Погасшее солнце

               

Утро               


   Приятная музыка.
Каждый день её передают по радио, я под неё встаю.
Поспать бы ещё под эту музыку, но нужно вставать.
Всё, сегодня точно последний день иду туда. Хорошо взрослым, ездят на свою работу и сидят, спокойно работают там. Пошли бы сами на эту гимнастику, посмотрел, как бы они там прыгали.
Может, будет свободная тренировка?
Не хочу я видеть нашего тренера.
Ладно, всё равно сегодня последний день моего пребывания там.

Ежедневные, одинаковые размышления.
Сегодня тренер придумает что-нибудь новенькое, очередную глупость, унижение.
Да, конечно, он дал нам очень сильную подготовку, но часто перегибал планку, тем самым отпугивая нас от себя. От одного его имени вся наша группа трепетала, он был подобием вождя, пред которым все готовы пасть на колени.
В действительности, оно так и было - одного его слова достаточно, чтобы мы беспрекословно подчинились ему, а его воздыхатели могли запросто предать друг друга, нужно лишь получить приказ.
По его мнению, всё выглядело правильно, а его мнение – закон. И попробуй только ослушаться, несладко тебе придётся. Не лень же было выдумать таблички с трафаретами "Группа Лодырей", которые он собственноручно пришивал сзади наших маек. Кто плохо что-то делал или отлынивал, тому незамедлительно пришивалась такая бирка.

Конечно, сейчас чувство юмора оценено, но тогда было совсем не до смеха. Когда  половина группы бежит с этими бирками в малый зал мимо вестибюля, где сидят прихожие и с улыбкой смотрят на нас. Чувствуешь себя "предметом эксперимента", когда он выкидывал подобные штучки.
А фантазия была велика! Он нашёл палку, которой бил нас за малейшую провинность, иногда и просто так, улыбался и говорил, что это для профилактики. Был даже своеобразный "тариф": за каждую недоработку, провинность, получаешь определённое количество палок. Как в средние века.
Не правда ли, смешная забава?
Только нам это так не казалось. Попробуй сделать круги на коне или что-то на другом снаряде, когда чувствуешь пристальный взгляд надзирателя с палкой. Естественно, многие срывались и падали; внимание сконцентрировано не на выполнении упражнения, а на том, сколько палок сейчас получишь.
Тем не менее, как ни крути, его школа имела положительный результат. Он был нам как родной, все свои глупости вытворял с юмором.
Лишь тогда этот юмор был нам совсем не к месту, а сейчас я бы от души посмеялся.


Нравится

На каждой парте уже лежали буквари, когда мы вошли в класс. Ольга Алексеевна, учительница, которой дали наш класс, рассадила нас парами и сказала: "Это ваша первая книга, постарайтесь сохранить её на всю жизнь". Я её действительно хотел сохранить, если бы не одно "Но". Мне очень часто хочется взять и полистать свой букварь, когда захватывает ностальгия.
Учиться мне сразу понравилось, но существовала ещё одна заминка, которую я никак не мог признать и полюбить. Конечно, это была гимнастика.

И все-таки это было моё время, мой строй, который многие ругают. Я при нём родился, вырос, учился. Было всё чётко и понятно: детский садик, школа и затем, куда пожелает твоя душа. Учащийся получает стипендию, и за работу получаешь соответственно. Сейчас всё точно так, лишь опять это "Но": есть и школы и ВУЗы, и тебя везде примут и сделают из двоечника круглым отличником, только выложи некую сумму и все дела. Легко и удобно, правда? А что делать тем, у кого нет денег или кто не умеет "крутиться"? Это уже никого не волнует.
 

Рутина

Ежедневно мне клали в ранец мой любимый бутерброд с маслом, сверху посыпанный сахаром. Я садился в свой любимый восьмой автобус, проходил к кабинке водителя и наслаждался цветными кнопочками на приборной панели.
Вот, думал, как у него тепло и уютно, катается себе, нажимает разные кнопки. Когда вырасту, тоже стану водителем, буду водить такие "Икарусы".

