Не напутешествовалась или увезу тебя я в тундру

- Не люблю белых медведей, - говорю я сыну во время прогулки с ним и внучками по зоопарку.
- Почему? – спрашивают все.
- Мои любимые герои, покорители Арктиды, наелись сырой медвежатины и погибли. Меня удручает обыденность, - объясняю, обращаясь в основном к сыну, уже взрослому и не очень понятливому. Внучки понимают меня без слов, они просто не слушают.
- Но ты ведь сама читала мне про то, как охотились на медведицу с ледокола. Как медведи шли по льдам, спокойно и открыто, а отважные покорители Арктики – кстати, почему ты называешь ее какой-то Арктидой? – стреляли из ружей по живым мишеням, как в тире.

Да, было дело. Читала про то, как надо любить природу, как нельзя быть жестокими. Медведи шли друг за дружкой гуськом – впереди мамаша и сзади два медвежонка. Они брели неторопливо, то пропадая за льдинами, то опять появляясь. Звери шествовали своей дорогой, не обращая внимания на преследующий их ледокол. Они, наверное, принимали его за большой айсберг. Сначала убили медведицу. Когда затащили ее на палубу, у нее еще шло молоко. Потом пристрелили медвежонка. А второй так потешно удирал, что ему дали уйти – от большого человеколюбия.

Страну льдин прозвали «страной мехов», потому что там больше нечего было взять, кроме шкур. Я упорно стою на том, что трагедия с участниками экспедиции Андрэ доказала это. 
В стране мехов все не так, как у нас. Белые люди до сих пор не могут ее покорить, хотя научились управлять природой, колоть льды и выходить из торосов. Арктида – так больше похоже на слово «Атлантида» -  осталась все же не исследованной, несмотря на героические попытки европейцев.

Я искала материалы об Андрэ и когда наткнулась на заметки Расмуссена, на мою фантазию оказала сильное влияние одна история. Как сообщает Расмуссен, финляндец Сакари Блумквист оказался в Канаде,  когда ему было около сорока лет, до этого Сакари бороздил океаны и дальние страны, как многие пытливые люди того времени. В Интернете нет сведений о происхождении Блумквиста, я смогла восстановить некоторые факты биографии по финским книжкам.

Удалось выяснить, что Сакари прибыл на пароходе из Одессы во Владивосток. Судя по тому, что Расмуссен упомянул Восточно-Азиатское общество «Маньчжурия», я предположила, что это произошло в самом начале двадцатого столетия. Из Владивостока Блумквист направился на Камчатку, достигнул берегов Аляски. Прежде, чем обосноваться на Американском континенте, любознательный финн решил познакомиться с бытом коренных народов Севера. Там и произошла эта история, после которой Сакари Блумквист поступил в миссионерскую службу и стал пастором в Канаде.

Но все по порядку. Кнуд Расмуссен оставил в путевых заметках интересное наблюдение. Он описал встречу с лютеранским священником, который каким-то чудом оказался в заливе Эванса, на берегу Великого Материка.

Отважный ученый продвигался на собаках по нетвердым, еще недавно дрейфовавшим льдам прямо на Запад, туда, где начинается Гудзонов залив, великая и безбрежная ледяная пустыня. Собаки бежали весело, и в час пополудни секстант отметил 89 долготу и 150 километров пути, пройденные за ночь по озаренному желто-зелеными столбами северного сияния льду. Еще два часа обжигающего ветра и лая собак, и скрипа полозьев по насту, сверкающему изумрудами, - и сани остановились у охотничьей фактории и почтового поста «Честерфильдский фьорд». Великий Гудзон расстилался перед Расмуссеном. Оставив спутников-эскимосов сторожить у саней, путешественник направился к бревенчатой лестнице, взялся за ручку стеклянной матовой двери, на которой было написано «Канадский офис». Дернув ручку и резко рванув на себя дверь, он сделал шаг вперед и чуть не сшиб с ног странного человека, с ног до головы закутанного в песцовый мех. Из меха выглядывали только глаза, блекло-синие, да кусочек кожи, бронзовой от северного загара. Человек был худ и сгорблен. На вид ему можно было дать лет семьдесят. Не слушая слов извинения, странно и непонятно бормоча что-то под нос, старик зашуршал мехом по лестнице.
- Кто это?
- Да какой-то бродяга. Называет себя пастором. Говорит, что финн. Пришел на оленях с мыса Боотия, из-за последнего кордона у фьордов. Тридцать лет скитается по Северу, хочет вернуться в свою Финляндию.
Комендант-канадец поднес Расмуссену глинтвейн.

