Я тебя люблю

1.

       - С днём рождения, дочка!
       Марсела проснулась полчаса назад и теперь нежилась в постели. Она открыла глаза и улыбнулась, увидев склонившуюся мать.
       - С днём рождения, – ласково повторила мать и поцеловала её.
       - Спасибо, мама, – ответила Марсела, приподнявшись для ответного поцелуя.
       Сегодня, в этот жаркий воскресный день, ей исполнялось не сколько-нибудь, а ровно восемнадцать. По правде говоря, повзрослела она давно, когда вынуждена была взять на себя заботы о семье вместо надорвавшегося на тяжёлой работе отца. После короткого, но ожесточённого боя, когда Национальной гвардии удалось отбить очередное наступление повстанцев, половина города оказалась разрушенной, и население выгнали на работы по восстановлению городского хозяйства. Ни машин, ни приспособлений не было: лопата, носилки – вот и вся техника. Тут и молодые-то не выдерживали, что уж говорить о пятидесятилетнем старике, оставившем своё здоровье и годы на кожевенной фабрике. Хватило отца ровно на два дня, а на третий он не смог подняться с постели. Тогда Марсела, которой только что стукнуло шестнадцать, стала главой семьи. Отец остался жить, мало того – он постепенно стал снова самостоятельно передвигаться, но всё же больше сам требовал помощи, чем был в состоянии оказывать её другим. Он, мать, добрая, рано состарившаяся женщина, а также брат Луис, двумя годами младше Марселы, – все они давно были на её попечении, так что нынешний возрастной рубеж был чистой формальностью.
       О подарках не могло быть и речи. Марсела и не ждала их, зная, что каждый потраченный на эти цели грош создал бы серьёзную прореху в семейном бюджете. Она работала на той самой кожевенной фабрике – единственном предприятии в их городке. Мать, заработавшая на ручной стирке болезнь суставов, иногда брала ещё работу на дом, а Луис был рад, если удавалось подрядиться на одну из окружающих плантаций. Марсела прекрасно знала, откуда берутся деньги, и поэтому была благодарна домашним за поцелуи, которые сегодня казались ей особенно тёплыми.
       И всё же солидный возраст обязывал. В церкви, куда вся семья, за исключением отца, как обычно отправилась на воскресную службу, Марсела вела себя совсем как взрослая. Сегодня она была серьёзна и сосредоточена, смиренно молилась, не отвлекалась во время проповеди, никак не реагировала на колючие насмешки парней, означавшие, по всей видимости, заигрывания, а после службы, церемонно раскланявшись с прыскающими от смеха девушками, сразу же направилась домой.
       Там её ждал сюрприз. Голос Пабло она узнала сразу. Старший брат покинул отцовский дом несколько лет назад, когда ему, восемнадцатилетнему парню, грозил призыв в Национальную гвардию. Солдаты пришли за ним прямо в день рождения, но Пабло удалось ускользнуть из-под самого их носа и бежать из города к повстанцам. Острый ум, открытость, отвага, решительность, уверенность в правоте дела, за которое он сражался, помогли ему быстро продвинуться на верхние позиции в повстанческой иерархии, так что иначе, как команданте, его теперь не величали. Он на самом деле был командиром довольно крупного отряда, сражавшегося где-то на юге страны. Последнее время от Пабло не было никаких известий, и его внезапное появление вызвало у обитателей дома что-то вроде лёгкого шока.
       Растроганная, с полными от слёз радости глазами мать никак не хотела выпускать сына из объятий, так что Марселе пришлось порядком подождать своей очереди. Но прежде чем поцеловать Марселу, Пабло взял её за плечи и оценивающе посмотрел на сестру с расстояния вытянутых рук.
       - Ну ты даёшь! Совсем взрослая стала. Хороша ты, сестрёнка, ой, как хороша!
       И брат с сестрой обнялись. Пока длились объятия, Пабло незаметно передал Марселе увесистый кошелек.
       - Что ты! – шепнула ему Марсела после того, когда поцелуи закончились.
       - Я не привык приходить с пустыми руками, – тихо ответил он. – Не думаю, что эти деньги будут для вас сейчас лишними.
       - Лишними деньги никогда не бывают, – согласилась Марсела, – но только…
       - Ничего не "только", – возразил Пабло. – Это – честные деньги, бери их и не думай ни о чём.
       - Да я ничего такого и не думаю.
       - Ну, то-то же! А ты и на самом деле просто красавица, от парней, наверное, прохода нет, не так ли?
       Марсела слегка покраснела.
       - Значит, угадал! – довольно проговорил Пабло. – С днём рождения, сестрёнка. – И он нежно поцеловал её в лоб. – Ну, Луис, покажись-ка теперь ты, дай мне на тебя посмотреть!
       Луис подошёл к брату, которого помнил довольно смутно.
       - Смотри-ка, – удовлетворённо констатировал Пабло, – а ты ведь тот ещё орёл! Ещё год-два – и настоящий боец будешь. Наша порода, что ни говори.
       - Боец? – переспросил Луис. – В смысле, партизан, разбойник?
       - Чего? – возмущённо протянул Пабло. – Он бросил вопросительный взгляд на мать, которая лишь недоуменно пожала плечами. – Это кто тебе внушил такую чушь? С ума сошёл? Разбойники – это те, против кого мы сражаемся и от кого мы хотим освободить нашу многострадальную землю. Ну, а партизаны… Скоро не будет ни партизан, ни повстанцев, ни войны, – пообещал Пабло. – К тому времени, когда тебе стукнет восемнадцать, революция победит. Режим трещит по всем швам, ещё год назад я даже и не думать не мог, что повидаюсь с вами – так далеко был фронт. А теперь – вот он, рядом, рукой подать. – Он показал куда-то в окно. – Пара часов пешком – и всё. Боёв тут ещё не слышно, но скоро…
       - Но сынок, это так опасно, – перебила его мать.
       - Что опасно?
       - Как что? Ты же сам сказал – фронт. Разве не опасно переходить линию фронта, да ещё в обе стороны? Думаешь, тебя не узнают? Да ещё полгода назад к нам чуть ли не каждый день с облавами приходили, всё ждали, что ты появишься. Потом перестали, надоело им без толку ходить. Тебя так и не нашли, а взять у нас всё равно нечего. Но ведь любая случайность, и…
       - А вот это мне зачем, как ты думаешь? – Пабло постучал пальцем по лбу и усмехнулся. – На то и дана человеку голова, чтобы не было с ним никаких случайностей.
       - Случайности поэтому так и называются, что происходят тогда, когда их никто не ждёт. Даже такой умница, как ты.
       - Мама, ты не рада, что я пришёл? Ты не хочешь меня видеть?
       - Да что ты! С чего ты это взял, сынок? Я люблю тебя, ты мой старший сын, первенец. Но мне страшно. Один шаг не в ту сторону – и… Не переживу я этого. – Мать несколько раз всхлипнула, а потом разрыдалась по-настоящему.
       - Ну вот, началось, – подал голос молчавший до того отец. – Развели сопли. Наша дочь стала взрослой, вся семья в сборе, все живы и здоровы, чего ещё надо? Радоваться надо, а не реветь.
       - Да я радуюсь, ещё как радуюсь, – мать крепко прижалась к Пабло.
       - Ладно, хватит реветь, – постановил отец. – Давайте лучше на стол соберём.
       Пабло поцеловал мать, осторожно отстранил её и вытащил на свет ещё один кошелёк, значительно меньше первого.
       - Да, можно и собрать. Вот на это, – он потряс мешочком в воздухе, – пир на весь мир хоть и не закатишь, но приличный стол организовать – запросто.
       Луис подскочил к брату.
       - Давай, я сбегаю в лавку. Хоть сегодня и воскресенье, но старик Чинто всегда найдёт объяснение, почему именно в это воскресенье можно продать какую-нибудь мелочь.
       - А он ничего не заподозрит? – засомневалась Марсела. – Например, откуда у нас вдруг появились деньги. Сумма, конечно, небольшая, но всё же странно это как-то.
       - В обычный день, может, и заподозрил бы. А сегодня – твоё совершеннолетие, вы могли долго копить на этот праздник, вот и накопили, – нашёлся Пабло.
       Это объяснение удовлетворило всех. Луис взял кошелёк и как раз собрался уходить, как за окном послышался шорох шин, скрип тормозов и шум работающего мотора. Отец, который стоял ближе всех к окну, побелел, как смерть. Он старался выглядеть спокойным, но лишь со второй попытки смог вымолвить прерывистым голосом:
       - Солдаты…
       Пабло в одно мгновение скрылся за занавеской, отделявшей родительскую кровать от остального пространства в доме. В случае реальной опасности он намеревался выскользнуть из дома тем же путём, что и много лет назад – через выводивший на задний двор хитро спрятанный подвал, который солдатам тогда так и не удалось обнаружить.
       Водитель заглушил мотор, и в наступившей тишине отчётливо послышался стук, который обычно издают солдатские ботинки, если тот, на чьи ноги они надеты, прыгает на землю с небольшой высоты.
       - Это Диего, – сообщил отец, всматриваясь в окно.
       Все облегчённо переглянулись. Марсела открыла дверь, не дожидаясь, пока Диего постучит, и через несколько секунд в дом вошёл молодой солдат в полном боевом снаряжении и с автоматом через плечо. Он открыл было рот, но слова приветствия так и не прозвучали. Солдат остановился, как вкопанный, удивлённо переводя взгляд с одного члена семьи на другого. Вероятно, странный вид присутствующих пробудил в нём какие-то подозрения, да и слова приветствия, с которыми обратилась к нему мать, прозвучали с неестественным, деланным радушием. Диего ничего не ответил, тем более, что глаза его как раз остановились на задвинутой до самой противоположной стены занавеске. Марсела спасла положение. Она подошла к солдату и нежно поцеловала его.
       - Здравствуй, Диего.
       - Здравствуй, Марсела. Здравствуйте все, – наконец-то сказал Диего, ещё раз обведя взглядом дом, состоящий из одной-единственной комнаты.
       - Проходите, сеньор Диего, – голос матери уже приобретал привычную окраску, – побудьте с нами, ведь у нас сегодня такой праздник.
       - Как раз поэтому я и здесь, – он пошарил за пазухой и достал оттуда красивый, дорогого вида перстень. В доме с единственным оконцем царил полумрак, но дверь оставалась открыта. Диего поднёс перстень к потоку струившегося из дверного проёма света, и камень засиял поистине неземными красками. Все завороженно смотрели на это чудо, не смея вымолвить ни слова. Так они стояли, наверное, с минуту, после чего Диего взял руку Марселы и осторожно надел перстень ей на палец.
       - С днём рождения, Марсела, – мягко сказал он.
       Марсела была так потрясена, что не смогла ничего ответить. Чтобы не выдать слёз, она ещё раз поцеловала молодого человека и обняла его. Лишь когда душившая её волна схлынула, она смогла произнести слова благодарности.
       Луис подошёл к сестре и стал внимательно рассматривать перстень.
       - Классная штука! Никогда такой не видел. Диего, где ты взял его?
       - Потом расскажу. – Диего легко потрепал Луиса за волосы. – Потом. Сейчас у меня нет времени. Я заскочил только на минутку, чтобы повидать Марселу. Мне надо бежать.
       В подтверждение его слов грузовик нервно просигналил.
       - Но ты ещё придёшь?
       - Конечно, Луис. Мы скоро увидимся. Обязательно!
       Диего поцеловал Марселу, сделал остальным знак рукой и побежал к грузовику, откуда доносились нетерпеливые окрики. Он легко вскочил в кузов, машина тут же взревела и вскоре скрылась в облаке серой пыли.

2.

       Мать закрыла дверь, перевела дух и обессиленно свалилась на плетёный стул. В комнате снова возник Пабло.
       - Кто это?
       - Это Диего, друг Марселы, – ответил отец.
       - Друг? Марселы? – Пабло вскипел от ярости. – Этот выродок – друг нашей Марселы? Марсела, это правда?
       - Да, Пабло, – спокойно ответила та. – Это правда. Мы с Диего встречаемся уже около года.
       - Вот это да! Марсела, что у тебя может быть общего с этим маньяком? Он же по уши в крови невинных людей, как ты можешь вообще разговаривать с ним? Так, что он там тебе дал?
       - Тебя это не касается, – твердо проговорила Марсела.
       - Нет, касается. Ещё как касается, раз ты моя сестра. Покажи, что у тебя!
       Марсела пыталась увернуться, отчаянно вырывала руку, но Пабло всё же удалось рассмотреть перстень на её пальце.
       - Сними это немедленно, – приказал Пабло.
       Марсела промолчала.
       - Сними это сейчас же! – Пабло почти кричал. – Или ты не догадываешься, как этому подонку достался твой подарок?
       - Ну и как же? – вызывающе спросила Марсела.
       - Кольцо-то он тебе дал, только вот запамятовал приложить к нему отрубленный палец, с которого снял его по пути сюда.
       - Не говори чепухи!
       - Это чепуха? Ты говоришь, это – чепуха? – гремел Пабло. – А ты хоть раз видела, что оставляют после себя эти ублюдки? Думаешь, я не видел трупов с отрезанными пальцами? Да сколько угодно! А рядом с ними валялись кольца, которые для этих мародёров не представляли никакой ценности. Они убивают людей, чтобы только лишь снять с них какую-нибудь безделушку. Убьют, отрежут палец, снимут кольцо, увидят, что оно оловянное, и бросают на землю. А человека нет. Ты разве не хочешь знать, скольких уложил твой дорогой Диего, прежде чем нашёл тебе подарок?
       - Этим занимаются каратели, а не регулярные части. Диего – не каратель.
       - Да что ты говоришь! У него это на лбу написано?
       - Я знаю Диего уже год, он не такой.
       - Год, целый год! Как много, вы только подумайте! – он обвёл взглядом родных, которые с тревогой и страхом ждали, чем закончится этот разговор. – А я знаю их уже шесть лет, и такого насмотрелся, что никому не пожелаю увидеть даже в кошмаре. Теперь я понимаю, откуда ветер дует. То-то Луис назвал борцов за свободу разбойниками. Ну, конечно. Мы – это разбойники. А они, – он простёр руку к двери, – наверное, борцы на свободу. Свою свободу, конечно, под которой они имеют в виду свободу убивать наших отцов и братьев, грабить наши дома, резать наш скот и насиловать наших дочерей и жён. Если такое стояло бы в их мерзких листовках, я бы не удивился. Но когда мой, не чей-то, а именно мой родной брат говорит о том, что мы – разбойники, когда моя родная сестра рада, что её обесчестил настоящий разбойник, я не могу в это поверить. Это ужаснее, чем если бы мне сказали, что вы умерли.
       Здесь мать расплакалась, отец принялся успокаивать её, а Марсела, глядя прямо в глаза Пабло, сказала:
       - Никто меня не обесчестил. У нас с Диего ничего не было.
       - Ах, спасибо доброму Диего. Не было у вас ничего. Да если бы что-то и было, я назвал бы тебя обычной шлюхой, а так – ты потеряла честь. И потеряла ты её тогда, когда в первый раз заговорила с этим негодяем. Но ничего – мы уже недалеко. Ещё несколько дней, может быть, неделя, – и мы будем в Санта Кларе. И я тебе обещаю, нет, всем вам обещаю, – Пабло снова торжественно посмотрел на всех присутствующих, – клянусь, что как только мы войдём в город, я сам, вот этой рукой, – он поднял вверх правую руку, – задушу эту скотину на ваших глазах, если только ей не удастся улизнуть от возмездия. – С этими словами Пабло крепко сжал руку в кулаке. – Но если он всё-таки сбежит, то долго всё равно не протянет. От Санта Клары прямая дорога на Консепсьон, там им никуда от нас не деться. Мы уничтожим эту мразь до последнего подонка.
       - … и будете такими же разбойниками, – вставил Луис.
       - Нет, братец, не такими же. Они убивают тех, кто честно трудился на земле или гробил себя на фабриках. Сами они неспособны ни на что полезное. Они могут только одно – убивать. Горбатого могила исправит. Когда мы победим, они всё равно будут продолжать свои вылазки, только тайно, ночью. Они не могут не убивать. Единственный способ справиться с ними – это самим перебить их всех до одного. Жаль только будет, если этого выродка, что был тут, прикончит кто-нибудь другой, а не я.
       Ему никто не стал возражать, в результате чего возникла томительная пауза.
       - А что-то мы про обед совсем забыли, – эти слова мать произнесла тем же неестественным тоном, с которым недавно приветствовала Диего. – Луис, сынок, ты же к Чинто собирался, а?
       - Да, я уже иду, – с готовностью ответил Луис и направился к двери.
       - Только не заблудись по дороге, – напутствовал его Пабло. – А то ещё перепутаешь лавку Чинто с первым же патрулем.
       - Пабло, не надо, – поморщилась мать. – Это же твой брат.
       - Брат, – признал Пабло. – Ну, как, не заблудишься? – обратился он к Луису.
       - Не знаю, – усмехнулся тот и выбежал за дверь.

