Дорога Домой, глава 5. Войди в Портал

«Профаны называют их Верховными Злыми Духами.
Мы называем их архидьяволами.
Их было семь; главнейшим из них, стоящим над всеми, был сам Демигор.
Вот тайные имена оных и домены также: Deimighore (Демигор, власть и огонь), Saighittaire (Сагитер, ложь и обман), Illihroth (Иллирод, творчество и иллюзии), Lleivifhaire (Левифар, земля и тьма), Freizenthoire (Фрезентор, лед и вода), Blaedenessh (Бладенеш, кровь и война), Aeviragh (Авираг, гром и молния).
И поделили они землю между собой,
И решили: «Каждый да держит ареал свой»».
«Ab Haedis Segregare Deis», тайный гримуар в составе «Malus Lex»;


Дант Самирес – пыльный и влажно бледный из-за замаравшей его лицо штукатурки – неумолимо приближался к побитым вратам Старой Обители – тем вратам, которые некогда назывались Золотыми. Позолоченными они были и теперь, но во время нашествия Легиона Черных Душ часть позолоты с нее сбили, прекрасную стройную гравировку размазали чародейским пламенем, и всю целиком, точно распылителем, аккуратно покрыли толстым слоем черной слоящейся копоти. В связи с этим свое величие они утратили, и руководство организации в лице Никадема постановило поставить охрану у пролома в стене. Пролом, по случайности, оказался сделан как раз в Стоянке – маленьком караульном помещении для сбора рейдов. Стены обтесали, доведя до человеческого роста, и установили нечто вроде калитки.
Теперь у калитки скучало два инквизитора с автоматами поперек помятых кирас. На фоне гигантской белоснежной стены их силуэты почти терялись.
Когда капеллан подошел поближе, инквизиторы напряглись. Один из них встал с железной скамьи, которую, кажется, принес уже после ухода Самиреса на задание, замаявшись дежурить и спать стоя, и снял с головы закрытый шлем. На лбу его играли голубые вены.
- Как служба? – холодно спросил капеллан, носом почуяв неладное.
Инквизитор неловко поклонился и смутился до багровых пятен.
- У нас все в порядке, - сердито надув губы, промолвил он. – У вас, мастер, к сожалению, нет. Нельзя вам сюда.         
- Что вы имеете в виду? – подозрительно спокойно спросил Самирес, позеленев.
- Простите, капеллан, и благословите, - расхрабрившись, подозрительно уверенно пробормотал инквизитор, - но на вас выписали Signum Excommunicatus. Отлучение. Это значит…
- Я знаю, что это значит.
Инквизитор был зол на самого себя. Штурмовая винтовка слегка подрагивала на черном ремне, будто в ритм сердцебиения.
- Простите, мастер. Здесь я бессилен.
- Кто постарался? - на всякий случай поинтересовался Дант. Ответ он знал заранее.
- Магистр Никадем, - отвернувшись, брякнул тот. – Сказал, что довольно нам еретиков вроде Сайтена, что события в Марготе говорят сами за себя, что вы точно зарезали пару священников и что вас надо было бы повесить, да дьявол с вами. И еще – что с мягкими мерами вроде Паломничеств пора кончать. Вот и кончили. Я думаю, вы и сами это знали.
- Знал, - удивительно по-человечески улыбнулся Самирес, закусив губу. Таким злым голосом, пожалуй, могла укорять своих мучителей пойманная и выпотрошенная золотая рыбка. И глаза его, обычно напоминавшие глаза той самой рыбки – мертвые и слюдяные – потеплели от сдерживаемой черной злобы.
- К сожалению, знак выписан не только на вас, - набравшись новой дерзости, продолжил охранник.  – Кроме вас, от Священной Инквизиции отлучен еще высший инквизитор Хант Анклинус – Даниэль Кристас. Бывший начальник госпиталя.
Даниэль показался на горизонте через мгновение – высокий, худой и флегматичный как скелет. На плече у него болталась холщовая сумка, на спине висел автомат без магазина. Более никаких признаков полезного снаряжения на нем не обнаруживалось.
- Коньяк есть? – чрезвычайно паскудным голосом молвил Самирес, доверительно взяв его за плечо.
Кристас лениво моргнул и флегматично пожал плечами.
