Глава 7. Печати сброшены, законы сожжены

Глава VII. Печати сброшены, законы сожжены.

« И будет время, когда слетят печати
И Легионы выйдут на свободу волей Темного Мессии
И скажут святые: ненавидим вас.
И отбросят законы свои, и пожгут священные книги
Дабы не было и на них печатей для ненависти их. »
Книга Пророков Сигора 20:36

- Лично я сразу сказал, что они будут ломать именно стену, - мрачно заметил Сигифер Белзамин, опустив покрытый черной коркой запекшейся крови меч и угрюмо поглядев на медленно и мерно подносимый к стене демонический таран. Саркастично скалящийся на нем череп исходил синим колдовским пламенем и время от времени брызгал искрами в разные стороны. Лорд поднял руку и быстро взглянув в сторону подавленных пулеметчиков, стоящих за своими дымящимися орудиями.
- Стреляйте по моему приказу, - сказал он, оценивая обстановку под стенами и быстрыми очередями разнося в клочья огромные, щетинящиеся косо торчавшими гвоздями руки, яростно цепляющиеся за край.
Один из пулеметчиков с максимально унылым и мизантропическим видом поглядел в коробку и обнаружил там всего лишь небольшой обрывок ленты, патронов в десять-пятнадцать.
- Магистр, у нас кончились боеприпасы.
- Беритесь за автоматы. Кидайте гранаты в тех, кто несет таран – может быть, взрывы сокрушат и этих стальных чудовищ.
Темный легионер с воем вскарабкался на каменные зубцы и обрушил тяжелую двухстороннюю секиру на одного из инквизиторов Хант Бетрадум. Тот не успел блокировать черное, отвратительно смердящее лоскутами кожи оружие своим топором, и отлетел в сторону с раскроенным черепом, из которого во все стороны хлынул мозг. Стайка бессильных пуль тренькнула об стальную кирасу мертвеца, и произведший это бессмысленное телодвижение охотник мгновенно был рассечен надвое возвратным ударом широкого лезвия, а его автомат вместе с частями тела полетел со стены.
В виде сверкающих снарядов темной энергии, которые светились пепельно-черным светом, демон извергся из лат чудовища, с предсмертным воплем полетевшего вниз, и вонзился в уже истерзанное, испещренное кровоподтеками и дико вывшее тело распятого еретика, на голове которого уже прорастали длинные кривые рога. Дух медленно прорывался сквозь человеческую сущность, круша ее, ломая своей мощью, но, лишенный всяких чувств захваченного человека и магической поддержки, сделать ничего не мог, и лишь безо всякой цели мучил и без того уже изуродованное в тайных катакомбах Торменторума тело.
Страшный удар сотряс стену. Стальной таран уже мерно и плавно крушил ее, раскачиваясь на толстых, скрученных втрое стальных цепях, размалывая белый камень крепости в клубящуюся серую пыль, оседавшую, будто ровный прах, на доспехах захватчиков. Колдовское пламя удивительным образом срывалось с черного черепа и перекидывалось на стены, которые прямо на глазах словно старели, неторопливо, но уверенно осыпаясь и ветшая, чернея и покрываясь влажной, мерзостной гнилью.
- Воины Таланоса! – крикнул Белзамин, яростно выдергивая чеку из круглой оборонительной гранаты, - стена все равно рухнет. Атакуйте их гранатами! Бог за нас! Впрочем, и дьявол тоже за нас, потому что за них – третий лишний.
Десятки гранат посыпались в сторону оборонявших таран воинов, большинство из них глухо рванули, не причинив особого вреда легионерам и лишь поцарапав им броню. Пара тел взорвалась гнилым дождем из чумной, прокаженной, изъеденной червями плоти. Но пара – всего лишь капля в бесконечном океане шипастых лат, рогатых черепов и чудовищно искаженного небосвода пылающих голубым огнем глаз…

Магистр Роберт Мальтер уверенно шагает по темным коридорам подземелий, его волосы развевало ледяным ветром. За ним трусцой следовал так и не понадобившийся отряд из инквизиторов и охотников Хант Пентаграмматик, не перестававшие дивиться на своего магистра. Если заходил он в гробницу усталым, изможденным, полумертвым, бледным, худым как скелет, то вышел могучим, уверенным в себе, сильным мужчиной, знающим, что он может многое. Странное ощущение охватило воинов при виде капеллана – его вид, как будто вполне обычный, казалось бы, вселял в них уверенность и волю к победе, казалось бы, вовсе несбыточной.
Мальтер оборачивается. За спинами бойцов Таланоса верно и неотступно следовали бесчисленные воинства некогда проклятого и заточенного во тьме Легиона Имперских Жнецов – десятки и сотни когорт закованных в герметичные заговоренные латы душ, изукрашенные перчатки которых сжимали огромные крючковатые косы – страшное оружие в умелых руках, способное пробить даже самые прочные доспехи. За их спинами висели вспомогательные кривые мечи, напоминающие огромные ятаганы. Впереди всех шел Каброзен, вокруг которого мелькали, взлетали ввысь и снова опускались похищенные человеческие души, обреченные вечно служить своему повелителю – оракулу. Прорези шлема-короны сверкали грозным и торжественным светом.
Легион шел на бой. Шел туда, куда поведет его Прядильщик Снов.
Инквизитор Дикиан напряг слух и с трудом расслышал за своей спиной звук тяжелых шагов, словно тысячи закованных в сталь ног шагали один за другим, ровными и организованными рядами. В необъяснимо сильном страхе обернулся. Никого. Пустота. Лишь ветер раздувает изодранные знамена на серых каменных стенах.
Мальтер ласково улыбается, как готовая загрызть свою жертву гиена, и нежно обнимает шедшую рядом с ним жену, которая растроганно улыбается и мечтательно смотрит в даль. Ее вьющиеся волосы, словно не замечая сквозняка, роскошными локонами лежат на плечах и спине.