3.

       Марсела и Диего увиделись только следующим вечером. Быстро темнело, и пока они добрались до самой окраины городка, где им никто не мог помешать, единственным источником света оставалась растущая луна. Молодые люди заняли своё обычное место – едва возвышающиеся над землёй остатки стены бывшей хлебопекарни, давным-давно разрушенной при очередной зачистке и до сих пор так и не восстановленной. Они поболтали о том и о сём, временами замолкая и слушая цикад, поющих свои песни в сопровождении немой музыки безучастно глядящих вниз созвездий. Несколько раз они обменялись поцелуями. Марсела положила голову на плечо Диего, всматриваясь в темноту. Она понимала, что сегодня предстоит серьёзный разговор, но никак не решалась вспугнуть наступившее умиротворение. Диего, казалось, овладевали те же чувства. Он тянул время, гладил девушку по волосам, шептал на ухо приятные, слова. И всё же когда-то надо было переходить к делу.
       - Твой Пабло – отчаянный парень, раз решился явиться сюда в одиночку, – начал он.
       Марсела, хоть и ожидала этого вопроса, тем не менее, не нашлась, что сказать. Отпираться было бесполезно.
       - Ты знал, что он был у нас?
       - Конечно.
       - А откуда?
       - Как это откуда? Ну, представь себе – захожу я в дом, вы все стоите, ни живы, ни мертвы, языки заплетаются, говорите не своими голосами, смотрите на меня, как на привидение. Занавеску до того я никогда не видел закрытой. Ясно было, что там кто-то прятался. А кто там мог прятаться, кроме повстанца? Да и какого повстанца? Разве стали бы вы прятать у себя первого встречного, когда ваш дом стоит на самой дороге, а там постоянно гуляет патруль? И я к вам захожу, причём иногда и не один. Нет, на такое вы бы не пошли, разве что тот, кого вы прятали – твой брат Пабло. Я не прав?
       - То есть, ты сразу всё понял, но не выдал его?
       - Заподозри те, что в грузовике, неладное – и ваш дом в один момент сравняли бы с землёй вместе с вами самими. Так что пришлось ничего не заметить, хоть теперь нам и придётся поплатиться за это.
       - Поплатиться?
       - Угу.
       Марсела сделала паузу, которая прозвучала немым вопросом. Диего тоже помолчал какое-то время, после чего выпалил:
       - Нам придётся оставить Санта Клару твоему братцу.
       У Марселы спёрло дыхание.
       - Оставить Санта Клару? Как это?
       - Очень просто: город будет сдан.
       - А если бы ты выдал Пабло?
       - Не знаю. Может быть, Санта Клару всё равно пришлось бы оставить. Только позже и кому-нибудь другому. А может быть, и нет.
       - Всё на самом деле так плохо, как рассказывал Пабло?
       - А что он рассказывал?
       - Говорил, что самое позднее через неделю они возьмут город, а там – прямая дорога на Консепсьон.
       - Так оно и есть. Санта Клару нам не удержать.
       - Но тогда вам конец! Если они возьмут Санта Клару, то не только получат выход на столицу, но и отрежут её от моря. Вас запрут в столице, как в мышеловке.
       - Во-первых, дорога на столицу – это ещё не столица. Во-вторых, в Консепсьон ведут много дорог. Такой выход к морю, как через Санта Клару, правда, один, но это ещё не ловушка.
       - И вы спокойно сдадите такую позицию? Неужели вы не видите, что вам нельзя больше никуда отступать? У них уже полстраны. Ты знаешь, что они сделают с вами, если победят?
       - Пабло тебе и это рассказал?
       - Рассказал.
       Диего усмехнулся.
       - Представляю себе, что он там наговорил.
       - А ещё он сказал, что по-другому с вами нельзя. Что вы – разбойники, мародёры и убийцы, которые только и могут, что грабить и убивать. И что если оставить вас в покое, то покоя всё равно не будет – только уже от вас.
       - Я знаю. Нам не удастся скрыться или раствориться среди крестьян. Солдат выловят и перережут, как овец, всех до одного. Старшие офицеры, те, кто повыше, конечно, успеют смыться за границу, а нас ждёт либо верёвка, либо пуля.
       - Ты так просто это говоришь!
       - А что тут сложного? Большинство из нас это понимает.
       - И всё равно оставляете Санта Клару?
       - Город расположен так, что его легче захватить, чем удержать, поэтому он столько раз переходил из рук в руки. Будем надеяться, что и этот раз – не последний.
       Он обнял Марселу.
       - Диего, а сколько человек ты убил? – вдруг спросила девушка.
       - Вы с Пабло и об этом говорили?
       Она промолчала.
       - Я встречал много врагов, – сказал Диего. – Они хотели меня убить. Мне надо было опередить их, чтобы остаться живым. Так что, если я до сих пор жив, то, значит, убил я много.
       - А тот перстень, что ты мне подарил? Ты снял его с того, кого убил специально для этого?
       Диего был явно удивлён такой прямотой.
       - Я не убиваю тех, кто мне не угрожает. Мы прочёсывали деревню, где прятались партизаны. Я вошёл в один дом, там сидела старуха с больным парнем. Она предложила мне этот перстень, вроде бы единственную ценность, что у неё осталась, в обмен на жизнь внука. Парень и вправду был болен, но он точно был из партизан.
       - Почему?
       - Потому что у него был жар, и нога распухла. Он наверняка был ранен в перестрелке, а рана нагноилась, началось воспаление.
       - И ты не тронул их?
       - Я же дал обещание – вот и не тронул. Забрал эту вещицу и ушёл.
       - И они остались в живых?
       Диего усмехнулся.
       - Не думаю. В дом потом заходили другие солдаты, а перстень, как она сама поклялась, был у неё единственным. Но я не снимал его с трупа. Старуха и её внук стали трупами после того, как я ушёл.
       Некоторое время они сидели молча.
       - Не оставляй меня, Диего, – попросила Марсела.
       - Но ты же видишь, что это невозможно.
       - Ты не боишься, что мы потеряем друг друга?
       Он ещё крепче обнял её.
       - Марсела, я никогда больше не встречу такую девушку, как ты. Я не уверен, что вообще кого-нибудь встречу, вернее, что кто-то захочет встретить меня, потому что знаю, как нас ненавидят. Да и каждый день может стать для меня последним. Ну, а если мы всё-таки проиграем войну, то Пабло исполнит свои угрозы. Но пойми, пожалуйста, – мы ничего не сможем сделать. Город нам не удержать, оставаться одному, на свой страх и риск – это верная смерть. Нам придётся расстаться, как бы мы не противились этому.
       - Но ведь если мы расстанемся – это будет навсегда!
       - Судьба сильнее всех наших желаний. Надо уметь покоряться ей.
       - Нет, я не хочу покоряться судьбе! Я буду бороться за тебя и даже знаю, как: я уйду с тобой.
       - Ты с ума сошла! – Диего даже привстал на мгновение.
       - А что тут такого? Вы отступите в Консепсьон, больше идти вам некуда. И я отправлюсь туда. Сколько народу подалось в столицу за заработками – и ничего. Целыми деревнями уходили. Будет там на одного человека больше – подумаешь, невидаль.
       - Зачем тебе это?
       - Я всего лишь хочу быть рядом с тобой, разве это преступление? Пойми же, наконец, если мы окажемся по разные стороны, мы никогда, слышишь, никогда не увидим больше друг друга!
       - Мы не увидимся и тогда, когда оба окажемся на той стороне, где Пабло, – поправил её Диего.
       - Да! Теперь ты видишь: единственная возможность для нас остаться вместе – это быть вместе на вашей стороне.
       - Но почему ты хочешь быть со мной?
       - Тебе это так надо знать?
       - И что нас ждёт? Я же сказал: меня могут убить в любой момент. А если и не убьют, то прав твой Пабло: я ни к чему больше не способен, кроме как воевать. Да, отец Симон научил меня грамоте, я прочитал кучу книг, могу хорошо писать и считать. Но я всегда хотел попасть в армию, потому что не представляю себя в обычной жизни. Я никогда не пойду в батраки или на кожевенный завод, как ты. Служить мне ещё полгода, а потом, если останусь жив, попрошусь на сверхсрочную службу. А потом – ещё и ещё. И так, пока меня не пристрелят. Ну а если всё рухнет, то это случится гораздо раньше. С таким, как я, нельзя связывать свою жизнь. Ты должна это понять раз и навсегда.
       - Диего, – она зашептала ему прямо в ухо, – это всё неважно. Я хочу быть рядом с тобой, хочу видеть тебя, чувствовать тебя, слышать твой голос. Я не могу без тебя и пойду с тобой хоть в преисподнюю.
       - Как раз ад – это единственное место, куда я попаду совершенно точно. Здесь ты не ошибёшься.
       - Я приняла решение, – тихо, но твёрдо заявила Марсела, – и не надо со мной спорить.
       Диего ничего не ответил.
       - Ты же не будешь со мной спорить, правда?
       - Не буду – это, как выясняется, слишком опасно. – Он улыбнулся, попытавшись перевести разговор в шутку.
       - Вот и правильно. Ну а сейчас я иду домой, а то уже поздно.
       - И то правда, – ответил Диего, радуясь окончанию неприятного разговора. – Я провожу тебя.

4.

       Это было их последним свиданием в Санта-Кларе. Пророчество Пабло начинало сбываться. В городке стали появляться раненые. Кроме обычных грузовиков, перевозящих солдат, по улицам взад и вперёд проносились лёгкие джипы с пулемётами наготове. Да и сами грузовики двигались не по определённым маршрутам, как раньше, а бестолково, беспорядочно, внезапно выныривая в самых неожиданных местах. Картину воцаряющегося в городе хаоса дополняли солдаты, перебегающие группками с места на место, что-то громко выкрикивающие и вскидывающие автоматы при каждом шорохе. Они теряли контроль над ситуацией и в отчаянии пытались хоть что-то предпринять.
       Когда Марсела, придя утром на фабрику, обнаружила у закрытых ворот стайку недоумевающих рабочих, она поняла, что её час настал. Она вернулась домой и сразу же стала собирать свои немногочисленные пожитки. Отец, забывшийся после бессоннной ночи, не обратил на неё внимания. Когда со сборами было покончено, и Марсела задумалась о том, как ей проститься с семьёй, не ударяясь в споры и объяснения, в доме появилась мать.
       - А на улице-то что делается! – всплеснула она руками. – Все снуют туда-сюда, даже под ноги не смотрят. Меня чуть машина не сбила. Хотела работу домой взять, а мне говорят… – она осеклась, увидев Марселу, собравшуюся в путь.
       - Доченька, а ты никак куда-то собралась?
       - Собралась, мама.
       - И далеко?
       - В Консепсьон.
       - В Консепсьон? – переспросила, мать, от недоумения растягивая каждый слог, словно не понимала, правильно ли она расслышала. – Зачем?
       Марсела ничего не ответила.
       - А что ты там собираешься делать?
       - То же, что и все, – она пожала плечами.
       - И как ты будешь там жить? На что?
       - А как все живут? Так и я буду.
       - Ничего не понимаю. Здесь-то чем тебе плохо?
       - Мама, – твёрдо сказала Марсела. – Я хочу быть рядом с Диего.
       - С Диего? Ты хочешь быть рядом с Диего и поэтому отправляешься в Консепсьон?! – Мать всё ещё не была уверена, что правильно понимает сказанное Марселой.
       За занавеской послышалась негромкая возня. Отец был разбужен их шумом.
       - Отец, ты слышишь? – почти завопила мать. – Ты слышишь?! Ну, вставай, иди же сюда.
       Появился заспанный отец, в свою очередь удивлённый видом Марселы с котомкой в руках, дорожных туфлях, хранившихся в семье уже третье поколение, и в накинутой на плечи кофте.
       - Ты куда? – недоумённо спросил он.
       - Она уходит, – мать хлопнула себя по бокам. – Она едет в Консепсьон, как тебе это нравится? А знаешь, почему? – И, не дожидаясь, пока муж переспросит, ответила сама. – Потому что она хочет быть рядом с этим Диего.
       - А что, в Национальную гвардию стали брать женщин? – осведомился отец.
       - Да замолчи же ты! Не видишь, что сейчас не до твоих дурацких шуток.
       - Армия оставляет Санта Клару и отступает в Консепсьон, – спокойно пояснила Марсела. – Диего будет там, а я не хочу терять его. Поэтому я ухожу.
       - Терять его? – мать перешла на крик. – Да нужна ты ему, как чёрту свечка! Он сейчас думает только о том, как бы спасти свою шкуру, а если не получится – то свою жалкую душонку. А ты, дура, вообразила себе неизвестно что. Да там ведь самая бойня, тебе что, жить надоело?
       - Диего любит меня, – заявила Марсела.
       - Да что ты говоришь? – произнесла мать с заметной иронией. – У этих зверей чувства отсыхают ещё до того, как они оденут форму. Слышала, что сказал Пабло?
       - Для Пабло они – враги. С какой стати он будет говорить про них что-то хорошее?
       - А у тебя самой глаз нет? Ты что, не видишь, что это за скоты? Твой Диего тебя изнасилует и отдаст своей роте на развлечения.
       - Если бы он хотел меня изнасиловать, то давно сделал бы это, – возразила Марсела. – Когда солдаты столько лет вытворяли в Санта Кларе, что хотели, он не только меня не тронул, но и другим не позволял ко мне прикасаться.
       - Надо же, какой ангел твой Диего! Тебя он не тронул. А ты не спросила тех, кого он тронул? Хотя, спрашивать их всё равно бесполезно. Мёртвые ничего не скажут.
       - Мама, я прошу тебя, прекрати этот разговор. Я решила уйти – и уйду. – Марсела переложила котомку из одной руки в другую.
       - А о нас ты подумала? О больном отце? О младшем брате? Жить мы на что будем – тебя это не волнует?
       - Ты, наверное, сама плохо слушала Пабло, – парировала Марсела. – Разве он не рассказывал, что новая народная власть обо всех позаботится? Что она никого не оставит голодным? Говорил он это, или нет? Так что бояться вам нечего – не пропадёте. Да и кормилец из меня теперь никакой – фабрика закрыта, хозяева уехали ещё вчера, денег больше нет. А нет фабрики – нет и работы.
       - Ничего не понимаю, – вмешался отец. – Мы столько лет страдали от этих извергов, каждый день молились, чтобы они провалились в тартарары, чтобы их поглотил вулкан или сожрали дикие собаки. Ну, или чтобы они просто в один прекрасный день все передохли или куда-нибудь исчезли. И вот, когда через день-другой такие герои, как наш Пабло, освободят нас от всех наших мук, ты отказываешься от свободы и добровольно выбираешь рабство.
       - Это ты, отец, может, и молился, а я ничего подобного не просила.
       - А почему ты так уверена, что встретишься с ним в городе? – настаивал отец. – И если встретишься, то надолго ли? И куда ты за ним отправишься, после того, как отряды возьмут столицу? В ад?
       - В ад – значит, в ад, – заключила Марсела, не собиравшаяся продолжать препирательства.
       - Луиса бы дождалась, – с укором произнесла мать, также осознавшая бессмысленность дальнейших споров.
       - У Луиса своих забот полно, – ответила Марсела. Прощай, мама. Прощай, отец. – С этими словами она поцеловала обоих родителей, положила на стол кошелёк Пабло, взяв несколько монет на дорогу, и вышла из дома.
       Запыхавшийся Диего появился в доме лишь под вечер и застал там плачущую навзрыд мать, не желающего ничего объяснять отца и хмурого Луиса, который, сдвинув брови и покусывая губы, рассказал ему, что произошло.
       - Она совсем спятила! – воскликнул солдат.
       - Спятила, говоришь? – мать подняла на Диего красные от слёз глаза. – А почему она спятила, ты, случаем, не скажешь?
       Она встала со стула и стала наступать на молодого человека, буравя его насквозь свирепым взглядом. Тот только успевал пятиться, отмахиваясь от женщины автоматом, словно веником.
       - Марсела была умной, послушной девочкой. Мы не знали с ней ни горя, ни ссор. Никогда я её не ругала. Нам вся Санта Клара завидовала – чудо, а не дочь. И так было многие годы, пока не появился ты, будь ты проклят! Чего только мне за этот год не пришлось выслушать, как меня только не называли! Ей люди плевали вслед. А теперь она совсем ушла от нас. Что ты ей там наобещал?
       - Сеньора, я ничего ей такого не говорил, клянусь вам! Мало того, я как мог уговаривал её не делать глупостей.
       - Ах, так ты всё знал заранее!
       - Она сказала однажды, что уйдёт в Консепсьон, если Национальная гвардия оставит Санта Клару. Я убеждал её не делать этого и решил, что она передумала. Разве я пришёл бы сейчас сюда, если бы знал, что Марселы больше нет в доме?
       - Я не верю ни одному твоему слову!
       - Сеньора, я клянусь, что…
       - Твои клятвы не стоят ни гроша, – твёрдо заявила мать. – Ты украл у нас Марселу. Она говорила, что ты не тронул её…
       - Это правда, – вставил солдат.
       - Так лучше бы ты изнасиловал её! – выкрикнула мать. – Тогда она была бы обесчещена, но осталась с нами. Мы всё равно любили бы её. У нас нет денег, нет таких прекрасных колец с камнями, нет ничего, что можно было бы унести с собой. Но ты всё равно умудрился ограбить нас. Ты отнял то, что дороже всех денег и драгоценностей. Ты отнял нашу дочь. Я ненавижу тебя. Убирайся, ко всем чертям, я не могу тебя больше видеть!
       Она напустилась на Диего с кулаками и тот поспешил ретироваться, крикнув напоследок Луису:
       - Скоро здесь будет очень жарко. Не вздумайте выходить из дома, лучше переждите!
       Вскоре ночное небо озарилось зарницами, а вместо обычной для этого времени суток тишины слышались автоматные очереди, залпы орудий, рёв моторов, стрекот вертолётов и взрывы снарядов.