- И у меня нет. И как же мы теперь будем без коньяка?
Даниэль не отреагировал.
- Была у меня заначка. В келье, в тайнике за камнем. Два литра, и каких литра! И как же мы теперь без них, родимых?
Кристас согласно кивнул и обжег охранников печальным взглядом.
Когда на них взглянул Дант, их плащи затлели и вспыхнули, как порох. По ушам черного капеллана хлестнуло яростным воплем и косой трелью приглушенной очереди, но на это он уже не обращал внимания.

- Я пойду с вами, - с сомнением почесал бороду Мартен Карн, облокотившись на дверной косяк складского помещения. Когда-то здесь хранились медикаменты – психотропные наркотики, порошки и таблетки. От вездесущих в Цитадели рук сотрудников Бетрадума, бессознательно норовивших любую комнату в мире превратить в пыточную или допросную, склад отгораживала прочная дверь с замком в виде бескрылой горгульи.
- Не вижу смысла, - покачал головой Новиков. – Если у уважаемого Верховного и достопочтенного паладина есть на Поверхности какое-то дело, они вполне смогут решить его и сами, или с той помощью, какую сочтут необходимым взять здесь. Все-таки и в Гильдии остаются дела.
- Бесспорно, – капеллан Лотас Релам умудрялся затягиваться, зевая.
- Это очень личное, Мартен, - смутившись, сказал Вар Тревис. – Судя по всему, вы, друзья мои, не знаете цели нашего путешествия. Я ее не скрываю.
- Зато я скрываю, - вяло каркнул примостившийся в углу Дамикор. Кажется, он первый раз после превращения в нежить снял часть лат. Под ними обнаружились серые кости, затянутые мягкой органической пленкой. Пленка напоминала пыль плотную паутину, мох или замшу, и была будто сплавлена с пепельными кусками рубахи. Вместо мышц на костях провисли лоскуты порванных сухих мышц.
- Скрывает, - заговорщицки усмехнулся Релам, ткнув папиросой в его сторону. – Это же очевидно. Вам, паладин, вряд ли нравится ваше теперешнее состояние. Следовательно, вы надеетесь от него избавиться.
Глаза Дамикора хлынули вперед узкими ледяными ручейками и откатили назад.
- Ну да, - глухо кашлянул он. – Очевидно. Это ты верно подметил.
Релам облизнул сухие губы, затянулся, поперхнулся. Бесцельно махнул рукой.
- Прости, - промямлил он. Это слово он сказал первый раз в жизни.
Дамикор сурово качнул черепом, принимая извинения.
- Ничего.
- Вы расклеились, паладин, - со свойственной ему непосредственностью заявил Александр. – Вы стали слишком горды и мягкотелы.
Бирюзовое пламя скользнуло по ребрам рыцаря.
- Я не это имел в виду, - свободно добавил тот.
Огонь метнулся в пустой череп, брызнул из швов на лбу и затылке. Затих.
- Пожалуй, вы правы. Затем и иду. Не страшусь смерти, тем более что я ее и ищу. Страшусь вечной жизни. Боюсь постоянно получать удары, чувствовать боль и не быть убитым. Боюсь одного за другим терять тех, кто в отличие от меня смертен. Сегодня погиб Арий.
- Инквизитор? – грянул Новиков голосом готовности почтить павшего.
- Из Ордена Бафомета.
- Еретик? – бывший магистр засомневался. Другие  понятия в его мироощущении появлялись крайне редко.
- Такой же еретик, как вы или я. А может быть, даже лучше. Выделка. У Ария была такая выделка, какой бы не пожелал даже я. Когда я кидал молнии в тех очарованных Белзамином фанатиков, я знал, что я прав и был рядом с теми, кто знал, что я – прав. Арий до последнего момента оставался в стане врага и был врагом, и даже враги считали что он – враг им. Вот так.
- Просто. Все как-то просто.
- Держу пари, что не так уж и просто умирать за ублюдков, считающих ублюдком тебя.
- Непросто. А приходится.
Дамикор посмотрел на Новикова так, будто над головой у того завис нимб. Ничего не сказал, только кашлянул облачком серой пыли.
- Альберт, ты возьмешь мой подарок? – спросил вдруг Лейтер, тщательно перемалывая зубами кусочек вяленой рыбы.
