Исабель

   Умирает старый монах. Спокойно умирает, радостно. Просто время его пришло. Собрались вокруг него другие монахи и спрашивают: «За что тебе такая легкая смерть? Ты и в молитве не был прилежен, и грешил порой...» «А я, - отвечает, - в жизни никого не осудил».


***

 
   До окончания моей практики в «Березках» - клинике-пансионате для людей с заболеваниями центральной нервной системы - оставалось две недели.

 - Юджиния, - окликнула меня супервайзер, - зайди, пожалуйста, к Исабель. Что-то ей от тебя понадобилось.
   
   В угловой комнате негромко играла музыка. Прямо на полу стояли три высокие стойки с дисками. Исабель сидела в своем кресле у окна, и когда я вошла,  спросила:
 
 - Ты не знаешь, кто пел на свадьбе у Камиллы? Таким красивым меццо–сопрано. Я помню, что певица была русская, но вот как ее звали?

 - Екатерина, - ответила я. – Екатерина Семенчук. А пела она «Символ веры» - это христианский гимн.
 
 - Спасибо, - ответила Исабель. – Мне говорили, что ты из России, вот я и решила  спросить.
 
 - И пела она замечательно, и вся церемония была красивая, - я направилась к двери, когда услышала:
 
 - Подожди. Тебе кто больше нравится: Диана или Камилла?
   
 - Камилла. А тебе?

 - И мне. 

   Я засмеялась: - Впервые слышу, чтобы еще кто-то, кроме меня, предпочел ее Диане. 

 - А этот гимн... ты знаешь его слова?

 - Знаю. Могу перевести, если тебе интересно.

 - Переведи. 

 - Хорошо, Исабель, завтра принесу.
 
   Исабель была  старожилом: жила в «Березках» уже лет пять. Худенькая, изломанная, с нетвердой координацией движений, немного невнятной речью, она выглядела намного старше своих тридцати восьми. Болезнь Хантингтона не щадит тех, кого выбирает своей жертвой.

   На следующий день я принесла Исабель перевод.

 - Это все, на что я способна, - сказала я. - Но смысл ты поймешь. 

 - Спасибо. Кстати, что у тебя за бусы? Гранат?

 - Да. Невестка привезла из Мексики  камни, а собирали мы их уже сами.

 - Правда? У меня есть одно очень старое ожерелье, но  у него сломан замок. Никто не может расстегнуть. Может, попробуешь?

   Я засмеялась:

 - Да ты что? Я, чуть что не так, мужа зову. Не помню, чтоб я что-то сама починила. 

 - А вдруг?

   Она протянула мне свое ожерелье: две нитки жемчуга и цепочка.
 - Жемчуг ненастоящий, но подделка хорошая. А цепочка позолоченная. Правда, красиво?

 - Правда.

   Что-то щелкнуло у меня в руках – и замочек расстегнулся. Она ахнула:

 - Как ты это сделала? 

 - Не знаю. Он сам расстегнулся...

 - Помоги мне его надеть, - попросила она.

 - А может, не надо? Вдруг ты его потом не расстегнешь?

 - Значит, позову тебя. Ты завтра работаешь?

 - Да.

 - Вот и приходи!

 
   Утром я сразу зашла к Исабель. 

 - Ну, как твое ожерелье? Расстегнула? 

 - Даже и не пыталась. Тебя ждала. Но подожди, я с ним и сегодня похожу. Знаешь, сколько ему лет? Почти ... кто его знает, сколько!  Много!  Это моя самая старая вещь! Еще от мамы.

   Вот так я и стала заходить к Исабель; сначала, когда выдавалась свободная минута, потом – после смены. С ожерельем не было никаких проблем.  «Ты его расколдовала», - смеялась она. Но, по-моему, оно и не было заколдовано: просто ей нужен был предлог, чтобы кто-то заходил к ней не только по обязанности.

   В последний день моей практики я зашла попрощаться.

 - У меня есть замечательная книга, - сказала Исабель. – Белва Плейн, «Карусель». Тебе понравится. Но мне дали ее всего на две недели.

 - Я приду раньше, Исабель. А когда дочитаю твою книгу – приду опять.


   Я приходила к ней каждую неделю, и не потому, что мне было ее жалко, - вернее, не только поэтому, - мне самой было с ней интересно. Она много читала, много знала, особенно о художниках и их картинах. Когда я обмолвилась, что недавно побывала в Музее Пола Гетти в Лос Анжелесе, она прочитала мне об этом музее целую лекцию.