5.

       Рота, в которой служил Диего, покинула Санта Клару одной из последних, под утро. Так как ближайшее пригодное для обороны место находилось от города в доброй полусотне миль по направлению к столице, линия фронта одним скачком приблизилась к Консепсьону на значительное расстояние. Усталые солдаты устроили себе отдых в деревне, заранее оставленной жителями из опасения, что они станут вымещать на них свою ярость.
       Диего расположился в одном из домов на краю деревни вместе с Фернандо – совсем юным, худосочным пареньком. Будучи сыном известного столичного бизнесмена, он имел все возможности избежать службы в армии, но, тем не менее, отправился служить в Национальную гвардию рядовым солдатом, чтобы доказать себе и другим, что он вовсе не из породы маменькиных сынков, как можно было заключить по его виду и почти детском лицу. Однако его сослуживцы, и Диего в том числе, рассматривали его подвиг, как обыкновенную сытую блажь. Проявить себя он ничем не сумел, кроме, разве что, особой жестокости по отношению к крестьянам, за которой, как понял Диего, скрывался элементарный животный страх. Вот и сейчас Фернандо канючил, что ночевать на самом краю деревни опасно, что местные жители с вездесущими партизанами только и ждут, пока их сморит сон, чтобы затем спокойно и методично перерезать всю роту. Он вздрагивал от каждого звука, будь то насекомые, отчаянно шуршащие в углах и оставившие всякую надежду найти хоть что-то съестное, или примостившаяся на крыше птица. С автоматом навскидку он обнюхал каждый сантиметр дома, заглянул во все щели, после чего заявил, что не сомкнёт глаз, высматривая мерещащихся ему повсюду хитрых партизан. Диего же беззаботно растянулся на жёсткой циновке. Он давно приучил себя чувствовать опасность и быть настороже только тогда, когда это на самом деле было необходимо.
       Некоторое время он думал о Марселе. Её поступок, хоть она и объявила заранее о своих намерениях, стал для него не меньшим сюрпризом, чем для её семьи. Диего не понимал, как Марсела могла в один миг легко бросить всё, чем жила до сих пор, и отправиться в неизвестность, возможно, даже на смерть. Но ещё более трудным для его понимания было то, что девушка сделала ради того, чтобы быть с ним. Он не верил в искренность её чувств, не верил, что её внезапный уход мог иметь такое простое объяснение, как любовь, как не верил и в саму любовь. Другой же версии не находилось, по крайней мере, сейчас. Диего решил, что дальнейшие размышления не приведут его к какому-либо результату, и что надо встретиться с Марселой и всё обсудить, прежде чем забивать себе голову разными догадками. Она наверняка уже в столице, номер его роты ей известен, так что разыскать его не составит для Марселы никакого труда. В Консепсьон они прибудут, вероятно, сегодня вечером, и их встреча станет вопросом лишь нескольких дней.
       С этими мыслями Диего повернулся на бок и быстро заснул под мерное посапывание Фернандо, вопреки своим же недавним обещаниям намертво отключившегося, стоило ему принять сидячее положение.
       Автоматные очереди, протрещавшие через несколько часов, возвестили подъём. Фернандо открыл глаза на мгновение позже Диего и оттого немного смутился.
       - Ну что, всех партизан разогнал? – осведомился Диего.
       - Лучше быть начеку когда партизан нет, чем спать, когда они караулят тебя, – гордо ответствовал Фернандо.
       - Так были партизаны или нет?
       - Нет, их не было. Я это знаю, потому что не спал.
       - Ага, – недоверчиво буркнул Диего. – А я знаю это, потому что проснулся, а не остался лежать тут навсегда.
       Он посмотрел в окно.
       - Что-то нам вздремнуть совсем не дали. Неужто разбойники догнали? – И усмехнулся, заметив, как округлились глаза Фернандо.
       Они вышли на построение. После короткой переклички Диего ждало жестокое разочарование. Им объявили, что рота, не въезжая в столицу, отправится на ответственное боевое задание, заключавшееся в следующем. Воодушевлённые взятием Санта Клары партизаны, действующие на пока ещё подконтрольной правительственным войскам территории, захватили виллу одного богатого землевладельца, что располагалась у самой линии фронта. Все находившиеся там были взяты в заложники, включая гостей, среди которых был старший офицер Национальной гвардии. Партизаны, вероятно, действовали спонтанно, повинуясь скорее позыву сердца, чем голосу рассудка. Поэтому никаких требований они не выдвигали, а просто угрожали перестрелять всех в доме, если солдаты вздумают приблизиться к вилле на подозрительное расстояние. Они, скорее всего, решили выиграть время и выработать план дальнейших действий, отсутствовавший у них напрочь. Между тем, армейское начальство решило зачем-то стянуть к вилле значительные силы. По глупости этот план не уступал безрассудному нападению партизан, но вынужденная постоянно отступать и сдавать город за городом Национальная гвардия постепенно погружалась в хаос, добравшийся теперь и до командования. Оно хотело во что бы то ни стало записать на свой счёт хотя бы одну успешную операцию, чтобы не столько изменить положение на фронте, сколько восстановить дух медленно, но верно деморализующихся от непрерывных поражений солдат. Ради этого командиры шли на самые отчаянные и опрометчивые поступки.
       Но приказы, как известно, созданы не для того, чтобы их обсуждать. Диего вместе со своим взводом забрался в кузов грузовика, проклиная прилипчивого Фернандо, комично исторгавшего воинственные угрозы вперемешку с детским хныканьем. Машина тронулась и Диего не заметил, как снова задремал.
       Проснулся он оттого, что грузовик стоял на месте. Через щель в брезенте он посмотрел наружу и увидел автозаправочную станцию. Владельцы бензоколонок были обязаны заправлять машины Национальной гвардии бесплатно, и Уго, водитель, которому не надо было рассчитываться за горючее, уже было попрощался с продавцом, как тот начал что-то говорить ему, приглашая жестом зайти в свою будку. Уго сделал знак сидящему в кабине сержанту, зашёл в торговую палатку и спустя минуту появился снова с блоком сигарет в руках. Он уже успел распечатать упаковку и достать себе сигарету. Закрывая лицо ладонью, он тщетно пытался раскурить её, но свежий ветер гасил одну спичку за другой.
       - Что, до кабины дотерпеть не можешь?! – недовольно окрикнул его сержант. - Давай быстро сюда!
       Уго, сделав последнюю попытку, отчаянно махнул рукой и повиновался, после чего грузовик продолжил свой путь.
       Диего попытался подремать ещё, но так и не смог заснуть и поймал себя на том, что снова думает о Марселе. Как она? Где она? Когда они увидятся и увидятся ли вообще? Что, если ей не удалось попасть в столицу? Хорошо хоть, что она догадалась уехать задолго до начала уличных боёв, так что по крайней мере шальной пули ей наверняка удалось избежать.
       Его вывели из размышлений разговоры в фургоне. Солдатам показалось, что едут они слишком долго. Двое или трое из них, знакомые с местами, куда направлялся взвод, заявили, что машина вообще едет не туда. Диего этот путь тоже показался странным: он обратил внимание, что грузовик, повернув перед самым въездом в Консепсьон направо, сделал в дальнейшем ещё один резкий правый поворот. Своими сомнениями он поделился с остальными, вызвав у товарищей ещё большие волнения. Прошло ещё довольно много времени, пока они, окончательно заподозрив неладное, решились постучать по кабине прикладами автоматов. Не заметив никакой реакции, они снова постучали, на этот раз – довольно громко. Результат оправдал худшие ожидания – машина продолжала двигаться вперёд, а водитель не обращал на сигналы из кузова никакого внимания. В кабине явно что-то произошло, но остановить машину без риска для себя солдаты не могли. Через заднее окно кабины ничего нельзя было рассмотреть, а заглянуть туда сбоку мешал покрывавший грузовик брезент. Кто-то выпустил очередь в пол, надеясь проколоть шины, но его сразу остановили – пули могли задеть топливный бак.
       Вдруг машина сбавила ход и остановилась посреди дороги, не прижимаясь к обочине. Через ту же щель в брезенте Диего увидел, как Уго выскочил из машины, во всю прыть побежал прочь и вскоре скрылся в простиравшемся вдоль дороги кукурузном поле.
       Наступила зловещая тишина, продолжавшаяся несколько секунд. Когда же солдаты сделали попытку высадиться из грузовика, на них обрушился настоящий град огня. Пули летели целыми стаями, прошивая брезент и поражая сидящих в фургоне одного за другим. Враг окружал солдат со всех сторон, оставаясь невидимым, так что солдаты напоминали ослеплённых и запертых в клетке кроликов. Они были вооружены до зубов, но не могли сделать ни одного толкового выстрела. Те, что сидели у заднего борта, были убиты первыми и загораживали теперь своими трупами выход наружу.
       Диего был оглушён не столько выстрелами, сколько пронзительным звоном, который издали сразу две скользнувшие по его каске пули. Он не стал, как другие, метаться в бессмысленной панике, а лёг на пол и решил в этом положении ожидать своего конца. Собственная смерть не была для него сюрпризом. Он давно был готов к ней и единственное, что интересовало его в этой связи, были обстоятельства, при которых это должно было произойти. Диего подумал о бедной Марселе, которая тщетно будет искать его в столице. Подумал о том, как встретит она известие о его смерти, а также о её теперь уже совершенно напрасной жертве.
       Как долго продолжался расстрел, Диего сказать не мог, потому что с того момента, как он оказался на дне кузова, время для него остановилось и возобновило свой бег лишь тогда, когда стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. Примерно с минуту снаружи ещё раздавались голоса, но затем они стихли, и та самая зловещая тишина вновь воцарилась вокруг.
       Диего огляделся. Обшивка фургона напоминала сито. Рядом с ним в самых разнообразных позах лежали друг на друге тела его сослуживцев. Он заглянул в лица нескольких из них, но, не обнаружив никаких признаков жизни, решил выбраться из горы трупов, в которую превратился его взвод. Стараясь не запачкаться в крови, что была здесь повсюду, он пробрался к заваленному доверху трупами заднему борту и осторожно выглянул наружу.
       Вокруг никого не было. Солнце беззастенчиво пекло, словно не замечая, что произошло на его глазах. Над кукурузным полем с чириканьем носились друг за дружкой птицы. Перед самым носом Диего протрещал чинно летевший по своим делам жук. Диего уже раздумывал, прыгать ему на землю сейчас или подождать ещё для верности, как услышал в глубине фургона слабый стон и пополз обратно.
       Стонавшим оказался Фернандо, который, как и Диего, не был даже ранен. От страха он потерял сознание ещё в самом начале перестрелки и поэтому остался цел и невредим, проведя всё время на дне кузова. Теперь он пришёл в себя, но никак не мог выкарабкаться из-под сваленных на него тел.
       Диего стащил с Фернандо два трупа, а с третьим тот справился самостоятельно.
       - Ты тоже жив, это так здорово! – обрадовался Фернандо.
       Диего воздержался от проявления эмоций, подумав только, что лучше бы в живых остался не Фернандо, а кто-нибудь другой. Трусливый нытик, то и дело палящий налево и направо без разбору, в нынешней ситуации не мог принести ничего, кроме вреда.
       - Надо выбираться отсюда, – сказал вместо приветствия Диего, которым внезапно овладело тревожное предчувствие.
       - Но мы должны сначала посмотреть, нет ли здесь ещё живых, – возразил Фернандо. – Может, кто-то просто ранен.
       - Нам надо убираться прямо сейчас, – уверенно сказал Диего и, посмотрев на озирающегося Фернандо, добавил:
       - Впрочем, ты можешь оставаться. Как хочешь.
       Он быстро пробрался к выходу и соскочил на землю. Фернандо последовал за ним. Едва солдаты успели скрыться в первых рядах кукурузных стеблей, как на другой стороне дороги снова появились бойцы, громко выражавшие своё удивление тем, что грузовик ещё цел. Один из них осмотрел машину, открыл правую дверцу кабины, откуда вывалился труп сержанта с успевшей засохнуть вокруг ножевой раны кровью, пожал плечами и вернулся к ожидавшим его товарищам. Повстанцы снова скрылись в зарослях и выпустили оттуда автоматную очередь по баку грузовика. Земля содрогнулась от взрыва, и над дорогой взвился столб пламени.
       Стоявшие неподалёку беглецы многозначительно переглянулись.
       - Когда мы были на заправке, – пояснил Диего, – они затащили Уго в лавку, убили его там, а вместо него сунули нам своего шпиона. Тот залез в кабину, зарезал сержанта и повёл машину в засаду.
       - Да, всё очень просто, – заключил Фернандо, как будто он с самого начала всё знал и теперь хотел лишь услышать это ещё раз.
       Диего снисходительно улыбнулся:
       - Ну, и куда теперь?
       - Как это куда? Пойдём в ближайший гарнизон и расскажем о том, что с нами произошло.
       - Фернандо, ты правда такой глупый или только притворяешься? Какой тебе гарнизон, когда всё здесь, – он обвёл пространство рукой, – под контролем разбойников? Мы у них в тылу, ты разве этого не понял?
       - У них в тылу? – переспросил Фернандо, неподдельно вытаращив глаза. – С чего ты взял?
       - Да с того, что так нагло они могли действовать только на своей территории. У нас они бы так далеко не ушли. Подумай сам: ты встретил по дороге хоть один наш блокпост?
       - А чего же ты раньше тревогу не поднял, раз такой наблюдательный?
       - Тогда я не на это обратил внимания. Теперь только вспоминаю, что дорога была больно странная: ни одной проверки.
       - Но как-то же мы пересекли границу? Разве это не загадка?
       - Загадка, – согласился Диего. – Но нам сейчас предстоит решить куда более сложную загадку – как выбраться отсюда.
       - Надо найти деревню, захватить заложника и потребовать машину.
       - Да? А в том фильме не говорилось, как должна называться деревня и машину какой марки надо потребовать?
       Диего осмотрелся и направился по полю вдоль дороги, стараясь не покидать зарослей. Фернандо поплёлся за ним, громко шурша ногами и поднимая всех птиц вокруг.
       - Нельзя ли идти поосторожнее? – недовольно спросил Диего. – Ты не у себя дома, между прочим.
       - Надо же, – буркнул Фернандо, – солдаты Национальной гвардии должны прятаться у себя в стране от собственного народа.
       - Да, – усмехнулся Диего, – невовремя ты в армию собрался. Я, когда только начинал служить, тоже возмущался. Только тогда старослужащие рассказывали, как в их времена негодяи разбегались в разные стороны, завидев издалека одного-единственного солдата. А я недоумевал, как какие-то бандиты, террористы осмеливаются совершать дерзкие вылазки против наших патрулей. Потом стали нападать на казармы и целые гарнизоны. А сейчас у них вообще полстраны, так быстро всё делается.
       - И что теперь будет? – голос Фернандо выдавал его пересохшее то ли от жажды, то ли от страха горло.
       - Откуда мне знать, – отмахнулся Диего. – День прожил – да и ладно.
       - А если они возьмут Консепсьон? Видел, как близко они подошли?
       - Ну, возьмут – так возьмут. Мы-то тут причём?
       Фернандо обогнал его и встал на пути.
       - Как это причём? – закричал он. – Ты знаешь, что с нами тогда будет?
       - Знаю, – просто ответил Диего. – Нас расстреляют. Ну, или повесят. Хотя, скорее всего, расстреляют. Столько деревьев они во всей стране не найдут. – Здоровый цинизм не был чужд ему.
       - И ты так спокойно об этом говоришь?
       - А как я должен об этом говорить? Если им суждено победить, то они победят, хотим мы с тобой этого или нет. Или думаешь, что они станут спрашивать нашего разрешения войти в президентский дворец?
       - Так разве Национальная гвардия не существует для того, чтобы этого не произошло?
       - Она существует для того, чтобы помешать им. А вот получится ли это у неё – другой вопрос.
       - Ну ты даёшь! Мы должны не только мешать бандитам. Мы должны защищать президента, правительство, парламент, всех достойных людей страны. Чернь защитит себя сама, а кто заступится за них, ты об этом подумал? Крестьяне бунтуют, убивают землевладельцев и отбирают их имущество – кто, по-твоему, должен остановить этот беспредел?
       - Чему быть, того не миновать, – отмахнулся Диего. – Умереть сейчас, завтра или через год – какая разница, когда попасть в ад. Там всех нас ждут вечные муки, что такое пара дней или недель по сравнению с вечностью? И что, по сравнению с ней, победа или поражение в какой-то войне?
       - Ты забываешься! – провизжал Фернандо. – Или ты уже забыл, что дала тебе Национальная гвардия? Она вытащила тебя из той грязи…
       - …чтобы затащить в эту, – закончил Диего, которому порядком надоели эти нравоучения. – Послушай, молокосос! Я прекрасно знаю, что мне дала армия. Я как раз из той самой черни, которая, как ты говоришь, защитит сама себя и так. У меня нет родителей, меня воспитывал наш священник отец Симон. Он учил меня наукам, хотел, чтобы я пошёл по его стопам и перенял затем его приход. Но я никогда не хотел быть священником, и, если бы не Национальная гвардия, я отправился бы на большую дорогу, чтобы не умереть с голоду. Сейчас в стране такой бардак, что в армию попадают только те, кто сам этого хочет. Кому-то нравится грабить и убивать, а здесь он может делать это совершенно легально. Кому-то, вроде тебя, хочется выпендриться неизвестно перед кем. А кому-то, как мне, больше некуда деваться. Я в армии подольше тебя. У меня столько же значков отличия, сколько у тебя выговоров. Я знаю, что такое долг и присяга. Ради президента, правительства и кого там ещё, кто, по-твоему, нуждается в моей защите, я уже два с половиной года каждый день рискую своей жизнью и бывал в таких переделках, что лучше тебе и не рассказывать, а то ты снова в обморок свалишься. – При этих словах Диего желчно усмехнулся. – И нечего искать во мне инакомыслящего, я не на допросе в полиции. Просто я ненавижу, когда мне начинают читать морали и учат меня делать то, что я и так всё время делаю. Особенно, когда это делают такие идиоты, как ты. – Диего закончил мысль, не на шутку поразившись открывшемуся в нём дару красноречия.
       Фернандо зло сопел, вероятно, обдумывая ответный ход.
       - Дай пройти, – сказал Диего, и, не дождавшись, пока Фернандо пошевелится, отодвинул его в сторону и зашагал дальше.
       Они прошли значительное расстояние, когда Фернандо снова подал голос, на этот раз прозвучавший по-детски умоляюще:
       - Диего, как ты думаешь, у нас есть шанс выкарабкаться?
       - Конечно. Я же тебе говорил, что бывал и не в таких переделках.
       - Нет, я имею в виду нас, в смысле – нас вообще.
       - Понятия не имею. Своё дело я знаю, а остальное – не моя забота.
       Фернандо явно не был удовлетворён таким ответом и принялся ещё что-то бубнить, когда поле вдруг оборвалось, и показался поросший низким кустарником пустырь. По другую сторону пустыря раскинулась средних размеров деревня. Диего сделал знак, и Фернандо наконец-то затих.
       - У нас нет другого выхода, – тихо объяснил Диего. – Мы не знаем ни дороги, ни обстановки. Нам придётся попытать счастья там, – он едва заметно кивнул в сторону селения.
       - И что мы будем там делать? – поинтересовался Фернандо. – Нас же пристрелят на месте.
       - А вот это уже будет зависеть от того, как мы себя поведём.
       - Ну, и как нам надо будет себя вести?
       - По обстоятельствам.
       - А при каких обстоятельствах… – начал было сбитый с толку Фернандо, как прямо перед ними откуда ни возьмись нарисовался мальчишка лет двенадцати. Несколько секунд он, вытаращив глаза, пялился на солдат, застигнутых врасплох не меньше его, а затем стремглав понёсся к деревне. Фернандо вскинул автомат, но Диего остановил его. Отточенным движением он вытащил откуда-то нож и метко запустил его вслед убегавшему.
       - Солдаты! – закричал подросток, но слово застряло у него в горле, так как в следующее мгновение нож Диего настиг его. Мальчишка споткнулся и во весь рост рухнул лицом в кустарник, напоминающий, скорее, высокую траву. Всё произошло так быстро, что Фернандо даже не успел опустить ствол.
       - Совсем спятил? – зашипел на него Диего. – Хочешь, чтобы через минуту вся деревня прочёсывала поле?
       - Это случайно получилось, – попытался оправдаться Фернандо. – Автоматически. Я не подумал.
       - А голова тебе на что? Для того, чтобы неправильно выполнять глупые приказы? Ладно, – он, выждав немного, дружески хлопнул смущённого Фернандо по спине, – пойдём.
       - Думаешь, они не успели его услышать? – спросил тот.
       - Будем надеяться, что нет.
       Диего, пригибаясь, насколько это было возможно, к земле, подкрался к лежавшему на земле мальчугану, выдернул из его спины нож, вытер об одежду жертвы её же собственную кровь и поместил оружие на законное место. После чего оба продолжили свой путь к деревне.

