Мёртвая зона

Так было. Холод и страх.  Злость и радость, поражения и победы, отчаяние и надежда. Непонимание. Шестьдесят седьмая параллель - вот первое воспоминание моего детства. С него, пожалуй, можно и начать.

Я родился в холодное лето, хмурым августовским днём. Этого, естественно, я знать не мог, как не мог знать и того, что безжалостная судьба забросила меня в мир шахт, лютых морозов, угольных куч, серого снега и гнилой привозной картошки. Я только появился на свет и радовался первым проблескам жизни, когда меня закутанного в одеяло с ног до головы, выносил из роддома на руках отец. Потом меня везли домой и я, наверное, глядел в окно машины, за стеклом которой мелькнул горделивый монумент - символ города. Это был большой глобус, пересекавшийся одной единственной параллелью - 67. Впоследствии я проклял этот символ на всю оставшуюся жизнь.

Время шло. Я рос, как и большинство других детей по всему миру, постигая окружающую действительность методом проб и ошибок, пачкал пелёнки, учился ползать, говорить, ходить, читать и мыслить. Впрочем, этот период моей жизни можно пропустит, так как в нём не содержится ничего интересного. Тогда я только начинал осознавать специфику окружающей меня реальности, участником же её я стал гораздо позднее, когда сформировалась наша маленькая команда.

 Изначально нас было шестеро: Сергей, Дима, Денис, Женя, Андрей и я. С первыми двумя я сдружился ещё в “Льдинке”. Так назывался тот чёртов детский садик, куда меня неумолимо каждый день отводили родители. Остальные присоединились к нам позже, в школьные годы. Сейчас я уже не помню, каким образом свела нас вместе судьба, но однажды мы вшестером, оказались на улице, и с тех пор дружба наша не прерывалась, пока не случилось то, что рано или поздно происходит со всеми людьми на свете. Но мы ещё не знали тогда, что принесёт нам будущее, и, весело смеясь, шагали по заснеженной дороге на встречу своей судьбе. Мне тогда было десять лет. С того момента, пожалуй, и начинается основная часть этой истории. 

Чтобы лучше был понятен весь смысл происходившего в те далёкие годы, мне придётся немного ознакомить вас с конструкцией города, расположенного на 67 параллели. Как я уже обмолвился, это  город шахт. Шахты были главными стержнями, на которых держалась всё. Уголь - чёрное золото, как пел Высоцкий. Тогда оно ещё было в цене, и цена его измерялась не только денежными купюрами, но и человеческими жизнями. Всего шахт было тринадцать. Чёртова дюжина. Они располагались на большом расстоянии друг от друга почти правильным кругом и соединялись дорогой. Возле каждой шахты имелся посёлок, в котором обитали шахтёры и их семьи. А ещё был центр, который связывал всю эту конструкцию с «большой землёй». Там находились вокзал и аэропорт. Между посёлками простирались огромные поля карликовой растительности - проще говоря, дикая тундра. Это была ничейная зона, на которой и происходили основные события.

В городе существовало две жизни, две реальности, которые очень редко пересекались между собой. Одна жизнь - жизнь шахтёров, другая наша - их детей. Нам только казалось, что мы вместе, на самом же деле между нами лежало огромное расстояние. Они, взрослые люди, до-смерти замученные каторжной работой, свинскими условиями жизни и личными проблемами и мы, предоставленные сами себе, вынужденные делать выбор между нудной жизнью по правилам и вольной улицей. Немудрено, что большинство из нас выбирали последнее. И этот выбор становился началом конца.

Когда мне было одиннадцать лет, я тоже сделал свой выбор, вернее мы все сделали его, шестеро друзей, живущих в одном посёлке, на одной территории, а значит, вынужденных всё делать вместе. Потому что остальная часть города была чужой. Там - враги.

Я не знаю, с чего пошла вражда между посёлками. Она была до меня, и осталась после. К тому времени, когда я родился, столкновения между группами молодёжи из разных посёлков, стали обыденностью нашего мирка. Взрослеющим оболтусам совершенно нечем было заниматься в этой богом забытой дыре, и они находили себе развлечения в том, что набивали друг другу морды по поводу и без него.

Впрочем, об этом чуть позже. А пока нам по десять лет и мы ещё не доросли до того, что бы участвовать в коллективных мордобоях стенка на стенку. Но это время было уже не за горами.

* * *

Снежная пыль, задуваемая суровым северным ветром била прямо в лицо, мешая смотреть вперёд. Я возвращался домой из школы. Было часов пять вечера, но темнота уже накрыла улицы посёлка. Зимой темнело очень рано.

Я шёл один, естественно не по улице, а коротким путём, сквозь беспорядочные нагромождения всевозможных гаражей и сараев. Сегодня я получил неплохие оценки и пребывал в хорошем расположении духа. Медленно шагая по сугробам, я был занят детскими мечтами, когда вдруг сзади послышалось тяжёлое сопение. Меня кто-то догонял. Я повернулся, вглядываясь в снежную полумглу, и настроение моё сразу же упало. В фигуре, быстро нагонявшей меня, я узнал пацана из моей школы. Он был на год старше, но по росту мы практически не отличались. Я не знал его имени, да по имени его никто никогда не называл. Для этого существовали клички. Его кличка была Искус. Искус не отличался особой храбростью и силой, поэтому среди своих погодок вечно был шпыняем. Тем злее он отыгрывался на младших. В том числе и на мне. С ним я уже сталкивался пару раз, и эти стычки не принесли мне ничего хорошего.

Пока я раздумывал, что мне делать, Искус поравнялся со мной, и, смерив меня презрительным взглядом, пронёсся мимо, ощутимо заехав мне при этом локтем в бок. От неожиданности я согнулся в три погибели, а он, пройдя ещё несколько шагов, остановился и, мерзко ухмыляясь, уставился на меня.

- Что-то случилось, шпендель? - осведомился он, когда я выпрямился и взглянул на него.

Это был повод.

- Случилось, -  буркнул я. - Будто и сам не знаешь, урод.

- Чего, чего? - Ухмылка слезла с его лица и он, сжав кулаки, двинулся в мою сторону. - Что ты сказал?

- Что слышал, - ответил я, лихорадочно соображая, что делать дальше.

Я, конечно, мог убежать. Бегал я быстро. Но что-то во мне воспротивилось этому. Я не хотел убегать. Мне это надоело.
«Сейчас возьму и врежу ему», - подумал я, глядя на приближающегося Искуса.

Но врезал как раз он, да так, что искры из глаз посыпались. Рванувшись, я налетел на него, и мы покатились в сугроб, дубася друг друга кулаками. Некоторое время мне удавалось прижимать его к земле, но потом он изловчился и отпихнул меня. Мы встали друг против друга, тяжело дыша, собираясь с новыми силами.

- Щас ты у меня получишь, - сплёвывая в снег, посулил Искус.

Но я не стал этого дожидаться. Просто набросился на него, махая перед собой кулаками. Я шёл, нанося и пропуская удары с твёрдой решимостью ни за что не отступать на этот раз. И он дрогнул. В глазах его появился страх. Я это успел увидеть и запомнить. Впоследствии мне ещё не раз доводилось видеть подобный страх в глазах людей. В следующее мгновение Искус бросился бежать. Я побежал, было, следом, но потом остановился.

«Какого чёрта? - подумал я. - Я и так победил. Я выиграл».

Весь смысл произошедшего не сразу дошёл до меня, а когда дошёл, я помчался домой как на крыльях, машинально слизывая текущую из носа кровь. В тот вечер я впервые ощутил, каково это – быть сильнее. Мне понравилось это чувство - чувство победителя. Сам того не зная, я открыл основной закон, по которому жили все вокруг. Сильный - всегда прав. С тех пор я тоже начал жить по этому закону. А ещё я понял, что надо бить первым, иначе ударят тебя.

* * *

Время шло. С того вечера прошёл почти год. Нам уже было по одиннадцать и мы, как и раньше, занимались невинными детскими шалостями. Швыряли снежками в окна жилых домов, доводя их обитателей до состояния крайней ярости, жгли костры, взрывая в них болоны  «Дихлофоса», и куски шифера, расстреливали из рогаток лягушек, птиц, лемингов, собак, котов и все стеклянные предметы, которые находились вокруг; закидывали заброшенные сараи бутылками с бензином, поджигали тундру, взрывали на пустырях карбид, что находили в отработанных шахтёрских противогазах, или лазили на свалках в поисках иных развлечений. Вообще-то, весь посёлок Промышленный, в котором мы обитали, являлся одной большой свалкой, свалкой мусора и человеческих судеб. Но мы этого ещё не понимали, мы наслаждались детством, которое стремительно утекало как песок сквозь растопыренные пальцы.

* * *

- Я нашёл ещё один, - донёсся откуда-то сбоку радостный голос Димы.

Я повернул голову и увидел приятеля, спешащего ко мне с разбитой коробкой аккумулятора. Ему было явно тяжело,  но добыча того стоила.

- Вот, - тяжело дыша, Дима бросил аккумулятор к моим ногам. - Здесь его до фига.

Я склонился над аккумулятором, оценивая количество свинца. Его действительно было много.

- Всё, этого должно хватить, - крикнул я. - Давайте все сюда.