Положив «Стаггер» на сгиб локтя, Тайлер хмуро поглядел на бессмысленно раскинувшего свои руки Роберта, и секундой позже видит прекрасную девушку в белом платье. Охотник хмыкнул, обуреваемый самой черной завистью, и свободной рукой подтянул кожаный ремень, отягченный длинным мечом и двумя запасными магазинами.

- Мой лорд, - громко и вполне бодро отрапортовал высший инквизитор из Хант Андидума, украшенный пафосным серебряным крестом и бантом, с трудом умещавшимся на нагрудной плите, - треть капелланов изволила перманентно выйти из строя.
- Что с ними?
- В тяжелом состоянии. Дюжина без сознания, один на грани смерти, двое спали в бурную истерику. Плюются, плачут и хохочут одновременно. Пришлось использовать морфий – их поведение серьезно подрывает боевой дух остальных.
- Чем это вызвано, они выяснили?
- Это демон, мой лорд. Они полагают, что это очень мощный демон.
Белзамин повернулся к Гахлу, только что перерубившему колени рухнувшего на океан рогов легионера и теперь старательно пытавшегося отдышаться.
- Паладин, вы думаете о том же, о  чем и я?
- Черный ангел? – неприязненно буркнул тот, опираясь на свой окровавленный бастард.
- Тордам – сам черный ангел, - сумрачно возразил Белзамин. - Других в его подчинении нет…Черные ангелы – существа с еще не полностью измененной тьмой сущностью, их осталось совсем немного, и вряд ли этот гнилой идол мог привлечь их на свою сторону. Дьявола или хотя бы демона уровня Крематора Тордаму бы не удалось призвать – между ним и Пандемониумом уже много веков царит достойная обеих сторон ненависть. Значит, остается только три варианта тварей, которые весьма близки к демонам – это Сепхерофт, Каброзен и Пиромант. Вы тоже склоняетесь к первому варианту?
- Неужели сам трибун Черных Душ? – прошептал потрясенный рыцарь.
- Если они сумели поднять из мертвых весь Легион, почему бы не воскресить и его предводителя? Он вернется, хотя и в новом обличье. Так было речено Сигором, Господином Пророков. Кстати говоря, тоже черным ангелом.
- И что мы сможем противопоставить чудовищу?
- Я все еще надеюсь на магистра Мальтера и помощь Имперских Жнецов, - медленно ответил Сигифер, взвешивая каждое слово.
- Скорее всего, он уже мертв. Даже в том случае, если он сумел их освободить.
- Надежда, паладин, умирает вместе с верой. И пока я верю…хотя и не знаю, во что, у нас есть надежда на победу.
- Таланос защитит, - насмешливо сощурив карие глаза, заметил сражавшийся рядом инквизитор Астамат, лихо паливший по врагам из наградной крупнокалиберной винтовки «Цестус», оснащенной компактным и удобным подствольным гранатометом и двумя ячейками для трубчатых магазинов.
- Где же он, чтобы нас защищать? – рыкнул лорд. – Где его ангелы, архангелы, Престолы, Власти, Херувимы и Серафимы? Где божественная магия, сокрушающая врагов его, где святые, попирающие ненавидящих его и борющих его? Может быть, просто по своей скудной, ущербной и малодушной вере я не вижу всего этого? Нет. Я вижу лишь темную магию, которая помогает мне, вижу изуродованные козлиными рогами тела на крестах – новые тюрьмы для старых демонов, и вижу, как мне помогает нечто, что им близко не стояло со светлой магией и Господом.
- Вы близки к ереси, - тихо сказал воин, всаживая в карабин новую обойму.
Белзамин пригляделся к выражению лица инквизитора, и не нашел там ни привычного, свойственного тому остервенелого фанатизма, ни злобы, ни ярости, ни яда. Лишь боль. Астамат действительно говорил то, что очень многие сочли бы правдой, если бы решились.
Он отвернулся. Надежда все таяла. Вместе с верой.

- Значит, так, - довольно бодро замечает Мальтер, присаживаясь на краешек обломанного сталактита и перелистывая «Пламя Молоха». Страницы книги покрывали красивые миниатюры, сделанные талантливым, однако не вполне умелым художником, который, однако, прекрасно представлял то, что изображает. В основном на картинках были воины – одни из них были красивы, статны и могучи, их прикрытые пластинчатыми доспехами тела были покрыты упругими мышцами вдоль и поперек, так что руки, сжимающие невообразимых размеров оружие, напоминали скрученные жгуты. Иногда попадались и другие воины…как раз в главе «Svart Spiritus», где описывалось предательство Легиона Черных Душ. Точные, поразительно точные изображения чудовищных мертвецов.
- Значит так, - повторяет Роберт, с интересом рассматривая литографии, - у них, оказывается, наличествует четкий строй, состав армии и тактика. Сначала идут catafractus’ы, вооруженные, судя по рисунку, тяжелыми щитами – скутумами. Потом…
- Магистр, - вежливо заметил нервно оглядывающийся Дикиан, - позвольте вам сказать, что нам необходимо поспешить к Обители. Вероятно, битва уже в самом разгаре. Конечно, мы мало чем сможем помочь, но, резко ударив нашим отрядом во фланг противника, мы сможем хотя бы с честью умереть за Таланоса.
- Мало чем сможем помочь? – лицо Мальтера искажает несвойственная ему ядовитая усмешка. – По-вашему, весь Легион Имперских Жнецов – это ничто? Они – именно та сила, что поможет нам сокрушить врага, а силами нашего отряда не убить и одного легионера Сепхерофта.
- Я никого не вижу, - мрачно ответил инквизитор, подумав, что магистр сошел с ума, - надеюсь лишь на Таланоса, и думаю, что нам необходимо идти.
Роберт медленно встает, подходит вплотную к бойцу и, еле заметно улыбаясь, глядит ему в глаза. Инквизитору кажется, будто глаза Мальтера светятся мягким, манящим серебристо-белым светом.