Кошачьи глаза бывшего инквизитора неприятно засветились болотистой жухлой зеленью. Он взял со стола «Брата Боли» и прицепил ножны на пояс.
- Возьму, - с какой-то подчеркнутой дерзостью проговорил он. – Я от своей сущности пока не отрекаюсь.
- Пока, - веско бросил Дамикор, прицепляя на плечо часть доспеха.
Вар Тревис не ответил. Зелень в его глазах расцвела и увяла окончательно.

Сандерас нашел Кристин в соборных подвалах – в том тупике, в котором он ее видел последний раз. Поджав ноги и опустив голову, та сидела у стены и клевала носом – не от того, что засыпала, а от стремления зачем-то смотреть прямо перед собой и препятствовавшей этому усталости. 
Вайтли встал перед охотницей и замахал руками над головой. Вооружение, коим он был обвешан, точно елка, весело зазвенело и, как будто урча, запрыгало в чехлах и патронташах. Предательски выскользнул из ножен и клацнул об пол кинжал, что несколько ослабило драматический эффект.
Сандерас поднял оружие и вернул на место, сосредоточенно нахмурившись и причмокнув губами. Потом сдвинул на затылок шляпу, склонил голову набок и заглянул под челку нового знакомого.
- Парень, не кисни, - таким грубым голосом, каким предлагают пойти напиться водки, объявил он. – Не суетись попусту из-за своей воинской чести. Меня этот фанатик оставляет в дураках уже второй раз – а я бодр и весел, несмотря на то, что меня принудительно телепортировали черт знает в какой закоулок этого затхлого общежития для крыс. Э, парень!
Сандерас протянул длинную руку и добродушно треснул Кристин по плечу. Опустился на колени, взял за предплечье.
- Я не парень! – крикнула та. Быстро вырвалась из рук наемника и забилась в угол.
Тот чертыхнулся и задумался. Поднялся на ноги, снял шляпу.
- Звать-то хоть тебя как, - неловко пробормотал он.
- Кристин.
- Надо было спросить сразу, - грустно резюмировал Вайтли, сминая шляпу пальцами. – Многое бы прояснилось. Да и сама могла бы намекнуть.
- Да на кой, - буркнула охотница. – Бабу в бой нельзя, бабу надо оставлять при кастрюлях и при детях. Тот ядовитый капеллан точно бы обронил что-нибудь в этом роде. Сколько я в Инквизиции не служила – всегда скрывала, потому что в армии было такое же отношение. Во всяком случае, у офицеров, которым нельзя было сломать нос или челюсть. Впрочем, грешу – офицеры так говорили только в связи с войной и эльфами. На гражданке и в штабе баба – это в первую очередь, гм, источник, гм…
- В армии служила? – рассеянно спросил Сандерас – разговор поддержать.
Девушка кивнула.
- Рядовым. То бишь – рядовой. По собственному. Вместе с Селеком, братом. Как ни странно, это его настоящее имя. У него было высшее образование – педагогическое - поэтому ему сразу дали сержанта, а мне, естественно, нет. Потому как я баба. Отец умер за Таланоса, когда он только появился, мать усиленно выдавала Селека в школу – преподавать историю, а меня – замуж. Такая судьба мало нас устраивала, и я подбила его пойти в пехоту. А пехота в то время – кажется, 2130 год - собиралась сюда, на Акнарту. Мать много плакала и не отпускала, да мы и не спрашивали. Селек продал автомат, оставил ей денег, получил по шее, был разжалован в рядовые, много плакал и все-таки полетел.
- Банально, - грубовато заметил Вайтли. Этими словами он не хотел обидеть собеседницу, он просто констатировал: все мы попали сюда именно так. В бегстве от Земли, от контроля, от старых родителей, от быта, от страха умереть, так и не увидев ничего, кроме огромных городов и синтетических продуктов. От мирового правительства, всепроникающей религии, демократии, глобального потепления и угрозы мира во всем мире.