На мой зов, с разных сторон свалки потянулись ребята. Мы находились на окраине посёлка, рыская в куче отработанного шахтёрского добра в поисках свинца. Идея сделать кастеты, принадлежала Диме. Он увидел такую штуку у старшего брата, и она ему очень понравилась. Подбить нас на это дело не составило большого труда. Всем нам эта идея показалась очень интересной. Теперь с самого утра мы искали свинец, для того чтобы потом переплавить его на костре в консервных банках и в формах отлить кастеты. Как именно мы будем делать формы, никто из нас толком не знал, но это было не важно. Главное, что можно было заняться интересным делом. А свинец, в конце концов, никогда не бывает лишним.

Ребята сгрудились вокруг, сваливая в общую кучу найденные вещи. Аккумулятор Димы оказался самым ценным из всех находок.

- Здоровская вещь, - заметил по этому поводу Сергей. - Где нашёл? - спросил он у меня.

- Не знаю, это не я. Молоток нашёл.

- Молоток, где нашёл аккумулятор?

-  В том конце свалки, - Дима махнул рукой в неопределённом направлении.

- А там ещё были?

- Не-а. Я всё облазил.

- Жалко.

- Да нам и этого хватит, - сказал я, - хорош жадничать, Серый.

- Ладно, тогда потащили.

- Нафига всё переть? - удивился я. - Они ж тяжёлые. Давай тут раздолбаем и свинец вытащим. Остальная рухлядь нам не нужна.

- Это точно, - согласился Денис и, подобрав булыжник, шарахнул по аккумулятору.

Мы быстренько отыскали подходящие железяки и принялись выковыривать свинцовые пластины. За этим делом нас и застал невесть откуда взявшийся пацан. На вид ему было лет тринадцать, выглядел он вполне впечатляюще.

- Чё тут делаете, шпана? - спросил он, спускаясь с кучи мусора.

Мы разом бросили своё занятие и уставились на чужака. Он остановился неподалёку и окинул нас внимательным взглядом.

- Вы откуда?

Мы уже знали тогда о разделении зон, поэтому при этом вопросе все внутренне подобрались.

- С Прома, - ответил я.

- Ага, - парень многозначительно почесал бестолковку. - С Прома, значит. И чё вы тут делаете?

- А тебе какое дело? - Я начинал злиться. Вот так всегда. Гуляешь, никого не трогаешь, а какая-нибудь сволочь припрётся и всё испортит. - И кто ты вообще такой?

- Я? - Пришелец был удивлён не столько моим вопросом, сколько той наглостью, с которой он был задан. - Ты чё, пацан, зубы лишние заимел? Так я тебе их сейчас выставлю.

- С чего это? Мы на своей территории. А вот тебя я раньше чего-то не видел.

- Я с Юршора, - пояснил подросток. - Вчера кто-то с вашего Прома избил моего младшего брата. Это не вы, случайно? - Он сделал шаг по направлению к нам.

Ребята попятились. Я тоже отошёл на шаг, внимательно изучая юршоровца. Тот, естественно, врал на счёт брата. Если бы такое случилось, он бы пришёл сюда не один. Было понятно, что ему просто хочется почесать кулаки, а мы как раз подходили для этого, но нас было много, поэтому юршоровец сомневался, стоит ли оно того. Сейчас он пытался определить, насколько хватит у нас храбрости.

- Никого мы не трогали, - нервно сказал из-за моей спины Женька.

Он явно трусил, но от нас, всё-таки, не отходил.

- Ладно, - поразмышляв ещё немного, бросил подросток. - Валите отсюда, пока не схватили. И побыстрее. - При этом слове он сделал ещё шаг вперёд.

Ребята начали медленно пятится, и я заметил в глазах юршоровца характерный блеск.

«Сейчас нападёт», - понял я, и уже знакомая злость вспыхнула в моём сердце. Испытав раз чувство победителя, я уже не намерен был никому уступать. Я начал жить по законам силы.

- Стоять! - крикнул я во всё горло.

Остановились все – и ребята, и удивлённый юршоровец, который уже считал нас лёгкой добычей. Пользуясь его замешательством, я быстренько отошёл к ребятам.

- Он один, - сказал я им, - а нас много. К тому же мы на своей территории. Мы сильнее его. Главное, напасть всем вместе. Пошли.

Сказав это, я бросился на чужака, не оглядываясь назад.

В то время я ещё не знал, что такое предательство, и друзья мои тоже не знали. Поэтому пошли за мной как один. Юршоровец не стал принимать бой. Получив пару ударов с разных сторон, он быстро ретировался. Мы в азарте гнались за ним, пока не кончилась свалка, но, естественно, не догнали. Бегал он быстрее нас. Отбежав на безопасное расстояние, он обернулся и смерил нас злобным взглядом.

- Ну, крысята, мы ещё встретимся, - крикнул он и бросился бежать дальше.

Тогда его слова не зацепились в моём торжествующем сознании, но впоследствии, вспоминая их, я понял, как прав был тот неизвестный юршоровец. Да, мы все были крысами. Вернее, тогда крысятами. В крыс мы превратились позднее, когда у нас выросли когти и зубы.

А пока мы шли обратно в посёлок, оживлённо обсуждая нашу невиданную победу. Все мы испытывали коллективное воодушевление, некий общий подъём. Все мы поняли ещё один закон жизни. Стая - всегда сильнее одиночки. Мы превратились в такую стаю, а я стал её негласным вожаком. Наша победа сильно сплотила нас, а дружба, перенеся серьёзноё испытание, окрепла окончательно, превратившись в механизм взаимопомощи и поддержки. По крайней мере, нам так тогда казалось. Но жизнь распорядилась по-своему.

* * *

Время шло. Нам было уже по двенадцать. Мы взрослели и понемногу забрасывали старые забавы, увлекаясь новыми вещами. Вырастая, мы постепенно становились теми самыми подростками, от которых матери велели нам держаться подальше. Улица становилась нашим первым домом. Все мы были детьми шахтёров, детьми, за которыми некому было приглядывать. Но всё же, мы были разными. Я, в отличие от остальных ребят, был очень осторожной крысой. Я ходил в школу и неплохо учился. Нет, учёба мне не нравилась. Просто легко давалась. Я никогда не оставлял повода родителям усомниться в том, что их чадо растёт добропорядочным и полезным членом общества. Я никогда не приносил улицу домой, а друзей, которые ко мне иногда наведывались, каждый раз предупреждал, чтобы в присутствии моих родителей они вели себя подобающим образом и следили за языком. Ведь к двенадцати годам мы уже имели изрядный запас нецензурных выражений.

* * *

- Ни хрена себе! - произнёс я, когда Андрей выудил из кармана почти полную пачку Беломора.

- Ну, ты молодец, Дрюня. - Сергей от души хлопнул Андрея по плечу. - Где надыбал?

- У отца спёр, - горделиво пояснил Андрей, доставая из пачки беломорину.
Мы тоже дружно потянулись к пачке.

- А он не узнает? - спросил Денис, задумчиво вертя в руках папиросу.

- Да ну, откуда? - Андрей махнул рукой. - Он щас пьяный в дюпель. А когда он пьяный, ни хрена не помнит. Решит, что сам всё выкурил. У кого спички?

Женя молча достал из кармана коробок и протянул Андрею. Тот зажёг спичку и неумело прикурил, закашлявшись при этом. Это вызвало всеобщее веселье.

- Чего ржоте? – откашлявшись, буркнул юный курильщик. - Я ещё на вас посмотрю. Давайте, закуривайте.

Коробок пошёл по кругу. Каждый чиркал спичкой и раскуривал папиросу. Воздух чердака, на котором мы заседали, вскоре наполнился клубами вонючего табачного дыма. Папиросы были далеко не первосортными. Разговоры утихли. Все деловито курили, не затягиваясь, набирая дым в рот и выпуская его наружу. Курить, естественно, мы ещё не умели, но от этого процедура не теряла своей значимости. Мы становились взрослыми.

* * *

Любой человек рано или поздно узнаёт цену деньгам. Мы узнали её достаточно рано. Не настоящую их цену, нет, ведь мы ничего не зарабатывали сами. Мы только брали. Мы поняли, что для хорошей жизни нужны деньги и перед нами встал вопрос – «Где их взять»? Его мы решали достаточно просто - в меру наших возможностей. Лазили  у родителей по карманам, обчищали попадавшихся нам на пути подростков, играли в орла и решку, карты, ну и прочее в том же духе. Покупали сигареты, жвачку и другую подростковую чепуху. До алкоголя и наркоты дело пока не доходило. Мы ещё не знали всю их прелесть и опасность, но зелёный змий уже незримо присутствовал в нашей жизни. Мимо такого соблазна мы пройти никак не могли.

* * *

Первая наша встреча с бойцами, взрослыми ребятами, которые ходили на стрелки, произошла, когда нам было по тринадцать. Это событие окончательно определило тот путь, по которому нам суждено было идти дальше, путь, который до конца не прошёл ни один из нас.

