Глава 3. Что осудили - суждено

« Не судите, и не судимы будете.
Ибо будете судимы не за свой греховный суд,
А за то, что отнимаете работу у профессионалов.
А также у их заместителей, соответственно
Таланоса и Господина Пророков.
Учтите также, что суд их будет пристрастным,
Ибо в свое время вы отняли у них работу. »
«Epistolae Sacriligiorum» авторства Иеронимуса Каброзена

Затвор пистолета в руке Данта Самиреса с легким щелчком встал на место, когда он неуклюже вставил магазин в рукоятку. Капеллан протяжно и сочувственно поглядел на убогое оружие и бросил на стол в оружейной, уже заваленный разнообразными легкими орудиями: револьверами, автоматами, дробовиками, ружьями, обрезами. Перед отправлением на задание в Марготе его допустили в оружейную, и Самирес не мог удержаться: он любил пощелкать техникой, но стрелять из нее не умел. Он мог часами вставлять обойму в автомат и вынимать ее, предварительно нажав пальцем на кнопочку, и это нехитрое действие почему-то вызывало у него почти детский восторг. Охранник оружейной комнаты – угрюмый и молчаливый, напоминающий бульдога охотник в черном плаще – со скукой в глазах наблюдал за манипуляциями чародея, которые, тем не менее, несколько скрашивали его монотонное послушание.
Дверь в комнату заскрипела. Дант мельком оглянулся и снова вернулся к своему железу.
- Здравствуй, Бриан.
Инквизитор Бриан Лэйтлайк встал рядом с ним, бросил взгляд на перемешанное на столе оружие.
- Все в порядке? – осторожно спросил он, пытаясь казаться ненавязчивым.
- За исключением Маргота – да, - насупив брови, молвил Самирес.
- Ты настолько против? Разве это так сложно?
- Сложно будет остаться в живых, если все действительно так плохо, как говорят, - буркнул маг, звеня патронами к помповому ружью, которые он остервенело запихивал в патронник.
- А все так плохо?
- Еще хуже, - капеллан опустил плечи.
- Я ничего не понимаю.
- Что тут не понимать? – инквизитор и охранник вздрогнули от неожиданности и втянули головы в плечи, когда Самирес пальнул в стену из дробовика. На стене висел железный щит, после выстрела похожий на решето.
- Качество нулевое, - чародей флегматично ткнул в него пальцем. – По-моему, то, что от меня хотят избавиться, достаточно очевидно.
- Никадем?
- В основном – Никадем. В чуть меньшей степени – Френсис. Он чувствует себя родственником дьявола. Не знаю, убил бы он сам Серахта, если бы тот был на коленях и безоружен, но уж точно порадовался бы, если бы Серахта убил кто-нибудь другой. Понимаешь?
- Да.
- Я для него – что-то вроде его брата. То, что никаких культов я не основывал, никого не провоцировал и не затевал интриг, а ровно и не сбивал с пути истинного Белзамина, он как-то игнорирует. Тут сказывается мышление: я для него – проклятый колдун и ничего больше.
- Дант?
- Да, Бриан.
- Ты ведь уже служил под началом Никадема раньше, еще до того, как перешел в Пентаграмматик вместе с Филиппом. Еще до создания Ханта и задолго до того дня, когда…
- Да, - чуть помедлив, согласился капеллан, азартно наводя на искореженный щит красную точку автоматного прицела. – Служил.
- Почему тогда он тебя так ненавидит?
- Потому что он ненавидит всех, - маг сделал такое лицо, будто объяснял очевидные и прописные истины. – Всех. После того дня. Их – за предательство. За зло, которое прорастило свои корни в них и заглушило их голоса. За их выбор. За то, что они сделали его не по своей доброй воле. Нас. Тебя, меня, его, - Дант указал на охранника. – За то, что у нас был…за то, что мы способны сожалеть о своем выборе. Меня лично? В его сознании я – черный капеллан, чародей, взращенный на демонологии и запрещенной магии, воспитанный лично Сигифером. Он знает, что я должен был пойти за Белзамином. Но не пошел. Но больше всех прочих он ненавидит себя.
