О любви

Цезарь Кароян

Киноновелла 1

О любви.


Краткий сюжет: в неполной семье на день рождения к маленькому сыну приходит отец, а после его ухода малыш не дает маме вымыть ему руки перед сном, потому что они «папой пахнут».

Обязательное использование звука: большую смысловую нагрузку несут в фильме две песни о туманах – «Там за туманами» группы Любэ и «Синий туман» Вячеслава Добрынина.

Место действия: обычная двухкомнатная квартира.

Действие: начинается с темного фона, дверного звонка и зудящего как назойливый комар утробного игрушечного голоса, непрерывно напевающего песенку «Happy birthday to you». Темный фон оказывается входной дверью. Она отворяется и появляется милое лицо пяти-шестилетнего мальчика с огромными глазами, полными ожидания чудес. Из-за двери вдруг высовывается большая мягкая игрушка и смешно и серьезно кивает, приветствуя мальчугана. Это из ее плюшевых глубин льется поздравительная песенка. Покивав несколько раз, игрушка исчезает и вместо нее на уровне его глаз появляется симпатичное мужское лицо в форменной фуражке. Как по фуражке, так в дальнейшем и по кителю не очень понятно, кто по профессии этот молодой человек, – летчик, моряк или железнодорожник. Он и то, и другое, и третье, а вернее ни один из них.

-Папка приехал! – ликующе кричит на всю квартиру именинник и кидается ему на шею. Сидя на корточках в прихожей и прижимая сына к себе, молодой человек с тревогой смотрит поверх его головы на молодую женщину, молча появившуюся в дверях комнаты. Она машинально вытирает руки чайным полотенцем; ее враждебное молчание, решительно сжатые губы и сузившиеся глаза сразу дают понять, что в их отношениях все далеко не гладко и не просто. Если они и плыли когда-то в одной семейной лодке, то теперь она явно пошла ко дну. И все же ее бывший супруг встает и делает одну за другой три вещи, свидетельствующие о серьезности его намерений: ногой задвигает дорожную сумку под вешалку, снимает фуражку и нахлобучивает ее на голову сына, и расстегивает нижнюю пуговицу кителя, чтобы чувствовать себя удобнее. Фуражка слишком велика и тут же проваливается мальчишке на уши, что нисколько не умаляет его счастья по случаю папиного прихода. На полочке у дверей остается лежать букет из пяти роз; то ли «морячок» принес, да не решился отдать его своей бывшей, то ли этот букетик лежал тут до его прихода. Он находит на ощупь кнопку в животике мягкой игрушки и перед тем, как отдать ее сыну, выключает назойливо зудящую песенку, действующую на нервы.

Праздничный торт с потухшими маленькими свечками, уже изрядно подъеденный. Свечек пять или шесть. Кроме торта на столе еще много всякой всячины, а в вазе – те самые пять розовых бутонов. На заднем плане, на диване в обнимку сидят отец с сыном, старший что-то с увлечением рассказывает и оживленно жестикулирует, младший с восторгом внимает ему, раскрыв рот, с горящими любовью глазами. «Ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Москва», поет группа Любэ, оккупировав музыкальный центр. «Морячок» азартно строчит двумя руками, имитируя пулемет. Его рассказ мальчик видит воочию. Героический папа в дыму и в огне на бреющем полете косит врагов из горящего самолета. Языки пламени лижут кабину, но он не сдается. Мотор воет так, что ноют зубы. Сзади его нагоняет другой самолет со страшными черными крестами на фюзеляже, для большей четкости обведенными белой краской. В кабине пилоте сам Фредди Крюгер. Поравнявшись, он поднимает вверх правую руку и шевелит в приветствии острыми пальцами-ножами. Безгубый рот кривится в ухмылке. Но папа снова строчит из пулемета и самолет Фредди Крюгера вдруг выбрасывает черный шлейф дыма и, пронзительно завывая, падает в море. «Там за туманами, вечными пьяными, там за туманами любят нас и ждут». Фредди Крюгер отчаянно бьется в заклинившее откидное стекло, все глубже и глубже погружаясь в пучину вод вместе с задравшим хвост самолетом. На хвосте, чуть не соскальзывая вниз, кое-как держится невесть откуда взявшийся голозадый папуас в боевой раскраске и перьях. Потерявший самолет «морячок» живо взбирается по трапу на покинутый командой небольшой военный катер, вбегает в пустую рубку и хватает рулевое колесо. Самый полный вперед! Гурьба голозадых свирепых папуасов, потрясая копьями и щитами, лезут на борт и штурмуют рубку. «Тра-та-та-та-та-та!» строчит папин пулемет. Снова герой в дыму и в огне. Папуасы цветным горошком сыплются с борта. Мальчик с победным криком прыгает ногами по дивану, затем с размаху бросается бороть папу. Одинокая папина фуражка в открытом море медленно поворачивается козырьком вниз и так же медленно уходит под воду. «Синий туман, заводится Добрынин, похож на обман. Синий туман, синий туман, синий туман!»