* * *

Открыв дверь ногой, я зашёл в полутёмный подъезд двухэтажного дома. Следом бодро топала моя стая. Поднимаясь по скрипучей, давно рассохшейся лестнице на второй этаж, я отчётливо ощущал запах кошатины, которым пропиталось всё вокруг. Диких кошек и собак в посёлке было очень много, и если собакам приходилось жить на улице, то кошки неплохо устраивались в подвалах и на чердаках домов. Кто-то из ребят споткнулся и смачно выругался. Послышались смешки и затрещины. Я, не обращая внимания на эту дружескую возню, шёл вперёд к своей цели.

Звонок располагался возле покарябанной и никогда не мытой деревянной двери. Я позвонил три раза и принялся ждать. Стая сгрудилась за моей спиной. Дверь открыл Молоток.

- Здорово, - сказал я, протягивая ему руку. - А мы к тебе. Черепа дома?

- Не, - Молоток мотнул головой, - мать на работе. Но брат дома. С друзьями.

Я на секунду задумался. От Молотка я знал, что его старший брат уже принимает участия в «стрелках» и мне, с одной стороны, хотелось с ним познакомиться, а с другой...

Впрочем, додумать я не успел. Из глубины комнаты послышался надтреснутый голос.

- Кого там чёрт принёс? - громко спросил он.

- Это ко мне, друзья, - крикнул в ответ Молоток.

- Ну так пусть заходят. И закрой эту хренову дверь, зима на улице.

 Молоток молча мотнул головой и посторонился, давая нам проход. Мы ввалились в квартиру дружной толпой, побросали в одну кучу верхнюю одежду и следом за Молотком прошли в зал. Там сидело пятеро взрослых крыс. Все они были разного возраста от пятнадцати до восемнадцати лет. В комнате стояла устойчивая пелена табачного дыма, на большом столе, вытащенном из кухни, громоздились пивные бутылки. Старший в этой компании сидел по-хозяйски в глубоком кресле и дымил сигаретой. Внимательно оглядев нас, он, судя по всему, остался удовлетворён увиденным, потому что махнул рукой и тихо произнёс:

- Не стесняйтесь, пацаны, проходите.

Я шагнул первым и подал ему руку. Он молча и крепко пожал её, как равному, отчего в душе я преисполнился гордости. Дальше, как бы продолжая некий ритуал, я прошёл по кругу пожимая руку каждому из находящихся в комнате. Ребята следовали за мной. По окончанию процедуры мы уже были своими.

- Ну чё, мужики, по пиву? - спросил из кресла хозяин.

Никто из нас, естественно, отказываться не стал. Молоток быстро сгонял на кухню и притащил стаканы.

Я вопросительно взглянул на хозяина.

- Наливайте сами, - улыбнулся он.

Не долго думая, я взял первую попавшуюся бутылку и наполнил свой стакан. Пиво было что надо. Я раньше уже пробовал «Жигулёвское» - отец давал. Оно мне понравилось ещё тогда.

Друзья от меня не отставали, сосредоточенно лакая из своих стаканов. Молоток было тоже потянулся к бутылке, но один из сидевших у стенки, лет шестнадцати на вид, быстренько вскочил и перехватил его руку.

- А ты куда? - крикнул он Молотку. - Тебе ещё рано пить.

Только тут до меня дошло, что не сидевший в кресле являлся хозяином квартиры, а этот который держал Молотка за руку.

- Мы все вместе, - отрываясь от стакана неожиданно даже для самого себя, сказал я, глядя на брата Молотка. - Если нам можно, то и ему тоже.

Брат смутился, а я повернул голову и посмотрел на старшего. Тот явно был доволен моей выходкой и, улыбаясь, утвердительно кивнул головой. Молотку больше ничего и не надо было. Он ловко подхватил бутылку и присосался к ней, да так, что у меня только глаза на лоб полезли. Сразу было видно, что пил он далеко не в первый раз.

Вскоре старшие перестали обращать на нас внимание и заговорили о своём. Мы слушали молча, с горящими глазами, и каждый из нас, наверняка, хотел быть одним из них, взрослых, которым по нашему представлению, уже можно было всё. Они говорили долго, а мы слушали, потягивая пиво. Старший то и дело посматривал на меня и в конце концов спросил:

- Ты сегодня домой или как?

Я кивнул.

- А предки дома?

Ещё один кивок.

-Тогда тебе хватит.

Он потянулся и забрал у меня стакан. Я не спорил, у меня даже такой мысли не возникло. Раз старший сказал, значит, так и должно быть. Да и, в общем-то, я и сам понимал, что если приду домой пьяным, ничего хорошего из этого не выйдет. Посидев ещё немного просто так, я засобирался домой. Было уже поздно и темно. Никто из моей стаи не выразил желания отправиться со мной. Просто дома их никто не ждал.

- Дэн, дай жвачку, - попросил я, попрощавшись со всеми.

Денис, уже изрядно поддатый, полез в карман и извлёк оттуда «Турбу».

- Держи, - протянул он мне. - Потом отдашь.

- Хорошо.

* * *

С того вечера наша дружба начала потихоньку распадаться. Тогда это было ещё незаметно. Тогда мы ещё были дружной крысиной стаей, а я ещё был вожаком.

* * *

- Пошёл на...

Последнее слово он договорить не успел. Мой кулак врезался в его челюсть, и он повалился на землю.

- Сука! - крикнул Игорь, пытаясь подняться.

Но я снова опрокинул его и принялся равнодушно пинать как футбольный мячик. Вообще-то, я никогда не испытывал ненависти к врагам. Злость иногда была, да, но ненависть - никогда. Ненависть - удел слабого. Я был сильным. Сейчас, глядя, как он катается у меня под ногами, я вообще не испытывал никаких чувств. Я бил, потому что так было надо, потому что он посмел обозвать меня, и потому что за всем этим действом наблюдала моя стая. А в её глазах я должен быть сильным, чтобы остаться вожаком. Мне нужно было держать их на коротком поводке, потому что дружба наша уже была не такой, как прежде, потому что мы давно уже жили по законам силы не только с окружающим миром, но и внутри своего собственного крысиного сообщества.

* * *

Солнце медленно опускалось за дома. Было прохладно. На дворе стояла поздняя весна. Снег только сошёл, и вся земля была одним сплошным комом грязи. Чертыхаясь, мы пробирались через лужи, стараясь не отстать от быстро несущегося вперёд Женьки. Сегодня, вопреки обыкновению, нашу стаю вёл он. Просто кроме него никто больше не знал, куда нужно идти.

Мы были на окраине посёлка, и вокруг нас высились живописные развалины старых финских домов.

- Жека, далеко ещё? - спросил я, старательно переступая очередную лужу.

- Уже почти пришли. Сейчас, за тот дом свернём и будем на месте.

Мы прибавили шагу и вскоре оказались возле покосившегося дома, больше напоминающего свинарник, нежели жилище человека.

- Тут что, ещё живёт кто-то? - удивлённо вопросил Сергей.

Женька, не удостоив его ответом, забарабанил в дверь кулаком. Дверь почти сразу же открылась. На пороге показался потрёпанного вида сутулый мужик. На вид ему было лет под тридцать. Он настороженно посмотрел на нашу толпу и перевёл взгляд на Женьку.

- Это кто? - спросил он скрипучим прокуренным голосом.

- Не боись, свои.

Женька протиснулся в двери и махнул нам рукой. Мы попёрли следом. Хозяину ничего другого не оставалась, как только пропустить нас. Внутреннее убранство дома соответствовало его наружности. Старая железная кровать с сеткой, какой-то непонятный, знававший лучшие времена шкаф и три разболтанных стула.

- Располагайтесь, - хмуро бросил хозяин и, повернувшись к Женьке, добавил: - Ты не говорил, что вас будет так много.

- А ты и не спрашивал, - парировал тот.

- Ладно, хрен с ним. Колы принёс?

Женька молча выудил из кармана кучу измятых рублей и трёшек, а так же, гору мелочи. Эти деньги мы все вместе копили почти неделю. При виде всего этого богатства, хозяин сморщился как от зубной боли, но ничего не сказал. Молча сгрёб кучу и куда-то исчез. Я уселся на кровать и вопросительно взглянул на Женьку.

- Сейчас всё будет, - заверил тот. - Давайте пока стол поставим.

Столом оказалась обычная широкая фанерная доска, которую мы водрузили на три деревянных колодки в центре комнаты. Доска оказалась довольно интересной. Она вся была изрисована множеством картинок, среди которых преобладали кресты и не совсем одетые женщины. Пока я разглядывал эти занимательные образчики изобразительного искусства, появился хозяин. В руках он держал два спичечных коробка. Усевшись на свободный стул, он опёрся на импровизированный стол локтями и окинул нас внимательным взглядом.

- Раньше пробовали?

Мы отрицательно покачали головами. Все, кроме Женьки.

- Ладно, разберёмся.

Он расстелил на столе обрывок газеты, достал пачку беломора и вытащил несколько папирос. Мы с интересом следили за его манипуляциями. Аккуратно выпотрошив беломорины, хозяин убрал кучку табака в сторону и высыпал на газету содержимое спичечного коробка. По виду оно не сильно отличалось от табака, только в нём проглядывались какие-то маленькие зёрнышки.

- Это что? - подавшись вперёд, спросил Андрей.

- Конопля обыкновенная, - ухмыльнувшись, ответил хозяин, не прекращая своих манипуляций.

Он взял пустую беломорину в рот, склонился над кучкой конопли и начал втягивать её внутрь папиросы. Набив таким образом несколько косяка, он достал спички и посмотрел на нас.