- Себя?
- За то, что на его плечи впервые тяжким грузом упало бремя ответственности. За то, что он не ушел, как Сакрамонд, отомщенный и честный, живший как шакал, но умерший как святой.
- Но Каин Сакрамонд мертв.
- Я это и сказал. Агер труслив. Бриан. Слаб. Горд, безответственен, имеет о себе неоправданно завышенное мнение. Кроме того, у него отвратительный характер – мелочный и склочный, как у разоряющегося ростовщика. Но…
- Но?
- Он добр. В глубине души. Он один из немногих в Инквизиции, кто долго бы орал на ребенка, брызгая во все стороны слюной, но никогда бы не пнул его. Во всяком случае, прецедентов еще не было. Понимаешь?
- Я все понимаю, успокойся. Хочешь, я пойду с тобой?
Дант обернулся и пронзил инквизитора холодным взглядом своих рыбьих глаз.
- Знаешь, - помолчав, заметил он, - таких людей, как ты, очень любил мой бывший начальник. Филипп. Нет ничего лучше, чем если человек сам идет за тобой, тогда не приходится напрягаться. Нет?
- Ладно, - отвернулся Лэйтлайк. – Я пойду.
- Постой.
Дант протянул инквизитору красивый и компактный автомат с длинным коробчатым магазином.
- Держи, - бесцеремонно заявил он.
- Я уж было думал, что ты меня обнимешь. Это имущество организации.
- Бери, говорю. Я все равно не возьму отсюда ничего, а тебе и лишней обоймы к «Стаггеру» без скандала не выдадут. Понимаешь?
Бриан улыбнулся и принял оружие. Осмотрел. Вдруг заинтересованно потрогал ствол. Дернулся и затряс обожженной рукой.
- Ты стрелял из него? Он как будто раскален.
- Нет. Но это моя разработка. Я немного модифицировал его, внеся в конструкцию несколько красных магических кристаллов. В итоге – конечно, перегрев безумный, но эффект превосходит все ожидания. Главное, не пытайся стрелять обычными боеприпасами. Сейчас в магазине специальные ртутные пули с плутониевым сердечником.
- Как он здесь оказался?
- Изъяли после того дня как инструмент для совершения различного рода maleficia. То есть божественных злодеяний. Ты думал, я рылся в этом хламе ради получения извращенного удовольствия?
- Почему извращенного? – удивился Бриан.
- Эти новые железки щелкают совсем не так сочно, как прежние, устаревшие, - совершенно серьезно сказал капеллан. – До встречи, amicus.
С этими словами он величественно удалился, по привычке раскачиваясь на ходу, заплетая ноги и путаясь в изодранных полах черно-фиолетовой робы.

- Вот мы и встретились снова, брат.
- Это становится подозрительным, Арий, - заметил Дамикор, не оглядываясь. Он знал, кто стоит за его спиной, и продолжал идти вперед. – Ты следишь за мной?
- Нет. Просто мы идем в одно и то же место. Ведь сегодня – совет.
- Спасибо, что напомнил, - зло сказал паладин. – Кто еще из ваших в городе?
- Никого из тех, кого бы я мог назвать по именам.
- Ты лжешь. Еще одна попытка.
- А ты, лич, строишь из себя большого начальника. Я больше не твой подчиненный.
- Теперь ты еретик, - таким злым голосом, какой редко можно было услышать от него при жизни, отрезал Дамикор. - А мой священный долг, несомненно, включает в себя обязанность наносить физический и моральный вред еретикам.
- Я сказал правду.
- Нет. Я подскажу. В городе еще ваша ведьма – та, что постоянно была с Белзамином во время его возвышения. Насколько я помню, сестра вашего магистра. Черного магистра. Того, кто носит маску.
- Кристин? – удивился Арий. – Невозможно. Она одержима. Ей закрыт путь за пределы барьера.
- Я видел ее, а своим глазам я пока еще верю.