"Фрунзенская", нужно выходить, жаль. Так бы и ехал до самой конечной, утром это особо приятно. Ещё немного пешочком и вот наша "Алга" - вестибюль, доска почёта, большая, общая раздевалка и вот наша, маленькая, только для нашей группы.
Переодеваемся и быстро, по акробатической дорожке, бежим до конца. Сальто вперёд - и мы уже в поролоновой яме, зарываемся вглубь  поролона. Хорошо, тепло и уютно, можно ещё подремать, лишь бы тренера не было дольше. 

Но скоро построение. По росту я стоял третий.
 У кого-то сейчас обязательно заболит голова или зуб. Но чаще голова. Самая любимая наша уловка, чтобы не тренироваться. Возможно, тренер знал подвох, но он же не такой злодей, и автоматически освобождал "больных" от главной тренировки, позволяя сидеть на ковре и потихоньку растягиваться.

Если получится более талантливо "симульнуть", то направляет в медпункт, где тебе меряют температуру, и если она есть, то вообще можно идти домой. Но температуры в основном не было, тогда ты и награждался почётной табличкой «Группа Лодырей» и носить её нужно до конца занятий.
Иногда получалось симулировать и температуру. Напряжённое ожидание, внушение температуры. Когда же вытаскивают градусник, ты замираешь и ждёшь - сколько же там?
Ага, сработало! 37 и 2 – пусть кто-то скажет, что у меня нет температуры!

Конечно, было это не так часто, нужно ещё угадать настроение тренера. В основном, приходилось заниматься, хоть ты её и не любишь. А новые упражнения всегда интересны. Каждый день было что-то новое, позже вошли в ритм, и это стало надоедать. Постепенно всё усложнялось. Колесо уже не считалось упражнением – его давали лишь для введения. Рандат – фляк – сальто, постепенно всё закреплялось, и не каждый мог правильно выполнить даже рандат. "Окрошку" - смесь выполняемых перебором всех упражнений - можно буквально и понимать.  Мне она нравилась, равнял её с разрядом относительно лёгких упражнений. Или серия фляков с места – легка, если не запыхался пред нею. Если устал, то до конца дорожки флягами ты просто не дойдёшь; скосишься в сторону и будешь делать фляки уже вне дорожки или по обочине, с изогнутыми притом ногами. Обычно это давалось за какую-либо провинность, реже для разминки.

Взять перекладину: махи с ремнями крепления рук на ней, амплитуда всё больше и больше. Когда уже будем делать "Солнце"? Все хотели испробовать на себе, как крутить эти обороты. Стоя рядом на стуле, тренер страховал нас, хоть и ремни были пристёгнуты, но мало ли что. Да, он нас не только наказывал, но и сильно боялся за нас. Думаю, не потому, что так надо, он всю душу вкладывал в нас, практически ничего не оставляя себе.
- А сейчас - обороты, - подготавливая нас, он придерживал и толкал вперёд. Оборот назад, ещё и ещё.

Вот оно какое, солнце! Одновременно страшно и как-то затягивает – душа замирает! Снаряд этот все полюбили, он ведь с ремнями. И никуда ты не денешься, если тело не превратится в кисель, но за этим строго следил Александр Иосифович.
Еще, казалось бы, простой и любимый снаряд был "грибок", впоследствии конь. На нём бы я, хоть целый день крутился.
Хореография была просто нудным занятием. Ничего сложного не было в этих "батманах" и "позициях", но и ничего приятного. Вольные упражнения были для меня лишь волнением, особенно на соревнованиях, когда на балконе собирались зрители - родители, да и просто будничные зеваки. Когда в качестве зрителей присутствовали родители, этого никто не любил. Больше волнения просто.
Акробатическая дорожка и опорный прыжок через коня. Да, интересно, я чётко запомнил одно правило: не передумывать в самый ответственный момент. Иначе ты врежешься в него или улетишь куда-то в сторону, но правильно это упражнение уже не сделаешь, ни за что.

Действительно, это правило мне не раз пригодилось в жизни. На здоровье, передумывай на полпути выполняемого действия, от этого ничего не изменится. Но если ты уже собрался сделать глоток и в этот момент передумал, ты лишь поперхнёшься, вот и весь результат.