- Смотрите внимательно, - сказал он. - Будете делать то же самое.

С этими словами он поджёг спичку и раскурил косяк. Потом вытащил, и аккуратно засунув его себе в рот тлеющей стороной, повернулся к Женьке. Женька придвинулся к нему почти вплотную, как будто собирался поцеловать и открыл рот. В следующее мгновение из обратного конца папиросы потянулась толстая струйка дыма, которая уходила прямо Женьке в рот. Он втягивал её в себя секунд двадцать, потом щёлкнул пальцем и захлопнул рот. Струйка сразу же прекратилась. Женька сидел с надутыми щеками и зажимал рот руками. Было видно, что он не дышит. Наконец он не выдержал и шумно выдохнул густое облако дыма, после чего сразу же закашлялся.

- Поняли? - хозяин повернулся к нам, вытащив изо рта папиросу. - Вдыхаете, сколько можете, потом щёлкаете пальцем и держите в себе, пока сил хватит. Только не торопитесь, а то слишком много воздуха возьмёте.

- А зачем щёлкать? - спросил Сергей.

- Чтобы я знал, когда переставать дуть. Чтобы за заря не пропадало. Давай ты. - Он ткнул в меня пальцем и снова засунул папиросу в рот.

Я послушно склонился и в следующую секунду, увидев появившуюся струйку дыма, принялся медленно втягивать её в себя, пока не почувствовал, что сейчас лопну. Поспешно щёлкнув пальцами, я закрыл рот и уставился в потолок. Пока я держал дым в себе, хозяин обрабатывал следующего. Так, следуя по кругу, мы уделали косяки менее чем за час, после чего принялись за второй «корабль». Хозяину выдувал Женька, у которого это получалось ничуть не хуже. К концу четвёртой папиросы мы уже поплыли. Послышались смешки, потом хохот. Дым уже никто не мог держать и мы почти сразу же, как только заглотнув, выпускали его наружу. Хозяин, глядя на это, хмурился, но молчал.

Это был самый клёвый приход в моей жизни. В последующие,  мне уже было не так хорошо. Трудно описать то состояние, которое я тогда испытывал. Это не было опьянение, голова не кружилась и была вроде бы ясной, только ноги слушались плохо, а в ушах стоял гул как от работающего трансформатора. А ещё мы смеялись как идиоты, просто ржали до упаду непонятно с чего и почему. В общем, было здорово. Никогда в своей жизни я так не веселился. Временами я просто выпадал из реальности, как будто  нырял в глубину. Но это меня не раздражало, это было интересно. Я наблюдал за собой как бы со стороны, как будто душа моя вылетела из тела и повисла над головой.

Мы веселились до упаду, только хозяин ушёл в загруз, и приняв позу роденовского мыслителя созерцал грязный потолок. В отличие от нас, он то наверняка знал настоящую стоимость нашего веселья.

* * *

Время шло. К тринадцати годам мы уже успели испытать практически всё, что можно испытать в жизни. В нашей жизни. Но ведь была ещё и другая, параллельная. И с ней мы иногда пересекались.

* * *

- Ты посмотри, какие мальчики и девочки, - глумливо крикнул Андрей, и вся стая весело заржала.

Было начало лета. Вечерело. Мы сидели на ступеньках кинотеатра и потягивали «Жигулёвское», а в это время мимо нас проходили две пары подростков, как раз из тех, что жили по правилам. Им-то и крикнул Андрей. На вид ребятам было лет по четырнадцать. Девчонкам столько же. Один парень обернулся, и что-то тихо сказал в нашу сторону. Этого оказалось достаточно. Вся стая сорвалась как один. Одна девчонка громко взвизгнула и бросилась бежать. Вторая осталась на месте. Парни то же развернулись и приготовились к драке. Видать, им уже не раз приходилось попадать в такие ситуации. Но что они могли против нас, сплоченной и закалённой не в одной драке команды уличных крыс? Мы быстро разбили их маленький строй и начали урабатывать по одиночке.

Увидев, что особых проблем не возникает, и ребята прекрасно справляются самостоятельно, я отошёл в сторонку и оттуда, как и подобает истинному вожаку, стал наблюдать за дракой. И тут же получил сильный удар в спину. Несказанно удивившись, я обернулся и увидел девчонку, о которой уже успел забыть.

Она неумело набросилась на меня с кулаками, и кричала что-то вроде «скотины» и прочего в том же духе. Короче говоря, ругаться она не умела. Не её прерогатива.

У меня есть свой негласный кодекс, по которому я живу, как некоторые люди живут по христовым заповедям. И одним из пунктов этого кодекса являлось правило - никогда не бить девчонок. Не стал я его нарушать и на этот раз. Но просто стоять тоже было нельзя, иначе разъярённая девчонка могла поцарапать мне физиономию. Поэтому я аккуратно сделал ей подножку и усадил на землю, а чтобы не дёргалась, достал выкидной ножик и выщелкнул лезвие прямо возле её носа. Это подействовало. Девчонка застыла как статуя и только буравила меня взглядом. Она была смелая. И красивая. Я это понял, когда она бесстрашно смотрела на меня снизу вверх своими зелёными глазищами. Она не пыталась пошевелиться или убежать, а только тихо спросила:

- Что же вы делаете, гады?

И этот, казалось бы, простой вопрос что-то всколыхнул в моём сердце и заставил задуматься: а что мы действительно делаем?

Сейчас я знаю ответ. Сейчас я знаю, почему мы били тех, живущих по правилам. Мы им просто завидовали, потому что у них было то, чего не было у нас. Завидовали, но не признавались сами себе даже в глубине души. Тогда мы просто считали, что так надо, что так правильно, что они - чужие. Впрочем, они действительно были чужими. Из другого, параллельного мира.

Вот и тогда я считал, что так надо. Поэтому, задумавшись над вопросом той девчонки, ничего путного придумать не смог. И просто отбросил его в сторону. Но мне всё же стало как-то не по себе.

- Хорош, - крикнул я ребятам. - Хватит там молотить. Повеселились, и будет.

Ребята, недовольно бурча, прервали своё занятие и направились ко мне, оставив двух стонущих парней на земле.

- Ух ты, какая цыпа, - протянул Андрей и сунулся к девчонке.

Та отшатнулась, насколько ей позволяло её положение, а я быстро перехватил измазанную в крови руку.

- Не трогай её, - тихо, но не допускающим возражений голосом сказал я.

- Это почему?

- Потому что я так сказал. Пусть идёт.

 Да, я хотел быть благородным, хотел понравиться этой неизвестной девчонке, хотя и знал заранее, что это невозможно. Мы чужие. Ребята недовольно смотрели на меня, но по глазам я видел, что ещё никто из них не дошёл до того, чтобы в открытую бросить мне вызов.

- Уходи - бросил я девчонке. – Пошли, - это уже своим.

Стая не рискнула возражать. Ребята, громко переговариваясь, побрели в ночь, и я поспешил следом. Обернувшись, я увидел девчонку, которая уже сидела возле парней, пытающихся подняться на ноги. Красивая. И смелая. Дура, не понимала, что с ней могли сделать.

Она тоже посмотрела мне вслед, и я чувствовал спиной её взгляд почти всю оставшуюся дорогу. Я знал, что означает этот взгляд, но не хотел самому себе в этом признаваться. Для неё я был уже конченым человеком.

* * *

Время шло. Шло и не могло не дойти до своей узловой точки. Мы подросли и стали почти взрослыми крысами. Нам уже было по четырнадцать. Именно в этом возрасте мы впервые поучаствовали в коллективной разборке. То ещё было дело, скажу я вам.

* * *

Кругом было темно, хоть глаз выколи. Но пустырь был хорошо освещён фарами автомобилей, стоящих вокруг. По разные стороны пустыря стояли две толпы. В одной из них находился и я, вместе со своей стаей. Это была стрелка с воргашоровцами.

На неё мы попали, в общем-то, случайно. Молоток узнал о ней от брата и выказал желание тоже поучаствовать. Брат, естественно, наотрез отказал. Тогда Молоток пришёл ко мне и попросил помочь. Сказал, что если мы придём все вместе, нам не откажут. И действительно, он оказался прав.
 
Когда мы пришли, бойцы уже собирались отчаливать на стрелку. Молоток где-то выцепил старшого, того самого, с которым когда-то мы пили пиво. Он нас не забыл. При виде меня лицо его растянулось во вполне дружелюбной улыбке.

- А, это ты, - сказал он, пожимая мою протянутую руку. - Никак на стрелку собрался?

Я молча кивнул головой.

- Со своей командой, смотрю. Всё делаем вместе, да?

- Да, - согласился я.

- А как же родители?

- Их сегодня всю ночь дома не будет.

- Хорошо, залезайте в машину.

Вот и весь разговор. Теперь мы стояли в толпе, и я практически ничего не видел из-за спин старших ребят, зато очень хорошо чувствовал общее дыхание толпы. Я впервые оказался в такой большой крысиной стае и впервые попал на такое серьёзное дело. Здесь уже не шутили.

Чтобы было немного  понятнее, быстро обрисую то оружие, с которым бойцы обычно выходили на стрелки.