- У тебя нет глаз, Дамикор, а твоя главная проблема именно в твоей вере. Мне иногда кажется, что если ты скажешь горе сей: гора, сдвинься с места и ввергнись в море, то твоя просьба исполнится. Правда, если при этом гора упадет в воду вместе с, например, молящимися на ней людьми, то силу, даровавшую тебе такое могущество, это заботить не будет.
- Придержи свой гнусный язык, - забрало лича сверкнуло голубым пламенем его глаз. – Потому что если я буду верить в то, что ты его лишишься, то ты его лишишься.
- А во имя кого?
- Во имя Таланоса, брат. Все, что я делаю, свершается во имя его.
- Мне кажется, что ты ошибаешься.
- Это твое дело.
- Как ты думаешь, что будет на совете?
- Толпы отрекшихся от нас братьев соберутся вместе во внутреннем дворе монастыря, устроят красивый парад с обилием молитв, церемоний и свидетелей, которые будут наслаждаться этим величественным зрелищем. Потом Гроссмейстер объявит во всеуслышание о том, что он и не думал предавать Священную Инквизицию и будет свято хранить веру в Творца. Потом все разойдутся, взахлеб обсуждая его слова, весьма, впрочем, банальные. Разве не так?
- Ты знаешь, что это не так. Иначе зачем бы им вообще собираться? Чтобы поддержать боевой дух народа? Глупость. Почему тогда так обострили свою активность еретики? Пророки Сигора? Почему проповеди в Храмовом Квартале произносятся ими чуть ли не каждый день? Почему они так подробно описывают в них свои теплые чувства к правящей религии? Они просто боятся превентивного удара.
- А ты? – ощерился Дамикор. – Зачем ты здесь? Ты, рыцарь Бафомета?
- Не указывай мне на мою фракционную принадлежность. Насколько ты помнишь, наш орден был основан для борьбы со злом.
- Белзамин основал вас для борьбы с самим собой? Невероятно.
- Довольно. Без нас Черные Души давно вычистили бы весь Первый Ярус, тем паче что Орден Таланоса и Церковь не пожелали помочь нам. Вот и суди сам. По деяниям. По делам их узнаете их, разве не так? Не по внешнему виду, не по какому-то абстрактному религиозному статусу? А я не сделал еще ровным счетом ничего, чтобы заслужить твою ненависть.
- Ты пытался меня убить.
- А ты меня чуть не убил. А сейчас ссоришься, как мальчишка.
Дамикор задумался и печально кивнул, совершенно неожиданно для Ария.
Небезызвестная таверна «Под знаком Трезубца» именовалась так не зря. Ее открытие, по странному стечению обстоятельств, было приурочено к тому знаменательному дню, когда совместными силами проклятых эльфов и Священной Инквизиции был сокрушен богохульный Легион Черных Душ, и, поскольку Маргот это событие никак не задело, открытие состоялось. Правда, тогда название было несколько другим. Но когда через два дня один сверх всякой меры и воображения хитрый инквизитор продал трактирщику трофейный трезубец ретиария, по несознательности не отданный им на аутодафе, трактир был переименован в нынешнее состояние. Данный ход хозяина заведения оказался чрезвычайно удачным, ибо после того дня от посетителей не было отбою, ибо на это древнее орудие длиной метра в четыре желал поглазеть каждый.
Дант Самирес любил эту таверну, поэтому и категорически потребовал, чтобы встреча с агентом Церкви состоялась именно здесь. Что удивительно, Данта здесь тоже любили, ибо тем самым хитрым инквизитором был именно он. И посему предоставляли в его распоряжение неограниченное количество пива.
Потому что знали: пива Дант не пил.
Он сидел за ветхим и ржавым железным столиком в углу небольшого зала, и задумчиво барабанил пальцами по крышке. Перед ним стояла мелкого калибра фляжка, в каких когда-то хранили коньяк офицеры человеческой армии. Единственное, что осталось от большинства офицеров – такие вот фляжки. Теперь в них транспортировали различные ценные напитки – от коллекционных эльфийских вин времен Темной Империи до редчайших образцов бренди проклятых эльфов эпохи Риллари. То есть той, когда они еще таковыми не являлись.