6.

       На её окраине стояла одинокая лачуга. Это была даже не лачуга, а обыкновенный брезентовый навес, закреплённый на нескольких врытых в землю металлических прутьях. Привязанные к прутьям куски жести и пластика, а также пара досок служили, по всей видимости, стенами. Диего осторожно обошёл сооружение, которое даже с натяжкой нельзя было назвать домом, трогая одну его деталь за другой и всматриваясь в многочисленные щели. Убедившись, что внутри никого нет, он решил войти. Но сделать это оказалось не таким простым делом. В строении напрочь отсутствовало то, что должно было быть дверью. Ни ручки, ни какой либо зацепки обнаружить не удалось, и Диего уже начинало раздражать его дурацкое положение, как Фернандо, случайно задев одну из досок, сдвинул её так, что образовался довольно приличный проём.
       Солдаты вошли внутрь. Окно в сооружении отсутствовало, но оно было ни к чему. Через полупрозрачные пластиковые панели, бесчисленные дыры и щели свет проникал не хуже, чем через настоящее окно. И наоборот – находящийся здесь мог безо всякого труда увидеть, что происходит снаружи.
       Хижина была перегорожена стеной из расслоившейся фанеры, за которой лежала циновка. Из прочей обстановки можно было заметить три колченогих табуретки, грубо сколоченный стол и немного мелкой утвари вроде корыта, ведра воды в углу или расставленной по потрескавшимся полкам старой посуды.
       - Во всяком случае мы здесь не на виду, – сказал Диего.
       Фернандо заглянул во все чашки, плошки и единственную кастрюлю и, не обнаружив даже следов пищи, разочарованно вздохнул.
       - И что теперь делать будем?
       - Мы пока что не знаем, живёт тут кто-то или нет. Судя по всему – нет, но кто его там разберёт. Скоро стемнеет. Тогда мы сможем выбраться наружу, поймать кого-нибудь из местных и выпытать у него дорогу.
       - А если тут кто-то живёт?
       - Тогда мы спросим дорогу у него.
       - До вечера я не дотерплю, – пожаловался Фернандо. – Я есть хочу.
       - Можешь сбегать купить чего-нибудь съестного. Деньги у тебя есть?
       - Ты смеёшься!
       - Конечно, смеюсь.
       - Надо было хоть кукурузы в поле набрать.
       - Надо было.
       - Может, вернёмся туда?
       - Нет, там слишком опасно. Пацан там запросто бродил, а ведь вместо него мог быть и кто-нибудь посерьёзнее..
       Фернандо только простонал в ответ.
       Они подождали ещё немного, слоняясь из угла в угол и в который уже раз сверля глазами голые стены, как вдруг снаружи показалась чья-то фигура, отчётливо просматривавшаяся сквозь матовые стены. Солдаты спрятались за перегородку.
       В хижину тем же самым способом, что и они, вошла седая женщина с покрытыми глубокими морщинами лицом, хотя её уверенные движения свидетельствовали, что возраст её был вовсе не таким почтенным.
       Женщина положила на стол принесённый с собой сверток, взяла большую металлическую кружку и зачерпнула в неё воды, намереваясь, вероятно, вскипятить её. Тут она о чём-то задумалась, снова поставила кружку на стол и стала ощупывать себя, словно ища в кармане какую-то вещь. Диего неслышно вышел из своего укрытия, держа руку на рукоятке ножа, как женщина вдруг повернулась, и их взгляды встретились.
       От неожиданности и ужаса при виде стоявшего прямо перед ней солдата она буквально остолбенела и не могла произнести ни звука. Только губы её беззвучно дрожали, готовые достойно встретить заблудившийся где-то в глотке крик.
       - Только пикни – и ты труп, – пообещал спрятавшийся за спиной Диего Фернандо.
       Диего же одним прыжком схватил женщину и зажал ей рот рукой.
       - Сеньора, – сказал он, – мой товарищ не шутит. Но мы ничего вам не сделаем, если вы не станете кричать. Вы поняли это?
       Ему пришлось несколько раз повторить вопрос, прежде чем женщина пришла в себя и слабо кивнула головой в знак согласия.
       - Вот и чудесно, – Диего осторожно отпустил хозяйку дома и отступил на несколько шагов.
       - Откуда вы? Что вам здесь нужно? – глухо спросила женщина.
       - Мы сбились с пути, – объяснил Диего, не вдаваясь в подробности, – и ищем теперь дорогу к своим.
       - Сбились с пути? – удивилась она. – Да здесь на сколько миль вокруг ваших нет уже полгода, если не больше.
       - Мы это тоже поняли, – согласился Диего, – только, с сожалению, слишком поздно. Но, тем не менее, нам надо пробираться назад.
       - Хорошо, – женщина теперь казалась совершенно спокойной. – Только чего вы хотите от меня?
       - Выведите нас отсюда.
       - К вам?
       - Да.
       Женщина покачала головой.
       - Но ведь это очень далеко. Я не выдержу такого пути.
       - Боюсь, что у вас нет выбора, – пожал плечами Диего.
       Тут осмелевший Фернандо подошёл к столу и развернул лежащий на нём свёрток.
       - Мммм… – довольно протянул он.
       - Можете забрать это себе. Это ваше. Только оставьте меня в покое. Я не смогу помочь вам.
       С этими словами она подняла подол юбки и показала опухшие до синевы ноги.
       - А нам-то какое до этого дело? – промычал Фернандо, рот которого был до отказа набит содержимым свёртка.
       - Вам, конечно, никакого, – ответила ему женщина. – Если я откажусь идти с вами, то вы меня убьёте. Если нет, то умру в дороге. Выбора у меня, как сказал сеньор, на самом деле нет. Поэтому я никуда не пойду. Всё равно умирать, так хотя бы не от боли в ногах.
       - И что же нам теперь делать? – Фернандо проглотил остатки пищи.
       - Откуда мне знать?
       - Сеньора, – спокойно сказал Диего, – вы должны нам помочь. Я знаю, что мы не можем заставить вас сделать это, да и положение наше не из лучших. Но я прошу вас – помогите нам добраться до своих. Давайте лучше не будем спорить, чего нельзя сделать, а поговорим о том, что можно.
       Женщина перевела на него свой взгляд и Диего на мгновение показалось, что она улыбнулась.
       - И что вы предлагаете?
       - Я предлагаю подумать, – Диего также ответил ей тенью улыбки.
       - Ну, так думайте.
       - Может, вы найдёте нам проводника? – высказался Фернандо.
       Женщина улыбнулась теперь уже по-настоящему, а Диего только вздохнул.
       Прошло, наверное, с полчаса или больше, а нужная идея всё не появлялась. Диего хотел попросить хозяйку принести им еды и даже полез в карман, где у него хранилось немного денег – у самой женщины наверняка не было ни гроша, как снаружи показались какие-то тени и послышались приближающиеся голоса.
       - Сеньора, – жарко зашептал насмерть перепуганный Фернандо, – пожалуйста… Умоляю, не выдавайте нас. Мы ничего вам не сделаем… Мы никому ничего не сделаем, мы сейчас сами уйдём, только спасите нас, ради всего святого!
       Он начал хныкать и наверняка бросился бы женщине в ноги, если бы та не указала солдатам на место за перегородкой, а Диего не заставил его заткнуться.
       В хижину постучали, и женщина отодвинула доску, приглашая гостей войти.
       Их было трое. Своим видом они напоминали не то народный патруль, не то отряд самообороны. Старший из них, бывший, видимо, за главного, осведомился у Марии – а они поприветствовали женщину именно так, – с кем это она сейчас только разговаривала. Оказалось, что прохожие слышали доносившиеся из хижины голоса и сообщили о своих подозрениях дежурившему в это время патрулю. Диего почему-то подумал, что они так и не удосужились спросить у хозяйки её имя. Но с другой стороны, она тоже не проявляла никакого любопытства насчёт их имён.
       - Ничего особенного, – успокоила их Мария. – Я и дома одна, и на работе одна. Бывает, что целый день даже словом переброситься не с кем. Вот и говорю сама с собой. Со столом разговариваю, с кружкой, с табуретками. Иначе ведь совсем с ума сойти можно. А разве снаружи слышно? Я и не думала, что говорю так громко.
       Удивление её было настолько искренним, а ответ – настолько правдоподобным, что патрульные сразу же сочли инцидент исчерпанным. Они ещё немного поговорили с Марией, а затем попрощались и ушли.
       Мария подала знак солдатам, что опасность миновала.
       - Вот что, сеньоры, мы сделаем, – сказала она, обращаясь к одному Диего. – Я сейчас расскажу вам, как вам надо будет идти, чтобы выйти на своих.
       Диего вытащил на свет небольшой блокнот.
       - Нет, – покачала головой Мария. – Это не годится. Вы должны запомнить, что я вам скажу, а не записывать. Потом вы поймёте, почему.
       Она самым подробнейшим образом нарисовала молодым людям картину дороги, по которой им предстояло пройти, не попадаясь на глаза. Первые три четверти пути не представляли в этом смысле никакой проблемы. Но находиться в прифронтовой зоне было опасно. На случай, если они всё же наткнутся на проверку, в запасе у них была легенда. Они – из этой самой деревни, направляются на другую сторону фронта, чтобы выполнить там некое диверсионное задание. Отсюда и форма солдат Национальной гвардии, и документы, конечно же, фальшивые. Мария сообщила Диего пароль, случайно подслушанный ей сегодня у ополченцев и служивший, по её словам, надёжной защитой от всех подозрений. Кроме того, им пришлось запомнить множество подробностей о деревне, из которой они якобы происходили. Именно поэтому ничего нельзя было записывать: настоящий житель этих мест должен знать всё и так, а блокнот могут найти.
       - Вам надо дождаться темноты, – посоветовала Мария. – Тогда вы будете в большей безопасности.
       - И всему этому надо верить? – засомневался Фернандо.
       - А ты предлагаешь не верить?
       - Откуда мне знать? Может, это ловушка.
       - Ну да, ловушка. Вместо того, чтобы просто сдать нас с потрохами патрулю, она придумывает целый план, чтобы погубить нас. Ты хоть думай иногда, что говоришь.
       - Тебе виднее, – вздохнул Фернандо.
       - Сеньора, – обратился Диего к Марии, – скажите, зачем вы всё это делаете?
       - Но вы же сами попросили помочь, – грустно улыбнулась та.
       - Попросили. Но вы не обязаны помогать нам. Мало того, один ваш знак – и мы давно висели бы на первой же перекладине. Почему вы решили спасти нас?
       Мария попыталась перевести разговор на другую тему, но Диего не унимался.
       - У меня было два сына, такого же возраста, как вы оба. Хорхе, – она кивком головы показала на Фернандо, – и Антонио, – она пристально посмотрела на Диего. Антонио погиб в бою, когда их отряд атаковал казарму, а Хорхе застрелили прямо в поле.
       - Как это? – спросил Фернандо, хотя до обстоятельств гибели Хорхе ему решительно не было никакого дела.
       - Он работал у самой дороги, – пояснила Мария.. Мимо проезжали солдаты. Хорхе поднялся, чтобы посмотреть на них, а кто-то из солдат возьми да и застрели его. Проехали рядом, даже не остановились.
       - Получается, что вы должны отомстить нам, – заключил Диего. – А вместо этого вы помогаете нам скрыться. Может быть, это один из нас убил Антонио или Хорхе.
       Мария ничего не ответила.
       - Но разве вы не хотите отомстить за них?
       - Сначала хотела: очень уж больно было. А потом всё как-то поутихло. Теперь мне ничего не надо, я хочу только покоя.
       - Хорошо, вы не хотите мстить. Но вы могли бы просто отказать нам в помощи.
       Женщина вздохнула.
       - Вы видите в себе просто солдат. А я вижу в вас сыновей, чьи матери, может быть, как раз сейчас не могут уснуть, потому что чувствуют, что вы в беде. И если вы погибнете, то они будут выть и метаться по дому, как я, когда получила известие о гибели Антонио, и когда на моих глазах застрелили Хорхе. Ваша смерть ничего не прибавит, кроме горя вашим матерям, и ничего не убавит. Мне она тоже не нужна. А раз так, какой в ней смысл? Это всё война, будь она проклята.
       Диего хотел было спросить Марию, не был ли её сыном тот подросток, который сегодня днём имел несчастье встретится им, но подумал, что если бы это на самом деле было так, то женщина наверняка бы уже заволновалась по поводу его долгого отсутствия..
       - Сеньора, – сказал он вместо этого, – я не собираюсь никого оправдывать. Но давайте начистоту: разве Национальная гвардия начала эту войну? Да, сейчас она от злости убивает всех без разбору, но началось-то всё как раз с нападений на посты, казармы и гарнизоны, в которых участвовал ваш Антонио. А потом кубинцы стали поставлять бунтовщикам оружие, те с боем пошли брать власть в городах и провинциях. И понеслось, так ведь?
       - Теперь уже никому не интересно, кто прав, а кто виноват. Я тогда долго отговаривала Антонио, но он и слышать ничего не хотел, рвался народные права отстаивать. Вот и отстоял. Да ладно уж, – она с горечью взмахнула рукой, – давайте сюда ваши деньги, я вижу, что вы всё порываетесь их достать. Схожу, принесу вам поесть перед дорогой.
       Когда Мария вернулась, стемнело окончательно. Она зажгла свечу, свет которой был не настолько ярок, чтобы снаружи стали видны три силуэта вместо одного, но достаточен, чтобы не пронести еду мимо рта. Диего быстро проглотил нехитрый ужин, который с тем же успехом можно было назвать завтраком или обедом – со вчерашнего дня у него во рту не было ни крошки, а первый свёрток Фернандо слопал без остатка.
       - Можете спокойно идти, – сообщила Мария. – В деревне происшествие – у нашего Рикардо - вы его видели, он самый старший из трёх, что заходили ко мне сегодня, - пропал сынишка. Ушёл из дому ещё до полудня и до сих пор не вернулся. Может, просто дурачится, а может и случилось что. Хватились его поздно: какие сейчас поиски, на ночь глядя?
       Диего даже ухом не повёл, словно сказанное было произнесено на непонятном ему языке. Лишь краешком глаза он взглянул на Фернандо, но и тот, к счастью, никак не выдал какую-либо причастность солдат к исчезновению мальчика. Диего вытер губы, поблагодарил хозяйку, быстро повторил все наставления, напомнил себе пароль и вышел из дома.
       Снаружи ему пришлось подождать Фернандо, который немного замешкался в доме.
       - Ну что, в путь? – вопросил он по возвращении настолько бодрым голосом, что Диего вмиг понял, что произошло.
       - Ты убил её?!
       - Конечно. Она сама сказала, что хочет покоя. Вот теперь у неё будет самый лучший в мире покой.
       - Фернандо, ты – полный кретин!
       - Зато теперь она нас точно не выдаст. Вспомни, как ты заставил замолчать того пацанёнка.