- Таланоса здесь нет, - внятно, делая паузы между словами, произносит магистр, сложив губы в нечто, напоминающее одновременно счастливую, ласковую улыбку и звериный оскал.

- Катафракты, говорите? – жестоко вонзая пробивший латы клинок в грудь мертвеца и вырывая его из раны, пробормотал себе под нос Сигифер. – Не вижу катафрактов. Вижу типичных сикариусов и димахеров. В этой книге сплошная ложь.
- Наконец-то вы это поняли, - нагло заявил Астамат, метким выстрелом из винтовки разнося в клочья голову карабкавшемуся по стене легионеру с зажатым в левой руке демоническим клевцом, длинный загнутый крюк которого мог пробить даже самую прочную броню. Ревущую снизу толпу тварей окатил дождь из крови и гноя, и вспыхнувший внезапно голубым пламенем чудовище рухнуло, и из сочащихся быстро воспламеняющейся субстанцией трещин в кирасе вырвались высокие языки огня.
- Проклятый фанатик, - скрежетнул зубами лорд. И вдруг ошеломленно посмотрел вдаль, под громадную естественную арку, заполненную черными рогатыми фигурами.
Удивительное и ужасное зрелище открылось взорам инквизиторов. Из тьмы, колдовского тумана и мрака подземного туннеля, ведшего в Залы Сепхерофта, десятки облаченных в окровавленное ржавое железо и человеческую кожу воинов несли громадный, жуткий и завораживающий в своем величии металлический трон, словно сложенный из черепов и костей. Под изорванным, истлевшим бархатным балдахином Белзамин ожидал увидеть демона. Что-нибудь чудовищное, четырехрукое, крылатое, огромное, могущественное…
Однако на троне, опираясь на железную спинку, сидел закованный в тяжелые доспехи мужчина, скорее всего – даже юноша. Тяжелые, свисающие на лицо пряди седых волос полностью скрывали его черты, однако даже сквозь них горели его глаза, словно извергавшие столпы пронизывающего насквозь света, внушавшего дикий, животный, неподконтрольный рассудку ужас.
- Это то, о чем я думаю? – мрачно спросил Гахл.
- Вероятно.
  - Я представлял себе Сепхерофта иначе. Это же какой-то мальчишка.
- Мальчишка? – задумавшись, раскрыл глаза Белзамин. – Кажется, я понял, в чем дело. Похоже, они решили воскресить Повелителя Мертвых в теле того, кого мы знали как Атиуса Флавия – безобидного парня, марионетки, оказавшегося, однако, чем-то вроде Темного Мессии.
- Что ж, - секунду помолчав, сказал лорд, - мы будем биться до последнего. В любом случае.
- Я думаю, что у нас есть верный шанс биться здесь до конца времен в облике нежити, - оптимистично заявил Гахл, - в которую мы неминуемо превратимся, если позволим проклятым некромантам убить нас.
- «Броня крепка, бастарды наши быстры, и наши люди мужества полны, на бой спешим мы, нежити убийцы, и масло льем в горнило сей войны», - угрюмо процитировал Астамат строки известного гимна, посвященного Хант Андидуму, истребителям немертвых и проклятых.
- Это тоже верно, особенно если учитывать двусмысленность третьего по счету слова.
- С какого края?
- Тишина. Сейчас они снова будут наступать. Идут волнами, хотят истощить, сбить с толку. Заметьте – сначала посылали наиболее слабых воинов, по их меркам. Уверены в победе. Что ж, есть еще патроны в магазинах и мечи в ножнах. Правда, пулеметные ленты пусты, а наши капелланы и лекари обессилели, но моя магия и магия Паладинов Пентаграмматика пока еще со мной. Кроме того, с нами Орден Таланоса и Антимаги во главе с Вегелем Дантуресом – человеком легендарной легендарности и легендарной жестокости и фанатизма. Пусть мы проигрываем в количестве, но в качестве нам не откажешь. 

Разрывая таинственный туман, окутавший катакомбы, из тьмы выходит величественная фигура Роберта Мальтера. Перед ним лишь в двух сотнях метров словно стая демонических насекомых копошились войска Черных Душ. Странное и парадоксальное зрелище – одни огромные мертвецы, вооруженные пиками и щитами, черные латы которых было бы не вынести обычному человеку, стояли как безмолвные мраморные статуи, а рядом с ними дико выли, совершали сложные пассы и призывали ракеты из голубого огня некроманты Легиона. Воздух сотрясали мощные псионические залпы, которые, казалось, разрывают барабанные перепонки, ритмичный грохот пальбы, крики умирающих где-то на стенах инквизиторов, вопли прибитых к древу еретиков, души которых вытеснялись вырвавшимися из своей живой темницы демонами.
- Итак, - шепчет Мальтер, сложив руки на груди, - мы пришли, оракул. Настало время вступить в бой против бывших братьев и победить их.
- С кем вы разговариваете, мастер? – недоуменно спросил Тайлер.
Тот зловеще улыбается сквозь свисающие на лицо пряди смоляных волос и кивает охотнику на то, что находилось у него за спиной. Боец недоверчиво обернулся и широко раскрыл рот.
Из мрака, колдовского тумана и темноты подземелья медленно, одна за другой, проступали пары сверкающих очей, пронизывающих тьму лучами света, а вслед за ними из неоткуда в ореоле будто раздирающего грань реальности сияния появлялись все новые и новые Имперские Жнецы – бесконечные десятки рыцарей в удивительно украшенных доспехах, со сверкающими косами, искривленными ятаганами, ростовыми пластинами-щитами с изображениями Глаза Оракула – все они ровными, организованными рядами когорт предстали перед ошеломленными и опустившими оружие инквизиторами. Последним появился облаченный в пурпурный с золотом плащ Каброзен, задумчиво и властно опирающийся на свой магический посох.
- Да, бессмертный, - раскатистым эхом прогремел его глубокий голос, - мы готовы сразиться во имя Таланоса еще раз. Мы атакуем их во фланг.