Потягивая содержимое фляжки и лениво наблюдая за активно и деятельно расслабляющимися посетителями таверны, Самирес ждал агента. И тот не замедлил появиться точно в назначенное время.
Яркий юноша в красном кожаном плаще и широкополой пафосной шляпе бесцеремонно плюхнулся напротив него, едва успев войти, отобрал емкость с живительной жидкостью, отхлебнул и поставил ровно посредине.
- Это ты – инквизитор? – вопросил он без лишних предисловий, специально понижая голос и кладя ладонь на стол.
- По мне так заметно? – огорчился капеллан.
- Почти, - кивнул Сандерас. – Привычка, понимаешь – замечать разные мелочи. Во всяком случае, кроме вас и ренегатов…
- Еретиков, - холодно поправил его Самирес. – Еретиков, мальчик. Называй вещи своими именами.
- Договорились, чародей, - дерзко ухмыльнулся Вайтли.
Тонкие губы мага растянулись в скептической усмешке человека, только что проигравшего равному себе партию в шахматы.
- Неплохо. Магические индикаторы. Очень и очень специализированные. В частности – Бриллиантовый Огонь, Багрянец Зари, и…?
- Око Гора. Да.
- Где достал?
- Купил в свое время у одного из ваших магистров. До этого он словно обезумел, скупая все индикаторы и детекторы в городе, какие только мог найти. Большая часть ему не пригодилась, и он сбыл их с рук. В частности – мне.
- Малус Тенебрар, - полувопросительно заметил Самирес.
- Совершенно верно.
- Ладно. Приступим к делу.
- К какому именно? С чего, то есть, стоит начать: с еретиков или Сигора?
- С чего-нибудь да начни.
- Хорошо. Сегодня меня чуть не убил один их паладин. Он назвался именем Изуил Грайвер. Думаю, что он солгал. Все дело в странных видениях в катакомбах. Это солдаты. Наши солдаты, земляне, причем попавшие сюда явно после Великого Переселения, более того – совсем недавно. Совершенно одичавшие. Обезумевшие. Но с новой модификацией «Стаггера». Он не хотел, чтобы я кому-нибудь о них рассказывал.
- Откуда бы на Акнарте взяться новой модификации вкупе с солдатами?
- Это риторический вопрос, - раздраженно сказал Сандерас. - То есть – глупый. Не имеющий значения. С сигоритами что-то не так. Что-то они плетут, как мне кажется.
- Может быть, это они сами себя убивают прямо посреди проповедей?
- Может быть, и они. Совсем недавно у них появился новый пророк. Его имя – Эзекиль Шиирамон.
- И?
- Он эльф, - пытаясь оставаться спокойным, пояснил охотник.
- Какой?
- Высший эльф. Пророк. Оракул. Понимаешь, чародей?
- Да. Эльфы лишены способности видеть будущее. Во всяком случае, считается, что Таланос проклял их своим именем после изгнания Риллари, сочтя все их государство погрязшим в скверне некромантии.
- Тем не менее, этот пророк ничуть не уступает предыдущим.
- Интересно. Очень интересно. И очень напоминает то дело с Джеральдом Санквинусом. Главой Культа Смерти.
- Чем напоминает?
- Здесь тоже не обошлось без какой-то высшей силы. Насколько внимательно ты изучал Писания Пророков?
Сандерас замялся и стал со всем возможным тщанием рассматривать ближайшую стену.
- Вообще не изучал, - с добродушным злорадством подытожил Самирес. – Даже не читал.  В таком случае, тебе не известно, что согласно Книге Смерти Акнарты, сразу после пришествия второго Темного Мессии, то есть второго Зверя, наступит время Суда, когда высшие силы придут в сей мир, чтобы воздать по заслугам грешникам. То есть нам с тобой. Под высшими силами подразумевается некое сверхъестественное существо, подчиненное напрямую самому Сигору. Я загнул, не правда ли?
- Нет, все в порядке.