       - Я заставил его замолчать, потому что сам он молчать не собирался. А Мария могла сдать нас как минимум два раза: когда к ней зашли патрульные и когда она искала для нас продукты. Однако она не сделала этого. Какого чёрта она стала бы выдавать нас после того, как мы ушли? А теперь представь себе, что к ней через пять минут кто-то зайдёт и обнаружит труп.
       - Ну и что? Не будут же они ночью устраивать облаву. Да они нас и не заподозрят, подумают, что в их краях объявился маньяк: сначала мальчишка, затем женщина. Оба с колотыми ранами в спине, нанесёнными одним ножом. Ножи-то у нас одинаковые.
       - Только мальчишку-то они пока что не нашли, – заметил Диего. – Так что твоя теория с маньяком возникнет у них только завтра.
       - К тому времени мы будем уже далеко, – хихикнул Фернандо. – Пойдём, нечего тут стоять. А и вправду заметят.
       И они двинулись в указанную Марией сторону.
       Диего не обманывал Марселу, когда говорил, что не убивает тех, кто ему не угрожает. Смерть других людей не вызывала у него никаких эмоций, даже если она исходила от него самого. К необходимости убивать он относился, как к части своих обязанностей и именно как к необходимости, никогда не делая это без таковой. Однако он понимал, что некоторым убийство может доставлять удовольствие, и поэтому не вмешивался в дела сослуживцев, вырезавших целые деревни от злости или просто из развлечения. Таких убийств на своём недолгом веку он перевидал великое множество, и они всегда оставляли его равнодушными. Но сейчас он был покороблен абсолютной бессмысленностью жертвы, чего раньше с ним никогда не случалось. Этот факт озадачивал его не на шутку..
       - Старая кляча, – сказал Фернандо, когда они удалились от деревни на приличное расстояние. – Была бы помоложе, могли бы и поразвлечься. Ничего, когда вернёмся, оттянемся на полную катушку.
       О том, что Фернандо был импотентом, знала вся рота.
       - Можешь оттягиваться, только без меня. – Диего не стал заострять внимание на его бахвальстве. – Мне это не нужно.
       - Да? А почему? Ты, часом, не... - Фернандо осёкся.
       - Договаривай уж, раз начал.
       - Ну, раз тебе это не нужно, значит, ты либо импотент, либо женат.
       - Я почти женат, – неожиданно для себя выпалил Диего.
       Фернандо остановился, как вкопанный.
       - Как это?
       - У меня есть невеста, – гордо ответил Диего, – и мне не пристало бросаться на всё, что движется. Что в этом необычного?
       - У тебя? Невеста? Это ты так шутишь?
       - И не думаю.
       Фернандо присвистнул.
       - Это чушь, – заявил он. – Такого не может быть.
       - Почему?
       - Ты на себя посмотри.
       - А что во мне такого? – пожал плечами Диего. – Парень, как парень, не урод и... – Он хотел сказать «и не импотент», но решил не начинать новой перепалки. – Ничем не лучше, но и не хуже других.
       - Ты – солдат, – заметил Фернандо.
       - Ну и что, что солдат? Такое же занятие, как и любое другое.
       - Тебя могут убить в любой момент.
       - А кого не могут? Даже безобидную Марию, как оказалось, смогли прикончить, и довольно быстро.
       - Да тебя же дома никогда не будет. Сегодня здесь, завтра – там. Ты ещё днём не подозревал, что к вечеру мы с тобой окажемся одни в чёрт знает какой дыре.
       - И что из этого? Ты сам рассказывал, что почти не видел своего отца.
       - Мой отец – бизнесмен, он ездит по всему миру. Ему некогда бывать дома.
       - А почему ему можно, а мне – нет?
       - Потому что отец так зарабатывает деньги. Много денег. А от тебя разве денег дождёшься?
       - Моей невесте не нужны деньги.
       - Вот как! А что же ей тогда нужно?
       - Не что, а кто. Я.
       - Ну ты и хвастун! – рассмеялся Фернандо. – Никогда за тобой этого не замечал.
       Диего был зол: этот сопляк, сам хвастун и наглый лжец, выставлял его тем, кем был сам. Поэтому в доказательство он рассказал Фернандо о Марселе и о том, как она покинула Санта-Клару, чтобы быть рядом с ним. О Пабло он, разумеется, умолчал, тем более, что к делу это совершенно не относилось. Фернандо выслушал его со вниманием и, как показалось Диего, даже с некоторым почтением, чуть ли не с завистью.
       - И она тебя любит?
       - Конечно. Та не представляешь, что значит у них открыто встречаться с солдатом Национальной гвардии, которого все ненавидят. Знаешь, сколько ей пришлось вытерпеть? Ей даже плевали вслед, прямо как мне.
       - Ты уверен, что вы снова встретитесь?
       - Абсолютно. Ради этого она бросила свою семью.
       - Интересно, что с ней станет, когда она сначала узнает, что твой взвод – неизвестно где, а потом – что он уничтожен бандитами.
       - К тому времени мы уже вернёмся в нашу роту.
       - А ты знаешь, где теперь наша рота?
       Ответить на такой простой вопрос Диего не смог.
       - Ничего, мы всё равно найдём друг друга, если останемся живы.
       - Ну-ну, – загадочно хмыкнул Фернандо.
       После этого разговора Диего стал воспринимать Марселу, как свою законную невесту, хотя они ни разу не говорили на эту тему. Мало того, Диего несколько раз давал понять ей, что между ними нет ничего общего и что никакого будущего у них быть не может. Поэтому тем большей представлялась ему радость девушки, когда она узнает, насколько изменилось его отношение к ней.
       Солдаты шли всю ночь, по пути встречая все предсказанные Марией приметы. Их дорога постепенно перешла в узкую тропинку. Здесь находившаяся неподалёку горная гряда своим хвостом вдавалась в окружавшую равнину, как суша прорезает море песчаной косой. Диего понял, почему Мария направила их именно сюда: по этой тропинке невозможно провести технику, солдатам пришлось бы идти здесь, выстроившись в цепочку, так что передвижения сколь-нибудь крупных сил на этом участке не ожидалось. Потому и контроль за проходом здесь не такой строгий, как внизу, на равнине.
       Они не встретили ни патрулей, ни застав, ни даже обыкновенных прохожих. Вокруг не было ни души, и они спокойно шли вперёд. Хотя за это время им удалось продвинуться довольно далеко, достичь затемно своей территории они так и не смогли – ведь им приходилось идти не по прямой, а менее опасными окольными путями. Под утро на молодых людей навалилась страшная усталость, и было решено переждать день в как раз попавшейся на глаза пещере. Фернандо выбрал в её глубине самое неудобное место для сна, которое только можно было представить, и сразу же засопел во все ноздри.
       Диего расположился чуть ближе к выходу, положив под голову каску, и, перед тем, как заснуть, окинул мысленным взглядом один из самых длинных дней в своей жизни.
       Сегодня он дважды был на волоске от смерти – когда повстанцы атаковали грузовик, и всё время, что провёл в доме Марии. Она не выдала их, хотя и поплатилась за свою доброту собственной жизнью. Диего вспомнил, как и он не выдал прятавшегося в доме Марселы её брата Пабло, потому что один его знак означал бы смертный приговор всей семье. И он тоже поплатился за это, пусть и не так жестоко, как Мария. Подай он тогда этот знак – и целый отряд повстанцев лишился бы своего командира. Без Пабло восставшим вряд ли удалось бы взять Санта Клару. В тот момент он не думал, что благородный поступок поставит его на грань жизни и смерти. Но и Мария не подозревала, как откликнется ей собственная доброта. Аналогия их поступков была настолько очевидной, что Диего предпочёл не думать о ней. Их путешествие ещё не закончилось. Никто не знал, что готовит завтрашний день, и не придётся ли Диего повторить судьбу несчастной женщины. Конечно, всё это было неспроста. Диего решил, что это, несомненно, – знак, но разгадать его смысл ему не удалось, и он остановился на другом событии, показавшемся ему не менее важным.
       Чувство, которое он испытал, узнав о смерти Марии, было ему незнакомо. Нет, это была не жалость – он никогда не жалел мёртвых именно потому, что они были уже мертвы и не нуждались ни в чьём сочувствии. Не испытывал он и стыда за то, что не смог предотвратить убийство. Но он не мог смириться с его полнейшей бессмысленностью и осознал очевидную несправедливость случившегося.
       Мыслить категориями справедливости и несправедливости Диего давно отвык. Однажды в детстве отец Симон строго наказал его, когда он, заигравшись во дворе, забыл разложить в церкви молитвенники по случаю какого-то праздника, какого именно – он сейчас и не помнил. Нагоняй, который получил тогда Диего, показался ему ужасно несправедливой мерой. Подумаешь, какая трагедия – книжки не приготовил. Вон они, в углу лежат. Кому надо – подойдёт и возьмёт. Было бы из-за чего глотку драть. Тогда он страшно обиделся на своего воспитателя и чуть ли не месяц строил планы мести, так и не исполнив ни один из них. Но вот Диего стал старше, вспомнил тот случай, и понесённое наказание уже не казалось ему таким несправедливым. На самом деле: он дал обещание, пусть даже и такое незначительное, и не выполнил его. Он подвёл того, кому дал своё обещание, показал себя человеком, на которого нельзя надеяться. Конечно, сваленные как попало в углу книги чести приходу не делали, и отец Симон оказался выставленным в нехорошем свете, но всё же такой прокол можно было легко пережить. Однако, если его воспитатель не привил бы ему с детства чувство ответственности, то сегодняшние сослуживцы и командиры Диего шарахались бы от него так же, как от никчёмного Фернандо, которому нельзя было доверить ни одно дело, который мог в один момент провалить самое великолепное начинание, и которому приходилось теперь переживать последствия собственной ненадёжности.
       После того случая Диего перестал думать о справедливости, так как увидел, насколько относительно может быть это понятие. Взять хотя бы сегодняшний разговор с Марией: её Антонио сражался с режимом против несправедливости, как он её понимал, и даже погиб за это. А режим оказался вынужденным защищаться, потому что действия борцов за справедливость выглядели, в свою очередь, несправедливыми для него. Действительно, с какой это стати помещики должны были отдавать свои владения неизвестно кому, а владельцы предприятий – дарить свой бизнес? Они стали защищаться с помощью Национальной гвардии, ведь прав был Фернандо, когда сказал, что народ защитит себя сам, а для защиты богатых существует армия. Неудивительно, что когда Диего напомнил Марии, что войну, успевшую уничтожить чуть ли не четверть населения страны, начала вовсе не Национальная гвардия, как бы ненавидима она ни была, женщина не нашлась, что ответить. А ведь по возрасту она годилась ему в матери, много повидала и передумала на своём веку.
       И вот теперь Диего впервые за много лет снова был возмущён несправедливостью, на этот раз – поступком Фернандо. Зачем надо было убивать Марию, которая спасла их, тем более, что дальше она не причинила бы им никакого зла? Его злило то, что Фернандо не был в состоянии понять таких простых вещей. Да что там Фернандо! Разве не приходилось ему видеть, как его рота, отступая, сжигала целые деревни вместе с жителями только для того, чтобы наступающим повстанцам негде было взять пропитание? А чего стоила тактика, по выражению командиров, «превентивных репрессий»? Они проводились карательными отрядами, чьи солдаты без малейшего содрогания творили такие зверства, на которые Диего не мог смотреть даже краешком глаза без опасения упасть в обморок, подобно Фернандо.
       В действиях повстанцев Диего не находил ничего справедливого, но и Национальная гвардия оказывалась ненамного лучше. Выяснив, что весь окружающий его мир состоит из сплошных несправедливостей, он стал думать о Марселе. Объявив её своей невестой, он рассматривал теперь девушку только в этом качестве.
       Собственная семья! От открывающихся в его невзрачной жизни перспектив захватывало дух, тем более, что верить в счастье он перестал ещё в детстве. Его так часто называли ублюдком, выродком, ничтожеством, награждали самыми неприятными эпитетами, что он и сам твёрдо считал себя таким. Сейчас же Диего распирало от гордости – ведь его полюбила такая девушка! Запачканная горем и кровью душа молодого человека летала девственно чистой где-то между седьмым и восьмым небом. Но даже оттуда Марсела казалась ему чем-то недоступно высоким, непорочным, прекрасным, светлым. Он понимал, что сам должен сильно измениться, чтобы даже не стать достойным её любви, но хотя бы не создавать слишком резкого контраста, находясь рядом с ней. Он представил во всех подробностях их свадьбу, придумал имена будущим детям и стал даже придумывать способ помирить Марселу с её родными – оставаться навечно их заклятым врагом он не хотел . Хотя Марсела ни разу не призналась ему в любви, в её чувствах он был совершенно уверен. Ведь иначе она не решилась на столь безумный поступок. Осознавать, что Марсела оставила семью ради него, было приятно. Но, опять же, если она оказалась способна на такое, то не пойдёт ли она на это снова, отказавшись от него ради кого-то другого?
       Мысли в уставшем мозгу стали роиться, смешиваться, пока не пришли в полный беспорядок. Почему-то вспомнился давний эпизод, случившийся ещё до Санта-Клары. Диего вместе с другими солдатами пришлось вытаскивать с поля боя раненого товарища - симпатичного худолицего паренька, с которым Диего до того почти не общался. Солдаты уложили его на самодельные носилки, когда Диего заметил, что у парня вдобавок ещё и сломана рука. Рядом валялся обломок доски - один из снарядов попал прямо в деревянную телегу, - который Диего использовал в качестве шины, прикрепив её снятым с лежащего неподалёку убитого сослуживца ремнём. Во время этой нехитрой операции несчастный не издал ни звука. Один раз взгляды их встретились, и Диего понял причину молчания. Юноше не надо было кричать от боли - он и был самой болью, её воплощением, квинтэссенцией человеческих мучений. Диего прикоснулся ладонью к его лбу, сам не зная, какое чувство он хотел вложить в этот жест. Через несколько дней он почувствовал желание навестить раненого в госпитале, даже узнал его имя, но в последний момент со стыдом подавил в себе это порыв. А теперь прошлый стыд вызывал в нём горечь...
       И Диего не заметил, как уснул.