- Отлично.
- Однако, Прядильщик, из-за связавших нас оков братства и во избежание войны когда-то мы трое – Пиромант, Сепхерофт и я были скованы бессилием брат против брата. Как бы я не хотел этого, я не смогу убить это чудовище. Это придется сделать вам.
- С ним мы справимся, Теург.
- Имперские Жнецы! – воскликнул маг, высоко подняв свой посох и обращаясь ко всему Легиону, стоявшему в сосредоточенном спокойствии, взяв косы наизготовку. – Сегодня пришел наш час. Во имя теперь мертвого Императора, мы идем жать души, посеянные сотни лет назад. Тьмой и гнилью объяты сердца, нет спасенья уже для брата, но – мы будем жать до конца, потому что - так сказал Император!
Страшный боевой клич вырвался из тысяч пустых лат, и все они, сопровождаемые сливавшимся в единый погребальный звон клацаньем стальных краг, ринулись на врагов. Сверкающий белизной и пламенем клин бойцов вошел в черный рой проклятых.
Мальтер никогда не думал, что можно так биться. Каждый из шедших впереди воинов взял свое оружие столь странным образом, что атаковать казалось невозможным – и тем не менее первый же их удар был такой силы, что с легкостью пробивал насквозь доспехи Черных Душ или раскраивал их надвое. Удары ятаганов неизменно достигали своей цели – даже звериная ярость демонов не могла помешать им, и все новые и новые трупы вспыхивали будто живые факелы. Идя на сближение с несущимся на него противником один Жнец даже смог швырнуть свою косу так, что отсек головы-черепа сразу двум противникам…
Массивный ошипованный щит немертвого с грохотом врезается в нагрудную пластину живого доспеха, сминает ее и пробивает в нескольких местах. Словно в агонии отпрянувшее существо буквально тонет в волне ослепительного сияния, хлынувшего, подобно прорвавшей плотину реке, из глазниц изукрашенного шлема…
И на землю падают искореженные, изрубленные, пустые латы.
Черная Душа падает на колени, лишившись ног, отрубленных умелым ударом, неистово рыча, тянется за выпавшим из лапы черным мечом, но будто взрывается брызгами гноя, крови и паразитических личинок, когда две косы, ударив одновременно, рассекают его натрое.
Словно опасаясь, как бы его не заметили, на трупе осторожно занимается чародейское бирюзовое пламя…
Теург одним решительным жестом отшвыривает бегущего в его направлении димахера с двумя тяжелыми чеканами, а потом будто захватывает невидимыми пальцами, неспешно поднимает в воздух, и сжимает ладонь. Безумно завизжав в агонии, тело задергалось, затряслось, и кости в нем стали ломаться, пробивая серую плоть и даже латы. Во все стороны текли потоки смердящей и шипящей зеленоватой жидкости. Наконец, когда все кости в теле были перемолоты, будто демоническим прессом, Каброзен опустил руку, и мертвое чудовище рухнуло в пыль, свернувшись в неестественной позе. Казалось, даже на бесконечно ненавидящим всех и вся черепе застыло болезненное выражение. Глаза его, доселе еще мелькавшие голубыми искрами, погасли.
Имперским Жнецам не совсем повезло: хоть они и ударили во фланг, и ударили неожиданно, катафракты – тяжеловооруженные и великолепно бронированные машины смерти, обычно шедшие в авангарде войска, в этой битве были заменены димахерами, гастатами и спатариями-мечниками, и поэтому оказались как раз в середине войска и сумели оказать достоянное сопротивление, быстро сориентировавшись и отражая шквал молниеносных, расчетливых и четко спланированных атак живых лат. Кремовые волны разделялись, накатывали то в одном месте, то в другом, сменяли друг друга, отступали, исчезали, били со спины, планировали комбинированные атаки, когда три меча одновременно били в спину врага, а потом переключались на другие цели. Однако катафракты стояли насмерть: некий единый интеллект, объединявший всем легионеров и пересекавшийся на зверином инстинкте выживания заставлял их понимать, что если их ряды дрогнут, то крепость не будет взята.
Одним словом, два Легиона сошлись в бою не на жизнь, а на смерть, и каждый из них был той самой единственной силой, могущей противостоять другому.

- Лорд Белзамин, это Имперские Жнецы! – восхищенно воскликнул магистр Идорат, с жадностью наблюдавший за ходом боя, благо волна непрерывно лезших на стены чудовищ немного поредела, а тяжелый молот тарана раскачивали теперь лишь несколько воинов – остальные были расстреляны, или, точнее сказать, буквально разорваны пулями так, что просто не могли продолжать что-либо делать. В стене уже образовалась порядочная вмятина, из которой непрерывно летели крупные камни и осколки, однако сработана стена была на славу: гномы – мастера своего дела.
Однако страх, помутняющий рассудок страх все еще витал в воздухе, вместе с воплями умирающих и криками раненых.
- Вижу, - стараясь казаться хладнокровным, отозвался Сигифер. - Но перевес все равно не на нашей стороне. Эти демоны бьются как волки – каждый из них стоит двух бойцов Каброзена и дюжины охотников. Подождем…скоро в бой вступит сам Сепхерофт – я удивляюсь, почему он еще этого не сделал.
- Способен ли падший оракул убить его?
- Нет.
- Почему?
- Это придется сделать нам. Он не может убить брата. Так гласит легенда, овеянная романтичными песками прошлого и так далее. Кроме того, так написано в «Пламени Молоха», впрочем, со значительно большим оттенком холодной практичности.
- А мы сможем убить того, кто виновен только в том, что родился наследником зла?
Лицо Белзамина рассекла хищная усмешка.
- Я уверен, что смогу.