Пройдя очередную серию подготовки, упражнения приходилось делать самим, без подобного рода ремней. Лишь накладки из кожи, против мозолей, да чашка с магнезией, которую мы носили из вестибюля.
Мозоли всё равно были, причём водяные больнее, чем кровяные.
Держать крест на кольцах я научился не сразу, и не только я. Это входило уже в разряд сложных упражнений, в отличие от оборотов на кольцах, которые хоть и были не простыми, но делать их было приятней. Брусья не считались сверхсложным снарядом, но и простым назвать его трудно. У девчонок брусья казались лёгкими, но как представишь себя на их брусьях, тут же меняется мнение. То же чувство относительно их бревна: как они прыгают, вертятся на нём? Мы  простое колесо на нём пробовали исполнить, увы, неудача, а они ещё фляки там делают.

Но самым кошмаром была растяжка, когда тренер брал каждого индивидуально, захватывал своими ногами наши ноги и тянул на себя. Выполнялась она лёжа на спине, боль была невыносимой, но помогала выполнению других упражнений. На шпагат было уже легче садиться, практически без усилий. Моим любимым был прямой шпагат. Не знаю, он хоть и считался самым сложным и никто его не любил, мне он давался легко и садился я на него без видимых усилий. Ноги словно сливались с ковром, ни единого прогиба, носочки вытянуты. Что касается других двух, там уже не было такой лёгкости, хоть и делал я их правильно.

Были в нашей группе и те, кто вообще не мог на него садиться. Не знаю, как получалось, но умудрялись дважды сломать руку, выполняя шпагат.
Тренер даже смастерил своеобразный макет складного человечка и показывал на нём, как должны работать все части тела при выполнении определённого упражнения. Часто проводил  аутогенные тренировки, так называемый гипноз. На меня он не действовал, приятно было просто полежать, подремать. Думаю, для многих это тоже был своеобразный отдых.

После каждой тренировки, с нами проводилось собрание, на котором подводились все итоги наших "достижений", как на тренировках, так и в школе. При нём всегда была тетрадка с ручкой; не знаю, что он туда записывал, но всегда опирался на неё и секундомер – неразлучные его спутники.

Мне это нравилось, я дома нашёл маленький, мягкий, спортивный журнальчик, воткнул в него ручку и представлял, что я тренер. Вот с секундомером было сложнее, а мне так хотелось понажимать эту кнопочку! Так что я брал автоматическую защёлку с кнопкой, привязывал к ней шнурок - вот тебе и секундомер. Жаль, что нет стрелочки только.

Вечером приезжаешь домой до степени измотанным, что просто валишься пластом на кровать – всё, завтра не пойду!
Друзьям во дворе я не уставал повторять: "Представляете вы, я уже в резерве, я в олимпийском резерве!" Хотя ни я, ни друзья, конечно, не понимали, какой это такой резерв - мне очень нравилось слово.


Осень, унылая мокрая осень, ностальгия не оставляет меня до сей поры. Ну где это всё, где этот город, где эти люди, где доброта? Кануло в Лету? Но как может исчезнуть доброта? Может она притаилась, и я её не замечаю? Или как в песне:
 
- Подними глаза прохожий,
Мы с тобою так похожи,
Мы молчим, мы молчим, мы спешим!
- Это жизнь?

Почему осень? Первое, что приходит, вспоминая это всё. Полные ранцы за спиной, больше нас. Ходили же, таскали, так надо, кому надо? Да, лучше в школе провести весь день, чем эти тренировки, да ещё две в день, тяжеловато. Питались мы в школе, а летом и на каникулах, нас водили в отдельную столовую, в промежутках между тренировками.
Каждый раз подавали бифштекс из чистого мяса, который я терпеть не мог – хоть бы лука добавили, всё вкуснее было бы и сочнее.
Ещё эта вывеска на стене:

   Мухи - источник заразы,
 лишайте их кормовой базы!

 Надо же, написали, словно речь идёт о деловых людях.
Никто на неё внимания не обращал, а мне понравилось это "серьезное объявление".

Первое время в школу нас возил автобус. Позже, дружно шагая в ряд, шёл пионерский наш отряд – ранцы больше нас. Класс так и назывался - спортивный, все без исключения были гимнастами.
Воспитание было жестким: тренер – учительница – родители. Да, конечно, тренер перевешивал всё и всех, лишь его мы и боялись. Он следил буквально за каждым шагом, редко позировал ябедам.
Они часто ему жаловались друг на друга, подобно:
 - Александр Иосифович, а вот он обозвал Ленина мухой!
 - Глупо, – подумал я. Тренер не обратит на это внимания.
Так и вышло. Проигнорировав жалобу, он просто сказал:
- Почему ты не выполнил домашнее задание?
Хотя Ленин – это святое для всех, но к глупостям он не придирался.
 
