Вернойхен. Я и отец

    С 1954 по 1957 год наша семья жила в авиагородке города Вернойхен в ГДР (Германской Демократической Республике).


    Хотя отец был очень занят по службе, он, тем не менее, всегда находил время для меня. Я хорошо помню нашу поездку в машине с патрулем из трех солдат, располагавшихся в кузове. Мы ездили в окрестностях военного городка, «патрулировали» его.
    Перекусывали в немецких деревенских трактирах, гастштетах, и снова ехали. Шофер сажал меня на колени в безлюдных местах дороги и давал в руки руль, порулить. При этом он всегда говорил: « В твоих руках находится жизнь трех солдат и офицера». Меня он не считал, почему-то. И я старательно, высунув язык (фамильная черта) крутил баранку, стараясь сберечь эти жизни.

    Отец прекрасно стрелял. Поспорив на стрельбище, что он попадет в карманные часы из пистолета на 25 метров, он это и с успехом реализовал. Брал на стрельбище он и меня (еще немецкое), у нашего военного аэродрома. Оно представляло собой несколько рядов высоких земляных валов, заросших травой с толстенной (высотой метров 10), бетонной стеной в конце сооружения. Стена предназначалась для того, чтобы пули при промахах в стрельбе не разлетались по окрестностям. Отец ложился со мной, сам он держал автомат АК-47 в руках, мне же поручалось самое ответственное при стрельбе,  я наводил на мишень, нажимал на курок (самое волшебное действие).
  АК-47 являлся в это время секретным оружием, его носили только в чехлах, все стреляные при стрельбе гильзы, калибра 7,62 мм, сдавались по счету на склад. При мне, чертыхаясь, старшина после стрельб шарил по толстому зеленому войлоку травы, ища недостающие гильзы.
 
      Неподалеку от стрельбища, около бани, за колючей проволокой, стоял большущий фанерный ящик, наполненный всевозможными гильзами.  От пистолетных до гильз от 23 мм авиационных пушек. Ящик охранялся часовым в будке. Пока он там находился, мы ухитрялись пробраться через колючку к ящику и набить карманы гильзами, которые у нас заменяли камни при кидании друг в друга. Их же мы применяли в качестве игрушек-солдат, приделав пластилином им недостающие органы тела и оружие.

      У отца какое-то время был в личной собственности небольшой трофейный пистолет «Парабеллум». Появился он еще до Германии (в Румынии), когда он как-то командовал военным патрулем. В местном ресторане, он изъял этот пистолет у одного офицера, крепко выпившего, который размахивал им, выкрикивая нецензурные ругательства.
      Сообщать командованию отец об этом случае не стал, пистолет, соответственно, не сдал, с солдатами патруля он полюбовно договорился о неразглашении инцидента исконным мужским русским способом  – как следует, угостив солдат.
      После войны на руках офицеров осталось много трофейного незарегистрированного оружия. На это командование смотрело сквозь пальцы.
      К сожалению,  к описываемому периоду, пистолет у отца украли. Осталась только кобура. Играя с нею, я часто воображал, что владею этим пистолетом, и разыгрывал в уме всякие истории с ним.

      Придя со службы с оружием, отец, разрядив и тщательно проверив, давал мне поиграть дома со своим табельным оружием, марку его я не знал. Скорее всего, он являлся пистолетом ПМ (Пистолет Макарова). Как мне было здорово пощелкать курком пистолета, навести его на воображаемую цель! Хотя мама с неодобрением наблюдала за этими моими упражнениями.
 

      Немцам в это время запрещалось иметь охотничье оружие. А в окрестных живописных и безлюдных лесах, полных грибов и всяческой дичи, охотились только наши офицеры. Немцы же  охотились цепью, как при атаке на войне, оружием им служили луки и стрелы, ножи и даже огромные деревянные дубины. Помнится, как кухни в семейных общежитиях были просто завалены тушками зайцев-русаков и матерых кабанов-секачей с жесткой, как проволока щетиной. Их приносил мой отец с охоты.
      Охотились, в основном, холостые летчики, дичь им разделывать было негде (кухонь в общежитии у них не было), и поэтому все желающие брали у них добычу и тушили зайчатину и кабанину. Она очень хорошо шла под пиво, по мнению взрослых.

      Любил поохотиться и отец. Своего оружия у него тогда не было, брал у знакомых летчиков. Позже, с большим сожалением вспоминал, как один немец предлагал ему уникальное, довоенного производства штучное ружье «Зауэр. Три кольца» со вставными штуцерными стволами под винтовочный патрон. Тот говорил ему: «Возьми, камрад (товарищ по-немецки), возьми, не пожалеешь, такого ружья ты нигде не приобретешь!» Но ружье было дорогое, и отец с «камрадом» так не сошлись в цене.

      По выходным, если отец был свободный, мы часто ходили собирать грибы – в лесу произрастало много маслят, рыжиков и лисичек в сосняке; белых, подберезовиков, и всяческих сыроежек в лиственных лесах. У отца тогда я получил первые навыки в поисках и определении грибов.
      
      Немцев, почему-то в лесах мы не встречали, похоже, выросшие в лесу грибы их мало интересовали. В их магазинах уже в то время продавались выращенные в оранжереях различные грибы, из них я помню только лисички.

      Организовывались даже целые выезды  по грибы на обычных грузовиках офицеров с семьями.
      В кузовах ставились специальные лавки с креплением на бортах – и с богом!
Транспортное средство это было, как понимаю теперь, весьма ненадежно и попросту опасно для пассажирских перевозок.
      Но что поделаешь, не так давно кончилась отечественная война, началась холодная, и все силы страны опять были брошены на производство вооружения.
 
      Потом грибы сдавались на кухню маме, и она их жарила. Юность ее прошла в степной местности, первые результаты ее труда были незавидные. Она пережаривала грибы до такого состояния, что их уже нельзя было есть, оставались только какие-то корочки.
      Она простодушно объясняла результат процесса словами: « Я их тыкаю вилкой, а они все сырые».

      Перечитав эти строки, невольно вспомнилась по ассоциации и поездка отца в Берлин, где офицеры посетили мемориал погибшим советским воинам в Берлине во время Отечественной войны в Трептов парке (Тре;птов-па;рк — парк в восточной части Берлина на берегу Шпрее в административном округе Трептов-Кёпеник).

      Мемориал проектировали мы, а финансировали и строили немцы.

      Он представлял собой широкую аллею с братскими захоронениями по сторонам. В конце аллеи стояла теперь уже малоизвестная, а тогда всенародно любимая монументальная скульптура автора Вутечича, изображающая советского воина в плащ палатке, держащего в правой руке меч, а в левой – спасенную немецкую девочку.

      Помню, как отец, с горечью вспоминая о той поездке, говорил, что одновременно с ними, на экскурсию приехали и союзники.  Только все союзники приезжали в автобусах, даже рядовые, а не как наши офицеры и члены их семей  - в грузовых машинах!



          Фото автора.
          На фото слева
          направо моя мама,
          я и мой отец.