Черный трибун медленно встал со своего трона, отодвинул тонкой рукой упавшие на глаза седые волосы. Лицо его перекосило странное и страшное выражение, которое могло даже показаться улыбкой – вероятно, тело, в которое он был помещен, еще не до конца забыло все свои старые привычки. Великолепные латы, выполненные словно из человеческих костей с коронованными терновыми венцами черепами на наплечниках и матово поблескивавшие даже в абсолютной темноте, откровенно тяготили его. Рукоять меча – его старого, рыцарского меча -  не ложилась в руку. 
Все это было временным.
Атиус сошел с сооружения, на котором возвышалось его седалище, предваренное узкой грандиозной лестницей, и пошел в сторону своего брата - предателя, сражавшегося в отдалении. Его воины, его легионеры расступались перед ним. Первый же Жнец, пытавшийся ударить его своим ятаганом, после короткого мановения руки захлебнулся серебристым сиянием, выронил меч, и его измученная душа, магическая субстанция, извергшаяся из поврежденных лат в виде сверкающей эктоплазмы, плавно перетек в ладонь трибуна в виде гудящего шарика, впитывающегося в руки, наполнявшего их силой. Флавий вырвал у кого-то из своих воинов огромный двуручный меч, испещренный загнутыми крючьями вдоль лезвия, позволяющими разрывать плоть и сталь – в пару к своему. Каждый его удар нес смерть – или нечто худшее. Атаки Сепхерофта были необыкновенно точны – каждая из них пробивала шлем, рубила поножи, дробила косы с мечами на мелкие, острые, как шрапнель, осколки, как будто те были сделаны из стекла. В холодном воздухе носились освобожденные души, тщетно пытающиеся найти себе новое пристанище, но в конце концов все они, будто притягиваемые невидимым магнитом, растворялись в бездонном камне, висящим на его шее рядом с перевернутым крестом Таланоса, символизирующим отречение Сепхерофта от создавшего его.
Наконец – последний удар, еще один воин падает на колени. Атиус выдирает с лязгом выходящий из брони клинок и с улыбкой оборачивается к своему окруженному его бойцами брату, которого отрезали от основной массы еще пытавшихся сражаться Имперских Жнецов. Оракул был окружен лишь несколькими элитными гвардейцами, вооруженными огромными щитами с изображением вписанного в треугольник ока. Каброзен стоял спокойно, опираясь на жезл. Он знал, что, если и факт победы – еще не факт, то его смерть уже предрешена. Он был рад ей, как быстрому избавлению от мук бестелесного существования в колдовских латах, от страданий, причиняемых ему еще не истаявшей совестью. Он наделся лишь на то, что его отец – Таланос – простит его после его окончательного уничтожения.
Сепхерофт вышел вперед и поднял руку, приказывая вставшим в круг легионерам остановиться и не атаковать. Те по-звериному выли, их пасти, в глубине которых пылал огонь, сочились зеленоватым гноем и потемневшей кровью, стекавшей на землю. Загнутые острия длинных трезубцев, угрожающе вращающихся в рукавицах ретиариев – особых воинов Черных Душ, вооруженных также тяжелыми сетями со стальными гранеными грузиками – опасно нацелились в сторону гвардии, недвижимо стоявших в боевой стойке, прикрывшись щитами.
- Что, брат? – тихо и насмешливо прошипел Атиус, губами которого двигала темная воля поработившего его существа. Ставший ненужным клинок легионера он отбросил в сторону, и глухой звон прозвенел в воздухе с неприязнью, будто сама земля гнушалась проклятого оружия, впитавшего части силы его владельца. – Боишься честной драки? – шепот Сепхерофта перекатывался по всей огромной пещере, словно вопль тысячи голосов, несмотря на его тишину.
- Нет, не боюсь, - ровно ответил Теург, делая тяжеловесный шаг вперед. – Но я помню, как ты убил Императора. Тем же приемом, в честной драке…якобы.
- В честной, Каброзен, в честной, - широко ухмыльнулись уста Флавия. - Одним ударом зачарованного меча я захватил трон. Император был добрым человеком. Он не делал никому зла. Даже тем, кому это зло сделать следовало. И поэтому он умер. В поединке. Как подобает истинному рыцарю и правоверному монарху. А меня объявили узурпатором и лжецом, да еще и убийцей, на меня кричали пророки, меня предавали анафеме, в меня швыряли камни, стреляли из арбалетов. Скажи мне, кто без греха? Пусть первый бросит в меня камень. Я бессмертен – в этом мое главное отличие от мертвого ныне пророка, сказавшего эти слова.
- Ты говоришь так только потому, что знаешь, что я не смогу убить тебя.
- Ровно как и я тебя.
- Ты червь, Сепхерофт, предателем был, им и остался. Ты можешь пробить мои латы и приказать добить меня кому-нибудь из своих мертвецов.
- Так стоит ли затягивать с этим? – сверкнул пылающим льдом своих глаз трибун.

Теург вышел вперед. Его тяжелый бархатный плащ развевался на холодном ветру, прорези шлема горели вырывавшимися и лизавшими изукрашенную поверхность шлема языками огня. Его увенчанный светящимся камнем жезл опустился на камень.
И резко взметнулся вверх.
Страшной силы псионическая волна, направленная прямо вперед широким веером, буквально сорвала Сепхерофта с ног, будто травинку выдернув из земли, и обрушила на несколько метров назад. Нежить расступилась, образовав круг, когда Атиус тяжело клацнул черным доспехом. Будь он человеком, он бы надолго потерял дыхание, и, возможно, сломал бы позвоночник и по крайней мере несколько ребер. Однако тварь, заключенная в тело юноши, таковым уже не была. Сепхерофт с трудом приподнялся на локте, взмахнул стальной перчаткой, и вокруг него, словно катясь по линии, насыпанной порохом, пробежал круг голубого огня, замкнувшись в виде кольца, словно отгородившего бьющихся колдунов от их воинов.