- Все в порядке, но я загнул. Все пророчества сбываются, потому что их сочиняют так, как некоторые нечистоплотные люди сочиняют рапорты – заранее. Все мы здесь знаем, что Бог есть. И Таланос есть. И Демигор, и Сигор, и Тордам. Все мы не раз получали от них по шлему. Но, поскольку они – ангелы или боги, они знают, что будет, и дают знать об этом людям в несколько извращенной форме. Приведу пример: человек знает, что завтра придет, например, к своему начальнику, и пристрелит его. И вот он на обрывке бумажки пишет угольком: пришло время огня и воды, время, когда зло получит по заслугам. И вешает на стену в публичном месте. Все боятся, у всех трясутся руки, потому что никто не знает, кто это написал и что же в итоге случится. Вот человек пристрелил начальника. И все воют, бегая по улицам: кошмар, пророчество сбылось! Так высшие силы знают, что они сделают, и пугают смертных. Но высшие силы – все поголовно бюрократы. Они не вершат судьбы. Они покрикивают и подписывают документы, которые подают им смертные.
Сообразив, что монолог закончился, Сандерас выдохнул и потянул носом.
- Все это очень сложно, - изрек он наконец.
- Я не сомневаюсь, - подтвердил капеллан. - Но какой из этого можно сделать вывод?
Вайтли открыл рот и закатил глаза, задумавшись.
- Странно. Ведь ты его уже сделал. Ты сказал: сигориты что-то плетут. Правильно. Плетут. Потому что плести им велят их умные книги. Потому что они боятся, что, в случае отсутствия их деятельности по исполнению пророчества, они будут покараны. Тем, кто это пророчество диктовал.
- Это какая-то крайняя степень прагматизма, чародей. А как же божья воля? Как же вера, карма, судьба?
- Мы с тобой, хорошо это или плохо, оказались в таком месте, где элита, говоря по-простому, ближе к люмпенам, которые, в большинстве своем – тотально маргиналы. В попытках стабилизировать социум элита дает ему цели под угрозой Армагеддона. Таким образом, социальная стратификация общества характеризуется теми слоями, которые эти самые цели реализует.
- И это ты называешь «говоря по-простому»?
- Религию, друг мой, никогда не получается объяснить человеческими методами. Я всего лишь пытаюсь доказать, что здесь, на Акнарте, она может оперировать терминами социологии.
- Ты высосал из пальца целую дискуссию, а я даже не знаю твоего имени.
- Иосиф Шеграил, очень приятно.
- Шеграил – один из черных капелланов, оставшийся за барьером Новой Обители вместе с Серахтом.
- Поздравляю, - флегматично кивнул Самирес. – Кое-что ты знаешь. Тогда - Дант. Дант Самирес.
- Очень приятно, царь, - нагло ответствовал охотник, протягивая к фляжке черную перчатку руки.
- Шутник, - неодобрительно сказал капеллан, неуловимым движением отставляя оную в сторону. – Дошутишься когда-нибудь. Когда я захочу, в частности.
- Ладно. Я – Сандерас Вайтли.
Самирес лицемерно вздохнул.
- Ты думаешь, что я стал бы с тобой разговаривать, учить тебя жизни и поучать насчет реалий мира сего, если бы не знал твоего имени, биографии, привычек, подробностей личной жизни и внешнего вида? Пойдем.
- Куда? – опешил охотник.
- На совет. Паладинов.
- Зачем…?
- Мы пришли сюда исследовать деятельность еретиков и пророков, не правда ли?
- Э-э-э. Лично я здесь потому, что мне заплатили, но…
- Ну, если я все правильно понял в их пророчествах, то этот совет многое прояснит.

Такое пафосное и грандиозное мероприятие, как генеральный совет Ордена Таланоса, мог быть изобретением только чрезвычайно извращенного рассудка. Таковой не был присущ даже Антимагам: как тайное оккультное общество, изучающее магов как какой-то редкий вид паразитов и изыскивающий новые пути борьбы с ними, они просто не могли и не хотели позволять себе великолепные церемонии и для масс. Им это было не нужно.