   Исабель рассказывала о своем детстве. Отца она не помнила, знала только, что он живет где-то в Альберте, потому что каждое первое число оттуда приходил чек – алименты. Мать ее обожала. «Я помню, как она наряжала меня в детстве – как куклу! Оборочки, бантики, сережки, красные сандалики... У меня было такое счастливое детство!»
   
   На этом ее воспоминания заканчивались.
   
 - Мне так надоела эта преснятина, - пожаловалась как-то Исабель. – Попробовали бы сами посидеть на этой чертовой диете! Мне бы мяса кусок! Да с перчиком! Или кусок торта! Мечты, мечты...

 - А какой  торт ты любишь? - спросила я.

 - А кто его знает! Любой, наверное! – и засмеялась: - Только не диетический.
 

   Целый вечер я возилась с наполеоном.


   Исабель пришла в восторг:

 - Как вкусно!

 - Понравилось? Вот и хорошо, а то что ж я, зря старалась?

 - Ты пекла его для меня?

 - Да. Мечты должны сбываться, Исабель. Эх, вот мама моя пекла! Куда мне!

   Она помолчала. - А моя мама не любила готовить. Рассказать тебе о ней?

 - Конечно!

   И тогда, часто и надолго замолкая, она рассказала мне, как жила перед тем, как попала в «Березки».


***

 
   Они с матерью жили в Галифаксе в двухэтажном доме, оставшемся от рано умерших бабушки и дедушки. Исабель закончила Университет и работала в картинной галерее, а ее мама преподавала в колледже историю архитектуры. Мать часто болела. То слабость; то она умудрялась упасть на ровном месте; то у нее кружилась голова; то не могла уснуть; то не было аппетита...
   «Мама, что с тобой?» – спрашивала Исабель. «Возраст, дочка. И устала я, наверное». Кончилось тем, что мать ушла с работы и целыми днями лежала в своей спальне. Исабель не знала, что делать. Мать не хотела ложиться в больницу, не хотела видеть  доктора Холланда – их старого семейного врача, – не хотела ничего. Оживала только, когда Исабель приходила к ней вечером, садилась прямо на  кровать и рассказывала всякие новости. Мать как–то странно улыбалась («Не гримасничай, мама!») и держала ее за руку.
 
 - Мама, - сказала  однажды Исабель, - завтра я познакомлю тебя с Майклом. Постарайся ему понравиться.

  Пару месяцев назад Майкл зашел в ее галерею посмотреть картины, они разговорились, он проводил ее домой, потом пригласил пообедать... Исабель была счастлива.
 
  Матери Майкл понравился. Но главное – мать понравилась Майклу. 

 - Мы вас вылечим! – заявил он. - Тед – мой приятель – как раз спец по депрессиям.

   Майкл вообще все знал и умел, а если не умел сам – у него было полно приятелей.

 - Как это я не знал тебя раньше? – удивлялся он. – Ведь полГалифакса знаю. Точно, ты где-то пряталась!


  А потом все изменилось.
 
  Исабель не помнила, как упала прямо на улице. Прохожие довели ее до дома, но она почему-то долго не могла открыть дверь. Она ничего не сказала маме: зачем зря пугать? - но назавтра отправилась к врачу. Доктор Холланд внимательно выслушал ее и почему-то спросил о матери. А потом вздохнул:

 - Я надеялся, что ты никогда не придешь ко мне с этой проблемой, Исабель. Тем более так рано. Будем лечить. Для начала – обследование! И немедленно!

 - Что за срочность? – возмутилась Исабель. – Подумаешь, голова закружилась!

 - Хорошо, если так. Но нужно исключить болезнь Хантингтона.

   Дома Исабель сразу зашла в Интернет.
 
  «Болезнь Хантингтона – наследственное заболевание, проявляющееся двигательными нарушениями и расстройством психики. Средняя продолжительность жизни с момента появления первых симптомов – пятнадцать - двадцать лет...»
 
   Она долго сидела в своей комнате, вспоминая то, чему раньше не придавала значения. «Почему ты улыбаешься, Исабель?» – спросила ее как-то подруга. А она и не думала улыбаться. И эти вечные синяки на руках: как часто дверной проем становился слишком узким! А паника матери каждый раз, стоило Исабель чихнуть или просто сказать, что у нее болит голова?