- Банально, - согласилась Кристин. – Я заметила, что уже начинаю считать. Считать годы. Свои, знакомых и друзей. И оказывается так, что многие выглядят для своих лет слишком молодо. Мне двадцать девять. Подружки завидовали бы мне, если бы узнали, что больше девятнадцати мне сейчас не дашь. Ведь не дашь, правда? Впрочем, из-за помад, румян и теней для век все они выглядели на двадцать девять уже в девятнадцать. Селеку – тридцать один. Роберту в прошлом году было тридцать пять, он даже успел жениться еще до отлета сюда. Иногда мне становится страшно: за тридцать шесть лет жизни Роберта убивали уже два раза, а сколько раз убьют еще? Все мы чувствуем себя стариками, а некоторые – особенно. Печальной иллюстрацией такому ощущению был младший Серахт – дряхлый, слюнявый, близкий к смерти мужчина в самом расцвете сил. Взять хотя бы Белзамина.
- А что Белзамин?
- Сигифер чертовски много успел сделать за свой век.
- Ну, один древний пророк, имя которого всей Земле было приказано забыть, сделал почти столько же за то же время. Его даже распять успели.
- Сделал, но с другим знаком. Хотя у Белзамина в пентаграмме тоже был плюсик.
Вайтли закивал и помог девушке подняться. Оглядел ее с головы до ног.
- Умная ты баба, - вынес он вердикт, - жаль тебя при детях или кастрюлях оставлять. В смысле – в Инквизиции. Пойдем со мной.
- Куда?
- В Ланкарес. Мне теперь в этих руинах делать нечего - Церковь тут вырезали или еще вырезают. Пойду в главный ее штаб, предъявлю документы. Глядишь, и найду работу.
- Ты и так работу найдешь. Кроме Церкви Таланоса здесь еще уйма других организаций и культов.
- Я принципиальный, - сладким злорадным голосом старого бюрократа протянул экзорцист. – Я очень долго работал на Таланоса бесплатно, а теперь беру втридорога. Он еще должен отдать долг, а брать деньги бесплатно – это уже воровство. 
Кристин сочувственно закивала.
- Ну и что, собственно, ты сомневаешься? – деловитым эхом поинтересовался Астамат у нее в голове. – Ты-то что забыла в этом гадюшнике под боком у палачей-инквизиторов?
- Вот именно, - не давай ей подумать и слова, обрадовался Контролер. – Топай, девушка, в этой дыре можно ловить только мух, да и тех – долго, потому как катакомбы. Лети в Ланкарес. Там ареальщик славный. Добрый. Вот ты не задумывалась, почему там так холодно? Почему только на этой области материка целый год лежат горы снега? Почему температура опускается ниже всяких приличий?
- Ядерная зима. Плотная атмосфера, ослабленная в центральных областях эльфийской магией, а на юге – Темными Порталами.
- Правильно, теорию сдала. Идешь?
- Иду. Пойдем, Санд.
- Легко сказать – пойдем, - едва дождавшись согласия, склочно замахал руками тот. – Пойдем – это значит пойдем на Поверхность, и пойдем либо через Орду, либо через Залы Сепхерофта. В последнее время нежити там поубавилось, но открылся новый Темный Портал – в придачу к тому, что в сердце Орды. В обоих случаях у нас проблемы. Во втором мы можем рассчитывать на помощь людей из Гильдии.
- Они не люди. Они из Бетрадума.
- Говорят, Франк Сайтен не дает им шалить.
- Шалить – да. А убивать таких, как я – вполне.
Сандерас умиротворенно поморщился, как бывалый психоаналитик.
- У тебя комплексы из-за пола? Может быть, ты переживаешь кастрацию как свершившийся факт? Тебе тяжело? Вообще, сегодня всем тяжело было. День такой. А, я понял! Может быть…
- Нет, - Кристин густо покраснела. – И вообще, если хочешь далеко со мной уйти – даже не делай таких предположений. Даже не вздумай. Понял?
Вайтли возражать не стал, хотя и по простоте своей душевной не понял всего. Он имел в виду боевые ранения и усталость после тяжелой битвы.
- Хорошо, - кротко кивнул он. – Пойдем. Ты мне нравишься.
И ласково улыбнулся ей – как сестре.
Кристин зарделась еще пуще, и воинская суровость ее лица разгладилась, пропав бесследно. Улыбнулась, одернув себя, нахмурилась. Похорошела. Так, что никакие румяна или тени для век стали не нужны.
- И таких предположений не делай, - неуверенно пробурчала охотница, смущенно щурясь. – Понял?
