Ленин с нами

- Перед тем, как приехать в Минск на учебу, я вообще ничего про него не знала, - сказала Грета. – Дедушка мой был тут в 1943-м, сказал, что в Белоруссии природа красивая. Эта природа его и… сыграла злую шутку, так говорят, да? Он пошел в лес за грибами и подорвался на партизанской мине. Нашел… то есть потерял ногу. Живет с нами в Дрездене, старый уже.

Группа иностранных студентов приехала в Минск на стажировку по русскому языку. По обмену. В основном, как тогда говорили, из «стран социалистического лагеря», но была и одна настоящая француженка – Анет. Вначале она никак не могла понять, почему все местные говорят ей по-французски одну и ту же фразу, что они не ели шесть дней. Потом привыкла.

Француженку тут же взял в оборот фарцовщик Капот. Грета на меня не отреагировала, зато её сокурсница Дагмар почти сразу позволила себя обнять. «Перспективное направление» - подумал я, хотя Дагмар была явно не красавица. Зато иностранка, пусть и из ГДР, в Советском Союзе это был сильный аргумент.

Мы сидели на теплой бетонной набережной Свислочи. Пили из горлышка портвейн «Анапа», закусывали жареным минтаем из кулинарии.

- Вкусное вино, сладкое, - сказала француженка Анет, - у нас такого не делают.

Дагмар оказалась яростной марксистской. Выпив почти бутылку и сильно захмелев, она принялась обличать капитализм. Большей частью по-немецки, иногда вставляя русский мат. Обращалась, в основном, к Анет. Та же только улыбалась, прихлебывала маленькими глотками портвейн и с аппетитом ела минтай, оттопырив мизинец. Затем с Капотом укатила куда-то на такси.

Я поплелся с немками в общагу иняза, куда меня, естественно, не пустил вахтёр. Грета ушла, мы с Дагмар остались зажиматься на лавке, пока совсем не стемнело.

- Хочешь меня сношать по половому? – спросила Дагмар. Я не сразу понял вопрос, потом слегка опешил. Но списал это на её специфический словарный запас и кивнул головой.
- Надо лезть, - Дагмар деловито показала на балконы, - этаж четыре. Это холл, я иду открыть тебе дверь.

Я снова кивнул. В двадцать лет такой подвиг был мне вполне по силам. Плюс гормоны и алкоголь, да и конструкция балконов позволяла.

По холлу общаги туда-сюда сновали иностранцы, на моё появление никто не обратил внимания. Молодые, шумные, непонятные, впервые вырвались из-под родительской опеки. Некоторые были пьяны.

- Ты русский герой! - Дагмар деловито поцеловала меня в щеку и показала на диван между фикусами, - Нам надо ждать тут. Грета в комнате. Не одна.

Какой-то ганс принес нам водки в чайной чашке с золотыми петухами и кусок немецкой колбасы. «Гут? Карашо?» - спросил он у меня. «Яволь! Зеа гут!» - ответил я.

Дальнейшее я помню смутно. В памяти остались хлопковые трусы Дагмар и такой же лифчик. Наши девушки подобного белья стеснялись и предпочитали синтетику из той же ГДР, особенно когда ночевали не одни. Еще помню тесную односпальную кровать, которую я назвал «колыбелью русско-немецкой секс-революции».

Вообще комнату Дагмар и Греты я разглядел лишь под утро. Только начало светать, я проснулся от жажды. На соседней, такой же узкой кровати с продавленной панцирной сеткой, храпел огромный негр. Видимо тоже из обмена. У него на груди, свернувшись калачиком, спала абсолютно голая Грета. У окна стояли два лакированных письменных стола, заваленных объедками и грязной посудой, у дверей шкаф из ДСП, крашенный зелёной масляной краской. Пустые стены с казенными обоями, запах, как в казарме, никакого намека, что тут живут девушки.

Единственно предметом декора был цветной плакат над нашими головами. Оттуда призывно махал рукой Владимир Ильич Ленин. Отличный дизайн и полиграфия, толстая глянцевая бумага, сразу было видно, что вещь заграничная, в Союзе плакаты выглядели иначе. Под Лениным размещался некий короткий лозунг, на немецком, с восклицательным знаком в конце.

Я взглянул на Дагмар. Глаза у неё были открыты.

-Что тут написано? – спросил я, показав головой в сторону плаката.

Дагмар с трудом разлепила пересохшие губы и голосом восьмидесятилетнего рокера прохрипела:

- Ленин с нами.