Прощание с осенью

 "Подъём!" - раздался окрик мамы. Катя вздрогнула и проснулась.
Ну, вот, снова разбудила раньше времени – обиделась Катя. Орёт, как резаная. Будильник ещё не прозвенел, а она уже будит. Ей бы пожарным работать или командиром роты. Катя перевернулась сбоку набок, потянулась, зевнула. Из тёплой постели вылезать совсем неохота, но ведь мама не успокоится, пока не поднимет. Шустрая Катя утром превращалась в медлительную сомнамбулу. Вместо семидесяти восьми положенных оборотов она набирала только тридцать три, и сонная плавала по квартире.
"Не ходи босой по холодному полу, надень тапочки", – отдала очередной приказ мама.
"Будет исполнено, товарищ командующий", - съязвила дочь. Тапочки ей почему-то мешали. То сползали, то терялись, и их постоянно нужно было поправлять либо искать. Босиком гораздо удобнее ходить, но как объяснить родичам, если они всего на свете боятся. Боятся простудиться, заразиться, боятся насморка, радикулита и прочей чепухи. Первобытные люди, однако, обходились без одежды и, тем более, без тапочек. Затарахтел будильник. "На какой барахолке отец откопал эту допотопную дребедень?- проворчала Катя – Тарахтит ну в точности, как соседка Валя, лишь с одним единственным отличием, что легко нажать на кнопку, а Валю ничем не отключишь",- размышляла сомнамбула, переползая в ванну. Набрала горсть воды в ладошку и размазала по щекам.
"Умывайся холодной водой, а не тёпленькой", - продолжала раздавать ценные указания мама, - закаляться пора, и зубы не забудь почистить".
"Мам, повесь, пожалуйста, в следующий раз список в ванной около зеркала, а я галочками отмечу порядок исполнения", - снова съязвила Катя.
"Если надо будет - повешу. Не твоего ума дело", - отпарировала мать, громыхая на кухне тарелками.
Хорошо, что учебники с вечера в портфеле и белый накрахмаленный воротничок к школьной форме пришит. Осталось только позавтракать и добежать до школы. "Зря, конечно, обидела маму, - отбеливая пастой зубы, сожалела ученица шестого класса, - она старается, воспитывает, а я? Вот и воротнички стирать, гладить, пришивать и платье выворачивать с изнанки на лицевую сторону, а после аккуратно вешать на спинку стула приучила кто? Мамочка. «Где положишь, там и возьмешь» - наставляла она и рассказывала, что покойная бабушка учила её в детстве, мол, одежда, как у солдата, всегда наготове должна быть, вдруг беда какая нагрянет, а на положенном месте даже в темноте найдёшь".
Яичница уже пыхтела на плите. В бокале сладкое какао испускало ароматный пар. На блюдечке два бутерброда с маслом и сыром.
"Один бутерброд возьмёшь с собой, во время переменки перекусишь", - укладывая бутерброд в пакет, напомнила мама. Пять дней в неделю, провожая дочь в школу, она слово в слово повторяла одно и то же.
"Могла бы и не говорить про бутерброд",- поднимаясь из-за стола, упрекнула дочь.
"Тебе не напомнить, так ты и голодной останешься".
Катя чмокнула в щёчку заботливую мамашу и, накинув на ходу курточку, выбежала из дому. Осень в городе стояла удивительная. Кусты шиповника осыпались на землю червонным золотом, клёны приготовились в полёт сотнями алых пятиконечных парашютиков, берёзки плели причудливые узоры из золотых колечек на газонах. Небо потяжелело и опускалось с каждым часом всё ниже и ниже, будто стараясь запечатлеть в своей памяти осенний пейзаж.
"Совсем не хочется в школу. Вот бы сейчас прогуляться по лесу среди последней листвы, впитать прощальные лучики солнышка, поваляться на преющей травке, насмотреться на прозрачные облака и голубое небо!". Но мимо мчались только автомобили, автомобили, десятки автомобилей, а деревья, словно пленники каменного города, провожали их грустным потоком золотых слёз. "Наверное, если бы деревья умели передвигаться, то умчались бы вместе с машинами на волю, на простор, - подобрав под клёном несколько опавших листьев, расфантазировалась школьница. - Засушу на зиму, а зимой вспомню об осени.
Кленовые листья похожи на гладкую ладонь, а красные прожилки на линии ладони.  Живые, всё чувствуют". 
Катя достала из портфеля учебник биологии и вложила между страниц листья клёна. "Ну, мои хорошие, здесь вам будет уютно и тепло". Перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, влетела в фойе трёхэтажной школы. Первым по расписанию - урок физкультуры. В девчоночной раздевалке мигом переоделась в спортивный костюм и тапочки. Звенел звонок. Десять одноклассниц, захлёбываясь новостями, наперебой болтали.
Ира Хорива вымаливала у отличницы Гали Никитиной списать задачку по математике. Она никогда не выполняла домашних заданий и вечно всё списывала, но количество двоек у неё не уменьшалось, а, наоборот, со скоростью геометрической прогрессии увеличивалось. Маринка Жихарева хвасталась эластичными калготками, а Люба Данькова проверяла их на прочность. В спортивном зале все ребята выстроились в линейку, строго по росту. Катя, как обычно, замыкала, а одноклассница Марина, одного роста с Капитоновой, всегда успевала занять предпоследнее место в ряду, причём считала своим долгом напомнить Кате, что это её законное место, потому что она на целый сантиметр выше. Нет, Капитонова никогда с ней не спорила, соглашалась, уступала, но ощущала себя почему-то прескверно, ущербно. Катя уступала повсюду и во всём. "Да и какой смысл доказывать?" В тайне она завидовала высоким, статным девчонкам, но так и не подросла, сколько бы ни старалась. Уроки тянулись медленно. Понедельник – день тяжёлый – верно подмечено. Шесть часов подряд с короткими переменками: физкультура, русский язык, два часа математики, история, химия. Понедельник заканчивался. За окнами вечерело, вспыхнули фонари. Катя, собирая учебники и тетради в портфель, обнаружила прозрачный пакет с бутербродом.
 "Опять забыла съесть. Надо по дороге домой перекусить, иначе от мамы влетит".  Очутившись на улице, девочка вновь залюбовалась осенними красками. Прошло всего-то семь часов, а часть деревьев уже сбросила на тротуар остатки листиков, пропитанных солнечным светом. На душе у Кати стало грустно. «Унылая пора, очей очарованье, приятна мне твоя прощальная краса. Люблю я пышное природы увяданье, в багрец и в золото, одетые леса» - строки Пушкина вылились сами собой.
 "Почему он написал «приятна мне»?" – задумалась Катерина, - красиво-то оно красиво, но прощаться с красотой разве приятно? А мне, дорогой Александр Сергеевич, грустно. Грустно, что солнышко закатилось почти на полгода, что кусты акации оголились, что липы и осины помрачнели".
 Под ногами жалобно шуршала уходящая осень.
"Пойду в парк, попрощаюсь с осенью…"