Впрочем, зачем Гроссмейстер решился на такой шаг, и по какой причине ему это было нужно, массы не волновало. Большинство поселенцев попало в Маргот еще во времена Великого Переселения: их мало волновали войны, без конца ведомые Священной Инквизицией, не волновал и раскол в ней. Им – каторжникам в настоящем, бывшим монахам и простым обывателям, всем поголовно зараженным религиозным фанатизмом  - было нужно лишь то, что испокон веков было нужно массам – panem et circenses. Религиозных зрелищ. Литургий и великолепных обрядов.
И вот, во дворе монастыря, окруженном античного стиля стеной, выстроились три сотни рыцарей в доспехах цвета золота, серебра и нежно-темной бронзы. Все они были увешаны самым разнообразным оружием – короткими парными мечами и длинными широкими бастардами, секирами и чеканами, алебардами, понтонами и гизармами. Заостренные кверху врата кафедрального собора были украшены высокой белой статуей Сантума – грозного ангела с огромным палаческим лабрисом, лицо которого было заменено капюшоном. У распахнутых настежь створок стояла элитная стража Крестоносцев – воинов, посвятивших свои жизни охране жизни Гроссмейстера и скованные в своем служении чародейскими клятвами, награда за преступление которых – смерть. Их матово-черные доспехи были усеяны изображениями черепов; в виде чудовищных скалящихся черепов, были изображены наплечники и наколенники, переплетенные проводами и тускло светящимися силовыми приводами. На плечи паладинов были небрежно наброшены роскошные бархатные плащи сочного густо-синего морского цвета, а в руках они сжимали трезубцы – символ власти.
Ворота монастыря сегодня были открыты, и пестрая толпа проходила как могла далеко, чтобы поглазеть и поучаствовать в этом грандиозном мероприятии. Казалось, сегодня здесь собралась половина Маргота – в жизни людей было немного развлечений; одним из самых обыденных и повседневных были разнообразные проповеди в Храмовом Квартале. Люди, затаив дыхание, внимали каждому слову священников Таланоса и вместе с пророками Сигора печалились предстоящим бедствиям и каялись в своих грехах. Когда из Дель-Марона или Ланкареса приходили с торговыми караванами закованные в чудовищные латы адепты Тордама – Чумные Храмовники и иереи из Ложи Тота – люди с охотой слушали и их, признавая могущество Смерти и дивясь мощи ее господина. Едва только завидев одного из немногочисленных хранителей веры Сантума – воинов-пилигримов, прилюдно занимавшихся самоистязанием и скандировавших безумные молитвы в желании принести себя в жертву Господу и принять как можно более тяжкий венец мученичества – народ умолял сказать хоть слово и их.
Говоря проще, огромное количество уставших от однообразия верующих сегодня явилось к монастырю и разноцветной воронкой втискивалось во врата, расталкивая друг друга и постоянно перемешиваясь и отсеиваясь.

- Правоверные! – подобный грому голос загремел в установленных по всему периметру стен трансляторах и колонках, от одного жуткого вида которых возрадовалось бы сердце любого земного техника. – Да вознесется к Таланосу наша молитва, и да вольется в уши его, и сахарным медом серы обрушится его милость на наши души!
Люди заволновались, шумя и перешептываясь, но через мгновение все, как один, слились с механическим, искаженным помехами голосом, звуки которого напоминали древние записи военного времени, в экстазе молитвы.
Только некоторые слова можно было понять из переплетающегося грохота голосов:
«Господь крепок и силен, Таланос же силен в брани. Возьмите врата князей ваших, и возьмутся врата вечные, и внидет царь славы. Кто есть сей царь славы? Таланос есть царь славы!»
И, если в богослужении Бога символизировал жрец, то роль царя славы принял на себя сам великий Гроссмейстер – человек, которого мало кому посчастливилось увидеть вживую; еще меньшему количеству людей удалось пережить эту встречу.