Почему нельзя пить во время и после тренировки? Ведь так хотелось! Но всё равно слушались. Однажды поймал нас за покупкой мороженого после тренировки – купили одно, больше не успели.
– Спасибо! – съязвил тренер, забирая мороженое и отдавая 20 копеек.
Почему нельзя, до сих пор не пойму. Теннисисты постоянно пьют во время тренировок, у велосипедистов к велосипеду прикреплена бутылка с водой. Нам же нельзя, почему?

Ещё он всегда повторял:
- Если бросите гимнастику, об этом будете горько жалеть потом!
Честно, я ещё ни разу не жалел, хотя школа была сильной, даже очень.

Говорят, гимнасты умеют падать.
Какое счастье – всю жизнь мечтал падать.
Но, скорее, это правда.

Да, часты случаи приземления на голову, вернее на шею. Автоматически, словно кошка, изворачиваешься, не знаю как, но результат не такой плачевный. Полежишь пластом минут 20 и снова в форме, лишь небольшое растяжение шеи. Руки и ноги, я ни разу не ломал, хотя спустя годы, жизнь преподнесёт испытание, никак не лучше сломанной руки, пусть даже ноги.
Благодаря Богу, и думаю, той же гимнастике, я выжил. 

Некоторые умудрялись ломать руки, причём довольно часто и на элементарных упражнениях.  Но к ним и подход был не яркий. Как правило, те, кто не мог, или просто не желал слушать тренера. Но тут уже парадокс - попробуй его ослушаться, и твои переломы покажутся простой детской забавой.
Вытекает, что они просто не в состоянии многого сделать, а с тренером шутки опасны, с точки зрения ребёнка, конечно.
Были и другие тренера, которым мы иногда доставались. Да, они были не такие требовательные, но и не такие родные. Страх перед тренером нашим был всегда, но была и неописуемая детская тяга к нему.
Свой, родной, добрый и злой – как-то внушил он эти чувства к себе, сам того и не подозревая.

Лето


Солнышко греет теплее и теплее, радости будет всё больше и больше.
Если хочешь, веселиться – играй, но всему своё время. Лимит. Даже летом нельзя отдохнуть. Какой отдых, форму потеряешь.
Не понимая смысла этих слов, плелись мы, молча, на тренировку.
Иссык-кульские поездки, для меня лично, были просто тоской.
Каждое утро пробежки в несколько километров по песку. По нему-то и ходить тяжело. Затем тренировки. Опять тренировки, даже там перекладину нашёл.

Солнце клонится к горизонту. Видны очертания гор, чуть прикрытые облаками. Красиво! Мы делаем кораблики из камышей и пускаем их в луже, близ зарослей.
На душе тоска, печаль. Это всё и вызывало у многих ностальгию и даже депрессию. Повторялось это каждый день, исключений не было.

Я тоже знал, предчувствовал, что скоро это всё равно закончится.
Мнения или действия, навязанные человеку насильно, рано или поздно прерываются самим человеком. Не захотят родители, сам уйду. Скоро это свершится, и никто меня не остановит, не запретит, а пока... Я ещё не задумывался об этом. Лишь знал, что будет неприятный момент, в основном для тренера.
Не скажу же ему:
- Ой, извините, мне надоела ваша гимнастика, я ухожу!
Нет, такого подхода он не простит. Тем более от того, кто был в числе лучших. Но чаша наполняется, капля за каплей, а перекрыть воду не удается.
Что будет, переполнись она?
Простой финал?
Нет, скорее не простой.


По дороге в командировку однажды, заехал папа, привёз два пакета моих любимых шоколадных конфет. Конечно, они быстро были поделены и съедены в считанные минуты, есть то хотелось. Но тут дело не в конфетах, я бы и их отдал, и всё отдал, чего у меня не было, лишь бы уехать с ним, хоть куда! Главное - с ним и подальше отсюда.