Далее, в записи Расмуссена от 2 сентября, рассказывается о потрясающем заходе солнца. Оно дошло до нижнего края горизонта и висело огромным мутнооранжевым апельсином, с отломленным краешком, как при затмении. Повисев, вдруг стало перемещаться, как будто плыть. Видимо, такой эффект происходил от тумана, стоявшего в воздухе. Туман был тоже оранжевый. Небо, и воздух, и земля расстилались вокруг, морозные, терпкие, морковного цвета. И воздух хотелось пить осторожно, глотками. Расмуссен сидел у разузоренного волшебным папоротником окна и слушал радио: вечернюю мессу из Квебека, вдруг прерывающуюся веселыми звуками чарльстона из Буффало. Внезапно вошел клерк и сказал: «Пастор умирает, просит Вас прийти к нему».

В больнице фактории лежал старик, уткнувшись в белую наволочку подушки. Пастор простудился, еще садясь в сани в проливе Мак-Клинтока. Полутора суток северо-восточных ветров хватило, чтобы Сакари слег. Доктор вливал камфору в желто-восковую, покрытую фиолетовыми жилами, руку. Затем, кончив, он скомандовал: «Грога!» Отхлебнув из стакана, старик взглянул ясными глазами на Расмуссена и заговорил по-шведски. Датчанин понимал хорошо его речь, так как учился в Упсале и владел несколькими северными языками.

- Когда я начинал миссионерскую службу, меня командировали далеко за Гудзон, к проливу Ланкастера. Там жили эскимосы, и как принято было считать в Торонто, они ни разу не видели белых. Это оказалось неправдой. Они видали белых, и не раз. Стреляли в них из луков, так как те отнимали у них шкуры и дичь.

Но меня пощадили. Помогло заступничество моего спутника, их сородича, попавшего случайно в Канаду и научившегося там говорить по-английски. Меня взяли в плен и увели с собой еще дальше к Кокбурну, туда, где сейчас построена фактория Монморанси-Лэк, тогда там были лишь лед и пустыня. После того, как я пробыл неделю почти что в гостях, мой спутник объявил, что вожди клана желают видеть меня и задать несколько вопросов. Я вышел к ним. Еще в Финляндии я познакомился с книгами барона Норденшельда, описавшего нравы чукчей и их ближайших соседей, эскимосов. Их представления отличаются от наших, поэтому я ждал самого худшего. Было майское утро, теплое и странно-сырое для этих мест. Снег набух под ногами, и можно было лепить из него снежки. Этот снег и дыхание, напитанное удушливыми запахами сырых тюленьих шкур, я помню, как сейчас…

«Правда ли, скажи нам, - спросил один из стариков, - что в далекой стране, где живут ваши белые люди, бывают большие шатры, летающие по воздуху, как птицы?»

Я ответил утвердительно. Мир еще помнил о путешествии на Северный полюс экспедиции Андрэ, предпринятой на воздушном шаре. Я не сразу сообразил, откуда дикари могли знать об Андрэ. Наблюдая за тем, как выслушивали они переводчика, я видел, как вздрогнули старики и метнули друг другу тревожные взгляды.
«Правда ли, что шатры эти сделаны из тонкой кожи, не похожей по виду на кожу наших зверей?» И на этот вопрос я ответил положительно. И тогда они, торопясь и перебивая друг друга, наседая на моего эскимоса, отплясывая на льду чудовищный танец нетерпения и каких-то других, неведомых мне чувств, рассказали сбивчивую историю, из которой я понял только то, что за несколько лет до моего разговора с ними сюда опускался с неба воздушный «шатер», из которого вышли три белых человека. Расмуссен перебил пастора, от изумления он не мог сдержаться. Неужели это были Андрэ, Стриндберг и Френкель? Ведь следы этих отважных путешественников так и не обнаружены. Значит, они долетели до Канады? Пастор устал, его глаза потухли, но он силился что-то еще сказать.
 – Передайте в Европе, что это были они. Но я хочу продолжить. Мне нужно покаяться… Расмуссен всплеснул руками: «В чем? Вы уже сообщили самое важное – ведь это сенсация, я немедленно должен покинуть вас!»
- Подождите… Я убил человека…

Расмуссен - этнограф, географ и путешественник, был одним из крупнейших исследователей эскимосской культуры. Он выслушал сбивчивый рассказ пастора Сакари, придя домой, записал его. Это была история о том, как народы Севера убивают своих стариков, если они становятся обузой для племени в голодное время. Такие случаи встречались у экскимосов и чукчей вплоть до первой половины двадцатого века. Если бы Расмуссен не был ученым, он, возможно, не поверил бы Сакари. Рассказ о белом шатре произвел на него бОльшее впечатление. Он написал статью под названием «Тайна экспедиции Андрэ». Уже через четыре года, когда останки ее участников были обнаружены норвежцами на острове Белый, недалеко от Шпицбергена, гипотеза Расмуссена была развенчана.

Об убийстве, которое мучило умирающего, датчанин не упоминает в книгах, посвященных Северу. На меня именно оно произвело впечатление.

