Финал

Сорок лет назад.
 Ноябрь подходил к концу, страшный ноябрь сорок второго года. Обер-лейтенант Шпирц вышел из штаба четвертой танковой армии и, бросив взгляд по сторонам, закурил. Город представлял собой хаотическое нагромождение развалин, кое-где виднелись языки пламени, и поднимались клубы дыма. На улицах было пусто, все это напоминало картины Иеронима Босха, чьим творчеством Шпирц увлекался, казалось, сто лет назад. Шпирц тяжело вздохнул, сейчас в Берлине уже готовятся к рождеству, а здесь ...
 Наступление начинало захлебываться, и многие офицеры отнюдь не разделяли оптимизм удальцов из министерства пропаганды. Русские упорно оборонялись, сводя на нет планы командования, а еще эти снайперы... Только здесь и можно было спокойно закурить, в любом другом месте на каждую третью затяжку следует выстрел. Поэтому его и направили сюда, и поудобнее закинув чехол с винтовкой за спину, Шпирц устремился к разрушенному центру города, провожаемый настороженными взглядами солдат: снайперов не любил никто.
 Шпирц был хороший снайпер, в свое время он окончил школу снайперской стрельбы в Доберитце прошел боевое крещение во Франции, и после нескольких специальных миссий, одна из которых завершилась в Швейцарии, был откомандирован в Сталинград, в распоряжение четвертой танковой армии Гота. Он покинул Берлин три недели назад, когда город готовился погрузиться в предрождественскую суету, и в первые дни после приезда ему, иногда казалось, что он еще может уловить терпкий аромат духов Эльзы. Впрочем, вскоре ему пришлось приспособиться к совсем другим запахам, которыми казалось, была пропитана сама атмосфера умирающего города . За прошедшее после прибытия время ,Шпирц не только ознакомился с обстановкой на фронте, но и успел ликвидировать трех русских снайперов, один из которых оказался женщиной .Борьба с русскими снайперами и была основной боевой задачей обер -лейтенанта ,которую он и собирался выполнить с присущим ему рвением и педантизмом ,в глубине души, надеясь не слишком долго задержаться в этом аду . Специалисты его уровня были штучным товаром, и сам факт нового назначения был воспринят им как неприятный сюрприз.
 
 Месяц спустя.
 
 Лежа среди разрушенных балок, Шпирц улыбался, сегодня был его последний день в Сталинграде, его вызывали в Берлин, и хотя он не знал, куда приведет его новое назначение, но твердо веровал, что хуже не будет, потому что хуже быть просто не могло. За это время он успел возненавидеть этот город, точнее то, что от него осталось и людей, этих ненормальных фанатиков, столь яростно его защищавших. За прошедший период Шпирц уничтожил девятнадцать русских снайперов и намеревался довести это число до двадцати, именно это желание и объясняло тот факт, что уже вторые сутки он проводил среди скрюченных балок, на руинах тракторного завода. Наконец он уловил легкое движение среди куч мусора и обломков кирпича в противоположной части цеха, над бетонной плитой показалась каска, не шевелясь, Шпирц ждал, держа палец на спусковом крючке, он знал этот трюк и никуда не спешил, в его профессии спешить было вредно. Через некоторое время, метрах в двух от каски в перекрестье бушевского прицела показалась русая макушка. Шпирц не любил стрелять в голову, считая ее слишком подвижной целью, что увеличивало вероятность случайного промаха, но второго шанса могло не представиться, палец осторожно усилил давление на спуск...
 
 СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ.
 
 Ветеранский поезд из Бреста прибыл в Берлин точно по расписанию. Высыпавшие на перрон русские смущенно принимали цветы и пакеты с подарками, преподнесенные бывшими противниками, а ныне членами Союза дружбы ветеранов Сталинграда. Встреча, начинавшаяся напряженно, постепенно приняла более непринужденный характер, переместившись с перрона в заранее заказанный ресторан. Вскоре бывшие враги вовсю общались, с помощью приглашенных переводчиков, вспоминая какие-то эпизоды великой битвы, и временами натянуто посмеиваясь. Шмидт, теперь у него была такая фамилия, неприязненно смотрел на гостей. Время не пожалело победителей, их руки и лица покрывали уродливые морщины, одежда была плохо сшита и сидела мешком, а когда они открывали рты, он брезгливо морщился. Неужели в России нет приличных дантистов? И этим людям они проиграли войну! Он уже было, хотел откланяться и уйти, когда его внимание привлек один русский, резко отличавшийся от окружающей толпы. Он был высокого роста, сухощав, резкие черты лица и волевой подбородок, выдавали в нем человека решительного и жесткого. Он был хорошо, хотя и не броско одет, почти не пил, и приняв цветы, вежливо, но твердо отказался от подарков. Подошедший к столику кельнер, отвлек на мгновение Шпирца, (это был именно он), а, повернувшись, он обнаружил, что этот странный русский смотрит на него в упор. Шпирц поспешно отвел взгляд, что-то в лице русского показалось ему знакомым, но в тот момент он не придал этому особого значения. Ближе к вечеру гостей стали распределять на ночлег. Чтобы сэкономить на расходах, было решено, что каждый немец возьмет на ночлег одного русского. Излишне говорить, кто достался Шпирцу. Распахнув дверцу BMW, он пригласил гостя в салон, и усевшись за руль, завел двигатель. Во время езды, а жил Шпирц на уютной вилле, в часе езды от центра города, выяснилось, что русский неплохо владеет немецким. Как и любой славянин, Николай, так звали гостя, оказался словоохотлив, и рассказал, что в сорок втором году воевал в Сталинграде и даже был ранен немецким снайпером, спасло его только то, что в момент выстрела, где-то каркнула ворона, и этим сохранила ему жизнь, хотя ранение оказалось тяжелым, и на фронт он уже не вернулся. Николай признался, что на встречу ехать не хотел, уговорила его жена, мол, когда еще доведется побывать за границей, и, скрипя сердцем, он согласился. Шпирц со своей стороны заверил, что понимает его чувства, но мир меняется, и во имя будущего их детей и внуков, и понес соответствующую околесицу. Он также рассказал, что служил в Сталинграде радистом и, попав под минометный обстрел, был эвакуирован раненым из города, таким образом, избежав русского плена. Между делом Шпирц поинтересовался, где именно был ранен, Николай, и, услышав ответ, удовлетворенно кивнул головой. Войдя в дом, гости еще некоторое время поговорили на незначительные темы, выпили по рюмке коньяка и пожелав друг другу доброй ночи, разошлись по спальням.
 
 Три часа спустя.
 
 Неслышно отворив дверь, Шпирц в одних носках проскользнул в комнату, на подушке отчетливо виднелась голова гостя, сделав еще пару шагов по направлению к кровати, Шпирц поднял "Вальтер" и дважды выстрелил. В тот же миг он почувствовал, как что-то острое вонзилось ему в правый бок, пробив пижаму и глубоко войдя в тело. Ткань быстро намокла, первые капли крови упали на паркет, но все это Шпирцу уже было неинтересно..