Самой большой популярностью пользовались арматуры и железные прутья от спинок кроватей. На них делали специальные ручки из изоленты, чтобы удобнее было держать. Пруты затачивали на манер мечей, арматура и так была убойным оружием. Также пользовались всевозможными цепями, обрезками труб, иногда камнями. Реже ножами и кастетами. Просто в ближнем бою с ножом, а тем более кастетом против арматуры особо не попрёшь. Ещё реже использовались самопалы и переделанные под боевые газовые пистолеты, которые в то время только начали у нас появляться.

В тот вечер я сжимал в руках заточку из прута. Пальцы были липкими от пота, но не от страха, а от возбуждения. Страха я не испытывал. Сто пятьдесят грамм русской водки вполне надёжно вывели его из моего организма. Перед разборкой всю мою команду специально попотчевали этим лекарством против страха. Надо признаться, вещь очень действенная.

Вообще, вокруг меня почти все находились в различной степени алкогольного опьянения. А некоторые были и вовсе обкурены. Для них это была просто игра, опасное развлечение. Они приходили сюда вволю поразмяться, не задумываясь о том, кто прав, кто виноват и вообще, кто и для чего это всё затеял. Они получали свою дозу адреналина и были этим довольны. Они следовали зову стаи. Были просто пешками. И лишь немногие, кто как раз всё это затевал, преследовали какие-то личные цели. Они приходили сюда убивать. И именно они все были поголовно трезвыми. 

Разборка была короткой. Я толком даже не успел в ней поучаствовать. Только почувствовал, как толпа дружно подалась вперёд и подался вместе с ней. Нас было больше, и мы довольно быстро смяли воргашорцев. Какое-то время в воздухе был слышен только звон железа, глухие удары об человеческое тело, стоны, крики боли и сплошной мат. Потом они побежали, а мы догоняли их и били в спину, после чего пинали ногами. В те минуты мы не были людьми. Мы были настоящими крысами.

* * *

Потом я снова оказался на квартире у Молотка. Там часть общей стаи праздновала победу, и я вместе со всеми. Там же я впервые увидел её. Вообще девчонок среди нас было довольно мало, тем сильнее она приковывала всеобщее внимание. На вид ей было лет шестнадцать, и,  как говорится, всё было при ней.

Когда она зашла в комнату, я тут же бросил все свои дела и уставился на это видение. Она, естественно, не обратила на меня никакого внимания. Стрельнула у одного сигарету, перемолвилась парой словечек с другим и исчезла так же быстро, как и появилась. А я продолжал смотреть на дверь, которая закрылась за ней, пока меня кто-то не двинул локтем в бок.

Обернувшись, я увидел нетрезвого Молотка.

- Понравилась? - сочувственно спросил он.

- Ещё бы, - буркнул я в ответ.

- Забудь о ней, - посоветовал Молоток.

 - Почему?

- Она Лёхина.

- Кто такой Лёха?

- Узнаешь.

Узнал я в этот же вечер, причём очень неприятным для себя образом. Я снова встретил её, когда уже основательно набрался. Она была как раз с Лёхой, а Лёха оказался тем самым старшим, который взял нас на разборку. Будь я чуть потрезвее, я бы не сморозил такой глупости, о которой потом долго вспоминала вся моя стая. Уж и не помню, зачем я к ней полез и что говорил, но в результате надо мной смеялись все собравшиеся вокруг крысы, а я, пьяный подросток, не понимая, что происходит, продолжал это шоу. Она, её звали Ира, веселилась вместе со всеми и издевалась надо мной как могла. Впрочем, в этом я виноват сам. Короче говоря, всем было весело, кроме меня и Лёхи. В конце концов, он взял меня за шкирку и вытащил в другую комнату. Не знаю, почему он не набил мне тогда морду. Наверное, сделал скидку на молодость и нетрезвость. Да и Ирка, как не странно, подсуетилась. Попросила его не бить меня. Наверное, я всё же чем-то ей приглянулся. В общем, тогда мне крупно повезло. В стае иногда калечили за гораздо меньшие проступки.

* * *

Вот так и прошла моя первая стрелка. В последующий год мне ещё не раз доводилось участвовать в подобных мероприятиях. Мне везло, как и всей моей стае. Никто из нас ни разу не получил серьёзных повреждений, хотя без этого не обходилась ни одна драка.

Оглядываясь назад, я не могу понять, что с нами происходило. Мы калечили и убивали друг друга практически ни за что. Потому что так было кому-то надо, потому что так требовал закон силы, потому что мы старались что-то доказать окружающим и самим себе, не понимая, что доказывать это вовсе не нужно. Потому что мы просто так жили. Смерть всегда ходила рядом с нами, незримая и неотвратимая. Но мы тогда ещё не осознавали полностью всей её силы. Мы знали, что нас могут убить, знали, но только теоретически, потому что до этого видели лишь чужую смерть, смерть незнакомых или малознакомых людей.

Мы часто проигрывали и тогда спасались бегством. Неоднократно мне приходилось бежать в ночь, слыша за спиной тяжёлые шаги и хриплое дыхание преследователей. Но я никогда не испытывал страха, хотя и знал, что если меня догонят, то запросто могут убить. Просто я никогда не бывал на стрелках трезвым. Уж не знаю, почему. Наверное, так повелось ещё с первого раза.

А время шло, и мы становились всё опаснее, не только для врагов, но и для тех, из другого, параллельного мира.

* * *

Было около полуночи. Он стоял на автобусной остановке один, крепко сбитый мужик, в длинном тёплом пальто и кроличьей шапке. Это был шахтёр. Наверное, опаздывал на смену.

Мы, как всегда шли скопом и скучали. Мужика приметили сразу, он тоже увидел нас и больше не отводил взгляд. Он знал, что мы опасны, и мы это тоже знали.

- Папаша, дай закурить, - крикнул Дрюня, отделяясь от стаи и направляясь к мужику.

- Не курю, - буркнул тот.

- А если мы посмотрим?

- Не дорос ещё, чтобы смотреть.

- Ого, - протянул Дрюня многозначительно. - А ты у нас крутой. Пари, - крикнул он нам. - Вы слышали?

Мы дружно свернули с дороги и потопали к мужику. Тот бочком начал отходить в сторону.

- Ты куда? - почти ласково поинтересовался Андрей. - Не торопись. Щас мы посмотрим, какой ты крутой.

Мы подходили всё ближе, а мужик всё быстрее пятился. Когда у него не осталось ни малейших сомнений относительно наших намерений, он резво развернулся и бросился бежать.

- Куда, сука, стой! - крикнул Дрюня и побежал вдогонку.

Мы не отставали ни на шаг. Долго бегать нам не пришлось. Мужик завернул за остановку и там остановился. Когда я подоспел к месту, вся моя стая молча стояла, сжавшись в кучу. Мужик  стоял напротив, прижавшись спиной к остановке. В руках он сжимал обрезок трубы, который подобрал тут же.

- Ну давайте, подходите, - негромко сказал он, поигрывая трубой. - Парочке из вас я успею голову проломить.

Никто из моей стаи не торопился воспользоваться приглашением. Это было не удивительно. Мужик знал, о чём говорил, и сделал бы это, не задумываясь ни на секунду. Взглянув в глаза этому человеку, я не рискнул сделать ни полшага вперёд. В его глазах я увидел свою смерть.

- Пойдём отсюда, - потянув Дэна за рукав, сказал я. - Здесь нам ничего не обломится.

Возражений, вопреки моим ожиданиям, не последовало. Видать, ребята ещё не все мозги потеряли. А может быть, просто были ещё не так самоуверенны. Ведь нам тогда  было только по четырнадцать.

* * *

И всё же удача не могла нам долго сопутствовать. Рано или поздно это должно было произойти, и произошло. Первым из нас погиб Андрей. Глупо, надо сказать погиб, не на разборке, а во время мелкой стычки с такими же подростками, как и мы. Впрочем, о чём я? В жизни ничего не бывает нелепее смерти.

В тот летний день нас занесло довольно далеко за пределы посёлка, на ничейную территорию. Впервые нас было четверо, а не шестеро, как обычно, может быть, поэтому так и случилось.

Мы пришли на небольшое озеро покататься на плотах. Эдакая дань меркнущему детству. В округе никого не было, так что мы тихо мирно провели первую половину дня в своё удовольствие. А потом появились они. Их было пятеро. Откуда они взялись, мы так и не узнали, а то бы обязательно забили стрелку.

Они просто пришли и без лишних разговоров посоветовали нам убираться с их территории. Кто мог бы стерпеть такое нахальство? Естественно, кто угодно, но только не мы. Последующая драка была довольно скоротечной. Мне в противники попался коренастый парень, ниже меня почти на голову. С ним я справился без особых проблем и обратил его в бегство. В горячке боя, я ещё некоторое время преследовал его, но не особо настойчиво, так что он сумел удрать. Как я потом об этом пожалел.

Когда я вернулся, то застал приятелей столпившимися вокруг Дрюни. Андрей лежал на спине, раскинув руки в стороны, а из его живота торчал так хорошо знакомый мне заточенный прут.

- Вот чёрт, - только и смог сказать я. - Как это случилось?

Ребята молча пожали плечами и расступились, давая мне проход. На лицах их застыло одинаковое выражение страха. Я тоже был испуган не меньше, чем они.