Окруженный почетным эскортом из Крестоносцев и Золотых Паладинов, из врат кафедрального собора медленно выплывал Гроссмейстер. Именно выплывал: его тяжелые платиновые поножи стояли на круглой магнитной платформе матово-белого цвета, зависшей на высоте полуметра над землей и тихо гудевшей. Странное средство передвижения, в центре которого был изображен сложенный из костей и черепов фигурный крест, было все исчерчено светящимися иероглифами и покрыто причудливым орнаментом. Оно было под стать броне великого воина: великолепной, огромной и прекрасной. Вряд ли даже самый сильный человек во вселенной мог бы носить ее, если бы не силовые приводы и амортизаторы, облегчающие доспех, и в свою очередь увеличивающие силу носящего их. Закрытый шлем паладина был украшен тремя парами полос с перьями, а над наплечниками возвышались самые настоящие крылья – серебряные и украшенные алмазами, обвитые на основаниях длинным шелковым плащом глубокого небесного цвета.
- Братья мои и слуги мои! – возгласил Гроссмейстер, простерев к толпе изукрашенные рукавицы и благословляя ее. Динамики он отключить и не подумал; его многократно усиленный голос оглушал и заставлял землю дрожать. – Сегодня Таланос явил нам свою милость, и я собрал здесь весь Орден, чтобы прославить имя Господне и воспеть его в струнах и органах. Чтобы я объявил вам решение Таланоса о судьбе Ордена, ибо лишь он мог решить мудро и великолепно. Итак, его решение, братья и слуги…
Внезапно он замолчал, и трансляторы трясли стены только его судорожным дыханием – тяжелым, лихорадочным, каким-то удивительно аритмичным.
- В чем дело? – с усилием выдохнули колонки.
Это чувствовали все. Жар. Дикий, влажный, странно искусственный жар, исходящий непонятно откуда и словно плотный туман, накрывший весь монастырь и площадь перед ним.
- Мальтер, - тихо оценил ситуацию Самирес. – Я думал, он мертв.
- Кто? – моргнув, переспросил Вайтли.
Все словно неспешно проваливалось в темноту – темноту вязкую, пугающую, душащую, напоминающую скорее Геенну, чем просто темный подвал. Из темноты медленно проступали привычные очертания крепости и укреплений, окутанные каким-то огненно-красным светом и неуловимо изменившиеся: искривленные, побитые, усеянные овалами вытянувшихся в немом крике безумных лиц и тысячами искривленных рогов и шипов, торчащих в разные стороны.
Собравшиеся вдруг увидели, что окружены бурлящим лавовым озером, черно-багровым, слепящим, переливающимся, поразительно реальным.
Реальным? Почему такая мысль могла прийти кому-то в голову? Неужели что-то в этой чудовищной метаморфозе могло показаться нереальным?
Может быть, стаи истерично визжащих теней, похожих на мифологических гарпий или сирен, которые тучами носились под потолком пещеры?
Или любопытные и застенчивые сгустки огня, носившиеся туда-сюда, от человека к человеку, и грустно заглядывающие им в глаза?
На верхний полукруглый балкон – тот самый, который был расположен над вратами собора и как раз над головой Гроссмейстера – выходила какая-то пылающая и смеющаяся фигура. Ее зловещий тонкий хохот почему-то раздавался из тех же самых устройств, которые минуту назад воспроизводили речь достойнейшего из паладинов.
- Иеронимус, - сумрачно заявил Астамат. – Точно Иеронимус. Я его узнал.
- Кого узнал? – молча нахмурилась Кристин, досадливо потерев тыльной стороной запястья внезапно заболевшую голову. – О ком ты говоришь, демон?
- Каброзен, девочка, - не менее досадливо пробурчал Контролер. – Как сейчас помню: я был послан заменить душу одного воина из его Легиона и видел его еще человеком. Как бы я не был циничен насчет взгляда, этот взгляд я не могу не узнать. Так же он смотрел, когда приносил в жертву полторы тысячи человек, заключенных впоследствии в волшебные латы.