Сепхерофт медленно встал, и, не успел никто опомниться, метнулся вперед, с нечеловеческой скоростью разрывая пространство, и врезался черепом-наплечником в нагрудник Каброзена так, что то отступил на шаг, а затем моментально атаковал колющим ударом снизу своим мечом. Клинок с необыкновенной легкостью пробил кирасу и вылетел обратно, готовый бить снова, но от следующего страшного удара Теург увернулся.
Сверкающая энергия, ключом бившая из прорехи, разлилась по мечу Атиуса и будто преобразила его. Старое, казавшееся ржавым лезвие превратилось в покрытое таинственными письменами зазубренное чудовище, рукоять с перекрестной простой гардой старого рыцарского меча превратилась в изощренно украшенный заостренными выступами кроваво-красный, будто покрытый запекшейся коркой эфес. Медленно, будто нехотя, по клинку прокатился мягкий огонь, словно накладывавший ярко-оранжевую печать на руны, и вскоре весь темный меч пылал, распространяя вокруг себя пляшущий свет.
Рана в доспехах затянулась, будто сами они были из ртути.
- Честный поединок? – насмешливо бросил колдун. – Убить человека одним ударом Мучителя Душ – это дозволенный поединком прием, при условии выбора не магического оружия?
- Честный. В руках Императора были тысячи заговоренных клинков, он мог выбрать любой. Глупец, ослепленный безумными понятиями о рыцарской чести, он не понимал, что от его выбора зависит судьба Империи и ее подданных. Он предпочел умереть – это его выбор.
Теург направил свой жезл вперед, и из вспышки на его конце вырвался сверкающий шквал голубых магических ракет, на мгновение застывших в воздухе и словно чего-либо выжидавших, а затем ринувшихся в сторону черного трибуна. Тот лишь усмехнулся и выставил вперед изящный и длинный меч, держа его обеими руками. Как о невидимую псионическую стену, осыпая боевой круг снопами искр, снаряды взрывались, не нанося никакого вреда владельцу зачарованного оружия.
Каброзен коротко взвыл и бросился вперед , высоко подняв посох. Атиус, плавно отступив в сторону, принял атаку на лезвие., а затем нанес молниеносный режущий удар по боковому щитку нательного доспеха мага. Тонкой струйкой из прорези в железе хлынул свет.
Еще один удар, скользнувший по посоху так, что лезвие было отброшено только у кристалла. Резкий выпад острым блестящим кончиком камня оставляет серьезную вмятину на одном из черепов наплечника Сепхерофта. Секущий наотмашь клинок проносится над головой Каброзена.
Тот делает обманный выпад, и, пользуясь тем, что Атиус отвлекся, со всех сил бьет его обратным концом жезла в висок. Такой удар мог бы свалить и здорового быка, но черный трибун лишь отшатнулся и ловко увернулся от дробящего удара.
Быстро отошел в сторону, неприятно осклабился, блеснув белоснежными зубами, и его глубокие, как ледяная бездна, глаза, вспыхнули двумя кострами сквозь пряди жидких седых волос.
Между двумя круглыми, испещренными по своей окружности небольшими черными лезвиями заструилось что-то похожее на ртуть – жидкую, дымящуюся и темную. Мистическая субстанция, казавшаяся чистейшей тьмой, разрасталась, расширяясь, и вскоре два огромных черных крыла простерлись над головой Сепхерофта.
- Начинаешь показывать свою истинную сущность, брат мой? – глухо произнес Теург, вставая в боевую стойку.
Демонический хохот сотряс подземелье, и проклятый полуангел ринулся на своего врага. Резкий удар черным крылом сбил мага с ног, и Атиус уже занес хищно гудевший Мучитель Душ над поверженным оракулом, когда тот остановил удар своим орудием. Ливень искр хлынул на падшего рыцаря, когда два древних оружия встретились. Побелевшее, как от проказы, лицо Флавия перекосилось от усилия и покрылось нездоровой мертвенной бледностью.
Наконец заколдованный жезл не выдержал натиска дьявольского меча и переломился пополам.
Взрывная волна подхватила предателя и отнесла далеко в сторону, швырнула на камни, маленький сталактит пробил его латы и прорвал их, и из раны потекла чистая, алая, дымящаяся на воздухе кровь юноши. Это как будто бы немного ослабило влияние мертвого разума черного трибуна на мозг Атиуса – он недоуменно оглянулся на бесчисленные легионы воинов, окруживших поле боя, бросил удивленный взгляд на проклятый клинок, который сжимала его сведенная ладонь.
Каброзен поднялся, взглянул на два искореженных обломка древнего оружия, находящихся у него в руках, и швырнул один из них в некроманта. Тот, с необыкновенной скоростью взмахнув рукой, рассек его еще на две искрящиеся половинки.
Одна теперь, когда в руках у Теурга был лишь напоминающий булаву кусок железа, у него не оставалось шансов. Протянув вперед руку, он попытался отшвырнуть врага псионической волной, но быстрая атака отсекла его перчатку, а следующие несколько атак располосовали его нагрудник.
Удар крылом и последующий – железной поножью опрокинул откатившегося в сторону мага на землю. Он судорожно пытался дотянуться до своего оружия, однако Мучитель Душ пригвоздил его руку к земле, и он обессилено откинулся на изодранный фиолетовый плащ. Хотя – как мог обессилеть живой доспех? У него больше не было желания бороться. Он был готов принять смерть, так как знал, что раны, нанесенные демонически клинком, смертельны для любой души, даже и настолько древней, как его.
- Добивай, брат, - тихо прошептал он, приподняв увенчанный короной шлем. – Ты победил меня, так же, как и Императора. Что ж, я и не думал, что окажусь сильнее его.
- Это последнее проявление чувства юмора? – довольно прошипел Атиус, оскалившись в ненавидящей улыбке. – Я не могу убить тебя, брат.
- Неужели?
- Но мой меч может, - злорадно сказал Сепхерофт, и отпустил рукоять меча.