Сандерас беззлобно ухмыльнулся и посерьезнел.
- Битва закончилась. Выжившие паладины отступили в наполовину развалившийся монастырь и заняли оборону. Сумасшедшие горожане высыпали в город и веселятся, как могут – от души, то есть. Когда-то так – правда, под серьезной дурью – веселились эльфы из Трэль-Талоса, распиная на площади магов из Гильдии. Если пойдем осторожно – выйдем из города без приключений. В путь.

- Открывайте, - угрюмо вглядевшись в зловещий барельеф над массивными вратами в Залы Сепхерофта, разрешил Вар Тревис. После этого слова он включил карманный фонарик и накрыл Дамикора тусклым желтым кругом. Край луча захватил и рваное знамя, висящее сбоку – знамя со шлемом, брызжущим светом из глазниц. Под ним было скрещено две крючковатых изогнутых косы. Такие же мрачные кремовые штандарты, как помнил Альберт, украшали и темные улицы Бруданешта. Раньше никто не знал, чьей символикой пестрят эти полотна, теперь же многие узнавали в них оракульские письмена и герметичные шлемы Легиона Имперских Жнецов.
- Легко сказать, - меланхолично ответствовал паладин. – Может быть, вы поможете мне сдвинуть этот засов?
Некромант закинул за спину старенький «Стаггер», поправил в рукаве «Химеру» и подошел к рыцарю.
- В чем дело? – сердито вопросил он.
- Пока ни в чем, - Дамикор без труда снял с петель кусок железа и отложил в сторону. – А теперь – любуйтесь.
Вар Тревис любовался недолго: в чем дело он понял только тогда, когда попытался отворить одну из створок. Створка – десятки раз открывавшаяся до сего дня - стояла насмерть, и только забряцала с той стороны в знак протеста.
- Закрыто, - уныло и удивленно пробормотал он. – Кто закрыл?
- Кажется, я догадываюсь. Вы был здесь когда-нибудь со дня основания Гильдии?
- Признаться, нет.
- Правильно, - желчно протянул лич, - вы все время сидели в своем кабинете, уставившись в свой шар. Наверняка забыли уже, где курок у автомата.
Вар Тревис невзначай поднял автомат и осторожно потрогал курок пальцем.
- Двери закрыли уцелевшие вампиры, когда бежали в Бруданешт - сказал он. – Боялись преследования.
- Похоже на то.
- Похоже, похоже, - раздраженно повторил Альберт. – Теперь придется идти через дентрадскую Орду, если вы не откажетесь от своего намерения.
- Не откажусь. Пойдемте обратно. Трэль-Талос, Маргот, Зебракт. Чуть более чем полдня пути. Каких-то жалких полдня в целой вечности.
- Позволите ли осведомиться, господа, кто вы и чем занимаетесь? – из-за спины паладина донесся тихий голос. Голос был одновременно приветливым, едко глумливым и будто добродушно насмехающимся над самим собой. 
Эта смесь живо напомнила некроманту Люциана Астата.
Он обернулся. За ним, неодобрительно погрузив руки в карманы, возвышался худой капеллан в выцветшей черной робе с пурпурным отливом. За худым капелланом возвышался худой инквизитор, агрессивно выставивший перед собой незаряженный автомат. Его флегматичный вид позволял предположить, что о принципе действия автомата он догадывался, но гордо его игнорировал.
- Не стоит, - промямлил флегматичный. – Я этих знаю. Франк Сайтен и Дамикор – бывший Серебряный Всадник Таланоса. Еретики.
- Не говори, - опустив углы рта, промычал Дант фальшивым тоном возмущенной воспитательницы детского сада. – Еретики. Еретики прямо-таки эталонные, хранящиеся в палате мер и весов, что в Трэль-Талосе. В Цитадели Культа, не так ли?
- Так, - безбоязненно согласился Вар Тревис. Его автомат был заряжен.
- Если ты собираешься сейчас извергнуть из уст своих литанию угроз, лучше даже не начинай, - предупредил Самирес. – Незачем – во-первых, и «Стаггер» твой заклинило – во вторых. 
Альберт мрачно поглядел на плавящуюся на глазах затворную раму и отбросил оружие в сторону.