7.

       Проснулся он от сжигающей глотку жажды и первым делом вспомнил, что свою флягу он опустошил ещё ночью, а Фернандо всю дорогу жаловался, что не успел зачерпнуть воды, когда они были в доме у Марии. Диего тогда ещё ответил, что на убийство хозяйки время у Фернандо нашлось. Он поднялся с земли и осмотрелся. Солнце давно перевалило за полдень, но до темноты было ещё далековато, так что покинуть своё убежище, не подвергаясь опасности, Диего не мог. Он решил скоротать время в поисках возможного источника в пещере. Полагаться на слух было нельзя, так как громкое сопение Фернандо заглушило бы целый водопад. Поэтому он принялся осматривать и ощупывать каждый уголок, благо клонившееся понемногу к закату солнце било в пещеру прямой наводкой.
       Удача вскоре улыбнулась ему – один из самых дальних участков стены был мокрым. Диего ощутил пальцами поток воды, тонкой плёнкой покрывающий стену на ширину нескольких ладоней. Он тихо выругался: вода нигде не образовывала ни малейшей струйки, за которую можно было бы зацепиться. Он попытался языком заставить воду устремиться в рот, лизал стену, словно кошка, но из этой затеи ничего не вышло.
       Тогда он проследил дальнейший путь воды и обнаружил в самом низу небольшое углубление в стене, наподобие миниатюрного грота. Вода стекала по его стенкам, достигала земли и исчезала в невидимом тоннеле. Решение нашлось само собой – Диего подставил горлышко фляги под самый свод грота и пристроил палец другой руки так, что вода, стекая по нему, стала медленно наполнять сосуд.
       Едва дождавшись, когда фляга хоть немного потяжелеет, он жадно приник пересохшими губами к спасительному отверстию. Эту операцию он проделал несколько раз, пока жажда не отступила, после чего наполнил флягу доверху и завинтил крышку.
       Когда он вернулся, Фернандо уже не спал. Диего поделился с ним своим открытием.
       - Молодец, – похвалил тот. – Ну-ка, показывай, где там твой источник! Я себе, пожалуй, свежей воды наберу, – он открыл свою флягу и вылил её содержимое на землю.
       - Вот это да! – удивился Диего. – А что ж ты вчера ныл, что твоя вода закончилась?
       - А чтобы ты у меня не просил, – объяснил Фернандо. – Хотя, если бы и попросил, я всё равно бы не дал, а то вдруг сам захочу пить.
       Он отправился к источнику и через некоторое время вернулся с полной флягой.
       - Ну что, идём? – задорно спросил он.
       - Погоди немного, пусть совсем стемнеет.
       - Да мы уже почти пришли. Совсем немного осталось.
       - Вот поэтому и надо быть особенно настороже. Линия фронта близко, на каждом шагу – посты и патрули. Надо подождать.
       Фернандо вразвалку подошёл к выходу, высунулся наружу, но вдруг отпрянул и прижался к стене. В одно мгновение Диего был возле него и тоже прислушался.
       Совсем рядом, почти у самого входа в пещеру, раздавались голоса. Один из них принадлежал подростку лет шестнадцати, другой – девяти-десятилетней девочке, судя по разговору, – его сестре. Они стояли и оживлённо беседовали о всякой ерунде. Диего осторожно выглянул. Сумерки сгущались на глазах, но силуэты были видны довольно отчётливо.
       Диего краем уха уловил подозрительный шорох. Он отшатнулся назад и молниеносным движением схватил Фернандо за запястье. В его кулаке, как Диего и предполагал, оказался зажат нож. Фернандо попытался сопротивляться, но тут брат с сестрой услышали непонятную возню в пещере, и юноша прокричал страшным голосом, растягивая слова:
       - …и с наступлением темноты вампиры покидают свои пещеры, чтобы разлететься по всему свету и пить кровь маленьких девочек!
       Его сестра завизжала, скорее игриво, чем испуганно, оба они бросились прочь, и вскоре всё стихло.
       - И ты дал им уйти! – голос Фернандо срывался от возмущения.
       - Ты – маньяк, Фернандо, – сказал Диего. – Наша задача – добраться до своих, а не убивать подростков. Если мы на всём своём пути начнём оставлять трупы, то далеко не уйдём.
       Он был рад, что новое бессмысленное убийство так и не состоялось. Фернандо пробурчал что-то невнятное, сложил нож и снова предложил отправиться в путь. На этот раз Диего согласился, надеясь, что до того, как они встретят первый пост, стемнеет окончательно.
       Его предположения оправдались, но теперь надо было спешить, так как скоро должна была взойти луна. Их тропинка теперь представляла собой устланный предательски шуршащими острыми камнями проход в узкой расщелине, то и дело изгибавшийся самыми немыслимыми углами. Внезапно перед глазами солдат возникло нечто, напоминающее поляну. Посредине едва тлели несколько головёшек, образуя подобие костра. Слева и справа от огня, на некотором удалении друг от друга, обозначались силуэты двух часовых. Вероятно, за всю жизнь они они провели вместе на посту немало времени и потому сидели в полном молчании.
       Диего оттащил Фернандо назад.
       - Фернандо, – сказал он. – Ты видишь, что мне одному с ними не справиться – слишком далеко они сидят друг от друга. Мне нужна твоя помощь.
       - Это всегда пожалуйста! – ответил польщённый юноша.
       - Но запомни – это не пустое бахвальство в кругу своих, а перед нами – не старушки, умоляющие о пощаде. Ты не имеешь права на ошибку. Одно неверное движение – и вместо них на тот свет отправимся мы.
       - Вспомни, – укоризненно произнёс Фернандо, - как ты удивился, когда узнал, что я убил Марию. Ты стоял рядом с домом без стен и ничего не слышал. Разве не так?
       Возразить на это было нечего. Солдаты обсудили детали операции, распределили, кто кого возьмёт на себя, пожелали друг другу удачи, двинулись вперёд и быстро растворились во тьме.
       Диего стал подкрадываться к сидящему справа. Тот услышал приближение человека, поднялся и стал пристально вглядываться в темноту. Он не ожидал появления врага с тыла и подпустил Диего почти вплотную.
       - Диего, это ты? – тихо спросил часовой.
       - Да, это я, – честно признался Диего, осторожно укладывая на землю его труп с перерезанным горлом.
       Тихия возня слева и последовавший за ней булькающий хрип свидетельствовали, что Фернандо в первый раз за всё время службы наконец-то удалось выполнить данное ему поручение. Задание было не ахти какое сложное, но всё же Диего изрядно поволновался и облегчённо перевёл дух, когда Фернандо подошёл к нему.
       - Готово.
       - У меня, как видишь, тоже. – Диего усмехнулся. – Нас называют головорезами, а мы и есть самые настоящие головорезы. Режем головы. В прямом смысле.
       - Вперёд? – Фернандо не обратил на сентенции товарища ни малейшего внимания.
       - Вперёд.
       Они прошли ещё немного, как Диего вдруг резко остановился, предчувствуя что-то неведомое и страшное, и подался назад. В этот момент из-за горизонта показалась луна, и солдаты увидели разверзшуюся перед ними пропасть. Пропасть эта оказалась хоть и неглубокой, но почти отвесной и без единого кустика. Свернуть здесь шею не составляло никакого труда. Вскарабкаться в этом месте наверх, тем более незаметно, было нельзя, и это было вторым объяснением, почему тропинка, по которой они шли, так плохо охранялась: природа сама позаботилась о её охране.
       Стараясь не шуметь, раздирая в кровь пальцы и скользя ботинками по гладким камням, Диего и Фернандо смогли всё же спуститься вниз. Зависшая в небе луна, казавшаяся из низины ещё выше, ярко освещала лежащую перед ними равнину. Путь был свободен.

8.