У чукчей был обычай умерщвлять стариков, если они становились настолько немощными, что мешали всему роду. Сакари остановился в семье, в которой жила очень старая Нюченген. Ее единственный сын, Карлаяриг, был мягким, мечтательным человеком, привязанным к матери. Когда наступили трудные времена, и люди должны были уйти на новое место добычи тюленей, нужно было принимать решение. Старуха жаловалась на недомогание и просила сына выполнить долг, то есть отправить ее в мир предков. Сакари хотелось увидеть вживую этот обычай – собственно, погребальный обряд и интересовал его. Чужак согласился выручить несчастных. Он видел, что старая Нюченген уже потеряла всякий интерес к жизни, а для многодетной семьи она была непосильной обузой.

День ритуала назначили заранее. О нем не сказали старухе и не объявили имени исполнителя. Семья готовилась к празднику. Карлаяриг купил на последние деньги сахар, чай и муку. По старому обычаю такого рода убийство считалось праздником, освобождением от тяжести земных страданий. Приговоренную должны были накормить так, как она не ела всю свою жизнь – что называется «от пуза». Когда все было готово, Сакари пришел в ярангу и начал беседовать с ее обитателями.

Финн изучал язык саамов и ему казалось, что и чукчи его понимают. Как бы там ни было, обе стороны оставались в восторге от общения. Гостя угощали горячим чаем, жирным и, как казалось чукчам, душистым.

Гвоздем программы была Нюченген, смакующая большой кусок сахара, который она макала в чай. Невестка испекла лепешки, и старуха жадно запихивала их в беззубый рот, одну за другой. Никто не возражал, и от этого бабушка радовалась, как ребенок. Она преобразилась. Распустила волосы, повязала подаренный сыном платок на шею, кокетливо стреляла глазами. Давно уже не была она в центре внимания. Более всего ее привлекал молодой белый, который так пристально смотрел на женщину. Нюченген вспомнила, что она женщина, и гортанно запела. Пела она о своей жизни, что вспоминала и что желала. Лучше всего получалось, когда она пела о своих мечтаниях. Мечтала Нюченген о том, что когда-нибудь испытает настоящую любовь. При этом она подмигивала чужаку. Вытягивала губы, как будто для поцелуя. Сакари почувствовал себя скверно.

Он хотел уже было откланяться и пытался объяснить Карлаяригу, что передумал участвовать в обряде, но старуха вдруг замолчала. Она устало повалилась набок и захрапела. Все посмотрели на гостя. Ему подали шарфик. Наступил торжественный момент. От его значимости воздух налился тяжестью, как перед грозой. Отступать было поздно. Какая-то сила подтолкнула Сакари к бабушке, как будто не его руки стянули морщинистую шею шарфом. Тельце задергалось, коричневые сучья, руки Нюченген, поднялись, а потом бессильно опустились. Все произошло мгновенно.

Когда близкие поняли, что старуха испустила дух, они благодарно закивали, глядя на Сакари. Он достал припрятанную фляжку со спиртом. Глотая обжигающий напиток, наблюдал, как покойницу стали обряжать в лучшие одежды. Ее тело связали ремнями из оленьей кожи, на грудь прикрепили нож, с которым покойница не расставалась. Туда же привязали ее крючки для вязания, скребки, гребенку, куклу в лохмотьях и еще какие-то безделушки из моржовой кости. К ремням дети прикрепили бечевку, чтобы удобнее было тащить тело по тундре на кладбище. Нюченген похоронили достойно. После этого семья снялась с места и ушла на промыслы. А Сакари Блумквист, как уже было сказано, отправился в Канаду и всю свою жизнь потратил на обращение дикарей в христианство.

+

- Ну и что ты хотела мне сказать? – спросил сын, когда мы уложили девочек, уставших после поездки.
- Да ничего. Тебе почти тридцать, а мне немного за сорок, - кокетничаю я, - Но, знаешь, я готова ехать с вами хоть на край света, не бросайте меня!



P.S.

На фото Пялси С. - писатель, этнограф и археолог Сакари Пялси (1882-1965) родился в южной Финляндии, в семье помещика. После окончания университета работает в национальном музее, участвует в экспедициях. Результатом одной из них стал фильм "Путешествие по Арктике". Экспедиция на Север была задумана Сaкари Пялси в конце 1916 года, но только в апреле 1917 года он смог отправиться в нее. Он хотел снимать ожившую культуру каменного века и поэтому поехал к народу чукчи. Автор фильма приехал поездом из Хельсинки во Владивосток, а оттуда отправился на русском рыболовецком судне на Север. Все лето он проводит там, а к осени возвращается во Владивосток, где вынужденно задерживается до 1919 года. Фильм был завершен к 1921-22 годам и показан с большим успехом в кинотеатре. Для финансирования следующей экспедиции С. Пялси берет кредит в банке, оставив в залог свои фотографии и фильм. Фильм был забыт, и только в 1976 году его нашли и реставрировали.