Три сотни рыцарей в потускневшей от мрака броне, выстроенные в ровные ряды, отличающиеся друг от друга только цветом лат и риз под ними, все как один обернулись в сторону пылающего человека.
- Не поддавайтесь панике! – зычно крикнул Гроссмейстер, оглядываясь и разворачивая платформу в сторону балкона. Теперь даже его мощный бас звучал гораздо скромнее. – Оружием Бога встретим дьявольское наваждение! Рассеем тьму светом веры!
Тьма, кажется, рассеивалась и сама, обнажая реальное положение вещей. Лаву и дым сдуло с незнакомца, как пыльцу с цветка, и демонический силуэт, вспыхнув факелом и погаснув, влился в высокого человека в длинном смоляном плаще и с черными волосами пониже плеча.
- Кто ты такой? – обратился к нему гигант в синем облачении. – Кто допустил тебя на эту угодную Таланосу церемонию, еретик? По какому праву ты позволяешь себе срывать ее?
Мелькнуло.
Существо шагнуло вперед, и его очертания словно осыпались клочьями пепельного дыма. Взору предстал мужчина в широкой серой робе и с удаленными ушными раковинами, все лицо которого было изрезано запекшейся паутиной иероглифов.
- Это чудовище, - негромко каркнул Дамикор, сжав в кулаке болтающийся на шее крест.
- Нет, - решительно возразил Арий. – Это Эзекиль Шиирамон. Пророк.
- Все, узнавшие меня, были правы, - возгласило создание, положив руки на край парапета. – Я есть мы. Нас есть трое. Трое же составляют Троицу.
- Это монстр! – несмело бросил кто-то из толпы.
- Привидение!
- Иллюзия!
- Молчание, черви! – зло рявкнул Гроссмейстер, набожно осеняя себя знаком креста. – Маловерные, почто вы усомнились? Или не знаете вы, что Таланос мог бы послать нам на помощь десять легионов славных ангелов, но лишь испытывает нашу веру? Братья, аминь глаголю вам: не породил еще Враг такой твари, с которой мы бы не справились cum potentiae de Thalanoss!
- Ты прав, гордый рыцарь, - печально согласился белый как мел мужчина, откинув с лица прядь волос и грустно улыбаясь. – Ибо не Враг породил нас. А тот, кого ты называешь Богом. Во исполнение пророчеств и свершение того, что должно быть, во имя любви земной и любви небесной я появился на этой планете, и ярость Таланоса действительно обрушится на вас. Но не сладкой серой.
- Что ты мелешь, несчастный урод? – вскипел Гроссмейстер. – Уста твои глаголют дерзко от мерзкого сердца и от нечестивого языка! Опомнись, покайся, и в храм богатое подношение принеси, вместо того чтобы прилюдно возводить хулу на Господа нашего!
- Он мне нравится, - декларировал Самирес.
Эзекиль качнул головой и простер руки к людям. Замер, задрожал, словно борясь с самим собой. Потом вспыхнул пурпурным пламенем, хлынувшим из его ладоней.
Черноволосый сказал всего три слова.
- Да начнется Казнь.
И все люди – все бесконечные тысячи людей, пришедших сегодня на совет паладинов – вдруг дружно закричали и вскинули руки кверху. Снег из серого праха, сыпавшийся с пальцев незнакомца, коснулся каждого из них, и их крик перерос в безумный, истеричный, визгливый вопль.
И сотни глаз вспыхнули белым светом.
Люди бросились на паладинов.
- Они одержимы! – зарычал Гроссмейстер. – Убивайте созданий тьмы, братья, и обретете вечную славу!
- Это горожане, - настойчиво сказал стоящий рядом с ним Золотой Паладин, пронзив воина своими упрямыми глазами. – Они лишь жертва, мастер.
Рукавица Гроссмейстера, хлестнув наотмашь, раздробила ему череп, и отказавшийся повиноваться боец отлетел в сторону. Его мозг забрызгал доспех недвижимо стоящего рядом Крестоносца.
- Убейте тьму! Убейте зло! Убейте порождений Врага!
Паладина бросились на людей.
И Казнь действительно началась.