На праздник Нептуна все стали разукрашивать себя, как могли. Чувствовалось, у кого-то был праздник. Мы же с Мишкой просто намазали животы грязью, так грубо и безвкусно, просто для вида, так было надо. Душу, никакую туда не вкладывали, впрочем, как и во всё остальное. Просто делали всё потому, что это было нужно.
А меня кто-нибудь спрашивал, мне это нужно?

Как-то, на тренировке у меня пошла кровь из носа, и сильно схватил живот. Тренер сразу отправил меня в медпункт. Я пришёл и сказал:
- Тётенька, вылечите меня, ну пожалуйста!
Живот болел не на шутку. Она меня прощупала, и выдала:
- Налицо все признаки аппендицита.
Эти слова, ровным счётом, ничего не значили для меня. Меня повезли в какую-то Иссык-кульскую больницу, где хирург сказал, что аппендицитом тут и не пахнет. 
На небольшом автобусе, который ехал в город, меня отправили домой. Может, мне это и нужно было, но и болеть я не хотел. А уже в городе у меня определили холецистит. Ещё месяц в больнице, откуда я постоянно сбегал, и опять эта гимнастика? 

Но теперь уже без зазрения совести можно отлынивать от неё -  даже небольшие нагрузки давали знать о себе. Так что ухищряться довольно и не нужно.
А скоро начнётся школа, хоть какое-то отвлечение от этой гимнастики.

Алма-атинские поездки, не скрою, мне нравились. Длились они недолго, за исключением соревнований, и было в них больше познавательного. Но так же, почти весь день поход по городу, плюс тренировки. И никакого мороженого, ни говоря о воде.
С каким сожалением мы провожали взглядом, автоматы с газировкой, даже проезжавшие мимо машины-цистерны с обычной надписью "ВОДА".

Капля!


Когда родители уехали на два года в Лаос, внимание, особенно тренера, ко мне возросло. Он даже взял у меня Лаосский адрес родителей.
Спустя время, его внимание ко мне, так же стремительно пало. Хуже того, он стал придираться ко мне. Что так резко изменило отношение ко мне тренера, я долго не мог понять. Кувыркаясь в сумерках в поисках ответа, я не знал, что он уже летит с письмом из Лаоса. Тренер просил привезти ему оттуда магнитофон, но, увы...
Так же родители написали про него что-то в газету, возможно, весьма неприятное для него.
Он даже вызвал по этому поводу бабульку и тряс пред нею этой статьёй,
повторяя:
- Вы только почитайте, это всё неправда!

А неправда заключалась в том, что вместо меня на соревнования в Новокузнецк он взял Усанова, и ещё что-то видать, потому что зол он был не на шутку. Но и мне от этого легче не было.
Частота его "внимания" ко мне заметно возрастала.

Не скрою, теперь в моих глазах он стал действительно монстром, которому было на всё наплевать.

...Мы делали на перекладине какие-то упражнения с оборотами вперёд (в простонародье – Солнце). Не знаю, что случилось, но у меня начали отказывать пальцы и, практически, после каждого второго оборота, я срывался и улетал далеко к батуту, приземляясь на голову, шею, на жесткий мат.
Я сказал, не могу, пальцы сами размыкаются.
Он же сделал собственные выводы. Отправил всех на балкон - оттуда лучше видно. И продолжал заставлять меня делать эти обороты до тех пор, пока я не перестану падать. Тем самым давая наглядный урок тем, кто сподобится таковым образом срывать тренировки.
Я видел их лица, в них не было ни улыбок, ни злобы – пустые лица и взгляды, ровным счётом пустота.

  А тренировки я и не думал срывать. Я же не самоубийца, чтобы на таком простом упражнении ломать себе шею. У меня действительно разжимались пальцы, но он даже не задумывался, почему я после каждого второго оборота улетаю башкой вниз, да ещё об жесткий мат. Да, ничего приятного в этом нет, значит есть какая-то другая причина.
Что руководило им в этот момент? Агрессия, злоба, обида? Да что угодно, только не справедливость.
Правда, на вечерней тренировке он опять спросил, что же было со мной на самом деле? Я опять ему повторил, ну откуда я знаю почему они разжимаются. Он ответил, ну ладно, бывает.…
На этом конфликт был исчерпан… Для него, может быть.
Но не для меня.

