Человек в плаще

Человек в плаще
(сатирический рассказ)

   Сбылась! Сбылась мечта!
Такая непослушная, обманчивая, вредная – сбылась.

   Сегодня Иван Иванович Пыльников всё-таки купил себе желанный плащ.
Тот плащ, который он видел на героях из фильмов про шпионов, детективов, гангстеров.
Длинный, чёрный, с кушаком и погонами. С широкой кокеткой и длинной шлицей.
Он стоял в своей комнате  перед зеркалом старого шифоньера и любовался собой.
   К плащу, как необходимый атрибут, он купил ещё и чёрную шляпу с более широкими полями, чёрный костюм и ботинки на высоком каблуке. Теперь всё соответствовало его
идеалу. Правда, что касается каблуков, это не столько являлось безусловным атрибутом
того образа, который ему постоянно грезился. Скорее это было продиктовано его ростом.
Собственно, он не был уж чересчур маленьким, но и высоким его назвать было трудно.
К тому же ещё эта его постоянная сутулость…

   Пыльников почему-то вспомнил своё детство. Когда-то в школе все его обижали,
смеялись над ним, подшучивали. Обзывали «Ваней пыльным» - видимо, от фамилии.
Наверное, эта сутулость сформировалась ещё с той поры, когда он втягивал голову в плечи от постоянных щелчков и подзатрещин.
Но теперь! Где они? Не выучившись,  толкаются по пивнушкам и всяким кандейкам.
Грязные, небритые – тьфу! А он? Ну и пусть, что целыми днями сгибался над книгами
и учёба давалась нелегко. Зато сейчас Иван Иваныч работал учётчиком на пуговичной
фабрике! Не пил и не курил! Да, должность не ахти какая высокая, но - должность!
Не по кандейкам же!
Он стоял перед зеркалом и чувствовал себя над всеми победителем.

   Иван Иванович Пыльников был одиноким. Жил на окраине города, в комнатке
коммунальной квартиры,  сталинского дома. Ему было немногим за сорок.
Родители его, мелкие чиновники, уже умерли. Вечно страдающие надуманными
болезнями, они скорей сами себя извели на тот свет.
Отец вечно считал себя астматиком, хотя медицинских заключений как таковых
и не имел. Мать постоянно страдала от аллергии, и также необоснованно. Оба супруга
были скорей: один – флегматиком, а другой – меланхоликом.
Завести свою семью Пыльников так и не удосужился. Живя в уме романтическими
героями, он всё же был человеком невзрачным и нерешительным.
   Каждый его прожитый день был похож один на другой. Вставал в семь часов утра,
а ложился в одиннадцать вечера. Всё как по расписанию. И, кажется, стрелка его
будильника уже отпечаталась временем на стекле циферблата. Думается, не заведи его,
и он всё равно прозвенит утром в семь.
   В должности учётчика Иван Иваныч работал уже много лет, но работа не надоела ему,
он вообще не замечал её. Подъезжал к фабрике на трамвае, автоматически пробегал
проходную, и также машинально выходил из неё.
Но, за обыденностью его жизни, как неким восполнением утраченного, в нём кипела
страсть романтика. Конечно, только в воображении.
Пыльников часто посещал кинотеатры, с упоением сидел дома перед экраном телевизора.
А если любимых фильмов по программе не было, то брал в руки какой-нибудь детектив,
ложился на диван и читал, пока книга не падала на пол.
Гардероб его не отличался большим вкусом. Всегда ходил в болоньевой курточке и
кожаной кепчонке. Обувь была широконосой и всегда почти пыльной. Но он за это
особо не переживал. Да и зачем ему, простому учётчику, выделяться? Он ходил и мечтал.
Часто был в универмаге, рассматривал плащи, шляпы и… как-то раз решил фантазию
превратить в жизнь. Общая цена всей экипировки была для Пыльникова высокой, но он
копил, копил… и купил всё же, так сказать, полный набор джентльмена. Это был предел
его желаний: не просто представлять себя кем-то, а увидеть – пусть в образе гангстера,
но какое неизгладимое впечатление!

    Пыльников стоял перед зеркалом и смотрел на себя, затаив дыхание. Стараясь спину
держать прямо, он выпячивал вперёд живот. Медленно водя взглядом от ботинок до
шляпы и обратно, поворачиваясь то одним боком, то другим, он, наконец, решил на днях,
в какой-нибудь свой выходной выйти в этом на улицу.

   Наступили тёплые апрельские дни. Солнышко заигрывало с людьми и смеялось. Деревья уже подёрнулись лёгкой зеленью. Послышалось забытое жужжание мух.
   Иван Иваныч почувствовал щекой солнечное тепло и потянулся. Сегодня суббота,
и он впервые выйдет на улицу в плаще. Настроение поднималось. Он встал, надел
пижаму и, выйдя из комнаты, пошёл по коридору к общему туалету.
Соседи ещё спали, и Пыльников невольно улыбнулся, представив их лица, когда они
увидят его в плаще.
И вдруг встревожился: «А что они скажут? Нет, им не надо меня видеть. Ещё подумают,
что с ума сошёл! Лучше выйти из дома незамеченным. А там меня никто не знает». –
И, успокоившись на этом, приступил к обычному распорядку дня.