- Заклинило, маг, это немного другое, - сощурившись, произнес он.
- И фокусами вампирскими не щеголяй. Незачем – во-первых…
- Довольно. Мы поняли друг друга. Давайте поговорим цивилизованно, а не так, как привыкли.
- Давай. Возможно, ты о нас слышал, некромант. Я – Дант Самирес, черный капеллан, бывший Хант Пентаграмматик, цепной пес Белзамина. Один из многих. Рядом со мной – Даниэль Кристас, Хант Анклинус. Бывший, естественно. После Марготских событий нам выписали Экскоммуникатус. На всякий случай. Мне – по понятным причинам: я чародей, колдун, грязный чернокнижник, подручный грязного ересиарха, правая рука его правой руки – Серахта, друг его левой руки – Шеграила. Несмотря на это, я выбрал правильную сторону. Даниэлю, насколько я понял, примерно из-за того же: во время осады Обители Черными Душами он руководил подготовкой тел для вселения в них демонов. Накачивал их наркотиками, морфием, сдирал кожу, ослеплял, лишал слуха, голоса, обоняния и осязания. В общем, проявил себя как подонок, но подонок грамотный и понимающий, кто где главный.
- Вы тоже были в Марготе, когда…это случилось? – подал голос лич, молчавший все это время.
- Я – да. Вы видели сатира? Его запустил я.
Дамикор снял с руки стальную рукавицу, неспешно подошел к капеллану и протянул ему костяную ладонь.
- Вы честный человек.
При виде ладони паладина Самирес никаких эмоций не проявил. Даже, кажется, не удивился. Только грустно поглядел в ровные прорези забрала, пылающие голубым мертвым огнем.
- Почему вы так решили?
- Не потому, что вы своим демоническим питомцем спасли десятки моих братьев. Бывших братьев. Наверное, потому, что вы говорите правду о себе. Или потому, что вы заняли правильную сторону. Потому, что вы были изгнаны так же, как и мы? А может быть, просто потому, что сегодня мы сражались вместе? Какая разница.
- Черт его знает, - обезоруживающе улыбнулся Дант. – Пожалуй, что и так.
Пожал протянутую руку.
- Мне, я вижу, представляться нет нужды, - продолжил Дамикор. – А спутнику моему – и подавно.
- Пожалуй, что и нет.
- Куда путь держите, в таком случае?
- На Поверхность. Северная область, королевство людей. Керат или Ланкарес. Скорее Керат, чем Ланкарес. Я шумные столицы не жалую.
- Залы заперты изнутри, - Вар Тревис ткнул стволом в дверь. - Вампиры Бруданешта постарались.
- Шикарно. Что вы предлагаете?
- Через Орду.
- Добро.
- Быстро ты все решил, капеллан, - засомневался некромант
- Тут и решать нечего, - пояснил Дант. - После отлучения бродить по Первому Ярусу больше двух дней – чистой воды самоубийство. Это только так говорится – дескать, отлучение и мука вечная. На самом деле организуют сначала муку временную, а потом смерть вечную. И все тут. Другого пути нам нет.
- Гм.
- Еще я с горя перебил всю охрану.
- Всю охрану? – Вар Тревис поразился такой жестокости.
- Целых двух человек. Никадем побоялся даже пускать меня обратно, чтобы зачитать отлучение публично. Знал, что я не прощу.
- Ладно, капеллан, пойдемте вместе. Мы направляемся в центральную область, в район севернее Аданота. К Источнику Жизни, туда, где Некрополи.
- Думаете заняться мародерством? Полезно, полезно. Правда, Трэль-Талос был насильственно свернут, Зебракт – свернут наполовину. Я к тому, что на Первом за деньгами вы не угонитесь.
- Мы не за деньгами.
- За артефактами какими-нибудь? Коллекционируете?
- Для души, - как-то особенно удушливо произнес Дамикор. Самирес кивнул, вынул руку из кармана и величественным жестом взъерошил маслянистые волосы.
- Вопросов больше не имею. Душ в Некрополях полно. Сможете выбрать себе по вкусу, некроманты. Кстати говоря, за нами шли еще два любопытных персонажа, мои, так сказать, маленькие друзья. Мне кажется, им туда же, куда и нам. Возьмем с собой?
- Кто такие? – мгновенно отреагировал Дамикор.
