Шекспир и другие

 Шекспир и другие

       1.
Хочу, горячий мой читатель, перед прочтением этой не очень ясной даже мне истории предвосхитить ваши некоторые (надо заметить справедливые и достойные всесторонне образованного человека) замечания: «Вот, пишите о написанном, молодой человек! Шекспира я по долгу службы читал – перечитал…» – скажите вы, отвернувшись, а затем… А затем добавите в полголоса, что от общего нашего соседа филолога слыхали ультрамодную теорию, говорящую, что Вильям Шекспир, дескать, английский Козьма Прутков!
Всё это так-то так, мой уважаемый читатель, да только спешу огорчить вашу охочую до разоблачений вспыльчивость: мой рассказ вовсе не о мифическом обладателе герба со сломанным копьём… Он даже не о театре «Глобус», а просто о нас… А коль уж верить ультрамодным теориям, и Шекспир всё-таки, выражаясь латынью, pseudonym одной гениальной сиятельной английской четы, то ( с разрешения шекспироведов) позвольте присвоить это имя моему, как говорят чопорные, костлявые критики, лирическому герою.
Вот теперь с чистой совестью можно крикнуть: «Свет! Занавес…» и vu a la!

       2.
В театре пахло опилками. Уж два часа прошло, как последнее место в зале опустело. Синего шёлка занавес покачивался, не скрывая осинового оханья, раздававшегося под спор обычных плотницских инструментов. Это Ники-Гамлет сколачивал новую лестницу и менял прогнившие доски сцены. «Нехорошо выйдёт, право, если в следующем месяце сломает ногу тень отца или Макбет провалится под сцену!»- думал он и на его лице, то и дело, показывалась не красившая его улыбка.
В единственной на всех, широкой гримёрной, без столиков и зеркал походившей попросту на маленькую баню, теперь пили чай Соломон-Лир, Ксюша-Яго, Таня-Офелия и вечный сатир Михаил Лукич Скоморохов. Лир снова, уже в седьмой раз за пять минут взглянул наверх, словно силясь что-нибудь отыскать эдакого на белом потолке. Он так делал всегда, когда не решался высказать что-то важное. Таню при виде этой картины всегда разбирал внутренний смех: профиль Лира с поднятою головой ужас как напоминал ей корабельный нос!
И вот наконец Лир посмотрел на неё своими карими говорящими глазами и выдохнув, объявил:
-Помните те сто двадцать рублей, что вы дали мне в долг, Танечка?- Офелии мгновенно стало понятно, что Соломон Семёнович обращается так же ко всем присутствующим, по неискоренимой актёрской привычке.
-Я не жадная. Ну помню, а что? – Таня тихонько засмеялась наивности вопроса.
-Так я их проиграл, старый осёл! – Лир в отчаянье хлопнул себя по лбу, - Можете ли поверить, а? Проиграл! Воцарилось молчание такое, какое бывает у группы любопытных, попавших в кампанию талантливого рассказчика. А Лир опустошил чашку, в ритуальном жесте соединил возле губ указательный и средний пальцы, и получив от сатира ритуальную же сигарету, продолжил: «Иду вчера в метро и тут меня пацан какой-то дёргает за рукав: «назовите число!» А я торопился: на ходу говорю что-то вроде сорок пять, кажется… И чертёнок подводит меня: там, недалеко от эскалатора к группке – человек шесть старушка какая-то, бородач в очках, как иллюминаторы, вьетнамец, а больше убей – не помню…»
-Давайте сыграем! – малец говорит, а я преферансист, соглашаюсь.
-Вы называли сорок пять, - старушка говорит, - а он (во вьетнамца тычет) сто. Раз взялись играть, то перекупите у него цифру, играем по двадцать рублей за число. Победит тот, кто больше цифру назовёт – он весь банк и забирает!
-И вот, Танечка… Я же не только ваши деньги, но и триста рублей своих им проиграл! Не успел отвернуться – нет никого. Битый час искал – ни игроков, ни денег! Домой приду и признаться будет стыдно… А Настя – жена моя? А девочки? «Где деньги-то папа?» Так вот…
-У вас есть дочери? – Таня улыбнулась улыбкой первооткрывателя.
-Три девочки! – сказал Соломон-Лир, с какой-то грустной гордостью в голосе и смутился очевидному сходству с королём. – Маше семнадцать, Гале – четырнадцать, а Ире – тринадцать…
Однажды открыл Машкину тетрадь: думал школьная – оказался дневник! Верите ли? Стало так стыдно! Но на первой странице был Шекспир:
       
       Сгорев так рано, раньше увядают.