   Но эта тревога, с самого утра так бесцеремонно забравшаяся в его подсознание,
ещё напомнит о себе, хотя он и не находил для неё никакого основания.
Когда Пыльников завязывал поверх белой рубашки галстук, пальцы не слушались и узел
получался кособоким. Правое плечо пиджака почему-то всё время съезжало на сторону,
создавая на груди асимметрию. Брюки казались длинней положенного и с излишком
собирались в складки над ботинками. А когда он туже затягивал ремень, поддёргивая их кверху, то брюки начинали топорщиться вокруг талии. Но он гнал от себя неприятные мысли, думая, что под плащом этого не будет видно.
   Наконец, полностью одевшись, ещё раз критически оценив себя в зеркале, Иван Иваныч
осторожно приоткрыл дверь своей комнаты и выглянул в коридор. Никого не было. Также
осторожно вышел, запер комнату на ключ и на цыпочках направился к выходу.
   
   Выйдя на улицу и глядя на прохожих, Пыльников ощутил в спину какой-то толчок…
Нет, его никто не толкал. Этот толчок был внутренним: казалось, сам плащ выпрямлял его
спину. А шляпа, надвинутая на брови, сама запрокидывала его голову назад, приподнимая
тем самым подбородок. Каблуки тоже сами регулировали его походку, ставя ногу сразу
на всю ступню, без переката. И он пошёл. Мимо людей, которые казались ему теперь 
намного ниже.
Он шёл по тротуару, засунув руки в карманы, и мысленно смотрел на себя со стороны.
«Хорошо! – думал Иван Иваныч, - и ничего страшного». Он не планировал заранее, куда
пойдёт. Но ведь никто и не мог знать, куда он идёт и куда ему надо. А может ему именно туда и надо, куда он идёт! Но выработанная годами привычка ходить на работу привела
Пыльникова на остановку трамвая. «Ну и что ж? – подумал он, - ведь я не на фабрику же
собрался!» Встал, как обычно, и уставился глазами вдаль.
   Он боковым зрением видел, как на него косятся ожидающие трамвая люди, чувствовал
нутром их оценивающие броски. Сначала на плащ, потом на ботинки и… на лицо!
Плащ, ботинки – лицо! Его будто слегка побаивались! Он, ещё идя на остановку, заметил,
как встречные прохожие, едва завидев его, отступают в сторону, освобождая ему дорогу.
«Хм! – ухмыльнулся про себя Пыльников, - вот что значит внешность! Глядите-глядите:
не мне одному челюсть отвешивать».
   Сколько он так стоял? Не считал. Трамвая пока не было. Видимо, по случаю выходных,
опять число вагонов сократили. Солнце припекало. Особенно оно липло к чёрному плащу. Стало жарковато, и у Пыльникова вдруг зачесалась шея. «Ещё нелегче! – подумал Иван
Иваныч, - не забираться же при всех за шиворот и шкрябать! Был бы я в курточке, оно бы
ничего, но в плаще!» А зуд, тем не менее, никак не унимался, наоборот: теперь чесались –
и спина и затылок. И чем больше он нервничал, тем назойливей был зуд. Поёрзав плечами
из стороны в сторону, Пыльников надеялся на некоторое облегчение. Да, чуть помогло.
Но затылок и шея! Он достал из кармана носовой платок и, как бы утираясь от пота, стал
нервно возить им по очагам беспокойства. «Уф! наконец-то!» – успокоился Пыльников,
оглядывая всех присутствующих: не заметил ли кто? Нет, всё спокойно. И вдруг… мимо
проезжала чёрная «Волга», видать, с высокопоставленными чиновниками. И пусть бы…
Но в Иване Иваныче поднялась такая паника, что он чуть со стыда не сгорел! А как же?
Разве ездят такие как он на трамваях? Может и народ-то смотрел на него только поэтому?
Какая оплошность! Какая досада! Что же теперь делать?
   И Пыльников, почуяв, как затекли его ноги, как с непривычки от каблуков заломило их
в подъёме, рванулся с места, и чуть не бегом, ковыляя, посеменил домой. Он уже никого
не видел, да и не хотел видеть. В его висках стучала мысль о позоре на остановке:
«Прочь, прочь оттуда!» – твердил он себе. Вбегая в дом, он даже не заметил, был ли кто
 в коридоре из соседей. Быстро отпер дверь, сорвал с себя плащ, и с великой ненавистью бросил его в угол комнаты, за дверь, где у него стояло половое ведро со шваброй.
   Упав на диван, Иван Иваныч тихо застонал: «Как же теперь? Куда мне в нём ходить?
У-у-у!..» - прохрипел, уткнувшись лицом в подушку.

   Конечно! А чего же он хотел?
Те люди, которых он видел в кино, носят плащи довольно часто и не думают о них.
Они думают о делах, а не об одежде.
Одеваясь в какие-либо вещи, мы становимся невольными заложниками их.
Если мы одеты плохо или вызывающе, то принуждены так себя и вести.
Если мы носим сверхдорогие наряды, то вместе с ними носим гордость и высокомерие,
забывая о своей сущности.
   Конечно, не все люди одинаковы. Но если человек поддаётся влиянию вещей, то ему
лучше выглядеть скромно или заурядно, что вряд ли может навредить его душе.