- Хорошие люди. Одержимая сестра падшего безликого магистра Идората и наглый, беспринципный и сребролюбивый юноша-наемник.
- У Идората была сестра?
- Я тебе больше скажу, Сайтен: у него есть сестра. Вот и она, кстати.
Сандерас оглядел поле словесной битвы, глуповато улыбнулся и опустил автомат. Альберт оглядел его с головы  до ног, подошел, одернул алый плащ, хлопнул по плечу и мотнул головой в обратную сторону.
- После поговорим.
Дамикор обошел Кристин крупным радиусом и зашептал какую-то молитву, в которой особенно зло и громко проговаривал одну повторяющуюся фразу:
- На все воля Господа, восславьте, языцы.

- По врагам Господним – огонь! – махнув рукой, зычно крикнул Вар Тревис.
Слаженным хором затрещали автоматы и пистолеты-пулеметы, кося багряных чудовищ одно за другим. Дентрады умирали тяжело: пули пробивали им плечи, рвали мускулы на груди, застревали в костяных кирасах сросшихся ребер, ломали рога и крошили зубы, но не убивали. Очередная тварь падала на горячую землю лишь изрешеченным, посеченным, изорванным куском красного мяса.
В авангарде группы, как одинокая скала в ревущей реке с кипящими водами, рубился Дамикор. Проносясь мимо сверкающей фигуры в блестящих доспехах, с каждым ударом тускнеющих от крови, полудемоны редко успевали даже задеть ее кривым тесаком, но сами исправно падали, как подкошенные камнем потоки воды. Во все стороны летела задорная легкая пена – темная кровь нечисти.
Иногда пули попадали и в паладина, выстукивая в стали лат красивые круглые дырочки, но на такие мелочи он внимания не обращал, продолжая рубить и хлестать мечом направо и налево.
С озябших ладоней Самиреса хлестали острые, как шрапнель, ледяные струи, медленно вмораживавшие тварей в бледные органические глыбы. Глыбы рассыпались и таяли, превращаясь в россыпи кусков мокрой плоти.
Деформированное чудовище с двумя парами козлиных рогов отшвырнуло Сандераса могучим ударом тяжелых кулаков, подняло с земли и встряхнуло. Кинжал Кристин с размаху влетел ему в затылок, оно обмякло и упало. Дамикор стал отступать. Линия обороны была прорвана.
Рыцарь вдруг осознал, почему враги не растерзали его на части, пытаясь лишь ранить. Почему они отбрасывали оружие, едва подойдя к стрелявшим бойцам и капеллану.
Неужели эти безмозглые звери надеялись взять их живыми?
Или уже взяли?
Дамикора сбили с ног ударом под наколенники, деловито и почти вежливо взяли за руки и за ноги. На всякий случай ударили по голове. Один раз, второй, третий. Били до тех пор, пока не превратили шлем в нечто бесформенное вроде старой кастрюли и поняли, что это бесполезно. Потащили в портал. Дамикор громко и демонстративно скандировал псалмы, обещая рогам врагов сокрушение небесным молотом.
Переход через пылающую пленку, отделявшую яркий вулканический ландшафт от жарких темных подземелий, сопровождался болезненным взрывом в голове. Не в мозгу, который у паладина практически отсутствовал, а в разуме, в душе. Его словно сдавило, расплющив каплей об камень, а потом снова собрало воедино.
Голубой огонь в глазах Дамикора будто залили водой, а сознание его – выключили. Грубой силе такого бы проделать не удалось.

Когда паладина снова включили, он сидел в каменном кресле – прекрасном, резном, сливающимся со стеной пещеры. Впрочем, несмотря на то, что полутемное круглое помещение казалось привычной пещерой, таковой оно не было: в любовно выпиленных в скале узких окошках гремел и переливался все та же багровая долина. Долина Мандорры – демонической страны, служащей как бы перевалочным пунктом темных сил, приходящих из Пандемониума на Акнарту. Перемазанная лавовыми потоками долина хлестала отдаленными вулканами, извергала из себя горсти пепла и черных рассыпчатых бомб, плакала медлительными и величественными потоками чистой оранжевой лавы. То тут, то там возвышались уродливые врата Темных Порталов – похожих как один и как один же отталкивающих и отвратительных, но величественных и огромных. Даже небо здесь, казалось, беспрестанно ненавидело само себя, и кромсало свою кожу зигзагами молний, присыпало черным клубящимся прахом, заливало огненными тучами и горячей кровью. Гремело, сотрясая землю и вторя вулканам, и рыдало темным пыльным снегом.