       Ни пароль, ни легенда им так и не понадобились. Диего поделился этими секретами в разведывательном отделе, где его с Фернандо долго допрашивали, пока не убедились, что солдаты на самом деле рассказали всё, что знали.
       Их рота, как выяснилось, тоже не доехала до места назначения, хотя и по другой причине: пока она была в пути, история с заложниками завершилась гибелью всех находившихся в здании – как разбойников, так и их жертв. Тем не менее, район тот решили укрепить, и рота была расквартирована поблизости. Диего и Фернандо, в качестве признания их заслуг и благодарности за героический поступок, прикомандировали к другой роте, обосновавшейся в столице. Их фотографии даже поместили в боевом листке, что выпускался для поднятия духа приунывшей армии. Диего очень переживал – номер новой роты был Марселе незнаком, и молодой человек боялся, что Марсела, узнав о судьбе его несчастного взвода, подумает, что Диего больше нет. Но найти девушку в хаосе находящейся на полуосадном положении столицы было невозможно. Оставалось надеяться на случай.
       Однажды Фернандо понадобилось заскочить домой по какому-то важному делу, и он упросил начальство отпустить своего товарища с ним. Диего не стал упорствовать, так как сам был не прочь проветриться. Втайне же он надеялся обнаружить хоть какую-то зацепку, что могла привести его к Марселе.
       Но стоило им только выйти за ворота части, как Диего понял, что ошибся. Вокруг него шумел, суетился, толкался, струился и переливался самыми немыслимыми красками сумасшедший город. Хотя перепуганный насмерть диктатор стянул в столицу чуть ли не половину личного состава Национальной гвардии, и солдаты встречались на улицах так же часто, как капли воды во время дождя, столица продолжала жить своей бесшабашной жизнью. Со всех сторон неслись голоса, шумы и запахи. От обилия увиденного и услышанного у отвыкшего от гражданской жизни молодого человека закружилась голова. Он понял, что никогда не найдёт Марселу, даже если он стал бы заниматься её поисками круглые сутки, и готов был расплакаться от отчаяния. Построенные в его сознании без фундамента и свай воздушные замки грозили рухнуть в любой момент. Диего не представлял себе, как сможет пережить крах надежд, так заманчиво обещавших превратить его тусклое существование в полноценную жизнь. Слишком много было поставлено на карту, слишком много строилось на ожиданиях, которые, увы, оставались всего лишь ожиданиями.
       Погружённый в свои невесёлые размышления, Диего не заметил, как Фернандо немного отстал, и продолжал идти вперёд. Толпа старательно обтекала его: люди знали, что могло ожидать их, толкни они ненароком проходящего мимо солдата, и отводили глаза, боясь встретиться с Диего взглядом.
       Вдруг словно некая сила удержала его на месте. Он огляделся и увидел себя стоящим напротив большого, красивого дома. Перед домом расстилался симпатичный сад с плодовыми деревьями и искусственным ручьём, впадающим в такое же искусственное озерцо. Вокруг озерца прыгали птицы, а те, что успели напилиться, чирикали на ветках от удовольствия. Такие дома Диего встречал и раньше, и ничего особенного здесь не наблюдалось. Тем не менее, он не был в силах сдвинуться с места и приник лицом к ограде, завороженно оглядывая дом и сад.
       Он простоял так минуту или две, прежде чем услышал крик:
       - Диего!
       Диего не поверил своим ушам, а когда обернулся на оклик – и глазам. К нему со всех ног бежала Марсела! Он ринулся навстречу и через несколько мгновений влюблённые слились в жарком поцелуе. Диего, вмиг позабывший все инструкции и запреты, боялся отпустить Марселу даже на миг. Он покрывал экстатическими поцелуями её губы, шею, лоб и солоноватые от слёз щёки. Лишь насытившись, они смогли, не выпуская друг друга из объятий, посмотреть друг на друга и только потом – обменяться приветствиями, впечатлениями и историями.
       Марсела, как оказалось, устроилась на работу в этот красивый дом, совмещая обязанности кухарки и горничной. Там же Марселе дали небольшую комнату, так что и вопрос с жильём решился сам собой. Обитающая в доме семья относилась к ней не то, чтобы очень хорошо, но терпимо. Глава семейства – крупный бизнесмен – почти не бывал дома, хозяйка придиралась к ней весьма умеренно, две дочери подросткового возраста молча презирали её, но не обижали. Хорошо ещё, что старший сын, бывший по отзывам остальной прислуги настоящим мерзавцем, служил в армии, так что его Марсела не видела ни разу.
       Она неоднократно пыталась узнать о расположении роты Диего, но безрезультатно. Удалось выяснить только, что в столице её нет. Отправляться на поиски по пылающей стране было столь же небезопасно, сколь и бесполезно. Диего знал, что Марсела находилась в столице, и поэтому самым благоразумным решением было остваться в здесь и полагаться на судьбу.
       Да, судьба оказалась благосклонна к ним. И кому, как не Диего, несколько дней назад чудом избежавшему верной смерти, было не знать этого! Но он решил скромно умолчать о своих приключениях, чтобы не расстраивать любимую, тем более, что всё было уже позади – они встретились и ничто на свете не сможет теперь разлучить их.
       - О, а голубки-то как воркуют – прямо, как на открытке! – раздался голос Фернандо.
       Диего обернулся, не выпуская руки Марселы.
       - Марсела, это Фернандо, мой боевой товарищ, – он улыбнулся с едва заметной иронией. – Фернандо, а это – Марсела, о которой я тебе столько рассказывал.
       - Ах, вот оно что! – брови Фернандо поднялись. – Так это и есть знаменитая Марсела! Никак не ожидал. Да, на самом деле настоящая красавица!
       Диего заметил, как Фернандо раздевает Марселу взглядом, но это вызвало у него не столько чувство ревности, сколько гордости.
       - Марсела, нам обязательно надо встретиться. Мне столько надо тебе сказать, ты даже не представляешь!
       - Может, завтра?
       - Нет, Марсела, сегодня. Обязательно сегодня! – Он наскоро объяснил ей, где находится его казарма. – Приходи сегодня вечером туда, я прошу тебя, пожалуйста.
       - Хорошо, я постараюсь отпроситься у хозяйки.
       - Мне тоже будет непросто отлучиться из части, но то, что я собираюсь сказать тебе, очень-очень важно.
       Они поцеловались ещё раз или два, после чего Марсела ушла, а Фернандо бросил ей вслед свой взгляд, полный похоти и сожаления.
       - Она и вправду классно выглядит, – причмокнул он.
       - А ты думал, что я тебе врал? – довольно усмехнулся Диего.
       - Ну, не то, чтобы врал, но, может, преувеличивал.
       - И?
       - Что "и"? Я тебе сказал – баба красивая, чего тебе ещё надо?
       - Ладно, пойдём, – Диего двинулся вперёд.
       - Ты куда направился? – улыбнулся Фернандо. – Мы уже пришли.
       И он позвонил в ворота дома, откуда несколько минут назад появилась Марсела.
       На обратном пути Фернандо вновь завёл разговор о Марселе, и Диего отважился поделиться с ним своими сомнениями.
       - Она ещё ни разу не сказала, что любит меня. Не нравится мне это.
       - Тоже мне горе: не сказала, что любит! Ну, не сказала – и не надо. Потом скажет. Бабы – это такие существа, они хотят слышать от нас всякие нежности, а сами никогда не говорят ничего конкретного. Знают, что нам нужна определённость, и нарочно лишают нас её. Издеваются над нами, как хотят. Можешь мне верить – уж я-то эту породу знаю!
       Диего только ухмыльнулся про себя.
       Отпроситься на полчаса из казармы оказалось делом крайне сложным, и Диего пришлось пустить в ход всю свою изобретательность. Марсела поджидала его в условленном месте.
       - Марсела, – начал Диего, когда они закончили ритуал с поцелуями, – помнишь, ты говорила мне, что хочешь быть вместе со мной?
       - Как же мне не помнить этого? Думаешь, почему я оказалась здесь?
       - Я долго думал над твоими словами и понял, что ты права. Мы должны быть вместе, потому что предназначены друг для друга.
       Девушка округлила глаза, словно узнала о переходе к ней президентских полномочий.
       - Диего, ты…
       - Не перебивай меня, пожалуйста. За эти дни многое произошло, я не буду всего рассказывать, да это и неважно. Я успел много передумать, многое понять и открыть для себя заново. – К Диего вернулся дар красноречия. – Мы нужны друг другу – вот что я знаю. Конечно, я тебе не ровня, мне предстоит сделать очень много, чтобы хоть чуть-чуть приблизиться к тебе. Но главное, что я понял это. За какой-то день я был два, даже три раза на волоске от смерти, но остался жив. Это знак, понимаешь? Я стану другим, Марсела, поверь мне.
       - Но тебе не нужно становиться другим! Ты нужен мне таким, какой есть. Мне не надо другого Диего. Я хочу тебя, именно тебя!
       - Ты говоришь так, чтобы не обидеть меня. Но правдой невозможно обидеть. Я ублюдок и грязный убийца. Люди плюют мне вслед и ненавидят меня. И поделом. Я никогда не убивал просто так, потому что не нахожу в этом ничего приятного. Но я ни разу не вмешался, когда на глазах мужчин насиловали их матерей и жён, чтобы затем убить их и изнасиловать их трупы, а потом прикончить и мужей с сыновьями. Меня не волновало, когда рядом со мной вспарывали животы беременным и отрезали головы у неродившихся младенцев. Я не хочу революции, не хочу, как твой Пабло, бороться за какое-то народное дело, не хочу, чтобы страной правили повстанцы, потому что они ничем не лучше Национальной гвардии. Я не хочу, чтобы менялась власть, и понимаю, что служба в армии – мой долг, но оставаться дальше таким я тоже не могу. Я не знаю, что со мной происходит. Мне надо быть достойным тебя, но как? Что мне сделать, чтобы ты не стыдилась меня?
       - Дурачок, – Марсела нежно поцеловала его. – Я не стыдилась тебя, когда за моей спиной шепталась половина Санта-Клары, а вторая половина вообще не разговаривала со мной. Я не стыдилась тебя, когда ты приходил к нам домой. Мне не было стыдно за тебя ни перед своей семьей, ни перед друзьями, теми, что у меня ещё оставались. И если мне не было стыдно за тебя тогда, почему я должна стыдиться тебя сейчас? Ты выполняешь свой долг, что в этом такого зазорного? Жестокости? Ну, так на то и война. Разве Пабло и его друзья не знали, что власть будет сопротивляться, и что народ будет от этого страдать? Знали и всё равно начали войну за благо народа на его же собственной крови. Причём тут армия?
       - Я не знаю, как это это объяснить. Я никогда ещё не говорил с другими людьми о себе, никогда ни с кем не делился своими мыслями. Без армии я ничто. Мне нравится быть быть солдатом, а больше я ничего и не умею. Носить форму мне приятнее, чем крестьянское рубище. Но вокруг такое творится, что иногда я ненавижу себя и молюсь, чтобы первая же встретившаяся пуля была моей. Но тут я вспоминаю тебя и уже не хочу умирать. Ты не представляешь, каково чувствовать себя кому-нибудь нужным, знать, что в тебе видят человека, а не марширующий кусок мяса с автоматом наперевес. И всё это проносится в моей голове одно за другим – с ума сойти!
       Он помолчал немного, собираясь с мыслями.
       - Я тут вот что подумал. Мой срок заканчивается через полгода, если, конечно, твой братец не заявится сюда до того…
       - Давай исходить из того, что всё будет хорошо, – предложила Марсела.
       - Затем я останусь ещё на два года, – продолжил Диего. – Тем, кто уходит из армии через пять лет службы, выплачивают подъёмные. Не такие большие деньги, но на них можно открыть какую-нибудь лавчонку. Будем содержать её вместе, потом подрастут дети, будут нам помогать…
       Слёзы радости заструились по щекам Марселы, и она прижалась к любимому.
       - Мне сейчас двадцать. Через полгода будет двадцать один. Если останусь ещё на два года, то уйду из армии в двадцать три. Ты сможешь связать свою жизнь с таким стариком?
       - Не забывай, что в то время мне тоже будет далеко не восемнадцать, – шмыгнув носом заметила девушка,.
       - Это точно! – Диего рассмеялся. Другой реакции на свои откровения он и не ожидал, но ему хотелось увидеть подтверждение своим планам от Марселы.
       Он поделился с ней идеями насчёт имён будущих детей, и остаток свидания они провели в планах и мечтах. Когда пришло время прощания, он, держа её за руки, посмотрел ей в глаза и серьёзно произнёс:
       - Я не могу без тебя, Марсела.
       И влюблённые снова поцеловались, прежде чем окончательно расстаться.

9.

       Они встречались каждый день и всякий раз находили столько тем для разговоров, что при расставании приходилось прерываться на полуслове. Шли недели и месяцы, но время для поглощённых друг другом и своей любовью молодых людей летело незаметно.
       Наступление восставших на столицу откладывалось всё дальше и дальше, пока не стало ясно, что оно вообще вряд ли когда-либо состоится. Боевые действия вокруг города мало-помалу затихли, и война в столичном департаменте приняла позиционный характер с редкими вялыми перестрелками. Все понимали, что такая ситуация не может продолжаться бесконечно, и что рано или поздно правительственные войска предпримут прорыв. Однажды Диего с загадочным видом сообщил, что они не увидятся несколько дней, может быть, неделю. Его отправляли на операцию, содержание которой хранилось в строжайшей тайне. Как ни настаивала Марсела, он не проронил больше ни слова. Всё выглядело буднично, Диего находился в прекрасном настроении, словно предстоящая операция была лишь пикником на лужайке. Но в сердце Марселы закралась тревога. Бодрость Диего казалась ей искусственной. Было видно, что он не хотел волновать её, но неумело разыгранным спектаклем добился прямо противоположного результата.
       Марсела тщетно пыталась узнать что-нибудь из новостей. Телевидение, как всегда, трубило об мнимых и действительных успехах, но понять, что происходит на самом деле, было невозможно.
       Она не на шутку боялась за Диего. То время, что они провели вместе, казалось ей настоящей сказкой, раем, который специально ради неё спустился на грешную землю. А там, вдалеке, маячил новый рай, что будет вечно царить в созданном ими шалаше. Марсела была уверена, что в восемнадцать нашла своё счастье, о котором другие мечтают до самых седин. Она ни за что не смирилась бы с потерей Диего и сделала бы всё, чтобы вернуть его, случись с ним беда. Навсегда утратить найденное с таким трудом счастье представлялось ей совершенно невероятным. Как и её возлюбленный, она парила в облаках, была мыслями в далёком будущем, которое принадлежало им обоим и которым она не собиралась делиться ни с кем и ни при каких обстоятельствах.
       День шёл за днём, а Диего не объявлялся. Марсела была вне себя как от растерянности, так и от осознания собственной беспомощности. Ночами она плакала навзрыд, а днём ходила сама не своя, зарабатывая от своих хозяев одно замечание за другим. Она не могла дать выход своим эмоциям, не могла сидеть без дела и ждать у моря погоды. Ей хотелось что-нибудь предпринять и сделать это прямо сейчас.
       В один прекрасный день старшая экономка спустилась на кухню, где Марсела резала на салат пучки каких-то заморских колючек, и, строго глядя на неё, громко, так, чтобы слышали все, объявила
       - Ну вот, пригрели змею, дождались. Собирайся, тебя арестовывают. Я так и знала, что ты сюда устроилась, чтобы скрыть что-то. Вон отсюда, сучка!
       Марсела вышла на улицу, где её поджидали два солдата на открытом джипе. Она поднялась в машину и покорно протянула солдатам руки. Те, однако, вовсе и не собирались одевать на неё наручники. Солдаты, хотя и отказались сообщить Марселе цель поездки, вели себя с ней довольно дружелюбно, насколько они вообще могли быть дружелюбными с простыми людьми. Джип, повиляв с полчаса по улицам, остановился напротив армейского штаба. Здание это наводило ужас на город, жители старались обходить штаб стороной и, по возможности, не попадаться на глаза его обитателям.
       Марселу долго вели длинными коридорами, пока она не оказалась в сухом, но весьма мрачном помещении без окон. Под потолком скромно жужжала вентиляция. За столом сидел неприятного вида усатый офицер в очках. В углу, за внушительных размеров пишущей машинкой, примостился молоденький солдат, собиравшийся, видимо, вести протокол. Марселу посадили на табуретку посреди комнаты.
       - Знаешь, почему ты здесь? – начал офицер вместо приветствия.
       - Нет, – ответила Марсела. – Но думаю, что на это есть причины.
       Офицер улыбнулся. Ответ, вероятно, понравился ему.
       - Да, – подтвердил он. – Причины есть. Времени у нас немного, поэтому не будем играть в загадки. Нам нужна твоя помощь.
       - Моя помощь? Но чем я могу вам помочь и помочь, и почему именно я?
       - Почему ты? Ну. во-первых, ты лояльна правительству, защищаешь законный строй…
       - Я? Защищаю законный строй? Да каким образом?!
       - Ты защищаешь его тем, что принимаешь его правила. Мало того – ты поссорилась с семьёй, покинула Санта Клару, чтобы жить по этим правилам. А каждый, кто поддерживает наши правила, поддерживает и нас, не так ли?
       Марселе было нечего возразить.
       - А во-вторых, если уж речь зашла о Санта-Кларе, ты можешь помочь нам, как уроженка этого прелестного городка.
       Девушка вопросительно посмотрела на собеседника.
       - Ты знаешь, – продолжал он, – что наступление повстанцев на Консепсьон захлебнулось. И не только на Консепсьон. Разбойники выдохлись и не могут переварить даже то, что сумели на какое-то время захватить. А с тех пор, как нам удалось перекрыть поставки кубинского оружия с моря, силы их начали таять. На серьёзное наступление их не хватит, но обороняться они могут ещё очень долго. Поэтому мы решили взять инициативу в свои руки…
       - … и начать с Санта-Клары, – догадалась Марсела.
       - Совершенно верно. Твой родной город расположен в ущелье. По ущелью проходит дорога от Консепсьона к морскому побережью, а Санта-Клара стоит как раз на этом пути. Взяв её, повстанцы отрезали нас от моря и решили подготовить там плацдарм для наступления на столицу, которое, как известно, окончательно провалилось. Но перейти в контрнаступление по всей стране мы сможем только тогда, когда вернём себе выход к побережью. Конечно, пара приличных вертолётов за полчаса превратила бы Санта-Клару в руины. Но нам не нужны руины, как не нужен и город со всеми его потрохами. Нам нужна дорога, нужна в целости и сохранности, а не перекопанная бомбёжками или обороняющимися. Заниматься её восстановлением у нас нет времени. Поэтому мы окружным путём доставили на побережье группу, которая вошла в ущелье с моря. Мы, со своей стороны, тоже собирались выступить туда, и взять, таким образом, Санта-Клару в тиски. Но как только наши войска двинулись в ущелье, побережье было занято силами восставших, которые наша разведка, скажем так, не заметила. Теперь ситуация повернулась в противоположную сторону – в тисках находится не Санта-Клара, а наше собственное соединение, прекрасно укомплектованное. Ты, насколько я знаю, подруга Диего Хименеса?
       - Что с Диего?! – Марсела вскочила.
       - Пока ничего сказать не могу, – офицер пожал плечами. – Он находится, я надеюсь, всё ещё находится, а не находился, в тылу врага и если не предпринять самых срочных мер, может выйти, что…
       - Говорите, что я должна сделать? – нетерпеливо вскрикнула Марсела.
       - Для начала сядьте, не стоит так горячиться. – Он едва заметно усмехнулся. – Мы собираемся войти в Санта-Клару прежде, чем твоего Диего… – он сжал пальцы, медленно поднёс руки из друг к другу и хлопнул в ладони, словно хотел раздавить комара на лету. – Нам нужны все, повторяю, все сведения о Санта-Кларе. Не тот мусор, что поставляет разведка, а настоящие, серьёзные данные от жителя этого города, пусть даже бывшего. Мы обязаны действовать наверняка и не имеем права на ошибку.
       - Что конкретно вы хотите узнать?
       - Вот список интересующих нас вопросов, – офицер показал Марселе исписанный с двух сторон листок. – Читать умеешь?
       Марсела поморщилась.
       - Понятно. Тогда сделаем так: я буду зачитывать вопросы один за другим, ты будешь отвечать, а он, – офицер кивнул головой в сторону солдатика, – станет записывать. Согласна?
       - Да, – ответила Марсела. – Один только вопрос, если можно.
       - Ну, конечно! Спрашивай.
       - Откуда вы знаете про Диего Хименеса?
       - Его сослуживец Фернандо Маркос доложил нам об этом.
       - А сам он где?
       - Ты знакома и с ним?
       - Диего представил нас друг другу.
       - Маркос в лазарете, – офицер усмехнулся. – Вывихнул ногу в самый подходящий момент. Ладно, хоть на тебя вывел. Говорит, что ты работаешь в его доме, то ли кухаркой, то ли экономкой.
       Допрос длился около двух часов, хотя разговор шёл быстро, и солдатик только успевал стучать по клавишам. Когда протокол был готов, офицер пробежал по нему глазами и довольно ухмыльнулся. Он уже привстал, показывая, что аудиенция окончена, как Марсела неожиданно сказала:
       - У меня есть другое предложение, которое вас должно заинтересовать. Но мне нужен один день. Он у вас есть?
       Офицер удивлённо посмотрел на неё. Услышав предложение Марселы, он, попросив подождать немного, вышел из комнаты и вернулся только через полчаса. Они прошли в соседнюю комнату, где их ждал целый военный совет, окружавший висящую на стене подробную карту Санта-Клары и окрестностей. По окончании совета беседовавший с Марселой офицер задал ей последний вопрос:
       - Я тебе говорил, что мы не исключаем входа в город карательных отрядов. У нас не будет ни времени, ни возможностей выяснять, кто хороший, а кто плохой. Ты подтверждаешь здесь, при всех, что тебе это известно?
       - Подтверждаю, – твёрдо ответила она

10.