Я осторожно присел возле Дрюни, совершенно не зная, что делать. Андрей тихо стонал, взгляд его блуждал, и он как будто не видел меня. Крови, вопреки моим ожиданиям, было не очень много. Я попробовал было вытащить прут, но как только я к нему прикоснулся, Андрей заорал не своим голосом, и я тут же отдёрнул руки.

Страх медленно проходил. Его место занимала злость, злость на безысходность положения. Ведь до ближайшего человеческого жилья был не один километр пути. Да к тому же, как на зло, стал накрапывать дождь.

- Демон, что делать будем? - нервно спросил Денис, осторожно треся меня за плечо.

- Не знаю, - тихо сказал я. - Не знаю.

- Может его под крышу отнести? - неуверенно предложил Сергей. - Вон теплушка стоит.

Я посмотрел в том направлении, куда он указывал рукой и увидел небольшое кирпичное сооружение.

- Давай, - сразу же согласился я.

Умом я понимал, что от этого толку никакого не будет, но всё моё существо требовало какого-нибудь действия, лишь бы только не стоять бесцельно, глядя на то, как умирает твой друг.

Мы осторожно взяли Андрея за руки и ноги и потащили в теплушку. Как он кричал. Я и не думал до того момента, что человек способен так кричать. От этого крика что-то застывало внутри, а сердце переставало биться.

Андрей умер у меня на руках минут через пять, после того, как мы затащили его в теплушку. Он умер среди грязи, водопроводных труб и битых бутылок, рядом с облезлым кошачьим трупом.

Глядя на его последний вдох, я почувствовал, что внутри меня что-то сломалось. Стирая его кровь со своих пальцев, я понял, что никогда не буду таким, как прежде.

Мы так и ушли, бросив труп в будке. Ничего для него сделать больше мы не могли, а крысиное нутро настойчиво велело нам убираться подальше и никому не говорить о том, что случилось. Так было безопаснее.   
 
* * *

А через три дня к нам домой пожаловал мент. Уж и не знаю, как они пронюхали про то, что я знал Андрея. Впрочем, не это важно. Важно было то, что он пришёл, и напугав своим появлением мою мнительную мать до полусмерти, попросил у неё разрешения поговорить со мной. Как только я увидел его, то сразу же почувствовал, как внутри меня образовалась пустота. Я стал настоящей крысой - хитрой, острожной и умной. Наш разговор не занял много времени.

- Знаешь его? – Да, знаю. - Откуда? - Рядом живём. - Давно дружите? - Не очень. – Знаешь, что случилось? - Знаю. - Откуда? - Во дворе болтали. Думал не правда. - Правда. Ничего подозрительного не замечал? - Нет. - В какой компании находился? - Не знаю. - Пил, курил? - Не знаю. - Когда видел в последний раз? - Давно, не помню. - Почему? - Разные интересы.

Вот, собственно, и всё. Он смотрел мне в глаза, и у меня откуда-то взялись силы не отводить взгляда. Я отвечал тогда на его вопросы так, как будто пытался обхитрить детектор лжи, не испытывая никаких чувств. Как мне это удалось тогда сделать, я до сих пор не могу понять. Такое ощущение, что кто-то тогда поддержал меня со стороны.

- Ты, мать говорит, хорошо учишься? - спросил он меня напоследок.

- Да вроде неплохо, - ответил я и подумал, что сейчас он попросит меня показать ему дневник.

Но он не попросил. Он уже попался на мой обман. Ведь настоящие крысы в большинстве своём вообще не учатся, не то что хорошо. Не знаю, поверил ли он мне тогда, но думаю, что поверил. По крайней мере, больше никогда не появлялся.
 
А когда он ушёл, для меня началось настоящее испытание. Естественно, мать. Целый день она пыталась выведать у меня подробности и всё спрашивала и всё допытывалась. Наверное, чувствовала недоброе. Мать всё-таки. Но, в конце концов, мне удалось её успокоить и заверить, что я никогда не бываю в плохих компаниях. Она поверила мне, потому что очень хотела поверить. Все взрослые знали, что есть другой мир, все знали, но считали, что там находятся только чужие дети, но никак не их собственные. Да, почти все они так думали, и очень многие ошибались.

* * *

А ещё через два дня были похороны. Мы, естественно, на них не присутствовали. Это было бы очень глупо, а мы всё же старались не делать глупостей. У нас были свои похороны. Мы взяли у старших водки, и пошли в тундру. Там мы устроились на поляне, развели костёр и пили. Молча. Лишь иногда вспоминали вслух. Тогда я впервые напился до полнейшей потери сознания и впервые не ночевал дома, когда там были родители.

* * *

После смерти Андрея наша стая стала медленно распадаться. Нет, Андрей, естественно, не был ключевой фигурой в нашем сообществе. Развал был предопределён ещё до его смерти. Просто она послужила поводом, неким толчком.

Женька окончательно спутался с наркоманами, токсикоманами и прочими из того же круга. Молоток пристрастился к другой, не менее опасной гадости - алкоголю. Мы, оставшиеся втроём ещё как-то пытались держаться вместе, но это было уже не то.

* * *

А время бежало. И нам было уже по пятнадцать. Пятнадцать лет. Возраст когда нормальные люди только начинают входить во взрослую жизнь, только начинают жить самостоятельно. Мы же в этом возрасте жить уже заканчивали. Постепенно мы все умирали тем или иным образом.

* * *

Я лежал на кровати и читал Майн Рида, когда прозвучало три звонка. Это был наш сигнал. Я отбросил книжку в сторону, скатился с кровати и бросился к двери. На душе у меня было неспокойно, ведь я никого не ждал. Волновался я не напрасно. Когда я открыл дверь, то увидел Женьку, и от этого зрелища внутри у меня всё похолодело. Лицо его было странного зеленоватого оттенка, а вокруг носа налипла какая-то гадость. Глаза широко открытые, но затянутые пеленой, тупо смотрели прямо на меня.

- Здорово, Демон, - через несколько секунд невнятно произнёс он. - У тебя травки не найдётся?

Я просто опешил от такого вопроса. А тут ещё мать из кухни спросила, кто пришёл.

- Это ко мне! - крикнул я, и, выскочив в коридор, поспешно закрыл за собой дверь.

«Хорошо хоть не мать открыла», - думал я, воображая, что бы с ней случилось, увидь она такой ужас на пороге своей квартиры.

А Женька, как ни в чём не бывало, продолжал пялиться на меня, да ещё на лице его появилась идиотская ухмылка. Я схватил его за шиворот и прижал к стене.

- Ты чё, охренел? - зашипел я ему в лицо. - Какого чёрта ты сюда припёрся? Последние мозги потерял что ли?

- Мне драп нужен, - как автомат повторил Женька, - у тебя нету, а?

- Откуда? Нет у меня ничего. Вали отсюда, пока мать не увидела.

Я попытался вытолкнуть Женьку на улицу, но он, стоявший до этого как снулая рыба, неожиданно вцепился в меня как репей и, продолжая идиотски улыбаться, забубнил жалобным голосом:

- Ну дай хоть что-нибудь, чуть-чуть, немножко. Хоть денег дай.

- Нет у меня денег, - пробормотал я, пытаясь отодрать его от себя, а он, как бы не слыша меня, всё продолжал и продолжал просить как заевшая пластинка:

- ... Ну хоть бензина дай, хоть клея какого-нибудь, хоть...

- Ладно, - оборвал я его. - Сейчас дам, только заткнись.

Женька сразу же заткнулся.

- Я тебе сейчас принесу, только ты стой здесь и жди меня, понял? Не вздумай заходить внутрь. Понял?

Женька молча кивнул.

- Хорошо, всё, я быстро. Да отцепись ты от меня!

Женька убрал руки, и я осторожно заглянул в квартиру. В поле зрения никого видно не было, а из кухни раздавался бодрый перестук посуды. Подходило время ужина.

Немного успокоившись, я прокрался в зал и, порывшись в тумбочке, выудил оттуда тюбик «Момента». Так же осторожно я прошёл обратно и выскочил в коридор.

Женька стоял на месте в той же позе, в которой я его и оставил. При виде «Момента» он оживился,  в глазах его появилось некое осмысленное выражение. Схватив клей, он радостно прижал его к груди и поплёлся на улицу.

- И не вздумай ещё раз припереться ко мне в таком виде, - крикнул я ему вдогонку.

Женька резко остановился, как будто натолкнулся на невидимую стену, немного постоял, раскачиваясь на месте, словно обдумывая мои слова.

- Ты настоящий друг, - тихо сказал он мне, обернувшись, и снова поплёлся к выходу.

Я ничего не ответил, лишь молча проводил его взглядом. На душе моей почему-то было муторно. Тогда я ещё не знал, что вижу Женьку в последний раз.

* * *

Женька умер через три месяца в начале января. Он, с какими-то токсикоманами сидел на чердаке дома и дышал бензином. Его так и нашли с мешком на голове. Он то ли задохнулся, то ли замёрз, чёрт его знает. Впрочем, смерть, она и есть смерть. Я не думаю, что его специально убили. Скорее всего, это был несчастный случай. Женьку просто забыли там, на чердаке, его приятели. Я знаю, как это может быть. Под кайфом ещё и не такое можно начудить.