-Нет. Нет, сегодня никак, – говорит по телефону в соседней комнате мама, слегка понижая голос. В дверной проем ей видно, как бывший муж на диване размахивает руками. Ему бы у Петросяна работать. Мастером художественного свиста.
-Я тебе сама позвоню. Нет, давай завтра…
В трубке слышен протестующий мужской голос, но слов не разобрать. Она чуть отстраняется от трубки, чтобы переждать шквал его недовольства; по брезгливо наморщенному носу видно, что не так уж и дорог ей этот человек.
-Хорошо, хорошо, не сердись. Завтра я тебе позвоню. Все, целую.

Праздник закончен и музыка обрывается. В прихожей настежь распахнута входная дверь. Так подчеркнуто широко ее открывают, когда выставляют кого-то из дома. А вот и классическая для таких случаев женская поза – прислонившись спиной к стене, спрятав руки за поясницу. Подбородок упрямо вздернут вверх. Папа с упреком в глазах нервно шнурует ботинки, затем курит, стремясь выиграть время, наполовину уже на лестнице, чтобы дым не тянуло в комнаты. Напряженная тишина. За весь вечер они не сказали друг другу ни слова. Он пытается наладить отношения, тянется тыльной стороной ладони к ее щеке, чтобы прикоснуться, погладить, но она отворачивает лицо. Оглядевшись в поисках пепельницы, отвергнутый муж тушит о пачку недокуренную сигарету и сует ее внутрь. У него нет больше никаких уважительных причин задерживаться в этом доме. Сняв с ушей сына фуражку за козырек, он надевает ее на голову.

-Ну что, друг, пора прощаться? Тебе, наверное, уже и спать пора. Расти большой, не будь лапшой, слушайся маму.
Он присаживается, чтобы сыну было сподручней  прижаться к нему всем телом. Явная демонстрация отцовской привязанности остается неоцененной бывшей супругой, она по-прежнему холодно смотрит в сторону. Исчерпав все методы психологического воздействия, «морячок» огорченно разводит руками и берется за сумку.
-Ну, дай «пять» и я пошел, – говорит он. Мальчуган с готовностью протягивает ему ладошку для крепкого мужского рукопожатия.
-Пап, – с надеждой спрашивает он. – А ты еще придешь?

В большом зеркале отражается ванная комната и мама, ожесточенно намыливающая мальчику лицо. Она вся на нервах и в думах и малыш терпеливо кряхтит, чтобы не попасть ей под горячую руку. Громко шипит струя воды в раковине, разбиваясь о блестящий фаянс. Кран откручен до отказа. Смыв быстрыми движениями мыло с лица женщина берется за его руки. Намыливает левую, а правую он упорно прячет за спину.
-Дай руку!
-Не дам!
-Почему?
-Папой пахнет!
Она с любопытством берет и нюхает его открытую ладошку.
-Не выдумывай! Просто пахнет сигаретами.
Мальчик выдергивает руку и снова упрямо прячет ее за спину.

Ночь, кухня. Небольшая гора посуды и не съеденных салатов в салатницах после дня рождения. Ожесточение не проходит, как результат – резкие движения и повышенная работоспособность. Она моет, скребет, перекладывает, освобождает тарелки, убирает еду в холодильник. Громко шмыгает носом, но слез нет, да и не с чего плакать. Глаза сухие. Видимо она хорошая хозяйка, все делает быстро и ловко. Мгновенно все расставлено по местам, почти все сияет чистотой. Осталось совсем немного, но уже хочется прерваться и отдохнуть. На столе появляется рюмка и початая бутылка хорошей водки из холодильника. На праздничном столе ее не было, а стояло красное вино. Видимо это какие-то ее личные, возможно тайные пристрастия, тем более что рюмка наполняется до краев.

Приоткрыв дверь в темноту спальни, она прислушивается к сыну. Слабого рассеянного света за спиной вполне достаточно, чтобы убедиться, что он спокойно спит, повернувшись на правый бок и подложив под щечку левую руку. Правая бережно вытянута раскрытой ладошкой вверх, сохраняя табачный «папин запах». Мать осторожно садится на кровать, стараясь не разбудить, берет и нюхает эту маленькую ладошку. Долго вглядывается в безмятежное детское лицо, продолжая держать его руку в своей, потом вдруг наклоняется и целует теплую, «пахнущую папой» ладошку.

В кухне она убирает бутылку обратно в холодильник, а полную, не пригодившуюся  рюмку водки без колебания выливает в раковину. Долго и тщательно моет ее и трет губкой, словно в нее была налита какая-то отрава. Закончив с ней, снова принимается домывать посуду.