Кино
– Да ну, мам, скажешь тоже. Он такой обязательный. Позвонил бы. – Лена впилась глазами в мобильник.
– А что такого? Передумал в последний момент, – мать подошла к окну и в который уже раз посмотрела в темноту, – или решил, что ещё не время. Он сколько тебя обхаживал, прежде чем поцеловать? Полгода?
Лена повертела мобильник в руках, чуть слышно вздохнула, положила телефон на стол и отвела глаза в сторону.
– Да, ну и везёт же нам! – Мать покачала головой. – Это, наверное, семейное.
– Почему семейное?
– Да он прям как твой отец. Тот тоже месяца три круги вокруг меня нарезал, взгляды бросал, а не подходил. Я уж думала, извращенец какой. Неудобно перед девчонками было – ужас. Потом на танцах сама к нему подошла, чтобы всё выяснить. Если извращенец – пусть за другими подглядывает, а если я ему и правда нравлюсь, то что тут стыдного?
– И как? Выяснила?
– Как видишь. Ты-то откуда взялась?
– Ну да, правда. – Лена улыбнулась. – И он сразу же сделал тебе предложение?
– Да какое там предложение! Сначала мы стали с ним встречаться. Познакомились на третьем курсе, впервые поцеловались – на четвёртом, а поженились уже после института.
– Круто, – покачала головой Лена. – Так ты сама предложила ему жениться на тебе?
– Нет, конечно! Хотя это это целая история.
– Как интересно, мам! – Лена забралась на кресло с ногами. – Расскажи, а?
Мать расположилась на диване напротив.
– Короче, было это на пятом курсе, весной. Мы с Пашкой, отцом твоим, встречались, шли в кафешку, мороженое там заказывали, вкусности разные. Но так было из раза в раз, да и кафешка – одна и та же. Надоело. И вот, однажды он говорит, дескать, знаешь, почему, мы ходили сюда, а не в кино? Да потому что кино – это банальщина, туда все ходят. А сюда – никто, кроме нас. Но настал момент, когда для нас двоих банальщиной стала именно эта кафешка, так что сегодня мы идём в кино.
– И вы пошли?
– Ага. Это был даже и не кинотеатр, а вагончик, где крутили пиратские видеофильмы. То есть, это мы сейчас знаем, а тогда я никак не врубалась, почему в нормальных кинотеатрах такие интересные фильмы не показывают. Что мы смотрели, я не помню, потому что в кино мы отправились прямо после кафешки, где я напилась всяких соков. По дороге только и делала, что искала глазами туалет. Будь мы в обычном кинотеатре – другое дело. Но в вагончике-то...
– И ты ничего не сказала?
– Кому? Отцу твоему? А толку-то! Он мне что, корыто бы раздобыл? Конечно, не сказала. Сидела весь фильм и пыталась сосредоточиться. Только у меня это не очень получалось. Я даже подумала, что, вот, сидит же всякое начальство часами на заседаниях и терпит.
– Это, кстати, очень вредно. Сто раз уже читала и слышала.
– Я думаю! Если изо дня в день, какой угодно простатит разовьётся. Короче, фильм кончился. Выползаю из вагончика – думаю, точно сейчас рожу. Подходим к автобусной остановке, а там – ни одного человека. Значит, автобус только что ушёл, а следующего, скорее всего, не будет. Он и днём-то через раз ходил, а в такой час – вообще никак. На такси денег нет. Думаю, ничего, пойду пешком, где-нибудь по пути найду тёмный уголок и… А отец твой возьми и скажи, дескать, сейчас поздно, темно, опасно. Мало ли что случится. Так что он меня до дома проводит.
– Класс! – чуть не взвизгнула Лена.
– Это тебе сейчас смешно.
– Можно подумать, тебе не смешно, – Лена улыбнулась во весь рот.