-Ромео и Джульетта, - констатировала Ксюша-Яго, - аж мурашки по коже!
Она посмотрела в зеркало, откуда на неё глядело симпатичное зеленоглазое личико с ямочками возле щёк – обычное лицо первокурсницы театрального института.
-Боитесь недавней лучшей роли? – съязвила Таня.
Действительно, все в этой кампании знали, что Оксана была лучшей Джульеттой, но после размолвки с Ромео взялась за мужскую роль. Помнится тогда ещё друг Лира и хранитель морального облика театра Скоморохов пустил слух о том, что между сценическими любовниками и впрямь «что-то было». Сейчас сатир незаметно исчез из театра, чтобы поздравить Галю с днём рождения, о котором Лир промолчал.
Дверь скрипнула, и в проёме показался длинноволосый портрет Ники-Гамлета:
-Привет, коллеги! Эй, Семёныч, у нас стодвадцатки ещё не будет?
-Негоже актёру с твоим амплуа плотничать, Никита, - ответствовал Лир.
-Кто если не я? Будто у нас рабочие появились такие бескорыстные трезвенники, как ваш принц. – Засмеялся Гамлет, - Государь Император Пётр Алексеевич тоже плотничал!
-Ксюша, проводи этого охотника за гвоздями! – попросил Соломон Семёнович. Оба, сообразив, что между ним и Таней назревает какой-то личный разговор, мигом испарились.
Тут Лир как-то даже изменился в лице. Он выудил длинными пальцами из пачки уже пятую сигарету, а ведь когда-то он пытался бросить курить!
-Таня, ваш отец был психологом… Анастасии Петровны по работе тоже не бывает дома… Вот почему я хотел у вас спросить…
Тут Офелия и сама, кажется, испугалась: Соломон Семёнович никогда так не говорил! Она убрала со лба прядь светлых волос, взяла Лира за руку и с напускной весёлостью сказала:
-Да бросьте вы! Подумаешь сто двадцать рублей…
-Я не об этом! Поймите, моя Маша она умная девочка, но я заметил, что она чрезмерно увлекается Есениным и Цветаевой. Она стала очень молчаливой. А недавно Галя мне сказала, что у Маши появился очень странный молодой человек…
-Вам не сокрушаться, а радоваться надо! – вздохнула Таня.
-Думаете? – Лир опустил голову на руки - Есенин, Цветаева… Помните как они закончили? А теперь эта выписка из Шекспира. А ещё меня никогда не бывает дома.
-Не сокрушайтесь, наш милый король, она влюблена, наверняка пишет стихи! – вдруг Таня оживилась, - Прекрасно! Я ведь тоже писала…

       Не притворяйтесь будто в первый раз
       Ту грусть моих осенних глаз
       В моих цветах нечаянно увидели.
       Вон клёны те обидою горят,
       А ветер словно повернул назад
       Как будто знает он, что вы меня обидели…

Лир взглянул на неё успокоенным взглядом: «Замечательные стихи!» – сказал он.
-Вы думаете? В семнадцать мне даже выпустили сборник под названием «Девичий сон».
Оба вдруг громко засмеялись. Тут вошла Оксана: «Можно я оставлю дверь открытой?»- спросила она.
-Да, простите: это я надымил… - смутился Лир.
До него донеслась музыка Никитиной работы.
И вдруг Лир и Офелия хором обратились к Ксюше-яго: «Вы представляете? “Девичий сон”. Господи…»

       3.
В тот день Галя Герштэйн – дочь Соломона-Лира, получила подарки от труппы театра. А через три года её сестра Маша одна уехала в Америку. От неё до сих пор никто не получал вестей…
       28.07.99г.