Погасшее солнце


Я плюнул на солнце, и солнце погасло,
С тех пор я ни разу не видел его…


Может показаться, что этот случай кардинально изменит моё отношение к тренеру. Разумеется, это был крайне неосторожный поступок, но он лишь добавил последние капли  в наполненный и без того сосуд терпения. Я стал просто пропускать тренировки, используя банальную причину - голова болит. Изощряться, как раньше, не было никакого желания, да и к чему это уже? Посещал я лишь только школу, тренировки же просто игнорировал.
Отношения одноклассников было ещё хорошим, даже очень. Как же, родители из Лаоса приехали, многим я дарил ручки, жвачки, наклейки...
Белые, мягкие ластики с картинками фруктов, в отличие от советских, синих и дубовых резинок, пахли экзотическими фруктами. И редко кто преодолевал искушение, откусить хоть немного, безвкусной, но ароматной резинки. Посему постоянно был ластик надкусан.

У меня был один друг, точнее, я так думал. Его дружба пахла корыстью, постоянные  перебежки от одного друга к другому лишь говорили о выгоде, которую он искал.
Он даже на день рождения меня пригласил в надежде, что я ему подарю что-нибудь иноземное. А я ему подарил лишь книжку и, да, ещё импортную ручку с ароматным ластиком. От такого подарка, скорее, он не был в восторге, ведь прозрачные ручки дарил я практически всем в классе.


4 "Е"


Сувениры раздарены. Всё, что было в диковинку, уже показано. Теперь я никто, оставалось слово за тренером, который не заставил себя ждать.
Братья–близнецы говорят мне:
- Александр Иосифович недоволен. Почему это я с больной головой в школу хожу, а на тренировки – нет?
- Ой, блин, – прикинулся я дурачком. – Что же делать?

Плыл 1984 год. Мы были уже в 4-м классе, и вместо старой – на мой взгляд – Ольги Алексеевны, к нам пришла молодая и красивая Елена Давидовна. Она была современна, с превосходным чувством юмора, которое, к сожалению или к радости, мало кто понимал, за исключением девчонок, меня и нескольких пацанов.
– Был бы я взрослее, на ней бы женился, – сразу подумал я, как только она появилась.
В отличие от многих, что осуждали её слегка грубоватый юмор, мне нравилось в ней всё, хоть я и был ещё практически ребёнком. Странно, чего я не никак не ожидал, я ей тоже понравился. Некие вещи, часто чувствуешь интуитивно. Она была благосклонна ко мне и даже разговаривала со мной просто так – как дела.… Даже замечал выражение лиц вездесущих сотоварищей, когда она говорила со мной. Но радоваться долго не пришлось, бдительный   Александр Иосифович, как всегда, успел "вовремя".

Первым ко мне подошёл мой так называемый "друг", и передал мешочек с моими накладками -  тренер передал. Я их тут же опустил в мусорное ведро, а его послал. Выхожу в коридор, Подхалимчик уже поддержку притащил - их уже трое - пришлось отбиваться. Шакалёнок не помеха, он бы упал от простого щелчка. Но против  троих, уже нужно отбиваться. Те, кто был умнее, не опускались до низости.
Драку прервала наша учительница немецкого языка.

Зелёный луч

Спустя день после драки, во всей своей красе, в джинсовом платье, в наш классный кабинет вошла моя мама. Эффект был потрясающий - все сразу зашевелились, забегали и быстренько расселись по своим местам. Появление неподражаемого Александра Иосифовича вызвало бы наименьшее смятение. Мама провела краткую беседу с нашим 4 "Е" классом, после чего подняла меня и сказала всем, что я перехожу в другую школу.


Дандарат (Эпилог)


Я бросился в небо, за лёгкой синицей,
Теперь я на воле – я белая птица…


Предал? Но кого? Нашего тренера? Может быть, но он сам избрал чуть неверную тактику, от которой вскоре все разбежались. Получается, мы все предатели, просто у меня хватило наглости сделать это первым. Из нашего стада он создал преданных себе фанатов. Я не хотел быть в их числе, а позже это дошло и до других.
Коль я бы первый не ушёл, то все бы остались?
Не думаю. Получается, вся наша группа действительно стадо, которому нужно показать лишь тропинку.
Или позднее зажигание? 