   Исабель поднялась в спальню к матери.

 - Так чем ты больна, мама? И как давно ты знаешь свой диагноз?

 - Очень давно, - вздохнула мать.

 - А зачем же ты родила меня?

 - Я не знала тогда, Исабель.

 - Все ты знала! Так зачем? Игрушка понадобилась? Платьица, оборочки?. 

 - Что ты говоришь, дочка?! 

 - Я знаю, что говорю! Вот только игрушка выросла – и оказалось, что она тоже больна. Ей-то как жить? 

 - Нет, Исабель! - неожиданно громко сказала мать. – Только не ты! Это было бы слишком жестоко!

 - Жестоко? Не тебе говорить о жестокости! Ты ведь знала, на что шла!

 - Я надеялась, Исабель... 

 - На что? На чудо? Вот и живи теперь со своей надеждой!


   Исабель наняла сиделку и поднималась к матери, только если это было необходимо. Через несколько месяцев мать умерла.

   На похороны пришло неожиданно много народу. Исабель никак не думала, что у матери столько друзей. Прилетел отец. Оказалось, что они знакомы с доктором Холландом, потому что сразу отошли в сторонку и о чем-то долго и тихо разговаривали. Потом отец подошел к ней. 

 - Какая ты красивая, дочка, - сказал он. – Как твоя мать в молодости.

   Исабель познакомила его с Майклом и пригласила на свадьбу: они планировали сыграть ее весной.
 
   Теперь она следила за каждым своим жестом, перестала носить высокие каблуки, старалась контролировать мимику. Придумывала разные поводы, чтобы поменьше встречаться с его друзьями: боялась нарваться на того самого – «спеца по депрессиям». Это Майкла она могла обмануть...

 
   Майкл позвонил поздно вечером:

 - Я буду у тебя через пять минут!

   Она открыла дверь и все поняла. 

 - Почему ты ничего не сказала мне, Исабель?

 - О чем ты? 

 - О твоей болезни. Почему о таких серьезных вещах я должен узнавать от чужих людей?! 

 - Я надеялась справиться сама, Майкл! 

 - Не ври! Еще никто не справился! Что еще ты скрываешь от меня? Я чувствовал, что что-то не так... От этой болезни умерла твоя мать?   

 - При чем здесь моя мать? 

 - А ты не знаешь? И я еще мечтал о детях! Ты... Ты хотела использовать меня! Как игрушку! Только  ты забыла, что игрушка -  живая! 

 - Майкл! Я надеялась...

 - На что? На чудо? Вот и оставайся  со своей надеждой!
 
   Хлопнула дверь.

   «Я вдруг поняла, - рассказывала мне Исабель, - что он повторял те же слова, которые когда-то я бросала в лицо умирающей матери. Только тогда судила я. Теперь судили меня».

   Она поднялась наверх, открыла дверь в мамину спальню, легла на ее кровать. «Как тихо... как хорошо...»

   Она проснулась ночью. По щекам текли слезы. «Мама! Как я могла!? Ты ведь просто хотела быть счастливой... И я... я хотела жить с Майклом, иметь детей... дочку. Я бы наряжала ее, покупала красивые платьица, бусики, красные сандалики... Мамочка! Как я могла судить тебя? Какое я имела право?! Я так  перед тобой виновата!»

   Она не хотела жить. Ей было двадцать шесть лет.


***

   Исабель продала дом и уехала в Торонто: в большом городе легче затеряться. Она сняла квартиру, устроилась на работу и объявила своей болезни войну.

  «Необходимо держать мозг в тонусе» - она решала кроссворды, пристрастилась к судоку, много читала; «Больше физической активности» - стала бегать по утрам. Она не заводила подруг, пресекала любые ухаживания. Ей нужны были  силы для   борьбы.

   Через семь лет она поняла, что проиграла, и переехала в «Березки».

   Оттуда она впервые позвонила отцу - и никак не ожидала, что он примчится уже через несколько дней. Он помог обставить ее комнату, повесил на стены картины, поменял занавеску в ванной. Она узнала, что у нее есть брат. «Совсем непутевый, - рассказывал отец. – Скоро двадцать пять парню, а у него на уме одни мотоциклы! Хоть бы влюбился, что ли!»

   Они говорили обо всем – только не о маме. И ни разу отец не упомянул свою вторую жену, как будто в их семье были только он, Исабель и ее непутевый брат.


   Однажды я застала ее с слезах.