       Как Марсела появилась в Санта-Кларе, осталось для всех загадкой. Она возникла посреди улицы, всё в тех же туфлях и в том же платье, что были на ней, когда она несколько месяцев назад покинула город. Ничего не понимающие прохожие провожали её удивлёнными взглядами. Некоторые пытались здороваться, и она с улыбкой отвечала на приветствия. Так, сопровождаемая во всех сторон загадочным перешёптыванием, дошла она до своего дома и постучала в дверь.
       Мать, увидев Марселу, упала бы в обморок прямо на пороге, если бы та не успела подхватить её. Отец только присвистнул, а Луис заорал во всю глотку:
       - Марсела вернулась!
       Она расцеловала домашних, а Луис пообещал немедленно сообщить радостную новость Пабло, если застанет его в штабе. Мать развела огонь и стала собирать на стол все припасы, что нашлись в доме. Вскоре появился и Пабло, бросивший ради такого случая все свои дела.
       - Сестрёнка, ты ли это? Жива?
       - И не только жива, но и, как видишь, цела и невредима.
       - Значит, вернулась таки?
       - Значит, вернулась, – вздохнула Марсела. – Вспоминала вас каждый день, думала о Санта-Кларе, всё время хотела назад, но не решалась. Боялась показаться людям на глаза. Ты же сам знаешь, как всё произошло, – она проглотила подступивший к горлу комок. – Не знала, как меня встретят.
       - Ну и как встретили?
       - Как встретили? – Марсела расплакалась, подошла к родителям и обняла их. – Спасибо вам! Спасибо, вам за всё. Мама, отец, Пабло, Луис – простите меня и не держите зла. Я сама не понимаю, что со мной тогда происходило, словно затмение какое-то нашло. Ещё в автобусе я поняла, что натворила. Можно было выйти и всё исправить, но гордость помешала. В Консепсьоне каждый день был для меня мучением.
       - Надо выбирать – гордость или совесть, – заметил отец.
       - Какая тут гордость, когда душа болит, как в аду! – Она окинула родных полными слёз глазами, и тем стало настолько жаль её, настолько понятно её раскаяние, что никто, даже Пабло, не решился высказать ни слова упрёка, лишь отец тихо промолвил:
       - Собиралась в преисподнюю – вот и съездила, посмотрела.
       - Ну и как там, в аду? – поинтересовался Луис. – Диего видела?
       - Не произноси в нашем доме этого имени! – закричала мать. – Я не хочу ни думать, ни даже даже вспоминать об этом подонке!
       - Ну, начинается, – проворчал отец.
       - А что он такого сделал? – возразил Луис. – Он же не виноват, что Марсела влюбилась в него.
       Мать, возможно, произнесла бы в ответ целую тираду, но тут Марсела так горько разрыдалась, что разговор о Диего не получил никакого продолжения.
       Наконец, стол был накрыт, и вся семья снова собралась вместе. Марсела была довольна тем, что родные простили её. Она шутила, смеялась вместе со всеми и выглядела совершенно счастливой.
       - А у нас, сестрёнка, жизнь налаживается, – гордо сообщил Пабло. – Не всё сразу, конечно. Мир вот какой мастер создавал – и то лишь за шесть дней управился. А тут – люди…
       - Так то – мир, – заметила Марсела.
       - А у нас, думаешь, не мир? Ты на улицу выйди, на город посмотри!
       - Фабрика-то работает? – поинтересовалась Марсела.
       Пабло вздохнул.
       - С фабрикой сложности. Народ несознательный, не понимает, что это теперь его, то есть, наша фабрика. Всё, что могли – унесли. Остальное – переломали. Пока им объяснили, что своё добро не портят, было уже поздно.
       - Может, они думали, что новая власть – это ненадолго, не верили, что диктатуры больше никогда не будет? – предположил Луис.
       - Ну и что? – парировала Марсела. – Пусть новая власть навсегда. Но фабрику зачем громить? Самим же там работать, разве не так?
       - Народ радовался, что не будет больше горбатиться на этих скотов, – пояснил отец.
       - Хорошо, решили работать на себя. Но ведь работают на чём-то, чем-то и где-то. Голыми руками у себя во дворе много не заработаешь. А если диктатура окончательно падёт – так что, от радости всю страну надо будет разрушить?
       - Ты права, сестрёнка, – сидящий рядом Пабло тронул её за плечо. – Но их надо понять – откуда взяться сознательности, когда они поколениями света белого не видели? Дорвались до свободы, попраздновали, попировали – теперь и за работу пора. Так что ты сейчас – ох, как вовремя. Столько дел! Я же сказал – целый мир заново отстраиваем.
       - Покажешь?
       - А как же! Всё покажу, всё, что есть и что будет. Посмотришь, как мы теперь живём – дух захватит.
       - Там ещё полстраны, – напомнила Марсела, кивнув головой в неопределённом направлении..
       - Это точно, – согласился Пабло. – Сопротивляются, сволочи, до последнего. Знают ведь, что обречены, и всё равно зубами в землю вгрызаются.
       - Им терять нечего, – объяснил Луис. – Они же знают, что им грозит.
       - И, если они сдадутся на милость победителей, милости этой им не дождаться, – дополнила Марсела.
       Пабло развёл руками.
       - Люди обозлены. Они и фабрику-то разгромили, потому что она напоминала им рабство. А попадись им эти ублюдки – на клочки разорвут.
       - Вот-вот, – грустно улыбнулась Марсела. – Поэтому они и стоят до последнего.
       - Ничего. Наша победа – вопрос времени. А сейчас – наше время. Их время ушло навсегда. Ты нам лучше расскажи, как тебе удалось попасть сюда. Тут на пути в Консепсьон одна застава на другой. Логово своё они охраняют – будь здоров. Как же ты пробралась?
       - Я тебе обязательно расскажу об этом. Но не сейчас.
       - Но нам тоже интересно, – вмешался отец.
       - Пабло первым узнает мою историю, – твёрдо сказала Марсела. – И я надеюсь, что это случится очень скоро.
       После обеда Пабло повёл Марселу в город. Он был теперь не только команданте, но и градоначальником, на котором оказалось замкнуто как командование гарнизоном, так и управление городским хозяйством. Люди тепло приветствовали его. Было видно, что Пабло в городе любим и уважаем. Отношение к нему распространялось и на Марселу. К её удивлению, никто не высказал ей ни слова упрёка. Все были рады её появлению, тем более в обществе знаменитого брата. Одного за другим встречала она старых друзей, так что вскоре её плечи затекли от объятий, а язык устал повторять приветственные фразы.
       Никакого богатства или даже относительного благополучия в городе заметно не было. Кругом царило запустение. То, что успела разрушить отступавшая Национальная гвардия, было большей частью восстановлено, но работы не было, поля почти не обрабатывались из-за неразберихи с правами на землю, на месте фабрики зловеще торчал немым укором её остов, ставший теперь товарищем по несчастью для стоявшей в руинах хлебопекарни, той самой, где встречались Марсела и Диего.
       Но в глазах горожан девушка увидела надежду. Она не наталкивалась больше за затравленные, бегающие взгляды. Люди стали говорить громче, не озираясь по сторонам и ничего не боясь. Они не горбились и оттого казались выросшими, словно в детской сказке. Пабло заметил её удивление.
       - Люди изменились – вот что главное, – говорил он. – А трудности – у кого их нет! С такими людьми нам любые сложности нипочём.
       Пабло был удивлён заинтересованностью Марселы. Казалось, она собирала материал для какого-то гениального решения. Вопросы летели один за другим. Ей всё было интересно, ни одна мелочь не ускользала от её внимания. Польщённый Пабло только успевал отвечать, рассказывать, показывать, объяснять и знакомить. Это не было ни простым любопытством, не данью вежливости. Скорее всего, думал он, Марсела очень переживает из-за своего неблаговидного поступка и считает своё прощение авансом, который нужно отработать, чтобы доказать себе и всем – это прощение она заработала честно. Девушка она умная, способная, энергичная. У неё наверняка есть интересные идеи, одна имеет право на шанс..
       К вечеру оба они валились с ног от усталости. Стремительно темнело. Пабло засобирался домой, но Марсела неожиданно сказала:
       - Ты спрашивал меня, как мне удалось проникнуть в Санта-Клару, когда на пути заставы на каждом шагу. Если хочешь, я расскажу тебе, как это у меня получилось.
       Пабло, до сих пор только и мечтавший свалиться в постель и заснуть, оживился и попросил сестру не испытывать его терпения.
       - Хоть тебе и неприятно это слышать, но мне помог Диего.
       - Что? – Пабло, казалось, не верил своим ушам. – Этот недоносок?
       - Называй его, как хочешь, но если бы не он, мы бы с тобой не увиделись, и я не стояла бы сейчас на этом месте.
       - Если бы не он, – резонно заметил Пабло, – мы бы и не расставались.
       - И, тем не менее, ему я обязана переходом через линию фронта, все эти заставы и патрули. Он рисковал жизнью, чтобы помочь мне добраться до Санта-Клары.
       - Ну-ну, – усмехнулся Пабло. – Жизнью, значит, рисковал. Видно, сильно у него задница-то заиграла. Думает прощения выпросить, не так ли? Неохота умирать, страшно. Это других убивать – раз, и готово. А как до самого доходит, так руки трясутся, да и не только руки.
       - Кстати, про руки, – продолжила Марсела. – Он пришёл не с пустыми руками.
       - Как, он здесь?! – удивлению Пабло не было предела.
       - А куда ему было деваться? Он сопровождал меня всю дорогу по подложным документам. Возвращаться ему нельзя – это верный расстрел за предательство и дезертирство. Но он служил в штабе и в последний день сумел прихватить с собой любопытные, как он говорит, документы. Я в них ничего не понимаю, я и читаю-то кое-как. А он грамотный, у священника учился…
       - Хорош, видать, был тот священник, – перебил её Пабло. – Опыты, наверное, ставил, воплощал дьявола в человеческом обличьи.
       - Пабло, я говорю совершенно серьёзно.
       - И я серьёзно. Значит, документы у него?
       - Да.
       - А он сам где?
       - Прячется на старой хлебопекарне. Мы раньше с ним там чуть ли не каждый день встречались. Место на отшибе, там его никто не обнаружит. А что ему ещё делать, не в городе же средь бела дня появляться? Сам ведь только что сказал, что таких, как он, на клочки разорвут – глазом моргнуть не успеешь.
       - Так-так, – задумчиво протянул Пабло. – На хлебопекарне, говоришь, сидит. Ну, пойдём, посмотрим на этого выродка. Ненавижу предателей, даже если они предают моих врагов.. – И он брезгливо сплюнул.
       Дорога не заняла много времени. Когда они оказались на месте, взошла луна – точь-в-точь, как при последнем свидании Марселы и Диего в Санта-Кларе. С неизменно меланхолическим выражением она в окружении звёзд безучастно наблюдала за пришедшими. Бесчисленные цикады, пользуясь спустившейся вечерней тишиной, соревновались в певческом мастерстве. Пабло огляделся.
       - Ну, и где же он?
       - Команданте Пабло? – раздался за его спиной чей-то голос.
       Пабло обернулся, но движение это сделал, скорее, по инерции. В следующую секунду он осел на землю, успев издать лишь тихий булькающий звук.
       - Готов, – констатировал тот же голос, принадлежащий едва различимой в слабом лунном свете фигуре. Рядом возникли ещё несколько фигур. Они какое-то время смотрели на лежащего Пабло, ткнули его несколько раз ногами для верности и, удостоверившись, что голос был прав, пошли прочь. Марсела поплелась за ними, а цикады, раздосадованные тем, что их так грубо прервали, с удвоенным усердием продолжили свой бестолковый концерт.

11.

       Карательный батальон, вошедший в Санта-Клару после непродолжительной подготовки, не встретил организованного сопротивления. Ошарашенные внезапностью нападения, обезглавленные отряды защитников города, оставшиеся без руля и ветрил, были больше заняты поисками своего команданте, чем обороной. Абсолютное единоначалие, которое Пабло сосредоточил в своих руках, и которое бойцы так охотно доверили ему, оказалось для них роковым. Тех, кто мог бы командовать, каратели вытаскивали чуть ли не из постели, проявляя чудеса информированности. Эти уничтожались в первую очередь. Все важные пункты и узлы оказались занятыми в первые же минуты, а зависшие над городом вертолёты сильными прожекторами освещали карателям дорогу на главные объекты. Когда даже с самым мелким начальством было покончено, настала очередь остальных.
       Диего, вошедший в город с противоположной стороны ранним утром, не узнал Санта-Клару. Собственно, город как таковой перестал существовать. Догорали останки домов, повсюду лежали трупы. Дым застилал всё вокруг и ел глаза. Когда слабый ветерок местами разгонял его, становилось видно, как на уцелевших кое-где кустах и частоколах висели части тел и человеческие внутренности. Отовсюду несло палёным мясом.
       Он шёл, словно во сне: сознание упорно отказывалось принимать происходящее за реальность. За три года службы его болевой порог поднялся на недосягаемую высоту, но зрелище, которое представляла собой бывшая Санта-Клара, легко преодолело эту планку.
       Диего наступил на что-то мягкое и остановился. Это что-то оказалось обгоревшей тряпичной куклой. Вырванная по самое плечо детская рука, ещё пару часов назад принадлежавшая, вероятно, её хозяйке, лежала рядом, не желая расставаться с любимой игрушкой.
       Он больно ущипнул себя, но так и не проснулся. Ему смертельно захотелось пить. Он открыл флягу, сделал пару глотков, но вода тут же выплеснулась обратно.
       Впереди, за занавесью гари, показался чей-то силуэт. Диего обрадовался: всё-таки это был сон. Он сделал шаг вперёд, но видение не собиралось рассеиваться. Мало того – он услышал звук шагов, а призраки, как известно, не производят шума. Он вскинул автомат, дыхание его перехватило от напряжения.
       - Кто здесь? – позвал он и не узнал собственный голос.
       Снова подул ветерок, и дым рассеялся. Диего остолбенел – прямо к нему твёрдой, уверенной, и в то же время невероятно грациозной, кошачьей походкой приближалась Марсела. Он медленно опустил автомат и оцепенело уставился на неё.
       Марсела подошла вплотную и, улыбнувшись, положила руки ему на плечи. Перстень на её пальце подмигнул Диего отражённым лучом наблюдавшего за ними солнца. В широко раскрытые от удивления и ужаса глаза молодого человека устремился ясный, открытый, немигающий взгляд, и он услышал долгожданные слова:
       - Я тебя люблю.

2006


Рецензии
Любовь за счет других. Жестоко.

Уголёк   10.08.2011 21:31     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.