем - то, я их – тётушек с кошёвками – очень хорошо знал. Но я знал их, как соседей по даче, которые нередко обращались ко мне с разными  своими проблемами: то листья скручиваются у помидоров, то чеснок желтеет, то тыквы не завязываются. А когда я приступал к уборке картошки, то баба Даша бросала клич: «Девки, собирайся, Костя картошку будет копать!» «Девки», (в основном, за шестьдесят - за семьдесят) собирались, висли на заборе, смотрели, как на представление - разве что в ладоши не хлопали. Считали количество клубней, отмечали отсутствие мелкой картошки, восхищались - и делали это искренне и по - доброму. И обязательно, кто – нибудь, просил картошку на рассаду. Картошкой я делился, хотя понимал, что дело здесь не в рассаде. Вернее, не только в рассаде.
 
  Дело в том, что мои соседи садили её на одном и том же месте с тех пор, как построили дачи, – а было это лет тридцать назад. Тем временем, автобус благополучно добрался до своротки на Порожки (кольца ещё не было) и, повернув направо, в противоположную от посёлка сторону, пошёл по Тулунскому тракту. Слева и справа горел лес. Утром, когда меня на своей «девятке» подвозил в город сосед Геннадий, каких – то признаков серьёзного пожара я не заметил. Видимо, за ночь пламя основательно притухло и особо в глаза не бросалось. За день же огонь опять набрал силу, и теперь полыхало всё основательно. Кто – то в салоне закашлял – потянуло дымом. Пошли разговоры о лесных пожарах: где ещё, да как горит.
 
  Вскоре, начался крутой, достаточно  тягучий спуск к речушке Мостовой. Спустившись вниз – оказались в полной темноте. Всё заволокло дымом. Кашель усилился. Водитель включил в салоне освещение. Тьма за окном средь бела дня, едкий дым в автобусе – всё это вызывало у людей раздражение. Народ начал роптать.
– Да они что себе думают? Они собираются тушить эти пожары? Или как? Люди вон уже задыхаются.
– Да им – то, что до этого, что кто – то там задыхается.
– Так, а тушить – то кто должен? Пожарные?
- Ну, а кто ещё? Конечно, пожарные.
– Да пожарные в городе тушат. А в лесу – то, наверное, должны тушить другие.
– Лесники тайгу должны тушить, - прояснил ситуацию кто – то из мужиков
– Так они где – лесники эти? Они - почему не тушат?
- Видать, не успевают. Горит – то везде, - объяснял всё тот же мужской голос.
– И кто это всё творит? Зачем это всё делать? Зачем жечь?
- Вредители какие – то, ну на самом деле - точно, какие – то вредители.
– Хоть бы дождик пошёл. Никто не слышал? Не обещают? – вопрос остался без ответа.

  В разговоре случилась пауза, которую нарушила ладненькая  моложавая пенсионерка (в Братске на пенсию уходят рано – район приравненный к Крайнему северу), сидящая впереди слева, через проход. Живая и расторопная, устраиваясь на   своём месте,  она как то легко и уверенно переставила чужие вещи и очень толково  пристроила свои.  Проделала она всё это с улыбкой и приговорами, так что никому и в голову не пришло возмутиться или высказать неудовольствие.

  - Да жгут! Специально поджигают! – звучно, немного нараспев произнесла расторопная пассажирка.  Несколько человек обратили внимание на её слова и изъявили готовность слушать продолжение. Продолжение не заставило себя ждать.
- Сосед Витька говорит: видел в тайге троих чеченцев с канистрами! А что они там делали? В тайге с канистрами!? - на последней фразе она даже развернулась к сидящим сзади.  - А вы ещё спрашиваете: кому надо? Кому надо, тот и подожжёт... и канистры найдёт! И всё найдёт... Последние слова тётушка проговорила, как бы, сама себе и со значением, замолчала. Народ же в автобусе от услышанной новости взбудоражился  и зароптал. Сомнительное утверждение тётушки  о поджигателях - чеченцах было принято на веру, никто сомнений на этот счёт не высказал, дачный  народ принялся рьяно перемывать кости злоумышленникам - поджигателям.

   Война на Кавказе к тому времени  только  закончилась, и всё ещё бередила людское сознание. Может, по - этому и  поверили  пассажиры дачного автобуса  в дикое утверждение тётушки. Ведь чего только стоят одни канистры в руках поджигателей. Какие канистры, зачем!  Брось непотушенный окурок или горящую спичку и полыхнёт приангарская тайга на десятки, на сотни километров.  Лето в Восточной Сибири жаркое, сухое.  И пересушенная хвоя, укрывающая хрустящим ковром  сосновые сибирские боры, от одной спички  вспыхивает моментально.  Но канистры у народа сомнений не вызывали. Виновных назначили.
 Мне, как - то,  привелось услышать  от  Писателя В. Распутина мысль о том, что наш  народ  легковерен...  И в этом большая проблема.               
   Сказано Писателем это  было давно  в  Иркутском  Доме актёра  по другому поводу, но в памяти  моей запечатлелось. Да и не удивительно:   Писателя в те годы я боготворил,  ловил  каждое  его  слово и  запоминалось всё, как - то само собой.   Теперь вот вспомнилось...