– Смешно, – согласилась мать. – Но тогда было не до смеха. И моему мочевому пузырю – тоже. Но ничего не поделать. И вот, идём мы себе по улице. Пашка болтает что-то, я даже отвечаю впопад, а сама ни о чём другом не могу думать, как о моменте, когда проклятая жидкость, наконец-то, выйдет наружу и освободит меня от мучений. Представляла, как льётся струя, как мне с каждой секундой становится легче, представляла тот сладостный момент, когда выходит последняя капля и ты понимаешь, что она – на самом деле последняя.
– А папа ничего не заметил?
– Нет. Наверное, я так хорошо держалась. Хотя внутри время от времени пробегал холодок, бросало в дрожь, становилось жутко холодно, а потом сразу – жарко. Потом возникло ощущение, словно я несу между ногами что-то вроде шара. Я иду – а шар перекатывается туда-сюда. И постепенно, с каждым шагом, сползает вниз. Прямо как цирковой номер, я такой, вроде бы, видела. Или не видела, не помню.
– Дотерпела?
– Да погоди ты! – рассмеялась мать. – Как мы добрались до нашего квартала – я уж и не помню. Свернули на нашу улицу. Наш дом там – четвёртый. Но я этих домов штук десять насчитала, будто целую вечность шла. И вот, стоим мы прямо перед нашим домом, под фонарём. В мыслях я уже давно влетаю в квартиру и, не раздеваясь, мчусь сразу в туалет. И не приведи судьба оказаться кому-нибудь на моём пути – зашибу насмерть! А Пашка никак свою балладу не закончит, в нём, как назло, красноречие проснулось. И я поняла, что даже если он отпустит меня прямо сейчас, до туалета я не добегу. В организме, видимо, есть какой-то защитный механизм, который срабатывает помимо человеческой воли. В общем-то, правильно, конечно. И вот, этот механизм сработал. Я почувствовала, как что-то тёплое, даже горячее, льётся сначала по одной ноге, потом – по другой.
– Прямо лужу наделала?
– Да чёрт его знает. Я ж в сапогах была, туда всё и натекло. Стою – ни жива, ни мертва. Слова сказать не могу. А он речь свою вдруг прервал, посмотрел на меня как-то странно и сказал: «Наташ, выходи за меня замуж».
– И ты согласилась?
– Да я ответить-то ничего не могла. Как в ступоре каком-то стояла. Внизу оно всё лилось и лилось куда-то. Я ещё подумала, что у меня и сапоги не такие большие, чтобы столько вместить. Пашка же берёт меня за плечи: «Давай поженимся, а?»
– И?
– И вот тут я согласилась. Во-первых, я немного пришла в себя, а во-вторых, мне было всё равно. Я б тогда и замуж согласилась выйти за первого встречного, и расположение войск выдала бы врагам – только б до туалета поскорей добраться.
– Так всё равно поздно было уже.
– Ага, поздно. Ты постой вот так, с полными сапогами и с мокрыми штанами холодным вечером под фонарём. А я посмотрю.
– И ты папе так ничего и не рассказала? – спросила Лена после некоторой паузы.
– Почему же? Года два назад. Мы тогда его день рождения отмечали. Все разошлись, устала я жутко, посуду на столе оставила. Ты сразу улеглась, мы тоже спать отправились. И вот, лежим мы, а он говорит: «А знаешь, Наташка, когда я понял, что люблю тебя? В тот самый вечер, когда сделал тебе предложение. Мы стояли тогда перед твоим домом, я порол всякую чушь про любовь и романтику, а ты вдруг посмотрела на меня, и у тебя были ТАКИЕ ГЛАЗА! Я до сих пор их помню, будто стоим мы сейчас с тобой там, в свете фонаря. И тогда я сделал тебе предложение. Как-то само получилось.» А я ответила, что не жалею, что согласилась выйти за него, что не жалею об этих годах, что с удовольствием проживу ещё столько же, чтоб только снова не оказаться под тем дурацким фонарём. И рассказала ему, почему у меня тогда были ТАКИЕ ГЛАЗА.
2008
Свидетельство о публикации №208050100059