Но на акробатике, куда я вслед перешел, тоже приходилось работать, так что о воле можно просто забыть.
Вначале была лишь прыжковая акробатика. Но меня быстро заметили и предложили занятия в паре.
Было три силовых пары. Обычное дело: конечно, мне достался "превосходный" нижний партнёр, который постоянно меня ронял, из-за чего мы всегда ругались. Но здесь тренеры прислушивались к твоему слову, и амбиции можно выпускать. Не думаю, что они кому-то нравились, но все же прислушивались. Спустя время мне дали другого партнёра.
Из огня, да в полымя, он никак не мог научиться правильно отталкивать меня вверх на соскок, в результате чего я не мог докрутить двойные сальто, и опять же приземлялся на шею. Особо обидно это было на соревнованиях, в частности в Душанбе, когда из-за этого мы заняли 4-е, практически последнее место - опять постоянные ссоры, амбиции.

Казалось бы, батут – элементарный, сравнительно, снаряд – прыгай себе, крутись сколько, и как хочешь. Ан нет – баланс тела чуть вправо, чуть влево – и ты летишь неведомо как и куда. Натянутый как струна и только.
 Пригласил я как-то одноклассника к нам записаться. Ну, естественно, первым же делом лезут все на батут – куда проще и как весело. Без особой подготовки лезть туда нечего и опасно даже. Не успел он и сделать 2-3-х прыжков – улетел на ковер и сломал себе руку. Но и мог вообще улететь в другую сторону, и приземление на голову не исключение.
Я потом даже себя винил, что пригласил его к нам заниматься.
Разумеется, он сказал – в том его вина, и было это первым и последним его посещением.
 

Акробатика мне действительно  нравилась, там были не такие суровые тренеры. Но…
Я пришёл туда уже с большой подготовкой, которую мне дал он. Да, Александр Иосифович. И разряда кандидата в мастера спорта, добился так же, благодаря его школе. 

Но многие от него убежали в другие спортивные школы спустя полгода после моего ухода. От хорошей ли жизни? Или от того, что поумнели? Рано или поздно, это все равно бы случилось. Мы же тоже люди, хоть мы и дети.
Школу хорошую мы прошли, за это спасибо! Но быть игрушками в его руках, уже не понравилось никому.
Пересекались часто мы позже. Просто делились уже, кто, куда перешел.

Как-то на соревнования по акробатике, к нам заглянул Александр Иосифович. Увидев меня там, стал снова звать к себе. Я отказался. Он упорно упрашивал. Да, не настаивал, а упрашивал – я упорно отказывался. Ну не хотел я заново переживать эти прелести Дандарата, который мне ещё долго ночами снился.

Дандарат – Мадрасская школа, где  готовились будущие пророки и учители вселенной. Только трудности могли породить в детях настоящую любовь. За внешней строгостью Дандарат рождал любовь, милосердие и мудрость. Все чувства, с первых же дней пребывания в школе, искореняются воспитателями и учителями.
А. Беляев в повести «Ариэль» дал полное описание школы Дандарата, я его утрировал. Но если вернуться в реальность - подобные школы есть и сейчас.
 
1-й взрослый разряд, оставшийся на гимнастике, практически приравнивался к акробатической программе КМС, которую мы уже выполнили. Готовили программу МС, но ее нужно еще защитить…

Если тебя ударили, спроси себя, почему так вышло. Я уверен, что наш тренер неоднократно, задавал себе этот вопрос. К тому же, вскоре он стал пастором Еврейской церкви. Конечно, он всё делал правильно, иначе из нас ничего не слепил бы. Просто он сильно увлёкся своей забавой, игрой, которая нравилась только ему. А вот нравилась ли она нам – это уже другой вопрос, который никого не волновал.

Нет, никакие чувства у нас не искоренялись. Они уходили на время, чтобы осветлиться и вновь вернуться с удвоенной силой. Иными словами – дали нам сильную школу.

Конечно, акробатика мне нравилась. Но ностальгия тянет меня лишь к гимнастике, которая далека была во времени, и так близка была душе.
Как часто сознание окунается в эти истоки, что всплывают в страшном сне, либо вспыхивают яркими красками!