Проклятье Перуна, сцена 4
– И-и-и! – пронеслось над лесом.
Послышался топот коней, заскрипели колёса телег.
– Вот и степное вороньё к нам! – крикнул с башни дозорный.
На дороге показались гонцы из Хазарии.
Впереди ехал на белой лошади весёлый сборщик дани рыжеволосый тучный батыр Вашур. Он слегка постукивал плёткой по калигу и пел песню:
– Солнце плывёт мимо туч,
Тучи, аки воины хазарские,
Могут скрыть дневной луч,
Лица ожечь пожаром.
Мы верные слуги кагана,
Куда скажет, туда и идём.
Стрелы летят ураганом,
Непокорных казним мечом.
Не избегайте нашей дани,
На колени покорно встаньте!
Наши стада полны овец,
Два раза в год ягнятся.
Я иду – моей страны гонец.
Мне сады Хазарии снятся.
Рядом с ним скакал на чёрном жеребце четырнадцатилетний брат Кибар. По сравнению со старшим братом, выглядел совсем ребёнком. Угловатую фигуру, узкие плечи прикрывал плащ.
Чуть в отдалении двигалось пять повозок. На них танцевали и пели византийские цыгане, демонстративно пили вино. Такая праздничная процессия невольно настраивала на дружескую встречу.
Жители слободок ободрились и волей-неволей вышли на поляну.
Красавиц Вашур раскачивался в седле, наклонял величественно голову в разные стороны, улыбка озарила его лицо. В синие глаза лезли кудри:
– Вятичи! – закричал он громко, – рад вас видеть. Я вам привёз дары. Три амфоры с вином. Сладкие арбузы! За вино и арбузы харадж не беру!
Молодая женщина вышла вперёд, протянула кухонный глиняный горшок.
– Выпей, парного молока!
Батыр нагнулся, взял в руки горшок, с удовольствием утолил жажду, вытер усы и бороду, вернул горшок. Поймал в волосах, укусившую его вошь, раздавил пальцами и съел её.
– Вот тебе олафу за радушие! – протянул вятчанке зеркало из сплава серебристой бронзы с изображением солнца.
– Привет, чёрный хазаринша! – выкрикнул из толпы Будута.
– Это кто меня зовёт? – зычным голосом отозвался Вашур.
– Да это я! – статный Будута широкими плечами раздвинул общину и вышел в круг, – чи не ожидал меня увидеть?
– Ой, силач-толмач! Бери в подарок мой комонь . Ты мне помог в бою.
Вашур соскочил с коня, подвёл его к молодцу.
– Забирай! – протянул узду.
– От гостинца не откажусь.
Вашур снял с пояса бронзовый амулет:
– Бери, этот священный конь! Он тебя сбережет от смерти. Ты мой брат, приезжай в гости, невесту тебе найду.
Будута с интересом взял в руку подвеску, потрогал железные стремена с резной подножкой и насмешливо отозвался:
– Что ж немало хазарок живёт с нами. Коли красивая впрямь женюсь, – воин расхохотался, – вот только когда они старятся – крамольными становятся, ажно Скрева.
– А еже бабушка жива?
– Жива, то жива, а вот из ума выжила.
– Приведите ко мне её! – приказал Вашур.
– Еже заберешь её в Хазарию?
Сборщик изменился в лице, от гнева крикнул:
– Собака! – и замахнулся плетью.
– Прочь, вражина! – Будута придвинулся к нему грудью, – я хоть тебя спас, но задушу, не зли меня.
Вашур отвёл примеряюще глаза:
– Зови её, – повторил он свой приказ.
– Найдите её, – поддержал Всеслав сборщика.
Женщины бросились к избе отшельницы.
– Аки же Скреву у вас раньше кликали? – обратился вождь к хазарину.
– Уж никто не помнит. Пусть она сама об этом скажет.
Привели старуху. Она царапалась и визжала.
– Бабушка, помнишь ли ты свой род? Аки тебя звали-величали? – обратился ласково к ней Вашур.
Скрева зло покосилась на него:
– А тебе кой дело, пёс?!
Все засмеялись. Вашур был не рад, что настоял на своём.
– Елико смешного! – цыкнула старуха на толпу, – я вам горячих углей в рот с сулицей брошу! Спалю языки! Вашими кличками обругивать только гадов и зверей. Моё имя Чечек! Я была хазарской принцессой!
– Прости меня, Чечек! – Вашур упал ниц перед старухой на колени, – я заберу тебя на родину!
Но Чечек грозно глянула на него.
– Нет, вой . Лес для меня родина! Я полюбила этот край! Не моя вина, что я одряхлела и стала сварливой ведуньей. Горе сокрушило мой разум. Но я не забыла иудеев. Из-за них, как от паучьих тенет, племена по всему свету страдают. Я не провидица. Но знаю, падёт Хазария скоро. Отдали мою Родину в неволю раввинам. Искуситель змей впустил свой яд в её сердце!
– Еже ты старуха стрекочешь! – рассердился Вашур, оглядываясь на брата, уставшего сидеть в седле.
– А чего ты боишься? Ты и брат твой не иудеи! Сам-то мадьяр, я тебя по голосу слышу, а поклоняешься, как хазар, Тенгри-хану – Богу неба и света и его золотым амулетам, – язвительно ответила Скрева и пошла прочь от людей.
Никто не стал её задерживать.
Тягостное молчание продолжалось недолго. Призывно захлопали в ладони смуглолицые ремесленники цыгане, тряся чёрными длинными волосами и густыми бородами.
Босоногие цыганки в белых рубахах с длинными рукавами и широким вырезом, в котором виднелась обнаженная бронзовая грудь, спрыгнули с повозок, позванивая мелодично золотыми украшениями, запели.
Поверх рубах у них накинуто серое покрывало из тяжёлой ткани, завязанное через плечо.
– Кому сито, решето, слюду, рыбий клей за серебро и бусы?! – зазывали к торгу цыгане.
– Кому погадать судьбу?! – заглядывали в глаза весёлые чёрноокие цыганки.
– Оставайтесь у нас, – отвечали им вятичи, даря цыганкам височные кольца из серебра и перстни на перески рук и ног, – хватит вам кочевать табором и ворожить.
– Нет, нет, мы всё же вернемся в Византию. Мы – христиане, а вы – язычники, – смело высказывались игривые красавицы, глазами, спрашивая и получив дозволение у цыган, умело и ловко вплетали для зрелища подарки в косы. Зная, что их вид уже покорил отважные сердца вятичей.
(продолжение следует)
Свидетельство о публикации №210010201260