Тот на мгновение завис в воздухе, будто живой, потом неспешно пролетел на шаг в сторону, нацелился прямо в Око Оракула на груди Каброзена. В глубине сотни лет назад убитой души того вдруг шевельнулся страх. Он ждал, он существовал, он ждал искупления и избавления, грандиозного похода на предателя – и теперь он погибнет, от него, высшего оракула и пророка, останется лишь груда доспехов, а его душа будет вечно страдать в Пандемониуме, раненная проклятым орудием?
- Смертный, имя коего – Мальтер, - решительно прозвучал оплетенный эхом голос Теурга, - тебе я завещаю свою силу. Предвидение пророка, сила воина, ум оракула, благородство мага – все это будет жить в тебе.
И с этими словами маг вонзил длинные шипы на поврежденной рукавице себе в шлем. Еще раз. И еще. Наконец, внутри лат словно все вскипело, и бушующая энергия, хранимая веками в железных пластинах, вырвалась наружу в виде бушующего океана сияния, захлестнувшего все поле боя бесконечной волной белоснежно-серебряного огня, рвущегося из ломавшихся лат. Даже сам повелитель мертвых и властелин Черных Душ вынужден был закрыться обгоревшим крылом от невыносимого жжения.
  Словно нахлынув один раз, пламя сконцентрировалось и ветвящейся молнией вошло в тело одинокого наблюдателя, стоявшего далеко от поля боя, под грандиозной естественной аркой катакомб. Тело Мальтера задергало, и свет стал им. И сам Роберт будто стал светом – его глаза горели ничуть не метафорическим огнем, скрываемым черными локонами.
Уста Сепхерофта извергли грязное богохульство, и меч послушно вернулся в его руку. Взор проклятого вождя обратился на тех мертвых легионеров, что уже несколько часов практически безуспешно штурмовали странную крепость, выстроенную нелюдями, но обороняемую жалкими, вооруженными огнестрельным оружием людишек, рабов Таланоса – этого бога глупцов.. фанатиков, ханжей и погрязших в бессмысленных обрядах ортодоксов. Ярость вскипела в черном сердце некроманта - полуангела, и из его пасти вырвался душераздирающий вопль, калечащий уши даже сражающимся на большом отдалении инквизиторам, и весь Легион бросился в атаку, воздев над рогатыми черепами ржавое и крошащееся оружие.

- А я так на них надеялся, - мрачно заметил Сигифер Белзамин, прищурив глаза и глядя на то, как из брони Каброзена морем выходит его могучий дух, и заключенная в металл душа Имперского Жнеца отходит к своему Творцу. – Не так они сильны, как об этом гласят легенды. Может быть, в качестве магов или предсказателей от них Императору и был толк, хотя, если он давно мертв, то, следовательно – не было.
- Вы думаете, теперь мы сможем перебить их всех своими силами? – недоверчиво покосился на него Гахл.
Белзамин тяжело вздохнул.
- Они основательно потрепали противника…- начал он.
- Мелочи.
- У них остались еще воины.
- Но без Трибуна они – ничто. Прах.
- Прах? – рассеянно переспросил Белзамин, и вдруг оживился. – А ведь верно!...Если бы нам удалось уничтожить самого владыку нежити, то, возможно, вся его армия бы стала подобна слепым котятам. Хотя я затрудняюсь это представить.
- Вы сами верите в то, что говорите?  - покачал головой паладин. – Едва ли человек способен убить самого Сепхерофта, если это не смог сделать даже Имперский Жнец.
- Нет. Но ведь надежда умирает последней?
Стоявший рядом проклятый эльф аккуратно спустил тетиву лука, послав в толпу неприятеля две зазубренных стрелы,  и указал вдаль.
- Инквизитор, он приближается.
Действительно, вдали, под самым усеянным сталагмитами потолком первого Яруса виднелась стремительно летевшая железная фигура, обернувшаяся размеренно махавшим сотканными из тьмы крыльями Атиусом, крепко сжимающего в руке Мучитель Душ.
Самурай-эльф слетел со стены, сбитый с ног несшимся в атаку некромантом, и с приглушенным криком отлетел во внутренний двор, и через мгновение два каменных зубца укрепления с грохотом полетели вниз, сорванные могучими  лапами демона. Черная тень накрыла цитадель, когда Сепхерофт раскинул свои необъятные крылья над доблестно сражавшимися с наступающим врагом бойцами.
- Сдавайтесь, смертные, - ласково шепнуло чудовище. – Ручаюсь, больно не будет.
Стараясь контролировать безотчетный ужас, охватывавший его при взгляде на это существо, Белзамин осторожно сделал шаг назад и поднял перед собой клинок меча, подрагивающий вместе с руками.
- Честного боя, - тихо сказал он, - не будет.
- Разумно, - благодушно согласился Сепхерофт, кроша камень стены массивной поножью, на наколенник которой, усеянный мощными четырехгранными зубьями, было натянута содранная с лица кожа, грязными клочьями свисавшей вниз и мерзостно лоснившейся. – Но все же на вашем месте я бы не сопротивлялся. Какое удовольствие служить слабому богу, если можно присоединиться к моему могущественному Легиону? Странные вы.
- Удовольствия, может быть, и меньше, чем хочет казаться, - через силу усмехнулся Сигифер, - но от вашего предложения мы вынуждены отказаться.
- Зря.
Меч Атиуса взметнулся ввысь, готовый обрушиться на голову лорда. Злобно заискрился.
Внезапно, дико размахивая в экстазе своими саблями, на демона с громким боевым воем налетел Селек Идорат. Попытался ударить его, блокировав дьявольский клинок у дужки эфеса своего тесака. Острие с лязгом пробило латы. Почти. Легкий удар ноги заставил молодого магистра покатиться вдоль стены. Постанывая, он с неимоверным усилием поднялся, и его покрасневшие мутные глаза взглянули сквозь прорези железной маски на усмехающееся лицо Атиуса. Шлем на его голове покосился и помялся.
- Мальчик мой, - пропел некромант, - твой боевой пыл не может не радовать. Да не на той стороне ты бьешься, разве не так?