* * *

Да, тот год начался со смерти Женьки. И это было как бы знамением. Год выдался отвратительным для всех без исключения. Для меня, для крыс, для прочих людей, да и для страны в целом.  Произошло множество перемен, и далеко не все они были к лучшему. В тот год окончательно перестала существовать моя стая, а сам я умер и родился заново. Но это было позже. А сначала, буквально сразу же после смерти Женьки, произошло событие, которое поставило на уши весь город на 67-й параллели.

А дело было так. Уже в те времена начинались проблемы с зарплатой, и шахты пытались решать их как могли. Появилась система бартерного обмена. Шахтёрам давали вместо денег всевозможные вещи: телевизоры, холодильники, машины и прочее в том же духе. Одной семье это вышло боком. Она получила талон на машину и продала его, а один из крыс про это узнала. Собрав знакомых, он пришёл к семье на квартиру. В семье было четыре человека. Муж, жена, сын недавно вернувшийся из армии, и дочь которая училась тогда в десятом классе.

Когда крысы пришли, дома была одна девчонка. Она и открыла дверь знакомому пареньку, одному из крыс. Та девчонка была из правильных, и я не знаю, как она умудрилась познакомиться с ним на свою голову. Но, так или иначе, она ему открыла. А дальше всё было просто до идиотизма. Крысы сидели в квартире и по одному отлавливали всех членов семейства. Сначала мать, потом отца, а потом и сына. Они поджидали их возле двери, и как только кто-то входил, сразу же били, а потом связывали. Переловив таким образом всех, крысы приступили к пыткам. Весь вечер и практически всю ночь они дознавались о местонахождении денег. Причём способы у них были не хуже инквизиторских. Почти десять часов. И хоть бы одна сволочь, живущая по соседству, выглянула за дверь или хотя бы вызвала ментов. Нет, все они сидели в своих квартирах как по норам. А ведь крики пытаемых людей, хоть их и заглушали музыкой, всё равно должны были слышны. Я думаю, все те соседи были ещё большими сволочами, чем те, кто в ту ночь орудовал в квартире. Впрочем, пусть это остаётся на их совести.

Крысы ушли под утро, вычистив квартиру практически полностью. Вынесли все вещи, аппаратуру и прочее, представляющее хоть какую-нибудь ценность. Деньги, кстати, так и не нашли и я не уверен, узнали ли они о них вообще что-нибудь. А всю семью они убили. Убивали по очереди, в течение той ночи. Сначала отца, потом мать, потом сына. Девчонку продержали до последнего. Что они с ней делали, лучше не знать. Всех четверых хоронили в закрытых гробах. 

Это событие всколыхнуло всё застоявшееся болото на 67-й параллели. Люди только об этом и говорили. Был вызваны следователи аж из самой Москвы. Неслыханное дело.

Четверых взяли почти сразу. Пятого, главного, несколько дней спустя. Как он ни старался, ему так и не удалось спрятаться. Кореша засветили. Вообще, все крысы тогда открестились от той пятёрки. То, что они сделали, было слишком даже для них. Двух из тех парней я знал довольно неплохо, ещё одного так себе. Я, конечно, не психолог, но уверен, что они не могли сделать того, что сделали. Это были не они. Вернее, не совсем они. Во всём виновата проклятая водка и наркота. Чёртова дрянь. Как она меняет людей. Тогда я узнал, что у человеческой жизни есть цена. И цена эта иногда ровняется бутылке водки.

Бессмысленная жестокость - эти слова я чаще всего слышал от взрослых, когда они обсуждали между собой случившееся. Лично я считаю, что жестокость не бывает осмысленной. Я просто не верю, что нормальный человек способен вытворить такое просто так. Впрочем, не всякий может со мной согласиться. Иные говорят, что жестокость, как и всякое зло, не нуждается в мотивации. Ей нужен лишь повод.

Впрочем, я отвлёкся от темы. Крыс взяли, следователи укатил обратно в Москву, местные менты, успокоились и всё, вроде бы, должно было встать на свои места. Но не встало. По крайней мере, не сразу. Шахтёры просто озверели. Они уже давно были на грани, а последние события  помогли им эту грань переступить. Не ища справедливости со стороны, они взялись вершить суд собственными руками. Они собирались в группы, и по ночам ходили по посёлку, выискивая крыс. А находя, просто убивали, ничего не спрашивая и ничего не объясняя. Но выбить им удалось лишь немногих, самых глупых и неосторожных. Ведь когда коты, обычно гуляющие по одиночке, объединяются в стаи, крысам приходиться разбегаться и прятаться. И мы прятались, а они тщетно искали нас и не находили. Потому что им и в голову не могло прийти поискать в собственном доме.

Такая война продолжалась несколько месяцев и всё это время в посёлке была сплошная благодать. Крысы боялись высунуть нос, а нормальные люди могли спокойно ходить по улицам. Но, как известно, ничто не бывает вечным. Угас и этот энтузиазм. Время прошло, боль притупилась, ненависть угасла, лень постепенно заползла на своё прежнее место. Шахтёры перестали патрулировать улицы. Да и не просто им было делать это с их-то работой. А крысы начали потихоньку выбираться из своих укрытий. И я вместе с ними, хотя разлад в моей душе уже начался во всю. Все эти события стали для меня первым серьёзным звоночком.

* * *

Следующим из нас был Молоток. Он умер в середине весны, почти так же, как и Женька, только не от наркоты, а от водки. Он напился и за каким-то чёртом полез на улицу. Куда Молоток  пошёл, чего искал, никто не знает. Но в итоге он нашёл свою смерть. Он просто завалился в сугроб и заснул. И больше не проснулся. Надо сказать, очень приятная смерть. Одна из самых лучших, по моему мнению. И иногда, когда мне хотелось умереть, я хотел умереть именно так. Но разве дано исполниться нашим желаниям?

* * *

Я толкнул рукой дверь, и она послушно открылась. Была не заперта. Я медленно протащился в зал и упал на первый попавшийся стул. Я был очень злым и очень уставшим. Вокруг находились такие же замученные крысы. Все мы только что вернулись со стрелки. Более паршивого побоища на моей памяти ещё не было. Центровики нам здорово врезали на этот раз, я еле унёс ноги, как и многие, сидящие сейчас неподалёку. Крысы о чём-то переговаривались между собой, и я тоже перебросился парой ничего не имеющих значения фраз. Я ждал Дэна, который был со мной на стрелке и ещё не появился в квартире покойного Молотка. Я беспокоился и каждого приходящего спрашивал о нём. Но никто, естественно, о нём ничего сказать мне не мог. Во время бегства каждый думает только о себе и не оглядывается на то, что делают другие.

Так ничего путного не узнав, я просидел пару часов, после чего решил сходить к Дэну домой. Я уже успел дойти до двери, когда на плечо мне легла чья-то рука. Медленно повернувшись, я встретился взглядом с Иркой. Мы с ней были уже практически одного роста, так что сделать это было не сложно. Она молча смотрела мне в глаза и как-то странно улыбалась. Я тоже смотрел и тоже молчал. Мысли мои были в беспорядке. Сегодня я собственными глазами видел, как убили Лёху, застрелили из пистолета. Это не было случайностью, его именно убили, быстро и хладнокровно. После этого мы как раз и рассыпались. Она не могла об этом не знать, и мне было совершенно непонятно, чего она хочет сейчас от меня.

Ирка закинула руки мне за голову и придвинулась почти вплотную, так что я мог ощущать её дыхание на своём лице.

- Не хочешь прогуляться? - тихо спросила она. - Я знаю тут одно местечко неподалёку. Там сейчас никого нет.

Я молчал, глядя на неё, а она ждала. Она была красивая. ****ь. Одно из самых подлых сочетаний, встречающихся у женщин.

- Ну что ты встал как пень? - не выдержала она.

Я молча отстранился и оттолкнул её, а она удивлённо посмотрела на меня.

- Ты что, не хочешь что ли?

Тогда я чуть было не нарушил одно из своих правил. Еле сдержался, что бы не ударить её. Мне было даже противно смотреть на неё, не то что прикасаться.

Я повернулся и ушёл. Ирка бросила что-то презрительно мне в спину, но я впервые не обратил на это внимания. Впрочем, она не долго оставалась одна. Очень быстро подцепила себе другого парнишку. Такие, как она, вообще никогда не остаются без внимания, пока не проходит их время. Но в чём-то я ей даже благодарен. Своим поведением она ускорила тот процесс распада, который медленно, но верно протекал в моей душе.

* * *

Мы стояли друг против друга и ждали, кто ударит первым. Он был серьёзным противником, но всё же я видел по глазам, что он побаивается меня. Поэтому ждал.

Он был своим, с нашего посёлка, но слишком много себе позволял. В конце концов, мне это надоело. Мы с ребятами выследили его и загнали за гаражи. И теперь разбирались один на один. Потому что между своими только так и можно было. Никаких стай и никаких «все на одного». Такой был негласный закон.

Он всё никак не мог решиться, и я ударил первым. Хотелось поскорее с этим покончить. От удара он ушёл и нанёс свой. Я отбил и ударил ногой. Попал. Пока он соображал, я успел ещё пару раз ударить в лицо. Прошёл только второй, но и это было неплохо. Он ругнулся и, отскочив в сторону, схватил какую-то железяку.