Даже в помещении распространялся заглушающий большинство всех запахов, ломающий кости и затмевающий рассудок жар. В воздухе витал только густой угольный аромат.
Помещение было небольшим, круглым и высоким. Несмотря на то, что зал явно был вырублен в скале, никакой грубости в нем не чувствовалось: все было тщательно обтесано и украшено. С острой макушки купола свисала роскошная золотая люстра с сотнями оплавленных бледных свечей, пространство стен было полностью закрыто дюжинами картин в великолепных оправах. На картинах можно было встретить все и вся: людей, похожих на людей гуманоидов, пейзажи, искаженные формы. В большинстве своем картины были прекрасны, несмотря на некоторый сюрреализм, присутствующий в каждой из них, и нескольких странных изображений, которым был отведен отдельный угол. Пи первом взгляде на них можно было  удивиться, при втором – заинтересоваться, при третьем – сойти с ума. Зоркий глаз мог обнаружить в них квинтэссенцию того, что черной нитью проходило через всю представленную в зале живопись: смерти и пустоты. Пусты и темны были глаза у людей, спокойны, как погосты, были сады и луга.
Дамикор отвернулся. Ему стало не по себе.
Руки его были прикованы к креслу прочными кандалами с двумя парами браслетов. Такие же были на креслах Сандераса, Кристин, Самиреса, Вар Тревиса и Даниэля, обнаружившихся рядом. Все сидения были расположены в форме полукруга вокруг главного, стоявшего на возвышении – того, над которым возвышалось ручной росписи знамя со стилизованной литерой «I», вписанной в рисунок глобуса. Глобус окружал знак Хаоса наоборот – со стрелками внутрь. Перед каменным троном стоял мольберт.
Тип, восседающий на кресле в позе сапожника, на этом цветастом фоне казался маленьким и незаметным. Это был низенький человечек с правильной осанкой, одетый в цветастый щегольской камзол с пышным белым бантом у шеи. На его коротко стриженой голове был сдвинутый на бок мягкий берет – такой, в каком на Земле частенько изображали художников. Доброе овальное лицо его украшала клиновидная бородка и закрученные усики. В целом тип производил впечатление прожигающего свою жизнь альфонса.
А в глазах его была та же пустота и темнота, что и в глазах окружавших его картин.
Тип молчал, с интересом раздевая и обыскивая глазами своих пленников – впрочем, совершенно беззлобно. Потом встал, подошел к мольберту, поднял с земли палитру с размазанными по ней красками, прищурился, с видом профессионала сделал несколько мазков.
Отбросил в сторону. Нежно и бережно тронул острым носком туфли уютно примостившийся у подножия трона магнитофон. Магнитофон щелкнул и разразился какой-то мелодией. Потому грянул симфоническим оркестром с фортепиано, переключился на лихое скрипичное соло. Стоило ему увлечься самим собой, как незнакомец снова дотронулся до него, и тот затих.
- Давайте знакомиться, - как мог приветливо сказал тип. Голос его с внешним видом нисколько не вязался: это был страшный грохочущий бас, переплетенный эхом. Вар Тревис однажды уже слышал такой, и забыть тот день не мог – таким же злым голосом говорил некогда Белзамин, когда в него вселился архидьявол Сагитер.
- Верная мысль, - с усмешкой кивнул странный тип. – Угадал, вампир. Еще угадал, что твои способности блокируются этими лазурными оковами. Обойдемся без глупостей, друзья мои. Вы – гости в доме моем, но гости могущественные. Неприятностей я не хочу. Я уже почти забыл, что это такое.
- Кто ты, тварь? – дерзко подняв голову, спросил Альберт.
- Ты же знаешь. Ты узнал меня по голосу, хотя имени моего мог и не слышать. Мог слышать прозвище. Создатель. Творец. Художник.
- Иллирод, - тихо сказал Самирес. – Один из Семи.
- Будем знакомы, - широко улыбнулся тип.