Идорат рыкнул что-то невнятное, сквозь узкую дырку на уровне рта потекла кровь и вывалился сколотый кусочек зуба.
Воспользовавшись паузой, Белзамин нанес сокрушающий удар в бок твари. Флавий походя махнул крылом, и инквизитор уже с грохотом приземляется в стороне, а его меч, бессильно вращаясь, летит вдаль, за стену.
Идорат бросается вперед.
- Ты все же думаешь, что ты на ТОЙ стороне, - лицемерно вздыхает полуангел, поднимая перчатку, в которой вспыхнул ледяной огонек. – Тогда задумайся над этим еще раз.
Изо рта существа вырывается плотная струя раскаленного голубого пламени, как из огнемета. Дикий истошный крик страдания огласил поле боя, когда струя ударила Селеку прямо в лицо, и он с воплем отшатнулся назад, обжигая руки о покрасневшее и оплавившееся железо маски. Молодой воин, содрогаясь от дикой боли, рухнул на колени, и из-за потекшей свинцовыми слезами маски донеслись приглушенные рыдания.
Белзамин сжал зубы до хруста и поднял ладонь, шепча заученные им наизусть слова заклинания. Словно конденсируясь и отцеживаясь из наполненного отвратительной гарью и удушливым смрадом воздуха, в его руке рубиновой пылью сосредотачивался темный огонь, словно окутанного и переплетенного щупальцами чистейшей колдовской тьмы. Секунду помедлив, шарик ринулся вперед и врезался Сепхерофту в наплечник, оставив в оскалившемся черепе дымящуюся вмятину.
- Ты? – сдержанно прорычал полуангел, резко оборачиваясь, так что его пепельные масляные волосы разметались по лицу. – Ты – первый, кто должен был быть на моей стороне, чародей! Или не желал ты власти, как и я? Или ты не убивал ради нее?
- Я? Мне хватило той, что я получил. В отличие от тебя, чудовище, я знаю меру.
- Я тоже так говорил когда-то, - паскудно захихикал Атиус.
И бросился вперед испытанным приемом, выставив теневое крыло для сокрушительного откидывающего удара.
Сигифер сориентировался мгновенно – посланная им струя псионики была хоть и слаба, но она отбросила трибуна назад, заставив его перекувыркнуться через голову и бешено взвыть в лютой ярости. Какой-то смертный встал на его пути? Горстка праха, которая скоро будет возвращена в таковой, использует свои жалкие фокусы, чтобы ужались его комариным жалом? Его – ставленника самого повелителя Смерти Тордама?!
Истерический вой вырвался из сорванного горла Флавия, когда он, внезапно очнувшись, осознал, что с ним делает проклятое чудовище. Кожа на лбу побелела еще больше, натянулась до предела и лопнула, испуская из себя заросли длинных, изогнутых в разные стороны рогов; рот, сведенный в агонии, порвался, выпуская нескончаемые ряды бритвенно - острых зубов и клыков. Руки затряслись словно в агонии, доспехи ломались и распадались на части, разрываемые тоннами гнилой плоти и тысячами мерзостных бледных личинок, сыпавшихся во все стороны и копошащихся в трупах. Спинную пластину черного доспеха пробила еще одна пара рук, ножные краги проломились и выпустили из своих недр окровавленные, выгнутые в обратную сторону ноги и козлиные огромные копыта.
Сепхерофт предстал перед ошеломленными инквизиторами во всем своем истинном, безумно извращенном и больном, отвратительном, но величественным облике – громадная тварь, описать всю некротическую природу которой было невозможно – при взгляде на нее разбегались глаза, застывал палец на курке, и хотелось вечно созерцать эту темную мощь, наслаждаясь исходящей от монстра древней силой, а потом продать себя ей, отдать без остатка, мертвым или живым…
Четыре лапы Сепхерофта пронеслись в сторону Белзамина, пытаясь разорвать его на части, вслед за ними хищно ринулись в атаку щелкающие ужасными пастями щупальца, бессистемно усеявшее все тело падшего воина, напоминавшее сплетение неестественно больших ребер и искривленных костей.
Белзамин взмахнул кинжалом и прошил косой очередью демонические отростки, и два из них упали на пол, а обрубки изверглись мутным зеленовато-черным гноем, который, едва попал на камень, начинал неспешно и деловито разъедать его, проникая все глубже и глубже.
Демон взвыл, и этот дикий звук буквально оглушил всех вокруг. Ловкое склизкое щупальце мягко прошелестело около ноги и сорвало лорда с ног, сильно ударив головой об зубец цитадели.
Вся омерзительная, кишащая червями и злобно ухмыляющаяся пылающим очами черепом масса повелителя мертвых склонилась перед Белзамином, тонкие ниточки слюны твари падали ему на одежду, разъедая ее и заставляя будто стариться.
- Тебе не хватило власти даже на то, чтобы выжить, смертный, - прошипела пасть существа и растянулась в чем-то страшном и клыкастом, что должно было означать злорадную усмешку.
Сигифер повел глазами вокруг себя, ища хоть что-нибудь, что могло ему помочь.
Взгляд его упал на потускневший клинок, названный Мучителем Душ. Он упал на землю тогда, когда тварь вырывала себя из тела несчастного Атиуса Флавия.
И в тот миг, когда чудовище готово было ударить, дьявольский клинок мягко вошел ему между глаз.
Агония. Ярость.
А клинок, высвободившись из руки инквизитора, методично и ловко рубил тушу мертвеца сам, без чьей –либо помощи. Гарь. Смерть. Визг десятков ртов.
Голова Белзамина упала на камень.
- Ты сильнее, - загадочно прошептало нечто в его мозгу манящим, удивительно мягким эхом. – Я дал тебе победу, и Я теперь твой. Цени.
Белзамин ценил. Ценил до тех пор, пока через мгновение не потерял сознание от жуткой боли, подергивающей окружающую реальность черной пеленой бессознательности.