- Эй, так не по правилам! - крикнул Сергей, но сделать ничего не успел, как и Дэн.

Противник прыгнул на меня и ударил. Я увернулся, но не достаточно быстро. Он ударил ещё раз. Задел. Я почувствовал тупой удар, и по правой руке как будто прокатился жидкий огонь. Она сразу же онемела. Боли не было, и я не обратил на это особого внимания. К тому же, он открылся, и я залепил с левой в висок. Очень удачно, надо сказать. Одного удара ему хватило. Он вырубился и как подкошенный свалился на землю.

- Вот скотина, - пробормотал я.

- Ты как, в порядке? - спросил подошедший Дэн.

- Нормально, - отмахнулся я и сразу же почувствовал обратное.

Пришла боль, а вместе с ней ощущение, что из меня что-то вытекает. Опустив глаза, я посмотрел на свою руку. Из неё струйками выбивалась ярко алая кровь и, попадая на синюю футболку, становилась чёрной. В ней отчётливо были видны пузырьки воздуха.

- Да, нехило, - многозначительно сказал Серый, глядя вместе со мной на эту живописную картину.

Я зажал разбитый локоть левой рукой и присел возле первой попавшейся лужи. Аккуратно смыв кровь водой я взглянул на рану. Кровь текла, не переставая, и мешала как следует всё рассмотреть, но и от того, что я успел увидеть, мне стало не по себе. Сквозь глубокий разрез я отчётливо разглядел часть своего локтевого сустава.

- Твою мать, - выругался я. – Похоже, дело серьёзное.

- Что будешь делать? - спросил Дэн.

- Домой пойду. Что ещё делать?

- А дома есть кто?

- Мать должна быть.

Я поднялся, и, прижав повреждённую руку к груди, футболка на которой была уже вся чёрная, медленно побрёл к дому. Меня слегка пошатывало, а в голову лезли всякие идиотские мысли. Почему-то я думал о войне и о том, что раненые пулей, наверное, чувствовали себя так же, уходя от немцев.

Ребята сопроводили меня почти до самого дома. Дальше им идти не хотелось, и я это прекрасно понимал.

- Ладно, давайте парни, дальше я как-нибудь сам управлюсь, - сказал я им.

Они быстро ушли, а я добрёл до квартиры и постучал ногой в дверь. Когда мать меня увидела, то сразу же стала бледной как привидение.

- Что случилось? - испуганно спросила она.

- Упал, - буркнул я.

Она потащила меня на кухню и сунула мою руку под холодную воду. И почти сразу же я услышал тихое “О господи”. Ещё бы. Ей наверняка было всё видно гораздо лучше, чем мне. Потом она замотала мой локоть бинтом, быстро собралась, и мы поехали в больницу. В нашем посёлке больниц не было, так что пришлось ехать в близлежащий - Воргашор. На машине - не очень долго.

Больница была практически безлюдна, посетителей не было вообще, а несколько людей в грязно-белом были слегка навеселе. Долго церемонится со мной они не стали. Вкололи пару уколов в руку - сделали местный наркоз, потом, не дожидаясь, пока он полностью подействует, закинули на стол лицом вниз. Я лежал, уткнувшись носом в какую-то тряпку, и скрипел зубами, чувствуя, как иголка проходит сквозь мою кожу. Вся процедура заняла от силы минут тридцать. Они быстренько забинтовали следы своих трудов и послали нас с наилучшими пожеланиями. И мы поехали домой. Я был рад убраться оттуда. Чем-то эти люди мне здорово не понравились. В общем, было у меня какое-то нехорошее предчувствие. Душа ныла почти так же, как и рука.

А потом наступила эта кошмарная ночь. Я буду помнить её до конца своей жизни. Всю ночь я не сомкнул глаз. Рука горела адским огнём. Я раньше и не думал, что человеческое тело может так болеть. Было такое ощущение, что руку кто-то медленно вырывает из суставов, поджаривая при этом на медленном огне. Я лежал, тихо постанывая, не в силах сдерживаться, а рядом сидел отец, тщетно стараясь мне хоть как-то помочь.

Утро я встретил как приговорённый на казнь. От боли у меня уже буквально глаза на лоб лезли. Родители, видя, что со мной явно твориться что-то не то, решились таки снять эту чёртову повязку. Они разрезали бинты. Я увидел свою руку и не поверил глазам. Рука распухла почти в два раза и была какого-то сине-лилового цвета. На ней отчётливо отпечатались следы бинтов, которые всю ночь мешали ей как следует распухнуть.

Не долго думая, мы рванули обратно в больницу. А оттуда меня сразу же направили в центр, в травматологию, с диагнозом - заражение крови.

* * *

В больнице я провалялся практически всё лето. Там же я встретил своё шестнадцатилетие. Это был странный период.  Моя жизнь как бы остановилась, и у меня появилось время. Время для того, чтобы оценить приоритеты, заглянуть в прошлое и подумать о будущем. А ещё тогда я отчётливо испытал страх смерти. Она висела надо мной, почти осязаемая, и при желании я мог до неё дотронуться. Смешно сказать, но тогда, я больше боялся не умереть, а потерять руку. Для меня это было почему-то страшнее смерти.

Полтора месяца я каждый день ходил на процедуры. Мне делали кучу уколов, кормили какой-то дрянью в таблетках и промывали рану всякими растворами. Каждый день я боролся со смертью. Мне тогда очень хотелось жить. Просто жить, видеть небо, вдыхать воздух, радоваться солнцу. ЖИТЬ!

А ещё я думал и вспоминал. Однажды какой-то парнишка из правильных сказал мне после того, как я его избил, что я не живу, а существую. В больнице у меня появилось время обдумать эти и многие другие слова. Вообще, я имел нетипичную для большинства крыс привычку задумываться над тем, что мне говорят. Особенно враги. Там, в больнице, я так и не смог понять, что же я делал - жил или существовал. И где вообще она - та граница между жизнью и существованием. Как определить её? Я не знал тогда и не знаю теперь. Это невозможно понять. Но возможно измениться. И близость смерти – очень хороший для этого повод.

Мне повезло. Я остался жить. И рука у меня осталась почти такая же, как и прежде. Лишь уродливый шрам, появившийся немного повыше локтя, остался напоминанием. Как будто смерть поставила на мне свою метку, чтобы я не забыл, что она ещё придёт за мной. И я это помню. Вспоминаю всегда, когда этот шрам попадается мне на глаза, или когда рука ноет на перемену погоды. Он не даёт мне забыть.

Все думали, что я вышел из больницы живым. Но на самом деле я умер. Вернее, во мне умерла крыса, а родилось нечто новое и непонятное. Я не хотел больше жить в стае. Я поставил крест на своём прошлом, но оно так просто меня не отпустило. Ведь я продолжал жить по соседству с крысами, которые всё ещё считали меня своим. Лишь через несколько месяцев они поняли, что я стал другим.

Выйдя из больницы, я узнал, что Дэна взяли на воровстве и отправили в какую-то колонию. Это известие меня окончательно доконало. Из всей своей стаи я больше всего любил именно его. Мы с ним были очень похожи, и я хотел попробовать изменить его, как изменился сам. Но не успел. А больше с крысами у меня никаких общих дел не было. Я стал избегать их, как только мог. Некоторые понимали меня, но большинство просто считало трусом. Плевать. Я уже не обращал на это внимание, и они тоже вскоре перестали трогать меня. Я познал и полюбил одиночество. Я стал другим, но мне не было места в другом мире. Огромный кусок жизни просто так не вырежешь и не выбросишь в мусор. Я остался один.

* * *

Вот собственно и всё. Хотя, стоит всё же создать некое подобие эпилога. Я продолжал жить, а жизнь менялась. Сначала эта чёртова денежная реформа, которая оставила нищими практически всех шахтёров. Потом великая некогда страна под названием СССР развалилась на куски, и всё  покатилось под откос. Люди начали бежать из города на 67-й параллели как крысы с тонущего корабля. Бросали жильё и иногда почти всё, что было, лишь бы уехать. Мои родители тоже попали в эту волну. Они ещё смогли выбраться оттуда, и это очень хорошо. Ведь я уехал вместе с ними. Тогда мне было шестнадцать лет. Они потеряли все свои деньги, я же нечто более ценное, только они об этом не знали, а я тогда лишь догадывался.

Я помню, как мы уезжали. Мы ехали на машине к вокзалу, а я смотрел в окно на проносящуюся мимо тундру. Я ехал навстречу своей судьбе и новой жизни. Я прощался с ней и со своей жизнью. Я вспоминал имена, живые и мёртвые, и лица вставали у меня перед глазами, чтобы в следующую секунду превратиться в безликие пятна. Я забывал, прощался и вычёркивал. Навсегда.

А потом я увидел его. Глобус, пересечённый одной параллелью. И я впервые почувствовал ненависть, ненависть к месту, к этому проклятому городу, построенному на крови заключённых в 43-м году. Они, наверняка, тоже чувствовали ненависть, когда сотнями погибали на каждом километре строительства железной дороги. Ненависть. Проклятое место.

Да, я смог уйти оттуда живым. Но в сердце, как и там, за спиной, осталась мёртвая зона.