 - Ты представляешь, Юджиния, в «Эдвардс Гарден» выставка орхидей, а этим тупицам – моим соседкам - понадобилось в магазины! Завтра – последний день. Неужели шляться по магазинам интересней?

   На следующий день после работы мы с мужем заехали в «Березки».

 - Быстро одевайся, Исабель, - поторопила я. – У нас всего три часа - и привет, орхидеи!


   Мы брали ее с собой несколько раз в кино, на концерты, на мюзиклы, а в день ее рождения – в Художественную Галерею Онтарио. Я приносила ей из библиотеки книги, и то ли правда, то ли она притворялась – но всегда то, что нравилось мне, нравилось и ей.

   Три года назад она получила приглашение на свадьбу: ее непутевый брат, наконец-то, отвлекся от своего мотоцикла, остепенился и даже решил жениться. 

 - А имя у моей невестки какое красивое – Хелен! Молодец, братик! - радовалась она.
   
   На Рождество Исабель протянула мне свое ожерелье. 

 - Жемчуг, конечно, ненатуральный, - улыбнулась она, - зато с замочком никаких проблем. И прошу тебя, не отказывайся! Это такая радость – дарить что-то другу!

   В  июле у Хелен родилась дочка.

 - Юджиния, тебе не кажется, что я сразу постарела? –спросила сияющая Исабель.
 – Вчера я была просто Исабель, а сегодня – тетя Исабель! Как торжественно звучит: тетя Исабель! Пожалуйста, купи мне для нее самую красивую куклу!

   Почему-то я сразу поняла, что мне нужно. В огромном магазине игрушек были сотни самых разных кукол – кроме той, которая была нужна мне.

 - Я могу вам помочь? - спросила продавщица.

 - Да. Я ищу куклу в красных сандаликах или туфельках – все равно.

 - Мне очень жаль, - развела она руками. – Загляните в УолМарт. Или на Йоркдейл Плазу.

   Но там ее тоже не было.

 - Купи ты ей куклу в белых туфельках, - смеялся мой муж, - а я их покрашу!

 - Нет, я еще поищу.

   И все-таки в одном маленьком сувенирном магазинчике я нашла то, что искала.

   Исабель открыла коробку и ахнула:

 - Юджиния! Как ты догадалась?


***   

   Три месяца назад она попросила меня прочитать письмо от отца: сама уже не могла. Отец писал, что собирается на пенсию, что ее брат поменял работу, а маленькая Дорин щебечет, не умолкая. «Твоего Майкла я  разыскал  через доктора Холланда – кстати, тебе от него привет. Позвонил ему. Он по-прежнему живет в Галифаксе, работает в той же компании...» - Я замолчала и пробежала глазами продолжение письма: «Он счастливо женат, у него растет здоровый – он подчеркнул это – здоровый и спортивный сын. Тебе он передает привет. И еще он сказал – я не понял, может, тебе это что-то скажет, - что благодарен Теду, который так вовремя подсуетился. Забудь его, дочка».

 - А дальше? Почему ты молчишь? – спросила Исабель.

 - Почерк у твоего папы неразборчивый. Ну, слушай дальше... «Он по-прежнему живет в Галифаксе, работает в той же компании. Тебе он передает привет. Сказал, что помнит тебя и просит у тебя прощения. Ты так внезапно и бесследно исчезла, что он не мог тебя найти».

   На следующий день Исабель опять попросила прочитать ей это письмо. Я не догадалась записать то, что «читала» вчера, поэтому пришлось фантазировать: «Он по-прежнему живет в Галифаксе, работает в той же компании. Он пытался найти тебя, но ты так внезапно и бесследно исчезла! Он передает тебе привет и надеется, что вы еще встретитесь».

 - Ты не дочитала, Юджиния. Про то, что он любит меня.

 - Да, Исабель, это все папин почерк виноват. Слушай дальше: «Майкл сказал, что всегда любил только тебя, что ты – самая ласковая и красивая. Он просит у тебя прощения, но сам он себя никогда не простит...»
 
   Я замолчала.   

 - Не суди его, Юджиния...- прошептала Исабель. – Не суди.


   Еще почти два месяца я читала ей это письмо.



  «Разработан препарат для лечения  болезни Хантингтона. 
   Лекарство под названием  димебон  успешно прошло
   первую стадию клинических испытаний... »

                Издание “Archives of Neurology”. February 10.2010.